Пять из десяти

      На дне рождения Джено было всего лишь два унылых персонажа – Чэнлэ и Марк. Все остальные веселились, наслаждались праздником и просто получали удовольствие от жизни. Чэнлэ и Марк сидели в самом дальнем углу, подальше от стола с напитками и закусками, чтобы вообще ни с кем не пересекаться.       Надо было предполагать, что Джемин разойдётся не на шутку в плане приготовлений. Откуда у него взялись деньги на аренду целого зала в ресторане, Чэнлэ так и не понял, да и не его это было дело. Зал был тщательно украшен, стол ломился от блюд. Среди гостей было мало знакомых лиц – видимо, Джемин постарался включить в пригласительный список максимум знакомых и коллег Джено. Если бы не отвратное настроение, Чэнлэ наверное даже погулял бы вполне неплохо. А пока он просто поддерживал видимость радости. Очень надеялся, что никто не видел его в те моменты, когда кожа на его лице расслаблялась после натянутой улыбки и тяжело опускалась вниз, наверняка старя его лет на двадцать.       Ещё на входе Донхёк, уже тогда почему-то захмелевший, сказал Чэнлэ, что выглядит он «бомбезно». Чэнлэ не представлял, о чём идёт речь, но решил не спорить. Донхёк, в отличие от него самого, пребывал в крайне приподнятом настроении и явно намеревался хорошенько повеселиться. Когда спустя несколько минут Донхёк шепнул на ухо, что Чэнлэ в таком виде запросто кого-нибудь «завалит», Чэнлэ содрогнулся внутри, аж до лёгкой тошноты, а вслух сказал размытое: «Ты преувеличиваешь, хён». Больше к нему Донхёк не подходил.       Ренджун держался в стороне, почти не пил, насколько заметил Чэнлэ. Теперь, посвящённый в тайну взаимоотношений Ренджуна и Донхёка, Чэнлэ не мог перестать видеть разворачивающиеся на его глазах события через призму того, что ему сказал Ренджун. Чэнлэ всё никак не мог отделаться от мысли, что Ренджун специально мало пьёт, потому что Донхёк в тот вечер был крайне активным и флиртовал налево и направо, даже с бывшими одногруппницами Джено. Ренджун словно пытался дистанцироваться от Донхёка и при этом желал сохранять трезвость сознания, пока Донхёк плавал на волнах лёгкого забытья. Чэнлэ было его очень жаль, почему-то.       Пока Чэнлэ собирался, его начало подтрясывать. Он так и не попросил Джемина отменить приглашение Джисона. После того дня Чэнлэ расслоился: одна его часть погрязла в сожалениях, самоедстве, стыде, слепой ненависти непонятно к кому; вторая же его часть сохраняла лицо, помогала не терять контакт с внешним миром. Вторая часть включалась тогда, когда нужно было выходить из дома, учиться, разговаривать с людьми; с первой частью он оставался наедине каждый вечер и просто пытался дотянуть до отхода ко сну как-нибудь. Всё это время ему удавалось не пересекаться с Джисоном и не получать о нём никаких новостей, даже самых обрывочных. Однако двадцать третье апреля приближалось неминуемо; Чэнлэ понимал, что так или иначе, но встретиться с Джисоном придётся.       Он продумал стратегию заранее: нужно превратиться в невидимку. Минимум активности, минимум внимания к себе; он уйдёт ровно тогда, когда это станет приличным, пусть даже если он окажется самым первым. Надеясь, что это как-то поможет, он отыскал у себя в шкафу большой светло-серый пиджак, невнятного цвета джинсы и тусклые, повседневные туфли. Ему была необходима маскировка, а иначе он… не выживет? Наверное, так. Пришлось добавить по капле холодного розового тинта на скулы и губы, чтобы разбавить мертвенную бледность, теперь никак не сходившую с лица.       Однако, несмотря на общую нервозность, Чэнлэ оставался реалистом: он понимал, что ни один «план» не убережёт его от столкновения. Какой силы будет это столкновение? Ответ не находился.       И столкновение случилось. Чэнлэ успел только поздравить Джено и смешаться с толпой, как через двадцать минут появился Джисон.       