Don't go (Не уходи)

Тав не знала, куда её ведёт Астарион, но в одном она была уверена — сейчас для этого совершенно не время. Их дом трещал по швам от наплыва людей, и если раньше ей казалось, что здесь становится тесно, то теперь было просто душно. Но, похоже, никто не возражал. Главное, что они выжили. Она то и дело спотыкалась, пока Астарион вёл её по извилистым улочкам Врат Балдура. Ночь окутывала город знакомым гулом отдалённых голосов и мерцающим светом фонарей. Никто в городе не знал, что недавно произошло. Ужас, сражения, невозможный выбор — всё это теперь казалось далёким, как полузабытый ночной кошмар. Когда они выбрались из проклятого замка и поняли, что находятся в Берегосте, Гейлу и другим магам потребовались все их магические запасы, чтобы открыть портал обратно домой. Домой. Тогда Тав едва успела отдышаться, как Астарион чуть ли не бросился к целителям, с самодовольной ухмылкой таща её за запястье. Не то чтобы она возражала. Наблюдать за тем, как он суетится по поводу лечения, было странно. Однако сейчас его хватка не ослабевала, и Тав начала подозревать, что у неё не было права выбора. В глазах Астариона появился блеск, который означал, что он что-то задумал, а она просто плыла по течению. — Не поделишься, куда именно мы направляемся? — спросила она, приподняв бровь и стараясь за ним поспеть. Он взглянул на неё, ухмыляясь ещё шире. — Увидишь. Поверь мне, дорогая, тебе понравится. Тав фыркнула, но позволила ему себя вести, а холодному ночному воздуху касаться её кожи. Они проходили мимо знакомых рыночных прилавков, сейчас тихих и пустых, и её поразило, как сильно она скучала по этому — по простой обыденности города, по тихому гулу идущей жизни. Мысли вернулись к царившему в их доме хаосу до того, как Астарион её увёл. Кейлет грациозно двигалась по комнате, ухаживая за ранеными вместе с Хальсином, Шэдоухарт и Иоласом — тайным возлюбленным Эрдана, хоть тот это и ужасно скрывал. Её отец и жители деревни были в безопасности, хоть некоторые из них и получили серьёзные ранения. Сородичи Астариона были живы и здоровы, если так можно было описать их нынешнее состояние. Они спорили, громко и непрерывно. Полностью уловить контекст было нельзя, но, судя по остротам и раздражённым вздохам, звучало подозрительно похоже на обсуждение вопроса, где они будут жить. Вместе. Её друзья, слава богам, выжили. Гейл словно постарел на десяток лет за несколько часов, прогнувшись под тяжестью изнеможения. Уиллу и Шэдоухарт пришлось нелегко. Как всегда грозная Лаэзель оберегала Шэдоухарт, бросая на всех острые взгляды. А ещё Карлах… величественная Карлах, стоявшая на страже остальных. Она привлекала любопытные взгляды тех, кто не встречал её раньше, но Тав точно знала — сердце бывшей тифлингши было таким же жарким, как и кузница, в которой его выковали. В тихом уголке Фэйлен и её отец разговаривали на повышенных тонах. Их лица были напряжены от невысказанных слов, атмосфера между ними была тяжёлой. Себастьяна с ними не было. Он предпочёл остаться в руинах замка. Никто не пытался ему помешать, кроме Астариона… но он потерпел неудачу. Игнатиус и Арабелла легко влились в их компанию. Старик рассказывал невероятные истории, которые, казалось, хоть немного, но поднимали всем настроение. Когда они вернутся — а они обязательно вернутся, — она поговорит со своим отцом. И сядет рядом с Астарионом и придумает, что делать дальше. Но сейчас она позволяла ему себя вести по тихим улицам, ощущая тепло его ладони. Пока они шли, Тав неожиданно посетила мысль: Астарион лишился своего кольца. На краткий, мимолётный миг он вновь ощутил вкус свободы под солнцем, без страха ощутил его тепло на своей коже. А теперь оно исчезло. Он снова стал существом тени, заточённым в тёмных уголках мира. Тав смотрела на него, наблюдая, как отблески дальних фонарей мягко освещают его лицо. Он не говорил об этом, но она знала, что это его тяготит. Но они с этим разберутся. Как-нибудь. Пусть это и будет не залитый солнцем домик на холме, но, возможно, уютный грот в Подземье пойдёт как нельзя лучше. Она почти представляла себе — полки из корявого дерева, мерцающие фонари, они вдвоём, закутанные в толстые одеяла. Это было не то, что многие назвали бы домом, но это стало бы их домом. Они шли молча, ритм их шагов сливался с тихими звуками спящего города. Тав не задавалась вопросом, куда её ведёт Астарион, по-крайней мере, поначалу. Но когда улочки сменились железными воротами и рядами осыпающихся каменных надгробий, она растерянно моргнула. Кладбище. Он отпустил её руку и медленно шагнул вперёд. Тав приостановилась, нахмурив брови, прежде чем проследовать за ним через ржавые ворота. Прохлада в воздухе казалась здесь острее, тяжелее. Астарион остановился, его бледная фигура выделялась на фоне покосившихся надгробий и костлявых деревьев. Он повернулся к ней лицом, блестя глазами в лунном свете. В выражении его лица было что-то загадочное. Тав приподняла бровь. Молчание затянулось. Она наклонила голову и ухмыльнулась. — Сексуально, — бросила она, нарушая тишину. Астарион преувеличенно вздохнул, закатив глаза, хотя уголок его рта дёрнулся в непрошенной ухмылке. — Ты и десяти секунд не могла подождать, прежде чем превратиться в абсолютный кошмар? — Ты сам предоставил мне такую возможность. Астарион повернулся к выцветшему надгробию и неторопливо опустился перед ним на колени. Пальцы провели по плющу, упрямо цеплявшемуся за поверхность, отводя ветку за веткой. Зелёные усики сопротивлялись, тихо треща, пока под ними не начали проступать вырезанные буквы. Лунный свет заиграл на бороздках камня, освещая высеченное в вечности имя: Астарион Анкунин: 229-268 Тав застыла за его спиной и у неё перехватило дыхание. Ни одно остроумное замечание не приходило на ум. Воцарилась глубокая тишина, нарушаемая лишь слабым шелестом плюща, пока Астарион продолжал свою тщательную работу. Он молчал, пальцами вычерчивая буквы своего имени, словно принимая реальность происходящего. Его челюсть напряглась, а обычно острые черты лица смягчились, стали более хрупкими. Он заговорил, и его резкий, полный горечи голос разнёсся в неподвижном ночном воздухе. — Почти двести лет прошло с тех пор, как я был тут в последний раз. Я не возвращался с того дня, как проснулся здесь, внизу. — Он неопределённо махнул рукой в сторону могилы, нахмурившись ещё сильнее, словно заново переживая этот момент. — Мне пришлось пробить дыру в гробу и пальцами прорыть шесть футов земли. Тав, не перебивая, сделала маленький шажок ближе. — Когда я, наконец, выбрался на поверхность, отхаркивая грязь и свернувшуюся кровь… Касадор ждал меня. Она резко вдохнула, и от представшей перед глазами картины сжалось в груди. Она словно увидела, как он, только что переживший смерть и перерождение, встречается с желающим заполучить его чудовищем. — С того дня я принадлежал ему, — отстранённо продолжил мужчина, словно пересказывая чужую историю. Затем, он неожиданно повернулся к ней с нечитаемым выражением лица. — До дня сегодняшнего. — Ты никогда ему не принадлежал, — покачала