В омуте зелёных глаз

— Ты само коварство! Это так заводит... (с) Доктор Хаус

На часах давно уже перевалило за полночь, когда Дин осторожно, стараясь не шуметь, открывает дверь номера. В комнате горит лишь тусклый свет от ночника возле единственной кровати. В этот раз им с Сэмом достался номер с одной кроватью на двоих — других свободных номеров в этом мотеле просто не оказалось. Не то чтобы кто-то из них был против такого положения вещей. Для них давно уже вошло в привычку спать в одной постели, крепко прижавшись друг к другу, переплетаясь руками и ногами. Сейчас же, воспользовавшись отсутствием Дина, Сэм распластался прямо посреди кровати, подмяв под себя подушку. Одеяло сползло до самых бёдер, оголяя широкий разворот плеч, слегка выпирающие позвонки и ямочки на пояснице. И от этого зрелища внутри Дина заворочалось что-то тёмное. Пришлось шумно сглотнуть, чтобы прогнать нахлынувшее наваждение. Дин упирается руками по обе стороны от плеч Сэма, слегка утопая ладонями в мягком матрасе. Зарывается носом в ещё немного влажные после душа волосы, вдыхая запах шампуня. Касается в лёгком поцелуе основания шеи. Прикосновение невесомое, но Сэм всё же вздрагивает и отрывает голову от подушки. — Дин? — едва разлепив губы, осипшим после сна голосом. И Дин готов послать ко всем чертям весь здравый смысл, забыть про навалившуюся за день усталость. Нестерпимо хочется взять Сэма прямо сейчас — такого разомлевшего ото сна, такого податливого. Хочется раствориться в звуках его голоса, в этих мягких интонациях, от которых внутри вспыхивает желание, что рвёт все установленные барьеры. — Спи, Сэмми, уже поздно, — вместо этого шепчет Дин ему на ухо, а потом мягко целует в родинку на подбородке. Проходится пальцами по позвоночнику, чем вызывает у Сэма лёгкую дрожь. Отстраняется от него Дин неохотно. Если бы так нестерпимо не хотелось в душ после проведённых в дороге часов, он бы с огромным удовольствием завалился тут же рядом с Сэмом. Крепко притянул бы к себе, положив руку поперёк груди, уткнулся носом в шею и забылся сном хотя бы на несколько часов. Дин устало проводит ладонью по лицу, потом по шее, пытаясь прогнать сонливость. На ходу стягивает с себя рубашку и футболку и бросает их прямо на пол возле двери ванной. И пусть завтра Сэм будет ворчать, что он разбрасывает свои грязные вещи где попало, у него просто не осталось уже сил на то, чтобы найти для них более подходящее место. Включив воду в душе на полную мощность, встаёт под упругие струи и едва ли не стонет от удовольствия. Пожалуй, это именно то, что ему сейчас так нужно было. Но забыть о Сэме, растянувшемся на постели, никак не получается. Все его мысли то и дело скатываются к этим плечам, к капелькам воды, что остались на теле после душа и которые так и хотелось собрать губами. Воспоминание о первой случившейся между ними близости обжигает так внезапно, что Дин едва ли не дёргается. Оно словно железом раскалённым по коже проходится. Впивается клещами и не отпускает. И не счесть теперь, сколько было после этого проведённых вместе ночей, но ту, Дин в этом абсолютно уверен, ему никогда не забыть. Дин так и не понял тогда, да и сейчас не понимает, как всё это случилось. Как он позволил себе поддаться минутной слабости и потерять контроль, взращиваемый годами. Тем вечером они с Сэмом жутко орали друг на друга в самых лучших традициях братских перепалок. И впервые за всё время их ссор Дину дико захотелось стереть с лица Сэма эту улыбку, полную превосходства и самодовольства. Он сам не понял, как притянул к себе брата, впиваясь ему в губы требовательным поцелуем. Сэм, вопреки ожиданиям, не оттолкнул, лишь тихо охнул, позволив Дину скользнуть языком к себе в рот, углубляя поцелуй. Дин ни на секунду