Чэнлэ не мог дышать. Было странно видеть Джисона в полный рост, объёмным и чётким: Чэнлэ привык видеть его через блюр воспоминаний, кусками, отдельными частями тела, без голоса, с телепатическим текстом, транслирующимся прямо в сознание. Джисон казался чужим. Это был точно не тот самый парень, который прижимал ладони Чэнлэ к своему лицу, чтобы поделиться теплом. Этот, новый Джисон казался выше, шире в плечах; линия челюсти явно стала острее. Белоснежная рубашка с подвёрнутыми рукавами и узкие чёрные брюки делали его ещё старше, ещё отстранённее, ещё менее похожим на себя самого. Как только Джисон появился в зале, к нему подскочили какие-то девушки; он улыбался им не своей глуповатой улыбкой, а какой-то устало-сексуальной ухмылкой, от которой по спине Чэнлэ шёл лёгкий холодок.       Хорошо, что у него получилось забиться в самый угол зала и сидеть в тени огромного букета шариков. А иначе…       Пока Джисон поздравлял Джено, Джемин буквально сиял и постоянно смеялся, повисая на плече Джено. На фоне обрывистых, недодуманных до конца мыслей, вопросов и наваждений они втроём представляли островок адекватности и состоятельности. Чэнлэ с трудом понимал, что именно значила «состоятельность» в этом случае. Но он не мог перестать видеть перед собой троих взрослых, успешных людей, которые знали и умели жить эту жизнь.В отличиеот него.       Примерно в тот момент к нему подсел Марк. Чэнлэ сразу же заметил в понуром, бледном выражении лица Марка что-то родное. Они как будто оказались в одной лодке, плывшей мимо экзотического тёплого острова навстречу холодному горизонту, скрытому туманом.       – Тоже паршиво на душе? – Марк даже не попытался улыбнуться; Чэнлэ кивнул. – Я здесь только из-за Джено. Сам знаешь, он только с виду сдержанный, а внутри – комок переживаний. Если бы я не пришёл, он бы извёлся. Ну как «извёлся бы»… ну отчасти, наверное.       – У меня то же самое, хён… Посижу ещё часик и пойду домой.       – Что у тебя случилось?       – Да так… ерунда всякая…       Напротив них Донхёк, захмелевший ещё хуже, буквально отбуксировал вяло сопротивляющегося Джисона от Джено и Джемина куда-то в глубь толпы. Словно в замедленной съёмке, Чэнлэ выхватил момент, когда Джисон улыбнулся Донхёку той же самой ухмылкой, которой он одарил девушек на входе. Что-то в желудке свернулось больно, некомфортно. Стало неловко смотреть в их сторону, будто Чэнлэ подглядывал через замочную скважину и пытался заглянуть в спальню.       – Точно?       – Точно, хён. А у тебя почему нет настроения?       – О боже, Чэнлэ… Если скажу, ты не поверишь.       Заиграла медленная, тягучая музыка. По толпе пробежало одобрительное «О-о-о!», словно только этого момента и ждали. Свет приглушился, откуда-то с потолка спустился диско-шар, рассыпавший по лицам и волосам маленькие звёздочки. Сразу же образовались пары: неловкие, явно только что познакомившиеся, и более расслабленные. Чэнлэ моргнул, и перед ним снова оказались Джено и Джемин. Показалось, что Джемин говорил что-то, вытягивая губы, как он это делал, когда уговаривал или успокаивал, а потом провёл кончиками пальцев у Джено под глазами. Джено заморгал, приподнял глаза наверх, вдруг широко улыбнулся – наверняка, Джемин пошутил, – и прижал талию Джемина к себе ещё крепче. Джемин положил руки ему на плечи, поцеловал в кончик носа; по губам Джено легко прочиталось короткое, но весомое: «Я тебя очень люблю».       – Поверю, хён. И это снова останется между нами.       – Хорошо… В общем, это из-за него.       Чэнлэ, не сводя глаз с танцующих пар, кивнул.       – Я тогда уже совсем с катушек начал съезжать, поэтому просто… короче, перепроверил все его соцсети, раз сто, наверное. Я был уверен, что это был он. Короче, я просто к нему пришёл.       – В смысле, домой? – почему-то Чэнлэ нисколько не удивился.       – На работу. Пришёл в студию. Это оказался правда он. Чэнлэ, ты себе просто не представляешь! В жизни он ещё круче и сексуальнее, чем на тех фотографиях…       Из толпы танцующих, из усеянной звёздами темноты вырвалась ещё одна пара – это были Джисон и Донхёк. Донхёка к тому моменту развезло окончательно: яркий, даже немного болезненный румянец на щеках, глаза косили к носу, яркие губы блестели влажно и были приоткрыты в соблазнительном выдохе. Донхёк вис у Джисона на шее и смотрел на него так, будто в мире не было никого привлекательнее и желаннее. Надо отдать Донхёку должное: соблазнять он умел, умел проявлять себя перед теми, кто вызывал у него симпатию. Он был совсем не как Чэнлэ, не зажимался, не мялся, не ждал нереального «подходящего момента». Донхёк всегда заявлял о своих желаниях открыто. И прямо сейчас Донхёк источал ничем не прикрытое желание – то самое желание, которого не оказалось у Чэнлэ в тот момент, когда оно было ему очень нужно.       – …Мы поговорили. Я долго и по-дурацки пытался ему напомнить, кто я такой. Он меня почти совсем забыл, но всё-таки вспомнил каким-то чудом. И потом…       Марк повёл плечом, натянул уголок рта. Этот жест мог значить что угодно. Чэнлэ догадался, что в многоточие Марк уместил какой-то сексуальный акт (какой именно, прикидывать не хотелось, потому что Чэнлэ так и не понял, происходило ли дело в тату-салоне или где-то ещё). Из-за плохого освещения не было видно, гордится ли собой Марк хоть сколько-то. Хотя судя по его нынешнему настроению, история ничем хорошим не кончилась.       – Я никогда в жизни не испытывал такого унижения, Чэнлэ. Никогда. Я сразу понял, что он не слишком-то рад меня видеть. Но я его недооценил. Думал, если я ему неприятен, то он просто пошлёт меня, выставит за дверь. А он ничего такого и не подумал делать. Вместо этого он сделал совсем другое… Чёрт, какого хрена я вообще сунулся в тот вечер в чат?..       Марк начал тереть лицо ладонями – устало, но без отчаяния, которое Чэнлэ ожидал услышать, уже напрягшись плечами. Было сложно составить обрывки рассказа Марка в полноценную картину, но ясно было одно: что-то не вязалось. Если Марка действительно унизили настолько, насколько он сказал, почему он не зол, не обижен, не хочет постоять за себя, как он поступал обычно? Сейчас он казался просто вымотанным, ошеломлённым неким новым опытом и контактом с человеком, который жил в его голове всё это время, круглыми сутками.       Чэнлэ не стал соваться с расспросами. Если честно, что-то выспрашивать ему не хотелось. Ему и без того было тошно; по-хорошему, ему вообще не надо подставлять уши под поток чужих излияний. Но Марк входил в узкий круг близких людей – как хён и как друг. Поэтому Чэнлэ решил просто побыть рядом, не вмешиваться, не перетягивать одеяло на себя.       – Знаешь, что хуже всего?       – Что?       – Ничего не поменялось. Я думал, встречу его раз и успокоюсь. Ну в смысле, случится что-то, и я уймусь, больше не буду о нём думать. Типа «закрою гештальт», или как там говорится… Но ничего подобного. Он меня унизил, сравнял с землёй, а мне как будто всё равно! Меня всё равно к нему тянет!       Чэнлэ покивал, делая вид, что понимает. Он понимал головой, но не сердцем. Как можно было продолжать хотеть человека, причинившего тебе боль, да ещё и намеренно? Неужели влечение было сильнее инстинкта самосохранения? Однако нельзя было забывать о противоречивости человеческой натуры. Хочу одно, а делаю другое. Должен делать это, а в итоге делаю так, как мне взбредёт в голову.       Огромная ладонь Джисона лежала чуть выше талии Донхёка. Наверное, просто потому, что как раз на талии ткань мокро темнела: Донхёка всегда бросало в жар после пары шотов. По губам Джисона по-прежнему бродила та новая ухмылка; видимо, Донхёк пустил в ход второе своё оружие – очарование и чувство юмора. Теперь у Джисона нет пути назад, подумалось Чэнлэ. В тот же момент к груди как будто привязали камень; под его тяжестью захотелось сложиться в пополам, зажать коленями голову. Да, этой ночью всё у Джисона будет по-другому, всё получится, точно. Донхёк нередко обсуждал с Джемином свою коллекцию дилдо и других секс-игрушек. Уж Донхёк-то точно сможет принять в себя даже Джисона, и сделает это с удовольствием. А если вдруг возникнут затруднения, что маловероятно, то у Донхёка отыщется достаточно рвения, чтобы довести начатое до конца…       – Чэнлэ, скажи честно: ты меня осуждаешь?       – Нет, хён.       Донхёк засмеялся, откидывая голову назад. Джисон легко удержал его разгорячённое гибкое тело одной рукой.       – Я такой придурок, Чэнлэ… Не понимаю, почему меня так на нём переклинило… Мне же раньше никогда не нравились парни, ни разу в жизни.       