В омуте зелёных глаз

Ты вправе сам выбрать себе ад.

(с) «Магическая битва»

Бой часов — двенадцать ударов, каждый из которых звоном отдаётся в ушах. Каждый удар как приближение неизбежного, напоминание о том, что это невозможно никак отменить или хотя бы отсрочить. И остаётся только ждать, без возможности защищаться и бороться. Против этой адской твари не помогут ни закрытые двери, ни могильная пыль. Силуэт Дина смазывается, плывёт перед глазами, в которых дрожат сейчас слёзы, что выжигают сетчатку. И есть только несколько мгновений, скоротечных, мимолётных, чтобы запомнить Дина вот таким, с подрагивающими кончиками ресниц, с усмешкой, что трогает губы. И что-то неуловимо меняется в лице Дина, когда тот поворачивает голову на звук, который слышит только он один. В глубине зелёных глаз мелькает ужас — первобытный, леденящий душу, не оставляющий ни капли надежды на спасение. Страх, боль, беспомощность сковывают по рукам и ногам. И невозможно пошевелиться, можно только смотреть. Смотреть, как тело Дина рвёт когтями тварь, что выбралась из Ада по его душу. И время тянется мучительно-медленно, точно застывает, Сэм тонет в нём словно в трясине, что никак не отпускает. И выворачивает наизнанку от противного, тошнотворного запаха, что пропитал собой всё вокруг и осел металлом на языке. И застывает в ушах крик, от которого всё холодеет внутри и затягивается инеем будто. И, кажется, что даже сердце его останавливается в тот момент, когда уходит блеск и жизнь из этой манящей зелени, полной всегда огня и искры. Сэм почти чувствует, как останавливается сердце Дина, как у него самого обрывается вместе с этим внутри что-то с треском столь оглушительным, что он поверить не может, что жив до сих пор. Между ними всегда была эта связь. Невидимая никому, но очень хорошо осязаемая. Натянутая точно струна. Порвать её — всё равно что сердце вырвать. Он падает на колени перед окровавленным телом Дина, прижимает к себе и шепчет что-то бессвязное совершенно, не в силах поверить, что всё это не сон. Мозг отказывается осознать реальность происходящего — Сэм снова точно во временной петле Трикстера оказался, вынужденный раз за разом переживать смерть Дина. Снова и снова. В разных вариациях. Тогда он нашёл способ разорвать этот круг, полный боли и отчаяния. Есть ли теперь у него такой шанс? Или это всё? Конец? Продолжай сражаться. Позаботься о Детке… Сэм, помни, чему нас учил отец. Ладно? И помни, чему учил тебя я… Слова, что рефреном, поставленным на бесконечный повтор, звучат в мозгу. Его невозможно отключить, поставить на паузу или сделать вид, что не слышишь или они не тебя касаются вовсе. Можно зажать уши, сдавить так сильно, как только возможно, но это не поможет. Они внутри, бьются о кости черепа, боль причиняют. А потом Сэм будет стоять над могилой Дина — он не позволит сжечь его тело, как требовали того традиции Охотников, — и смотреть пустыми глазами перед собой. Слёз давно уже не будет, просто будет выжигать и печь глаза. Будет невыносимая боль и пустота внутри. Он плюнет на все увещевания Бобби, на его предостережения и страхи. Пока внутри Сэма жива надежда на возможность вернуть Дина, он никому не позволит сжечь тело брата, даже если придётся сутками дежурить возле его могилы. И потянутся дни, наполненные колючей болью, агонией, что будет выжигать дюйм за дюймом его душу, рвать сердце на части, пока от Сэма не останется лишь бледная копия его прежнего с пустым взглядом запавших глаз и искусанными в кровь губами. И плевать на то, какие силы ему предстоит разбудить в этом мире и поднять из небытия, чтобы вернуть Дина из Ада. Сэм был твёрдо уверен в одном — он ни перед чем не остановится.