головой Тав. — Всё, что у него было, он забрал силой. Он встретился с ней пристальным испытующим взглядом, словно пытался найти ложь в её словах. — Может, и так, — признался он мягче, но с сомнением. — Но всё же забрал. От того, кем я был раньше, почти ничего не осталось. Только имя на камне. Эльфийка изучала его с задумчивым выражением лица, между ними повисло молчание. В его голосе было столько всего: гнев, печаль, тоска и что-то, что нельзя было точно определить. Взгляд Астариона вернулся к надгробию. Черты его лица смягчились, а резкие углы его обычной уверенности уступили место чему-то спокойному и задумчивому. — Почти два столетия я как призрак бродил по улицам, а тот, кем я был, лежал здесь мёртвый и похороненный. А теперь я должен понять, кто я. Чего я хочу. Тяжесть его слов осела между ними, но затем он повернулся к ней со слабой улыбкой… настоящей и искренней. Тав улыбнулась в ответ, её глаза сияли, несмотря на ком в горле. — И чего же ты хочешь? — спросила она игриво, но с искренним любопытством. Ей нравилось задавать ему этот вопрос, нравилось, как это заставляло его задуматься. На этот раз Астарион не просто посмотрел в её сторону, а полностью повернулся к ней с серьёзным лицом. — Тебя, — уверенно ответил он. — Я хочу тебя. Он произнёс это как клятву, будто взвесил каждое слово и счёл их более правильными, чем всё, что он мог сказать. Не как фразу, призванную её очаровать, не как банальность, чтобы впечатлить или отвлечь. Это была вера, глубже и уверенней, чем звёзды над головой. Перестанет ли она когда-нибудь трепетать от таких слов? Наверное, нет. Однако Астарион ещё не закончил. Не сводя с неё глаз, он снова заговорил, и с каждым словом его голос становился всё увереннее. — Ты была рядом всё это время, несмотря на жажду крови, боль и страдания. Ты проявляла терпение, заботилась, доверяла мне, когда это было объективно глупо. Тав тихо рассмеялась, но звук вышел хриплым от подступивших к глазам слёз. Она быстро сморгнула их, не желая упускать ни мгновения его искренности. — С тобой я чувствую себя в безопасности. И, что бы ни ждало меня в будущем, я не хочу этого терять. — Не потеряешь, — она крепко сжала его ладонь. — Что бы ни произошло дальше, я с тобой. У него перехватило дыхание, словно он не мог решить, что сказать. Наконец, он прошептал: — Спасибо. Она покачала головой, голос её потеплел от спокойной уверенности. — Не стоит благодарить меня за подобное. Астарион, игриво ухмыляясь, приподнял бровь. — О, но я обязан. После всего, что я сделал, я буду благодарить тебя и извиняться каждый день до скончания веков. Мы же договорились, помнишь? Тав рассмеялась, и у неё отлегло от сердца при взгляде на него. Его юмор, даже сейчас, был спасательным кругом, чем-то вроде опоры среди хаоса. Она снова взглянула на надгробие. Его истёртая поверхность была суровым напоминанием о прошлом, которое он был готов оставить позади. Выражение его лица изменилось, стало задумчивей. — Особенно сейчас, — тихо сказал он, опустив глаза на руку. Пальцы сжались, и на мгновение отсутствие кольца показалось ему фантомной болью. — Теперь всё по-другому. Тав проследила за его взглядом, и у неё сжалось сердце. Она взяла его руку в свою, решительно сказав: — Мы что-нибудь придумаем. Тогда я была готова последовать за тобой в Подземье, и сейчас ничего не изменилось. И кто знает? — она наклонила голову, в её глазах мелькнул огонёк надежды. — Может, где-то есть ещё одно кольцо. А может, кто-то где-то уже нашёл лекарство, как в мире леди Инкогниты. Астарион нахмурился, перестав улыбаться. — Ты правда думаешь, что есть такой шанс? Она улыбнулась, слегка сжав его ладонь. — Думаю, после всего пережитого мы заслуживаем того, чтобы чаша весов склонилась в нашу пользу. Мы слишком усердно боролись, слишком многим пожертвовали. И сейчас я жду только хорошее. Мгновение мужчина ничего не говорил, изучая её лицо. Убеждённость в её голосе, спокойная решимость в её улыбке — всё это было невыносимо милым. — Знаешь, мне кажется, твой упрямый оптимизм может оказаться заразительным. Тав усмехнулась, наклоняясь ближе. — Хорошо. Потому что я решила, что нас будет ждать только хорошее, нравится это миру или нет. После некоторой паузы она задумалась и слегка наклонила голову, разглядывая его. — Но честно, что ты думаешь о потере кольца? Он ненадолго отвёл взгляд, а затем снова взглянул на неё. На этот раз не было ни ухмылки, ни попытки пошутить. — Это… тяжело, — признался он тише. — Почувствовать вкус свободы, солнца, а потом всё это потерять. Опять. Если честно, это ранит куда сильнее. — Он помолчал, взглянув на надгробие. — Но разница теперь в том, что я знаю, за что сражаюсь. А ты делаешь тени терпимее. Сердце защемило от его честности, но она улыбнулась. Тишину заполнил стрёкот сверчков, мягкая, ритмичная песня которых контрастировала с напряжением, витавшим в воздухе. Астарион слегка сдвинулся с места, устремив взгляд на звёзды над головой, прежде чем нарушил тишину. — Что ты об этом думаешь? — спросил он мягче обычного, с несвойственной ему неуверенностью. — О… ней. Другой версии тебя. Она чувствовала, как груз его вопроса нависает над ней, словно тяжёлая и неотвратимая грозовая туча. Она подбирала нужные слова, но эмоции в груди распутать оказалось сложнее, чем ожидалось. — Что я об этом думаю? — тихо повторила она, и у неё встал ком в горле. — Это… слишком. Знать, что в другом мире ты… — она запнулась из-за вспыхнувшей в её сознании боли от увиденного. — Что это ты причинил мне боль. Она увидела, как исказилось его лицо, как на нём отразилось чувство вины, словно он готовился к удару. — Тав, — начал он, но она покачала головой. — Дай мне закончить, — мягко перебила она его. — Это странно. Конечно, это больно — видеть её такой сломленной… это показалось личным, хотя я знаю, что на самом деле это был не ты. Не тот, кто сейчас передо мной. Астарион напрягся, сжал челюсть и отвёл взгляд. Его молчание было тяжёлым, отягощённым невысказанным сожалением, но Тав продолжала. — Что напугало меня больше всего, так это осознание того, что в тебе вообще есть это зло. Что ты мог стать кем-то, кто… сделал бы это со мной, — в груди при этой мысли сдавило, но она с собой справилась. Он вскинул на неё глаза. — Я пойму, если после этого ты будешь воспринимать меня по-другому, — прохрипел он. — И не стану тебя винить. Тав тут же так резко мотнула головой, что удивила саму себя. — Нет, я не стала воспринимать тебя по-другому. Напротив, так я вижу тебя яснее. Их взгляды встретились, и на его лице промелькнуло замешательство. — Ты о чём? Она глубоко вздохнула. На неё нахлынули эмоции, но голос оставался ровным, уверенным. — Я вижу, как далеко ты зашёл. Та версия тебя… нельзя сказать, что ему не хватало той, кто напомнил бы ему, что есть другой путь. У него была она. У него была Тав. Но он решил её не слушать. В его глазах мелькнуло что-то непонятное, тень эмоций, которые не удавалось полностью определить, но она продолжала, чувствуя важность своих слов. — Это и поражает меня больше всего. Ты не просто