В омуте зелёных глаз

— Без него никак? — Без него незачем.

Яркий солнечный свет проникает сквозь прикрытые веки и вызывает лишь одно желание: отвернуться, плотнее завернуться в одеяло и продолжить спать. Желательно, не в гордом одиночестве. По-прежнему не открывая глаз, проводит левой рукой по одеялу. Но, вопреки ожиданиям, там пусто. Лишь смятая простынь ещё хранит очертания чужого тела. Открывает сначала один глаз, потом другой и щурится, когда свет бьёт прямо в глаза сквозь небольшую щель в шторах. — Проклятье, — вырывается сквозь зубы, а ладонь тянется к глазам, чтобы хоть немного избавиться от этой противной рези. Моргает раз-другой и ловит в фокус тёмный силуэт у окна. И застывает, любуясь эти изгибами и рельефом: широкие плечи с капельками воды после душа, влажные волосы на затылке и белоснежное полотенце на узких бёдрах, что лишь подчеркивает длину этих ног, но отнюдь не скрывает её. Сглатывает шумно и проводит ладонью по лицу, точно от наваждения избавиться пытается. Но это не помогает ничуть: силуэт не развеивается подобно мороку, не тает в утренних лучах солнца точно туман. Опускает ноги на пол и шипит едва слышно. Холод напольного покрытия прошивает насквозь и невольно вздрогнуть заставляет. Тихо шуршит одеяло, когда он встаёт с кровати. И ловит на себе взгляд из-под полуопущенных ресниц из-за плеча вполоборота. Делает несколько шагов, что разделяют их и замирает буквально в нескольких дюймах от цели. В ноздри тут же бьёт запах — морская свежесть — его любимый гель для душа. И хочется лишь сильнее втянуть в себя носом воздух, чтобы защекотало в ноздрях, чтобы голову закружило от этого запаха ещё больше. Впивается взглядом в лицо, что так близко сейчас, изучая каждую его чёрточку, стараясь ничего не упустить. Будто запомнить пытается, точно стоит лишь моргнуть, и всё исчезнет подобно миражу в пустыне. Но образ этот давно на обратной стороне век выжжен — забыть его невозможно совершенно, даже если бы очень сильно хотелось. И внимательный взгляд моментально подмечает то, что сторонний наблюдатель непременно бы без внимания оставил: слегка закушенный уголок нижней губы, взгляд из-под ресниц и это… смущение, что зарождается сейчас в чёрной бездне зрачка. Серьёзно? После всего, что было? Протягивает руку и касается прохладного лба, убирает с него ещё мокрую прядь волос и медленно проводит кончиками пальцев вниз по скуле, задерживаясь на подбородке, слегка сжимая пальцы и вынуждая посмотреть себе в глаза. И стоит лишь встретиться с ним взглядом, как мысли путаются моментально, мечутся в голове, ослепляют и даже обжигают слегка вспышками воспоминаний. Горячий шёпот возле уха, жар от дыхания, оседающий на разгорячённой коже. Язык, вычерчивающий узоры на ключицах и груди. Пальцы, сжимающие плечи с силой такой, что на них до сих пор виднеются едва заметные красные следы. Льющаяся из них двоих нежность, желание касаться везде и всюду, изучать чужое тело точно карту и познавать, как реагирует оно на поцелуи и прикосновения. И замечает улыбку, тронувшую сейчас уголки губ, и искорки, что зарождаются в глубине зрачка. Подаётся вперёд и целует в висок, замирает на мгновение, а потом ниже спускается, мажет губами по щеке и касается уголка рта. Ловит чужой судорожный выдох, что опаляет лицо сейчас, шепчет в губы: — Прекрасный, — и не сдерживает улыбку, когда видит, как лёгкий румянец заливает щёки. Скользит медленно пальцами от плеча до кисти и едва сдерживается, чтобы не пройти весь этот путь и губами ещё, собирая те редкие капельки воды, что остались после душа. Считывает бешеное биение пульса, что отдаётся в подушечки пальцев, и подносит руку к лицу. Прижимается губами к синей жилке, зеркалит жест чужой, с которого всё и началось. И подмечает, как моментально плывёт взгляд впившихся в его лицо глаз. И читаются в нём отголоски желаний собственных, что сжигают сейчас изнутри, поднимая волну жара. Переплетает пальцы и отступает медленно назад, увлекает к кровати. Опускается на неё сам, чувствуя, как пружинит матрас под его весом, и тянет легонько на себя. И время перестаёт существовать. Проходит несколько минут или, может, часов? У него нет ответа на этот вопрос. Он вечность, кажется, готов вот так пролежать, ощущая тяжесть головы на своём плече, тепло чужого тела. Мягкость волос, в которых путаются пальцы длинные, успокаивает, размеренное дыхание, касающееся шеи, погружает в лёгкую дремоту, из которой он выныривает время спустя. И, не сдержавшись, осторожно касается пальцами подбородка и ведёт вверх по скуле, наблюдая за тем, как тянется он за теплом прикосновения этого. И тонет в этих глазах, что с такой любовью на него сейчас смотрят. И не верит, что всё это реальность, не игра воображения. И шепчет едва слышно: «Мой», — прежде чем позволяет себе провалиться в сон.