Девчонка со двора

      Осень 1993-го…       Душераздирающий крик прорезал толщу ночной тишины. И не где-то в мрачном лесу Подмосковья, а в одной из квартир в доме на улице Шухова.       Таня резко приняла сидячее положение. Тело покрывал холодный пот, руки дрожали, а горло саднило от крика.       Снова кошмары. Настало время снов, в которых её собственный покойный отец зарывает её в могилу заживо.       Это когда-то закончится?       Бесконечная череда кошмаров, из которых не было никакого выхода. Одни сменялись другими. Менялся сюжет и действующие лица, но не менялась суть. Такая простая, очевидная. Суть, в которой она обязательно должна была страдать.       За что?       Ответа на этот вопрос ей не дано было знать. Ведь поначалу казалось, что всё закончилось и плохие сны отступили… но позавчера, вчера и сегодня это случилось снова.       Она сделала очередной вдох и кинула взгляд на часы. За окном всё ещё было пугающе темно и страшно.       Таня приняла решение позвонить Вите, который сегодня ночевал в своей квартире на Цветном. Накануне вечером у него были какие-то дела с Космосом, поэтому Пчёлкин заранее предупредил жену, что, скорее всего, не приедет и останется у себя. Так и вышло.

      Чувство страха не отпускало. Перед глазами по-прежнему стоял образ ухмыляющегося отца, а уши слышали, как тяжёлые комья земли слетают с лопаты в вырытую могилу.       Цветковой не хотелось беспокоить мужа, но необъяснимая тревога не то что не проходила, а наоборот, нарастала с новой силой и, будто что-то липкое, разрасталась всё шире по грудной клетке. Поэтому её звонок Виктору не заставил себя долго ждать.       Но если она будет так кричать и мучиться каждую ночь, как ей быть? Каждый раз звонить Вите, чтобы он приезжал и успокаивал её? Это же не вариант, и надо искать другой выход из всего этого. В любом случае, это проблемы будущей Тани. Нынешней нужно было найти в себе силы унять дрожь в руках и умыться, смыв с себя это поганое наваждение.

      Татьяна не знала, сколько прошло времени с того момента, как она покинула ванную и залезла на Витин диван, поджав ноги. Включила свет абсолютно везде, телевизор, лишь бы не было ощущения одиночества. Такого же, как и в её снах. Ведь там она всегда одна, и никто её не защищает ни от отца, ни от каких-то других мучителей.       А Пчёла, её милый муж, как только услышал обеспокоенный голос своей маленькой, пообещал ей приехать как можно скорее. Только с ним она чувствовала себя в безопасности. По крайней мере, в мире снов — точно. Он был своеобразным лекарством для её души и спасением ото всех бед и напастей.

      Поворот ключа в дверном замке заставил девушку резко вскочить с места. Таня едва не сшибла супруга с ног, стоило ему оказаться на пороге её квартиры.       Цветкова судорожно обнимала его за шею, утыкаясь носом в плечи и ключицы, и прижималась к холодному пальто.       — Тише-тише, маленькая… Всё же хорошо, я пришёл, — в такие моменты Пчёлкин не знал, как её успокоить. Он тоже крепко обнимал её и чувствовал, что вся его жизнь — в ней, ведь не зря «жена» и «жизнь» начинаются с одной буквы, — Танюш, ну ты чё?       Но Таня ничего не ответила. Его слова проникали в уголки сознания и терялись там, не находя отклика. Голова снова стала болеть. Не хотелось ничего слышать и слушать. Слёзы непроизвольно покатились крупными каплями по щекам.       — Ш-ш-ш, девочка моя… — поцеловав жену в висок, бригадир чуть отстранился, пытливо заглядывая в такие родные, но такие потерянные и пустые глаза.       Он быстро скинул с себя пальто и обувь и, сжимая хрупкое тело супруги в своих тисках, отвёл её в зал и усадил на диван. Судя по её сбивчивому рассказу по телефону о том, что случилось, сегодня, как и вчера, ей пришлось крайне несладко.       — Я так устала от этого, Вить… — Таня, наконец, смогла вымолвить хоть что-то. Против воли в горле встал уже знакомый ком, а глаза стало снова жечь от солёной влаги.       — Ты не должна справляться со всем сама, Танюш. Ты правильно сделала, что позвонила. Скажи, что мне сделать, чтобы тебе стало легче?       — Я… я хочу к маме, — её грудь буквально разорвало от судорожных всхлипов. — Я так… так хочу, чтоб она была рядом…       Пчёла прикрыл глаза, запрокидывая голову кверху. Руки непроизвольно сжали сильнее Танину талию. Хотелось избить самого себя до полусмерти из-за этой безысходности: вот он рядом, а она всё равно плачет, потому что её Витенька не может ничем ей помочь.