выжил. Ты сделал выбор. Та, другая версия тебя… он выбрал контроль, жестокость и изоляцию. Он решил игнорировать её, оттолкнуть, поддаться всему, что, по его мнению, делало его сильным. И это его уничтожило. А ты? Она слабо улыбнулась и провела большим пальцем по тыльной стороне его ладони. — Ты не пошёл по лёгкому пути. Ты прислушался, подпустил к себе. Ты доверился, когда всё в тебе кричало об обратном. Ты выбрал любовь вместо страха, надежду вместо отчаяния. И это доказывает, что мы — нечто большее, чем о нас думают другие и мы сами. Ты доказываешь это снова и снова. Как сильно может измениться жизнь только из-за того, как мы поступаем, какой выбор делаем… хороший или плохой. Его взгляд смягчился и он медленно выдохнул. — Странно, — задумчиво пробормотал он. — Подумать только, как много в этом… во всём этом… зависело от чего-то столь хрупкого, как доверие. И любовь. — Не хрупкого, — мягко возразила она, глядя ему в глаза. — Это самое сильное чувство из известных мне. И именно поэтому мы здесь. — Возможно, — сказал он тише, но в его голосе прозвучала искренность, от которой защемило сердце. — Этого нельзя было избежать. Всего этого. И если я что-то и понял, так это то, что наши решения нас определяют. А не тьма, из которой мы вышли. Секунду они молчали, а тишина ночи окутывала их словно одеяло. В воздухе повисла неоспоримая тяжесть и важность сказанных ею слов. Астарион слабо улыбнулся, прежде чем снял с пояса кинжал. — Ну… наверное, надо это исправить, — пробормотал он, опускаясь на одно колено перед могильным камнем. Острый край лезвия ловил слабый лунный свет, пока он с отработанной точностью высекал цифры на истёртом камне. 468 ЛД Тав молча за ним наблюдала, слушая в тишине ритмичный скрежет лезвия о камень. Взгляд упал на маленький белый цветок, упрямо растущий среди дикой травы. Не говоря ни слова, она сорвала его и аккуратно положила на землю перед надгробием. Астарион взглянул на подношение и улыбнулся уголками губ. — Мило, — поддразнил он. В обычной ситуации он бы так не сказал… цветы были не в его стиле. Но в данный момент он пришёлся к месту. Новая выгравированная дата слабо выделялась в неярком свете. Он выбрал её специально, чтобы отметить не текущий год, а тот, когда он начал жить по-настоящему — пять лет назад, когда вырвался из-под власти Касадора. Он не собирался стирать эти пять лет, прошедших с момента его побега, или отвергать их как часть того тёмного периода, когда он находился под контролем Зарра. Нет. Эти пять лет имели значение. Они были нелёгкими, насыщены неудачами, шрамами, оплошностями, причинявшими боль и ему, и его окружению. Были сумбурными, хаотичными и болезненными, но они стали основой того, кем он был сейчас — человека, стоящего сейчас рядом с Тав и посмевшего надеяться на что-то светлое. Они вместе стояли на коленях в тишине. Слабый ночной ветерок что-то шептал в воздухе, неся с собой чувство некой завершённости. Тав взглянула на Астариона, отметив необычное выражение безмятежности в его взгляде, пока он пристально смотрел на камень, словно наконец-то упокоив часть себя, потерянную слишком давно. Она заговорила мягким, но уверенным голосом, и её искренность обволакивала их, словно тёплые объятия. — Я так рада, что ты наконец-то свободен. Ты так долго был в ловушке, не мог быть самим собой, чувствовать себя желанным или уважаемым. А теперь ты волен выбирать, кто ты и чего хочешь. Для меня большая честь, что ты решил разделить эту свободу со мной. Астарион изогнул губы в нежной улыбке. Не отрывая от него взгляда она продолжила, голос наполнился тихой убеждённостью. — Я не хочу просто забрать у тебя эту вновь обретённую свободу. Я хочу разделить её с тобой. Исследовать её вместе, расти вместе. Построить что-то, полное радости и страсти, — жизнь, которой мы оба сможем гордиться. Он улыбнулся ещё шире, тронутый её словами, но в его взгляде чувствовалась уязвимость. — Раньше я думал, что вечность — это проклятие, — тихо сказал он c болью в голосе. — А сейчас этого недостаточно, даже во тьме. Я видел так много реальностей… так много версий того, что могло бы быть. Но ни одна из них не имела значения. Ни в одной из них я не был бы счастлив, кроме этой. Тав почувствовала, как сердце заныло от горькой тоски от его признания. — Когда-нибудь тебе придётся мне о них рассказать. Что ты видел, что чувствовал. Я хочу знать всё. В его глазах появился весёлый огонёк, но в нём скрывалось что-то глубокое, тёплое. — Когда-нибудь, — пообещал он, соблазнительно понизив голос. — Но сейчас я бы предпочёл сосредоточиться на этой реальности. На нас. — Справедливо, — усмехнулась она, и на сердце стало невероятно легко, словно эти слова сняли с души груз, о котором она и не подозревала. Астарион задумчиво повернулся к надгробию. — Я слишком долго пролежал мёртвым в земле. Пора попробовать снова начать жить. Он повернулся к ней лицом и взял обе её руки в свои. — Со всем, что жизнь может предложить, — добавил он с озорной ухмылкой. — В смысле? Ухмылка стала ещё шире, и в его голосе зазвучали дразнящие нотки. — Если ты предложишь ночь страсти, то сможешь меня уговорить. Её глаза расширились в притворном недоумении, а челюсть слегка отвисла. — Здесь? На кладбище? Его ухмылка стала лукавой, а взгляд пылающим. Впрочем, Тав не сдержала расплывшуюся по лицу ухмылку. — Ты невозможен, — пробормотала она, качая головой, но уже чувствуя, как учащается пульс. — Но хорошо… звучит неплохо. Астарион негромко усмехнулся. — Знаешь, когда мы впервые встретились, мне не было до тебя никакого дела. Тав окинула его острым, равнодушным взглядом. — Ого. А ты знаешь, как очаровать девушку. Он снова рассмеялся, на этот раз непринуждённей. — Но сейчас мне не всё равно. Ты же знаешь. Быть с тобой — это нечто большее, чем похотливое влечение или попытка хитростью втянуть тебя в тактический союз. Она открыла было рот, чтобы ответить, но он продолжил, и от его слов перехватило дыхание. — Я люблю тебя. Люблю то, что происходит. И я всё это хочу. Его взгляд был непоколебимым и таким пронзительным, что по спине пробежали мурашки. Тав тяжело сглотнула, ощущая, как колотится сердце, когда он нежно коснулся её щеки. Прежде чем она успела ответить, он наклонился и поцеловал её, отчего по коже пробежали искры. Кончики пальцев покалывало, а внизу живота запорхали бабочки. Когда он отстранился, она едва успела перевести дыхание, прежде чем он аккуратно толкнул её спиной на траву. Тав ахнула от удивления, но тут же улыбнулась. Астарион не разрывал зрительного контакта, пока с хищной грацией полз к ней на четвереньках. Её дыхание сбилось, и она беззвучно молилась всем известным ей богам, чтобы никто их не застукал. Он снова её поцеловал, на этот раз с большим пылом, со страстью к ней прильнув. Его колено коснулось её, раздвигая ноги лёгким, уверенным движением. Тав закрыла глаза, ощущая, как её переполняют чувства — тепло его тела, то, как он заставлял её чувствовать себя невесомой, непобедимой, живой. И впервые за, казалось, целую вечность, она позволила себе забыть обо всём остальном.