не испытал тогда сожаления о случившемся между ними. Жалел лишь об одном — ему тогда так и не удалось ощутить эту горячую тесноту Сэма, что сжималась бы вокруг его члена. И Дину, который привык брать от своих партнёров по максимуму, который привык доминировать, пришлось быть с Сэмом удивительно нежным и терпеливым. Он доводил его до исступления одними руками и губами, вознося на такие вершины блаженства, что Сэм мог лишь корчится на кровати, комкая простынь и выстанывая имя брата. И рука уже сама тянется вниз к болезненно ноющему члену, требующему разрядки, когда Дин вздрагивает. Руки Сэма крепко обвивают его живот и прижимают к себе. За поглотившими его мыслями и воспоминаниями Дин совсем не заметил появления Сэма. — Проклятье, Сэмми, — вырывается у Дина. — Что ты делаешь? — А на что это похоже? — Сэм едва ли не мурчит ему в шею, чем заставляет Дина тихонько застонать. — Уснёшь тут с тобой, — бурчит он, заглядывая Дину в глаза, когда тот изворачивается в его руках и поворачивается к нему лицом. И Дину бы отдаться в эти умелые руки, позволить этим мягким губам вырывать у него стоны наслаждения, но сегодня ему хочется изменить правила игры. Он легонько толкает Сэма к стене, и тот сразу понимает, чего от него требует Дин. Поворачивается к стене лицом, упираясь в прохладу кафеля ладонями и слегка прогибается в пояснице. Дин невесомо проходится кончиками пальцев по плечам Сэма, добавляя к этим прикосновениям лёгкие поцелуи. Находит губы Сэма и впивается в них жадным требовательным поцелуем, вырывая у брата стоны. Сэм ёрзает и ещё сильнее вжимается в спину Дина, требуя большего. Дин мягко оглаживает большим пальцем припухшие от поцелуев губы Сэма, и тот втягивает палец в себя. Ласкает его языком, посасывает, издавая при этом такие стоны, что Дин едва на ногах держится от захлёстывающего его возбуждения. Опускается перед братом на колени и проходится языком по ложбинке между ягодиц, заставляя Сэма ещё сильнее прогнуться и раздвинуть ноги. Язык и губы Дина кружат возле входа, целуя, слегка покусывая, дразня и заставляя Сэма скулить от удовольствия. Когда к языку добавляется один палец, а потом и ещё один, Сэм не в силах сдержать низкий гортанный стон. Он старается насадиться на пальцы Дина как можно сильнее, но тот одной рукой удерживает его на месте, не давая двигаться. Собственный член болезненно дёргается. — Дин, пожалуйста, — сдавленно шепчет Сэм, кусая костяшки пальцев, чтобы не сорваться на крик. — Дин… я хочу тебя. Дин входит в него грубо, одним резким толчком, сразу на всю длину, прижимая к себе Сэма ещё сильнее. И льющаяся из душа вода приглушает сорвавшийся с губ Сэма крик. А потом Дин замирает, давая брату возможность привыкнуть к этому ощущению. Выходит едва ли не полностью, чтобы снова резко погрузиться. Его толчки размашисты, пальцы впиваются в бёдра Сэма — завтра наверняка останутся синяки. В любой другой раз он был бы нежен и деликатен, но сейчас ему хочется грубого, едва ли не жёсткого секса. Рука Сэма соскальзывает с кафеля и тянется к члену. Но Дин перехватывает её, крепко переплетая свои пальцы с пальцами Сэма. Подносит к губам и прикусывает кожицу на запястье, тут же зализывая место укуса языком. Сэм ёрзает, насаживаясь на член всё больше и больше. И Дин чувствует, что ещё немного, и он кончит, излившись в Сэма. — Сделай это для меня. Ну же, Сэмми, — шепчет он ему на ухо, прикусывая мочку уха и поддерживая Сэма одной рукой, чтобы тот не упал. Сэм опускает руку и касается болезненно пульсирующего члена, размазывая смазку по всей длине. Ему хватает всего нескольких толчков, чтобы, содрогнувшись, кончить с протяжным стоном. И, толкнувшись в Сэма последний раз, Дин позволяет волне наслаждения затопить собственный разум.