***

Каждый утро он заставляет себя открывать глаза только потому, что не может сдаться. Не может подвести Дина. И каждое утро в нём на мгновение всего, но вспыхивает надежда, что всё это кошмар, дурной сон, что развеется как туманная дымка, стоит ему только открыть глаза. Но чуда не случается — никто не отменяет кошмар и не возвращает ему Дина. Сэм обрывает все контакты с внешним миром, отключает телефон и замыкается в себе, ищет ответы в книгах, в дневнике отца, выуживает крупицы информации на сайтах в сети. И только раз в день, по просьбе Бобби, выходит на связь, чтобы дать понять — он всё ещё жив. Не в порядке, да и вряд ли уже будет, но по-прежнему дышит, и сердце бьётся, пусть и с трудом огромным. Голосовой почтовый ящик на телефоне давно уже переполнен, когда Сэм решает всё-таки почистить его и удалить все сообщения. Он просматривает список отправителей, когда взгляд падает на сообщение от Дина. Сообщение, которое Сэм почему-то так и не прослушал. Судя по дате, Дин отправил его за день до того, как его разорвала адская гончая. Кровь моментально шумит в ушах, пульс подскакивает до безумных значений, а руки становятся настолько влажными, что телефон почти выскальзывает из ладони на кровать. Сэм судорожно втягивает ртом воздух, закрывает глаза, но к этому невозможно подготовиться. И едва слышный всхлип срывается с его губ, когда по небольшому номеру в мотеле плывёт голос Дина. Голос, который он не слышал уже вечность целую. «Привет, Сэмми… Знаешь, старик… если ты слушаешь это сообщение, значит, всё пошло не так… Мы не смогли обменять мой билет в Ад, да? — Сэм слышит смех, что прорывается сквозь дрожь родного голоса. — Сэмми, я хочу, чтобы ты оставил всё, как есть. Не надо ничего делать. Сожги… чёрт, не думал, что будет так трудно… моё тело. Живи своей жизнью, братишка. Как всегда мечтал. Оставь меня позади и позволь Бобби помочь тебе справиться с этим… Сэмми, я люблю тебя…» На этом сообщение обрывается, в номере повисает оглушающая тишина, что словно тисками стальными сдавливает Сэма. И он воспроизводит это сообщение снова и снова, вслушиваясь в интонации, наслаждаясь голосом Дина. Он не замечает слёз, что текут по щекам, оставляя солёные дорожки. Срывает голос в хрип, потому что бесчисленное множество раз повторяет одно и тоже имя: Дин… Дин… Дин… Сэм представляет, что Дин рядом и не было всего этого жуткого кошмара. Вот сейчас откроется дверь, и на пороге покажется Дин: весёлый, жизнерадостный, с этой своей извечной усмешкой на пухлых губах. Опустится рядом с ним и прижмёт к себе, и в носу будет щекотать от этого запаха разгорячённой кожи, что пахла всегда нагретыми летним зноем соснами. — Привет, Дин... — начинает Сэм голосовое сообщение, адресованное брату, голос его при этом дрожит, а слёзы катятся по лицу. — Я… я так скучаю по тебе... И я не смог… не сжёг тело. Я верю, что найду способ вытащить тебя. Я найду его, чего бы мне это не стоило… И, Дин, я не понимаю, как жить, когда тебя нет… А в мозгу будет яростно биться мысль, что всё это бесполезно, что Дин никогда не прослушает это сообщение, потому что мёртв, но Сэм будет отмахиваться от неё. С каждым произнесённым словом его понемногу отпускает. Нет, боль не проходит, не рассеивается тьма вокруг, но дышать становится чуточку легче. И Сэм записывает для Дина эти небольшие послания каждый день, вкладывая в слова все свои чувства, всё то, что никогда не говорил Дину, когда тот был жив, наивно полагая, что впереди у них ещё множество времени на всю эту чепуху, свитую из кружева слов. Он говорит обо всём, что его окружает: о городах, которые проезжает; о мотелях, в которых останавливается; о боли, которая идёт за ним по пятам, куда бы он не пошёл, — она теперь его верная спутница. — Знаю, старик, ты хотел, чтобы я был сильным, чтобы продолжал жить... Но мне так тяжело. Я не оправдал твоих надежд, Дин. Оказался слишком слаб. Я один… Нет больше твоего смеха, твоих дебильных, уж прости, шуток. Я не знаю, как быть… без тебя. И это становится почти ритуалом, частью ежедневной рутины. То, без чего Сэм уже не представляет своей жизни. — Я... Я… даже не знаю, кто я без тебя. Ты всегда был моим ориентиром, тем, кто вёл меня за собой, пусть я и был порой тем ещё эгоистом. — Зачем ты сделал это, Ди… — детское прозвище слетает с искусанных губ. — Зачем оставил меня одного?! Я не знаю, как жить без тебя… — и сил уже совсем не остаётся. Сэм держится лишь из чистого упрямства, из осознания того, что Дин бы не одобрил его слабости. Дин пожертвовал собой не задумываясь, подарил Сэму жизнь, какой бы бессмысленной и пустой она теперь ни была, и у него не было никакого права растрачивать её впустую. Сэм был Охотником, как бы он этому не противился. В его жилах текла кровь Винчестеров, которые никогда не сдавались и только смеялись в лицо опасности. И он мог лишь искать выход или идти по жизни дальше, высоко подняв голову и спрятав боль так глубоко, чтобы никто не понял, что он давно мёртв внутри. Но однажды голосовой ящик Дина окажется переполнен, и не будет больше возможности оставлять сообщения в пустоту. Сэм никогда не забудет Дина, не забудет того, кто подарил ему мир и показал, что такое любовь. Настоящая Любовь: чувственная, всепоглощающая, беззаветная и бескорыстная. И он, Сэм, будет жить дальше. Не как осколок, оставшийся без брата, а как тот, кто всё еще мог любить своего брата и помнить.