—

Астарион не мог сдержать довольной ухмылки, неторопливо идя рядом с Тав. Он был в восторге, в груди была необычайная лёгкость, которую не омрачала даже въевшаяся в их одежду грязь. Тав обмахивала раскрасневшееся лицо, её растрёпанный вид только добавлял ей очарования. Несомненно, они выглядели необычно — двое невозможных чудаков, только что предавшихся безрассудству, граничащему с абсурдом. И всё же это было прекрасно. В кои-то веки никакой нависшей угрозы, никакой превратности судьбы, лишь они, совершенно нелепые и наслаждающиеся моментом. — Как думаешь, кто-нибудь заметит? — спросила Тав, взглянув на свои испачканные руки. Астарион нарочито внимательно оглядел её, приподняв бровь. — О, уверен, что никто и не догадается, — насмешливо протянул он. — Ты просто воплощение элегантности и изящества. Она бросила на него взгляд, от которого он только шире ухмыльнулся. Но когда они приблизились к дому, до их ушей донеслись звонкий смех, звон бокалов и звуки музыки. Они обменялись взглядами, и одновременно вскинули брови. — Ну что ж, — сказал Астарион, указывая на дверь, — посмотрим, какой восхитительный хаос нас ожидает? Тав распахнула дверь, и сцена внутри была… потрясающей. Дом представлял собой калейдоскоп из звуков и движения, праздник был в самом разгаре. Люди были повсюду: одни опирались о стены с кружками эля в руках, другие весело смеялись за импровизированным карточным столом. Вся эта неразбериха говорила об освобождении и победе, а не о катастрофе. В одном из углов Кейлет с энтузиазмом объясняла что-то группе деревенских жителей, бурно жестикулируя руками. Рядом с ней неподвижно стоял отчаянно краснеющий Эрдан, в то время как изящный целитель Иолас с мягкой улыбкой прижимался к нему, смеясь над рассказом дроу. Астарион поборол желание закатить глаза от вида этого зарождающегося романа… слишком уж он был слащавым. В другом конце комнаты сидела Лаэзель, скрестив руки, и прищурившись, когда Шэдоухарт с едва скрываемой ухмылкой пододвинула ей тарелку с едой. Карлах стояла в центре комнаты, держа над головой, как трофей, бочку эля. Рядом с ней качал головой Уилл и ухмылялся, явно смирившись с тем беспорядком, который она собиралась устроить. А Игнатиус… ох, Игнатиус… был посреди всего этого, рассказывая такие необычные истории, что даже скептично настроенная Арабелла, выглядела заинтересованной. Сородичи Астариона вели жаркие дебаты с «Безликими». Далирия резко жестикулировала, а её острые черты лица исказились от раздражения и веселья. — Завербовать нас? — переспросила она со смешком. — Вы хоть знаете, как трудно найти нормальное пропитание в вашей сфере деятельности? Без обид. Леон, всегда разумный во всём… по крайней мере, он так думал… скрестил руки на груди и ухмыльнулся, едва заметно обнажив клыки. — Мы правда польщены вашим предложением, но, боюсь, ваш социальный пакет не совсем соответствует нашим… уникальным потребностям. Тем временем Слай была не со своей бандой, а сидела за другим столом со «Змеями». Рядом с ней возвышался её отец, его взгляд был суровым, но не злым. Слай, в кои-то веки, выглядела… почти смиренной. Её обычно резкое, язвительное поведение смягчилось, пока она вела разговор со своими бывшими союзниками. Между ними стояла полупустая бутылка чего-то тёмного и крепкого. Пристальный взгляд Астариона скользнул по происходящему, и он не удержался от лёгкого смешка. — Мы оставили их на несколько часов, и вот что произошло? — съязвил он лёгким, пропитанным притворным негодованием тоном. Оживлённая атмосфера резко контрастировала с фигурой у окна. Фэйлен стояла ко всем спиной, плотно закутавшись в изношенное одеяло. Она казалась совершенно отрешённой, приковав взгляд к чему-то далёкому за стеклом. Слабый свет снаружи отбрасывал на неё бледный отблеск, и она казалась одинокой среди всеобщего веселья. Астарион уловил едва заметное напряжение в её плечах, и то, как она вцепилась в край одеяла. Это не было безразличием… это была усталость, которую не могли унять ни эль, ни смех. Из угла комнаты бесшумно вышел Гейл, отставив бокал с вином на соседний столик. Он медленно подошёл к ней с напускным спокойствием, словно не желая нарушать хрупкую окружающую её тишину. Когда он приблизился, то не стал прикасаться… напрямую. Вместо этого он щёлкнул пальцами, пробормотав заклинание, и в воздухе прямо перед ней материализовался сияющий голубой цветок. Фэйлен слегка повернула голову, уловив глазами мягкое свечение зачарованного цветка. Мгновение она смотрела на него с нечитаемым выражением лица, но потом лёгкая, почти незаметная улыбка тронула её губы. Она медленно протянула руку и взяла цветок, коснувшись пальцами нежных, эфемерных лепестков. Астарион взглянул на Тав, которая тоже заметила это взаимодействие. Она одарила его понимающей улыбкой, которая говорила о многом без единого слова. Астарион ухмыльнулся в ответ, слегка покачав головой. — Что ж, даже в самой мрачной ночи есть свои маленькие прелести, не так ли? Тав тихо рассмеялась и слегка подтолкнула его, когда они двинулись дальше, оставив Фэйлен и Гейла наедине. Вдруг, словно ураган, к ним стремительно подбежала, Кейлет. — Вы где были? — осведомилась она, окинув их подозрительным взглядом. Астарион с удовольствием отметил, что Тав покраснела ещё сильнее, инстинктивно поправив помятую рубашку. Не успели они ответить, как к ним с радостным лаем бросился Шкряб, виляя хвостом так неистово, что показалось, будто он вот-вот поднимет его в воздух. Пёс с восторгом подскочил к ногам Тав, а затем к Астариону и с не меньшим энтузиазмом напрыгнул на него. Тав засмеялась и наклонилась почесать его за ушами. — Шкряб знает, что мы хорошо себя вели, правда, мальчик? — поддразнила она, широко улыбаясь, несмотря на румянец на щеках. Кейлет скрестила руки, не сводя с них пристального взгляда. — Нечестно использовать собаку против меня, — сказала она, еле сдержав улыбку. Астарион ухмыльнулся, с преувеличенной беззаботностью смахнув с плеча воображаемую пылинку. — О, знаешь, мы просто… размяли ноги. — Его тон был весьма убедительным, но едва заметное пятнышко грязи на воротнике выдавало его. — Размяли ноги? — брови Кейлет слегка приподнялись, но затем она пренебрежительно махнула рукой. — Хотя знаешь, не бери в голову. Неважно. Мы празднуем. Но вам действительно стоит… пройти здесь. Она попыталась направить их, словно пастух — провинившихся овец, двигаясь целеустремлённо и решительно, из-за чего Астарион прищурился. Было похоже, что она укрывала их от… ах. Эрдан. Мужчина пробирался сквозь толпу, как особо настойчивый олень со слишком уж яркой улыбкой на лице. — Астарион, ни о чём не волнуйся, — сказал он; его слова полились рекой, готовой вот-вот выйти из берегов. — Я со всем справлюсь! Абсолютно со всем! Ты просто… просто расслабься, наслаждайся вечером и… не позволяй ничему тебя побеспокоить. Астарион наклонил голову, ехидно ухмыляясь. — Я и не волновался, но твоя неожиданная настойчивость просто завораживает. Продолжай. Прежде чем Эрдан успел наплести ещё какую-то чушь, из толпы появился тот, от кого даже Астарион предпочёл бы держаться подальше. Отец Тав. Эльф двигался с неторопливой грацией, его волосы переливались на свету, внимательные глаза обшаривали комнату, а затем остановились на них. Его лицо смягчилось, когда он увидел дочь, и она сама к нему подошла, встретив на полпути. Она обняла его, и её прежнее волнение сменилось чем-то спокойным и тёплым. — Спасибо. За всё. За то, что нам помог. Старший эльф искренне улыбнулся. — Рад тебя видеть, пташка моя, — сказал он, и старое ласковое прозвище слетело с его языка, как приятное воспоминание. Астарион