Руки Донхёка, медленные и ленивые, скользили по открытой коже Джисона, поднимаясь выше, к его лицу. Джисон смотрел на Донхёка из-под густой чёлки, в темноте которой терялись его глаза. Но одно было точно: он следил за каждым движением Донхёка, не упускал из виду ничего. Донхёк продолжал заманивать его в свои сети всё глубже: его бёдра раскачивались в такт сексуальной музыке, пальцы легко лежали на щеках Джисона. Чэнлэ вдруг вспомнил, как они ходили на «блядки» в клуб какое-то время тому назад; как он напился, но даже сквозь угар бурного вечера помнил плачущего в туалете Донхёка. Донхёк сидел на полу и сетовал, что некому забрать его домой пьяного и позаботиться о нём как следует.       В глубине души, где-то там, где вымерзло не совсем всё, Чэнлэ ощутил крошечное тепло: сегодня старая мечта Донхёка скорее всего осуществится.       Он не заметил, как остался один. Марк словно испарился, но на столе лежал его телефон, значит, он должен был скоро вернуться. Чэнлэ вздохнул и допил остатки слишком тёплого, уже выдохшегося шампанского.       – Леле! – послышалось сквозь музыку; голос очень радостный и очень пьяный. Чэнлэ поднял голову, и рядом с ним на пустой стул обрушился Донхёк. От него пахло алкоголем, немного потом и очень сильно – тошно-сладкими духами. Чэнлэ невольно поморщился.       – Слу-у-ушшай, Леле, – язык у Донхёка сильно заплетался, но он явно пытался выглядеть трезвее, чем был на самом деле. – а ты… вы с Джисон-и не того-этого? не мутите?..       Во рту резко ощутился противный, просто гадкий вкус тёплого выдохшегося шампанского, от которого к горлу подкатила тошнота.       – Да ты что, хён. Ничего подобного, – Чэнлэ помотал головой, глядя на влажный подбородок Донхёка.       – Тогда ты не будешь в-возражать, если я приглашу его к себе в гости? В смысле… в гости…       Донхёк прыснул, хватаясь горячей рукой за плечо Чэнлэ, чтобы не свалиться со стула. Чэнлэ передёрнуло. Перед глазами всё слилось в звёздчатый шум с приторным сладким запахом.       – С чего бы мне возражать? Делай, что хочешь, хён. Только будь осторожен по дороге домой, ладно? – сказал Чэнлэ наобум; кажется, глаза так и не открылись.       – Обо мне позаботятся, Леле, можешь не переживать за хёна!       Когда Чэнлэ всё-таки смог открыть глаза, Донхёк снова вис на шее у Джисона, прижимался щекой к его плечу. К ним подошёл Джемин, заглянул в лицо едва стоявшему на ногах Донхёку и сделал какой-то жест Джисону. Наверное, за ними приехало такси. Джисон кивнул Джемину в знак благодарности, крепко обвил тонкую талию рукой и пошёл в сторону выхода.       Ну вот и всё.       Почему только так гадко на душе, так обидно? Как будто Донхёк его в чём-то обогнал, а Чэнлэ теперь досадовал, что ему не хватило навыков, скорости или ещё чего-то, что должно было привести к финишной черте гонки первым именно его?       Какой же это бред. Он просто устал, вот поэтому в голову и лезут всякие ненужные дурацкие образы. Ему ведь абсолютно всё равно, что будет делать Джисон сегодня ночью. И уж тем более, с кем. Они и раньше не были друзьями. А теперь они друг другу вообще никто.       На следующее утро Чэнлэ открыл чат с Минсу. Они не обменивались дежурными сообщениями уже несколько дней, поэтому сочинять предложение было сложно. Чэнлэ пытался отыскать внутри себя игривость, живость, хотя бы намёк на лёгкость, чтобы его слова прозвучали убедительно.       Ночью, пока он пытался провалиться в сон на мокрой солёной подушке, в голове гудели мысли. Он пытался придумать гениальный план, который вытащит его из этого гадкого болота на раз-два. Ему было необходимо что-то стремительное, радикальное, такое, что он раньше не делал, смелое. Ему было необходимо поставить жирный крест на тех воспоминаниях, которые его никак не отпускали, но при этом не давали жить нормально. Джисон уже забил на эту нелепую историю, – правильно сделал, кстати, – и Чэнлэ тоже пора всё оставить в прошлом. В конце концов, что их связывало с Джисоном? Несколько попыток переспать, да эта невнятная влюблённость Джисона, если она вообще существовала. За такую ерунду обычно не цепляются. Такую ерунду обычно оставляют позади и с лёгким сердцем идут в будущее, к чему-то новому, к чему-то лучшему…       Ответ пришёл практически моментально, отчего ладони вспотели. Чэнлэ разблокировал экран:

«Привет 😊 в эти выходные как раз буду в Сеуле. где встретимся?»