наблюдал за этим разговором с невозмутимым выражением лица, хотя его разум лихорадочно подмечал малейшие детали. Он не упустил из виду, как Кейлет крутилась поблизости, нервно переводя взгляд с него на их вождя, словно ожидая какой-нибудь грандиозной перепалки. Тав переминалась с ноги на ногу, переводя взгляд с отца на Астариона, словно собиралась обезвредить взрывное устройство. Она нервно улыбнулась, как бы говоря: «Не испорти всё, пожалуйста, я тебя умоляю», и прочистила горло. — Эм… папа, — начала она, чуть повысив голос, — это Астарион. — Она неловко на него указала. — Мой спутник. Астарион слегка наклонил голову, являя собой воплощение самообладания и элегантности. — Для меня большая честь с вами познакомиться. Пронзительный взгляд остановился на бледном эльфе, такой острый, что, казалось, мог порезать. Не было ни мгновенной вспышки гнева, ни резких высказываний, но тяжесть его молчания оглушала. Он медленно оглядел Астариона, оценивая его с преднамеренной точностью ничего не упускающего человека. Стоящий позади Эрдан, казалось, вот-вот взорвётся, то сжимая, то разжимая кулаки и готовый в любой момент вмешаться. Кейлет же так сильно прикусила губу, что Астарион немного забеспокоился, что пойдёт кровь. — Папа, — снова заговорила Тав чуть настойчивей. — Астарион… важен для меня. — Она взглянула на любимого и её взгляд смягчился. — Очень важен. И я буду… благодарна, если ты дашь ему шанс. Тройхар стоял во весь рост, и от его властного присутствия комната вдруг стала казаться намного меньше. Он держался со сдержанной элегантностью, на которую был способен только тот, кому было чуждо желание произвести на кого-то впечатление. Его глаза, зоркие, проницательные и совершенно равнодушные, смотрели на Астариона так, словно он был неприятным произведением искусства, которое Тав захотела принести домой. — Итак… Астарион, — начал он с неодобрением. Инстинктивно, тот выпрямился, и маска его обычного остроумия дала трещину. — Да, сэр, — ровно ответил он, хотя тщательно подобранная интонация оказалась не такой выразительной, какой могла бы быть. Каким-то образом этот мужчина обладал способностью заставить даже его сомневаться в каждом своём слове. Повисло тяжёлое молчание, и Тав беспокойно заёрзала рядом с ним, сжимая его ладонь так, словно говорила: «Не паникуй, у тебя всё получится… наверное.» Её отец не торопился. О нет, он наслаждался моментом, не спеша изучая Астариона, словно решая, стоит ли вообще с ним разговаривать. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он снова заговорил. — И каковы же твои намерения касательно моей дочери? А, классический вопрос. Астарион должен был его предвидеть, но почему-то, под этим убийственным взглядом, он замешкался с ответом. — Ну… — начал он со своим обычным обаянием, пусть и сдержанным. — Я намерен обеспечить её безопасность. Счастье. Чтобы построить что-то… значимое. И, — добавил он с ухмылкой, — чтобы она никогда в жизни не скучала. Кейлет негромко хихикнула, наблюдая за беседой со стороны и явно наслаждаясь зрелищем. — Он ей подходит, — твёрдо заявил Эрдан, слегка подавшись вперёд, как бы становясь между Астарионом и отцом Тав. — Несмотря на… первые впечатления, Астарион себя проявил. Астарион моргнул, на мгновение растерявшись. Он точно ослышался. Эрдан его защищает? Это, должно быть, шутка. Он бросил взгляд в сторону Тав и увидел, что она смотрит на лесного эльфа с видом полнейшего неверия. Она нахмурилась, слегка приоткрыв рот, и выглядела так, словно кто-то только что подсунул ей под нос тухлое яйцо. Тройхар вскинул бровь, но выражение его лица не изменилось. — Первые впечатления, говоришь? Рассказывай. — О, ничего серьёзного, — быстро ответил Эрдан, хотя взгляд выдавал его нервозность. — Просто, эм, недопонимание. Сами же знаете, как это бывает. Астарион приподнял бровь, наблюдая за тем, как равнодушный взгляд отца Тав скользит между ними. — Я ценю твоё одобрение, Эрдан, — сухо сказал он. Наконец вмешалась Тав; её голос был спокоен, но с ноткой раздражения. — Папа, прошу. Можно не сейчас? Мы и так уже достаточно натерпелись. Острый взгляд её отца слегка смягчился, когда он взглянул на неё, сжав губы в тонкую линию. — Если он с тобой, то должен быть готов к подобному контролю. Вот что значит ухаживать за кем-то вроде тебя. — Что ж, — спокойно вмешался Астарион, — если допроса не избежать то, полагаю, я справлюсь. Я удивительно выносливый. Эрдан кивнул. — Да, это так. Астарион прочистил горло, заставляя себя сохранять самообладание, несмотря на абсурдность ситуации. — Я… ценю вотум доверия, Эрдан, — спокойно сказал он, хотя недоверие в его голосе было невозможно скрыть. — Хотя должен признать, что немного шокирован. Думал, ты меня ненавидишь. Эрдан взглянул на него со слишком самоуверенным выражением на лице. — О, так и было, — сказал он, совершенно не смущаясь. — Ты был самодовольным, манипулятивным и, честно говоря, просто невыносимым. — Был? Мужчина пожал плечами. — Скажем так, я к тебе прикипел. Как… к вредному сорняку. Настырному, слегка раздражающему, но неожиданно полезному. Тав издала полусмешок-полустон, спрятав лицо в ладонях. — Эрдан, — пробормотала она, качая головой. — Ты не помогаешь. — О, не соглашусь, — откровенно рассмеялась Кейлет, привлекая недовольный взгляд вождя. — Это бесценно, — она вытерла воображаемую слезу. — Эрдан защищает его, как никто другой. Будто мир перевернулся с ног на голову! Астарион встретился с ней взглядом и ухмыльнулся. — О, я не против абсурда. Так даже интереснее. Тав вздохнула, потирая виски. — Всё должно было быть просто. Эрдан хлопнул Астариона по плечу; жест получился почти дружеским… почти. — Отлично справляешься. — Ну, мне говорили, что у меня отменный вкус, — съязвил Астарион, заслужив укоризненный взгляд Тав и неодобрительный хмык от её отца, который вперил в него взгляд, способный пронзить сталь. Выражение его лица было спокойным, но в его голосе чувствовалось напряжение. — Пойми это, — начал он, тщательно подбирая каждое слово. — Дело не только в вас. Дело в моей дочери. Моей единственной дочери. Астарион почувствовал, как тяжесть этих слов нависла над ним, словно грозовая туча. Он стоял на своём, спокойно выдержав взгляд старшего эльфа, хотя напряжение в воздухе было ощутимым. — Не знаю, что между вами двумя произошло, но я видел достаточно. Я знаю достаточно. И то, что я знаю, говорит мне, что ты далеко не так прост. Через что бы ты ни прошёл, какие бы демоны ни таились в тебе… я должен быть уверен, что ты не позволишь им её погубить. Комната словно сжалась, гул веселья отошёл на второй план. Астарион открыл было рот, но Тройхар не закончил. — Моя Таветил сильна. Сильнее большинства людей, которых я когда-либо встречал. Но это не означает, что её не ранить. Это не значит, что ей не причиняли боль. Так что уж извини, что я не вверяю её тебе с улыбкой и благословением. Тав ёрзала рядом, явно чувствуя себя неловко из-за этой перепалки. — Папа… — начала она, но он поднял руку, призывая её к молчанию, не сводя глаз с вампира. — Я видел, как она смотрит на тебя, — сказал он, смягчив тон. — И как ты смотришь на неё. В этом что-то есть… я не слепой. Но если ты хоть на секунду подумал, что я не встану на её защиту, если понадобится, то ты ошибаешься. Астарион сжал челюсти, но не позволил мужчине заметить своей дрожи. — Понимаю, — спокойно сказал он наконец, несмотря на напряжение. — Не ожидал меньшего от её отца. Старший эльф прищурился, словно выискивая в словах вампира хоть какой-то признак неискренности. — Хорошо, — сказал он после долгой паузы. — Я слышал, что ты прошёл через множество битв, Астарион. Но это совсем другое, это целая жизнь. И если ты к такому не готов, то уходи прямо сейчас. Тот моргнул, застигнутый врасплох прямотой этого заявления. Он взглянул на Тав, которая смотрела на него с надеждой и смущением. Помедлив, он снова повернулся к её отцу, решительно сказав: — Я никуда не уйду. Ни сейчас, ни когда-либо. Чего бы это ни стоило, что бы мне ни пришлось доказать, я это сделаю. Потому что я… — он сделал паузу, бросив быстрый взгляд на Тав, прежде чем продолжить. — Потому что я её люблю. И я потрачу каждый день своего существования, доказывая это вам, ей, всем, кто в этом сомневается. Тройхар слегка наклонил голову, словно проверяя искренность этих слов. Между ними оставалось острое и непреклонное напряжение. Наконец, после, казалось, целой вечности, он сдержанно выдохнул и медленно кивнул. Выражение его лица смягчилось, хотя властность его присутствия оставалась непоколебимой. — Хорошо, — сказал он с неохотным одобрением и затаённой осторожностью. — Ты дал мне повод поверить в твою искренность. Но пойми… однажды я уже потерял дочь, и не позволю этому повториться. Я буду наблюдать. Он замолчал, ненадолго переведя взгляд на Тав, а затем обратно на Астариона, тяжесть его слов ощущалась как лезвие клинка. — И не только из-за тебя, — продолжил он тише, но не менее твёрдо. — Я уже позволил ей уйти, и я не совершу эту ошибку снова. Однажды она уже отдалилась… — он сжал челюсть, в глазах мелькнули эмоции. — Я не буду стоять у тебя на пути, но и не позволю ей снова исчезнуть из моей жизни. Сделай всё возможное, чтобы защитить её. Чтобы сделать её счастливой. Но я буду наблюдать, — повторил он ровным, но уже не угрожающим тоном. Его слова были тяжёлыми, но не враждебными. Астарион кивнул, встретив взгляд старшего эльфа с непривычной ему серьёзностью. — Даю вам слово, я всегда буду её защищать. Эльф бросил на него последний оценивающий взгляд, прежде чем повернулся и пошёл прочь, а разговор, казалось, был окончен. — Уж постарайся, — просто бросил он тихим, но звучным голосом, в котором звучала вся серьёзность данного обещания и сделанного предупреждения. Как только он удалился, Эрдан, наблюдающий за окончанием разговора с еле скрываемым неверием, всплеснул руками. — И это всё?! Он просто кивает и уходит? Мне пришлось охотиться на медведя, чтобы он позволил мне ухаживать за ней! И даже тогда я едва удостоился сдержанного «молодец!» Тав вздохнула. — Эрдан… Из коридора донёсся слабый отзвук голоса её отца. — Ты был тогда невыносимым мальчишкой, Эрдан. Проверить тебя было необходимо. Эрдан зашипел, его возмущение зашкаливало. — Но вы же знаете меня с самого детства! Вы практически меня вырастили! И теперь Астарион… Астарион… получает поблажку?! Тав закатила глаза. — Зависть тебе не к лицу. Несколько минут назад ты его защищал, — сухо сказала она, скрестив руки на груди. — И, к твоему сведению, он не получил поблажку. Он заслужил этот кивок. Астарион, всё ещё переваривая сюрреалистический поворот событий, склонил голову к Тав и прошептал: — Твой отец только что меня благословил? Мне кажется, я должен отметить это событие памятником или бутылкой лучшего вина. Тав хихикнула. — Считай, тебе повезло. Мой отец не раздаёт одобрение направо и налево. Ты официально присоединился к семье. Эрдан, всё ещё негодуя, пробормотал: — Не могу в это поверить. За все эти годы он так и не… — Эрдан, — перебила его с раздражением эльфийка, — мне кажется, ты пропустил ту часть, где мой отец буквально назвал тебя невыносимым мальчишкой. Эрдан драматично всплеснул руками. — Могла хотя бы притвориться, что сочувствуешь! Ты хоть понимаешь, почему я захотел потащить Астариона с собой на ту забытую богами охоту? Я пытался дать ему фору, показать твоему отцу, что он не просто какой-то там болтливый горожанин! Астарион моргнул, застигнутый врасплох. — Ты… что? Эрдан пренебрежительно махнул рукой. — Неважно. Это уже не имеет значения. — Он помолчал, скрестил руки на груди и раздражённо добавил: — Но всегда пожалуйста. Тав расхохоталась, качая головой и прижимаясь к Астариону. — Придётся тебе привыкнуть к этому, любовь моя. Добро пожаловать в хаос. Он ухмыльнулся, и его прежняя нервозность улетучилась, когда он обнял Тав за талию. — Думаю, мне начинает это нравиться. Эрдан застонал, явно сожалея о своём решении вступиться, а Кейлет расхохоталась. Тав вздохнула, переводя взгляд с одного на другого, как измученный родитель, пытающийся успокоить непослушных детей. — Ладно, — вмешалась она, сжимая переносицу, — может, перестанем усугублять и без того неловкую ситуацию? Астарион наклонился ближе к её уху и прошептал: — О, дорогая, но именно это и веселит. Тав слегка пихнула его локтём, но улыбка невольно дрогнула на её губах. Когда обстановка разрядилась… или, по крайней мере, воцарился более терпимый хаос… Астарион и Тав, наконец, оказались в центре оживлённой атмосферы. Звон кружек, взрывы смеха и гул воодушевлённых разговоров встретили их как старых друзей. Это было утешение, о котором они успели позабыть во всей этой суматохе. — А, наши почтенные голубки наконец-то вернулись! — с широкой ухмылкой воскликнул Уилл, поднимая кружку в шуточном тосте. — Долго же вас не было. Что вы двое замышляли? Или лучше спросить… где? Слегка покраснев, Тав открыла было рот для ответа, но Астарион её опередил. — О, ну знаешь, — лукаво ухмыльнулся он, — просто обсуждали важные сердечные и земные дела. Джахейра поперхнулась своим напитком и рассмеялась так сильно, что затряслись плечи. — Так вот как это теперь называется? Тав закатила глаза, пробормотав: — Я ничего больше не скажу, — и, взяв кружку эля, устроилась на стуле рядом с Шэдоухарт Жрица невозмутимо вскинула бровь, но изогнула губы в лёгкой улыбке. — С возвращением. Надеюсь, вы оба… постарались на славу? — Шэдоухарт, — предупреждающе начала эльфийка, но подруга лишь негромко хихикнула. Прямолинейная, как и всегда, Лаэзель наклонилась вперёд, скрестив руки. — Хватит глупостей. Скажи, вы на деле охотились или просто резвились в лесу? Астарион усмехнулся её прямоте, взболтав вино в бокале. — Я бы сказал, и того, и другого понемногу. Неплохой баланс, не находишь? Минск, уже изрядно выпивший, стукнул по столу широкой ладонью. — Неважно, где они были! Важно то, что сейчас они здесь, чтобы поделиться историями о доблести и победе! — Он поднял свою кружку. — За друзей, за битвы и за то, чтобы находить радость в самых неожиданных местах! — Вот-вот! — отозвался Уилл и громко расхохотался, чокнувшись с ним кружками. Хальсин откинулся назад с довольным вздохом, и его звучный голос прорезался сквозь всеобщее веселье. — Приятно снова видеть нас всех вместе. Так много всего произошло. Мы выдержали, мы окрепли… и всё же мы остались прежними. Пока продолжалась ночь, началось время историй. Шэдоухарт рассказывала о своём первом путешествии с группой с ностальгией и необычной лёгкостью в голосе. Карлах поведала о том, как столкнулась с особо тупыми гоблинами. Минск, конечно же, не преминул поделиться историей о геройствах Бу, в которой миниатюрный хомяк каким-то образом завалил медвесыча (с небольшой долей творческих прикрас). Тав прильнула к Астариону, окутанная теплом. Мужчина обхватил её за плечи и поцеловал в висок. С течением времени к товарищам присоединились ещё двое. Гейл вошёл первым, держа Фэйлен за руку и подвёл её к остальным. Женщина двигалась осторожно, медленно, но уверенно, по-прежнему бережно сжимая в руке нежно-голубой цветок. Хотя она была заметно истощена, на её лице появились безмятежность и лёгкость. Увидев их, Тав встала и тепло улыбнулась. — Фэйлен, как ты себя чувствуешь? Та слабо, но искренне улыбнулась в ответ. — Лучше. Потребуется время, но я справлюсь. Сидящий рядом Астарион изучал её, слегка наклонив голову. — Я слышал, что ты лишилась своей магии. Мне… жаль. Фэйлен взглянула на него, криво улыбнувшись. — Не стоит. С самого начала она была не моей. И… если это означает конец всему этому безумию, я с радостью оставлю всё как есть. Стоящий рядом с ней Гейл инстинктивно поддержал её, помогая сохранить равновесие. Когда он заговорил, в его взгляде читались тепло и опека. — Она сильнее, чем кажется. — Однозначно, — добавила Тав с лёгким смешком, переводя взгляд с Гейла на Фэйлен. — Но ты всё равно можешь положиться на нас, знаешь ли. Та кивнула, слегка сжимая цветок. — Знаю. И я это ценю. Но сейчас я просто хочу почувствовать себя… нормальной. Больше никаких пророчеств, никакого рока. Просто люди, истории и… — взгляд метнулся к Гейлу, — может быть, даже несколько плохих стихов. Астарион усмехнулся, откидываясь на спинку стула с преувеличенным вздохом. — Ах, да. Бард из Врат Балдура почтил нас своим присутствием. Скажи мне, Гейл, в сегодняшней декламации будут сонеты или лимерики? Гейл ухмыльнулся, непринуждённо скрестив руки на груди. — Повезло тебе, что я слишком устал, чтобы ответить хорошей колкостью, Астарион. Шэдоухарт улыбнулась чародейке. — Рада видеть тебя на ногах. Ты пропустила несколько безумных историй о гоблинах и хомяке Минска, но не сомневаюсь, что мы наверстаем упущенное. Фэйлен улыбнулась, слегка прислонившись к Гейлу в поисках поддержки. — Не хотелось бы такое пропустить. Когда они присоединились к группе, женщина устроилась рядом с Тав, бережно положив цветок себе на колени. Декариос занял место рядом, не сводя с неё пристального взгляда. Беседа продолжилась, смех разносился по помещению, и хотя Фэйлен вела себя незаметно, её присутствие привнесло ощущение завершённости. Астарион откинулся назад, болтая вино в бокале со всей невозмутимостью, на которую был способен. Беседа протекала легко и естественно. Но потом Тав почти игриво задала вопрос: — Итак, Фэйлен, какие у тебя теперь планы? Женщина слегка наклонила голову, бросив косой взгляд на Гейла, который плохо старался скрыть свою заинтересованность в ответе. Она вздохнула и мягко улыбнулась. — Ну, думаю, ненадолго вернусь домой. Отец хочет… наверстать упущенное, и, что ж, наверное, я ему это позволю. И мне срочно нужно навестить свою швею. Мой гардероб в полном беспорядке. Астарион приподнял бровь, изогнув губы в хитрой ухмылке. — О, поход по магазинам? Как восхитительно. Возможно, я к тебе присоединюсь. На данный момент у меня совершенно нет гардероба. Фэйлен широко улыбнулась. — Обязательно. Я знаю одну замечательную швею. Она буквально творит чудеса. Тав заинтересованно подалась вперёд. — Правда? И кто же она? Фэйлен беззаботно махнула рукой. — Давняя подруга семьи. Её ателье находится недалеко от нашего поместья. Её зовут Лириэль Анкунин. Воцарилась тишина. Мёртвенная. Астарион застыл. Бокал в его руке чуть не выскользнул из пальцев, и если бы его сердце ещё способно было биться, то он был уверен, что оно бы остановилось совсем. Он безучастно смотрел вдаль, мысли путались, как ноги пьяницы в темноте. Нет. Нет, я точно ослышался, подумал он, и имя колокольным звоном эхом отозвалось в голове. Лириэль Анкунин. Он точно ослышался. Или Фэйлен ошиблась… друзья семьи ведь склонны ошибаться, верно? Но в глубине души он знал, что это не так. Это имя нельзя было просто так взять из воздуха. Пальцы с силой сжали бокал, прохладный металл успокаивал, даже когда его тщательно созданная маска безразличия дала трещину. Обычная лёгкость, с которой он пользовался шармом и остроумием, испарилась. Губы дёрнулись в подобии улыбки, которая получилась слишком уж натянутой. Сосредоточься. Не дай им заметить. Не дай заметить ей. Но, конечно же, Тав заметила. Как и всегда. Он чувствовал на себе её взгляд, и в воздухе между ними повис немой вопрос. Бокал в его руке внезапно потяжелел, и на мгновение он не мог сообразить, что ему делать. Пить? Говорить? Смеяться? Ничего из этого не казалось естественным. Он взглянул на всё ещё улыбающуюся чародейку, не подозревающую о небольшом землетрясении, которое она вызвала в его сознании. Тав повернулась к Файлен с открытым ртом. — Анкунин? — повторила она с недоверием и беспокойством. — Как у?.. Астарион не мог говорить. Он уставился на Фэйлен с широко открытыми глазами, а имя эхом отдавалось в его голове, словно жестокая шутка. Женщина моргнула, в замешательстве переводя взгляд с одной на другого. — Что? Я сказала что-то не то? Минск, блаженно не замечая напряжения, громогласно расхохотался. — А, как тесен мир! Возможно, это одна из твоих давно потерянных родственниц, Астарион! Вот это было бы нечто! Вампир едва его расслышал. Его разум был слишком занят погружением в хаос. Нахмурившись, Фэйлен повернулась к нему, и до неё медленно дошёл смысл сказанного. Она медленно выдохнула и поднесла руку к губам. — О, боги… — дрожаще прошептала она. — Так вот почему ты показался мне таким знакомым. Ты же похож на… — Она замолчала, расширив глаза от осознания. — На кого? — спросила Тав, переводя взгляд с Фэйлен на Астариона. Женщина с трудом сглотнула. — На её… мужа. Даэриона. Даэриона Анкунина. Ноги Астариона стали ватными, а выражение лица застыло между неверием и паникой. — Астарион? — повернулась к нему Тав. Он не ответил. Не смог. Это имя разбило что-то глубоко внутри. Он едва слышал слова Фэйлен, всё ещё собирая всё воедино. — Теперь всё обрело смысл… В ушах зашумела кровь… неумолимый стук, невозможный, учитывая его давно умершее сердце. Он даже не был уверен, что это было — шок, паника или тяжёлая правда, с которой он никогда не хотел сталкиваться. Все смотрели на него, буравя острыми взглядами. Он чувствовал, как на лбу выступает пот — жестокое напоминание о том, насколько беззащитным он себя чувствовал. Фэйлен неловко заёрзала, вспыхнув от смущения. –Я не… В смысле, я и понятия не имела… — Прошу прощения, — резко и напряжённо перебил Астарион. Он резко встал, заскрипев стулом по полу. — Мне нужно… поистерить в другом месте. — Не дожидаясь ответа, он развернулся и быстро направился к лестнице. Шкряб потрусил за ним, неуверенно виляя хвостом. Астарион ворвался в свою комнату, захлопнув за собой дверь с такой силой, что задрожали стены. Последовавшая тишина была оглушительной, нарушаемой лишь тихим поскуливанием пса. — Родители, — пробормотал Астарион, проводя рукой по волосам и принялся расхаживать по комнате. — Живые. Близко. Чертовски близко. — Слова сыпались потоком, а тон был на грани неверия и ужаса. Он прижал ладони к глазам, будто мог вытолкнуть из головы крутящиеся мысли. Он никогда этого не хотел. Он давно похоронил эти мысли вместе с тем мальчиком, которым он был. Мечты о семье, о принадлежности… они были глупыми, наивными и опасными. И всё же вот он стоит на перипетии того, чему не мог дать названия. Он сунул руку в карман, и коснулся помятого края письма, которое забрал у другого Астариона. Он медленно его вытащил, уставившись на сложенный пергамент так, словно это был проклятый артефакт. Руки тряслись, пока он его разворачивал, а слова расплывались перед глазами. Шкряб легонько боднул его ногу, давая понять, что он не одинок. Астарион опустился на край кровати, крепче сжав письмо. — Почему именно сейчас? — прошептал он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Почему они ещё здесь, спустя столько времени? — голос слегка дрогнул, и он сжал челюсти, чтобы успокоиться. Мысли прервал тихий стук, за которым последовал скрип открываемой двери. Тав шагнула внутрь, осмотрела комнату и остановилась на нём. Она осторожно прикрыла за собой дверь и облокотилась на неё с нечитаемым взглядом. — Астарион? Он поднял на неё глаза, в которых читалось не скрываемое им смятение. — Если ты пришла сказать, что это какая-то вселенская шутка, то я уже знаю, — сухо сказал он, хотя и без своей обычной колкости. Тав медленно пересекла комнату и села рядом с ним так близко, что их плечи соприкоснулись. — Никаких шуток. Только я. Какое-то мгновение никто из них не проронил ни слова. Между ними воцарилось тяжёлое молчание. Шкряб свернулся калачиком у их ног, безмолвно поддерживая. — Не хочешь поговорить? — мягко спросила Тав. Мужчина дрожаще выдохнул, перебирая пальцами письмо. — Даже не знаю, с чего начать, — признался он шёпотом. — Да и стоит ли. Он долго молчал, по-прежнему сжимая письмо. Края пергамента потрепались, что говорило о том, сколько раз он разворачивал и сворачивал его с тех пор, как забрал. Глаза пробежались по выцветшему почерку, но слова расплывались, становясь грузом, который он был не в силах вынести. Собравшись с духом, он глубоко вдохнул и, не говоря ни слова, передал письмо Тав. Она осторожно его взяла и развернула, пробежав взглядом по тексту, и выражение её лица смягчилось по мере чтения. — Они искали тебя, — прошептала она. — И никогда не переставали. Астарион с трудом сглотнул, сжав челюсть. — Оно из другого мира. Я нашёл его там, — объяснил он срывающимся голосом. — Видимо, они не знали, что произошло. Только то, что я ушёл. И, судя по всему, я сделал так, чтобы они не лезли в мою жизнь. — Он замолчал и по его лицу пробежала тень. — Естественно, я этого не помню. Может быть, я сам от них отгородился. А может, просто был слишком жесток, чтобы об этом волноваться. Тав опустила письмо, встретившись с ним взглядом. — Но ты не отгородился полностью. Что-то заставило тебя взять это письмо. Он покачал головой, сжав губы в тонкую линию. — Какое я имею право что-то с этим делать? Возвращаться в их жизнь после всего, что со мной стало? — голос слегка дрогнул, и он отвернулся, опустив взгляд в пол. — Кто-то похоронил тебя, Астарион, — уверенно начала она. — Кто-то написал твоё имя на том надгробии, и, думаю, они тебя оплакивали. — Она наклонилась вперёд, мягко, но настойчиво сказав: — Думаю, они по тебе скорбели. Они любили тебя. Он горько рассмеялся, встал и подошёл к окну, выглянув в него с нечитаемым выражением на лице. Ночь была спокойной, а звёзды, такие далёкие и равнодушные к его смятению, рассыпались по тёмному небу. — Пусть так будет и дальше, — холодно сказал он наконец. — Пусть они помнят своего сына таким, каким он был, а не каким я стал. Тав поднялась и мягко подошла к нему. Она встала рядом, всё ещё держа письмо в руке, и устремила на него пристальный взгляд. — Астарион, я не собираюсь указывать тебе, что делать. Это твой выбор. Но… пожалуйста, подумай об этом. У тебя есть шанс вернуть себе то, что, как ты думал, потерял навсегда. Вернуть их, пусть и при таких обстоятельствах. Он тяжело вздохнул, слегка сжав пальцами подоконник. — И кого же, по-твоему, они увидят, когда откроют дверь, Тав? Сына или монстра? Как думаешь, они обрадуются созданию, которое выбралось из собственной могилы? Она положила ладонь на его. — Может, и обрадуются. А может, и нет. Не попробуешь — не узнаешь. — Она печально опустила глаза. — Если бы у меня был ещё шанс увидеть маму, я бы всё за это отдала. Что угодно. Даже если бы она пришла ко мне в образе вампира. Он напрягся, какое-то мгновение молчал, а потом медленно повернулся к ней лицом, взглянув ей в глаза. В них не было ни насмешки, ни настойчивости… только понимание. — Я подумаю, — сказал он, наконец, тише, с нескрываемой усталостью. — Но не жди чудес. Она слабо улыбнулась, сжимая его ладонь. — Это всё, о чём я прошу. Астарион остался у окна, не сводя глаз с ночного неба, пусть и не замечал его. В голове метались мысли и эмоции, в которых он не мог разобраться. После всего, что они пережили, после кровопролития, хаоса, откровений… что он должен был почувствовать? Облегчение? Радость? Возмущение? Это было слишком. Даже для него. Наконец, он резко выдохнул, легонько побарабанив пальцами по подоконнику. Он взглянул на Тав, наблюдающую за ним терпеливым, пронзительным взглядом, который, казалось, без труда его раскусил. Она не давила на него, не лезла в душу… просто стояла рядом, как якорь в буре его мыслей. По крайней мере, он знал одну вещь. Кое-что удалось прояснить сквозь туман в голове. Он повернулся к ней со слабой ухмылкой на губах. — Мне нужно выпить. Очень много. И не один раз. — Он неопределённо махнул рукой, будто это каким-то образом должно было передать всю остроту его потребности. — А потом, моя дорогая, мы улизнём. Тав моргнула, застигнутая врасплох, но затем тихо рассмеялась, разрядив напряжённую атмосферу. — Ты предлагаешь снова всех кинуть? Ты же знаешь, что это невежливо, и они заподозрят… — Заподозрят? — эхом отозвался Астарион, выгибая изящную бровь. — Дорогая, они разве что не собрали тайный сговор против нас. Может, стоит дать им повод для разговоров? Тав закатила глаза, но уголки её губ дёрнулись вверх в лёгкой, весёсой улыбке. — Ладно. Но если завтра они начнут меня допрашивать, ты возьмёшь на себя всю ответственность. — Конечно, — оскалился он. — Меньшего я и не ожидал от героини Врат Балдура. И с этими словами он направился к двери, двигаясь плавно и уверенно, как и всегда. — А теперь пойдём, найдём выпивку. И как только ты выпьешь свою порцию… — он оглянулся через плечо, озорно сверкнув глазами. — Я обязательно получу свою…

***

Три недели спустя Солнце едва коснулось горизонта, когда Астарион вернулся с ночной вылазки. На улицах было тихо, прохладный воздух пропах сыростью. Завтра они спустятся в Подземье, в путешествие, в которое он бы предпочёл не отправляться снова. Но всё же он решился, ноги сами несли его к дому Тав. Она, вероятно, была наверху, собирала вещи. Он повёл плечами, чувствуя, как наваливается усталость после целой ночи, когда сзади его окликнул знакомый голос. — Астарион! — к нему подбежала Кейлет со сложенным конвертом в руке. — Тебе почта. — Мне? — он нахмурился, беря письмо. — Как загадочно. Дроу пожала плечами с понимающей ухмылкой на лице и отвернулась. — Не открывай всё сразу, — поддразнила она, исчезая в доме. Он перевернул конверт, обратив внимание на изящный почерк на лицевой стороне: его имя, аккуратно выведенное чернилами. В нём боролись подозрение и любопытство, когда он вскрыл печать. К письму прилагался небольшой, аккуратный свёрток. Направляясь к комнате Тав, он развернул пергамент и начал читать: Астарион, Я не жду твоего прощения, как и твоего доверия после всего, что произошло. Но если у меня и есть хоть какие-то надежды на искупление, то они начинаются с этого. Я нашёл его среди вещей Вознесённого, и понял, что оно принадлежит не мне, а тебе. Считай это небольшим искуплением за мою роль в произошедшем. Себастьян Астарион остановился на верхней ступеньке, слегка дрожащими пальцами разворачивая свёрток… в котором оказалось кольцо Солнцехода. Он резко усмехнулся, не веря своим глазам. Неужели вселенная подбрасывает такой невозможный подарок? Он повертел кольцо в руках и знакомое тепло кольнуло холодную кожу. Оно было настоящим. Сунув письмо в карман, он с необычайно широкой ухмылкой открыл дверь в комнату Тав. Она склонилась над своей дорожной сумкой, аккуратно складывая тунику, и удивлённо подняла голову. — Что это ты такой бодрый в такой час? — спросила она, вскинув брови. Астарион прислонился к дверному косяку, держа кольцо как трофей. — Дорогая, — торжественно начал он, — перестань собираться. Мы остаёмся.