      Нихрена, походу, его любовь не всесильна.

      — Знаю, маленькая, знаю, моя хорошая… — Виктор гладил её подрагивающие от рыданий плечики, — Пожалуйста, не плачь. Тётя Маруся вряд ли хотела бы, чтоб ты раньше времени там, с ней, оказалась…       — Не хотела бы… — подтвердила девушка, шумно выдыхая и вытирая слёзы тыльной стороной ладони.       Видя, что Таня хоть немного подуспокоилась, парень начал аккуратно уговаривать её вернуться ко сну:       — Тебе нужно ещё поспать, милая. Доспать, отдохнуть… — да и сам он тоже спать безумно хотел, поэтому мысленно выдохнул, когда Цветик-семицветик согласно закивала, — Пойдём в кровать, Танюш.       — Нет-нет… Давай здесь ляжем…       — Как скажешь.       Они прям так и легли. Не расстилая ничего и не раскладывая. Только подушки вытащили.       — Постарайся уснуть, пожалуйста, — Витины пальцы продолжили гладить плечи и спину девушки, а сам бригадир принялся тихо мурлыкать какую-то мелодию. Выглядело это так, будто он успокаивал и пытался уложить спать капризничающего ребёнка.

      Таня лежала с закрытыми глазами, стараясь концентрироваться на убаюкивающих звуках и движениях мужа. Диван, на котором когда-то в самом начале их семейной жизни Пчёлкин спал совсем один, казался сделанным из самого мягкого и удобного наполнителя, какие только существовали. Тело почти сразу расслабилось, а мысли потихоньку начинали рассеиваться, уступая место спокойной пустоте.       Почти провалившись в сон, она почувствовала, что Витя с дивана куда-то поднялся.       — Не замёрзла? — он принёс тёплый плед из Таниной комнаты и, не дожидаясь ответа, накрыл им сначала её ледяные ноги, а потом и всё тело.       Спустя почти минуту тёплая рука скользнула по талии, захватывая в объятия. Цветкова поёжилась, удобнее устраиваясь в руках Пчёлы. Слишком тепло — вот так лежать с ним на одном диване.       — Прости, что выдернула тебя среди ночи, — бормотала она, находясь на грани сна и бодрствования, — Мне правда было очень страшно, Вить…       — Знаю, — Виктор свободной рукой поудобнее устроил подушки под их головами, — Теперь ты можешь спать спокойно. Я рядом.       — А поцеловать перед сном? — Татьяна чувствовала, как неумолимо тяжелеют её веки, а тело накрывает негой. Однако ей хотелось ещё немного побыть со своим Витенькой перед тем, как погрузиться в сон.       — Как же я мог забыть-то… Он плавно поднялся на одном локте, выдохнул поток горячего воздуха в открытые губы, а затем впился в них тягучим поцелуем.       Они целовались громко и влажно. Так, словно не выплескивали ещё ни разу всю свою страсть. Таня ухватилась за крепкое плечо, отвечая на движения языка. Ей хотелось ещё, гораздо больше, чем предлагал сейчас её муж.       — Всё-всё-всё, маленькая, — Пчёлкин отстранился, потому что новая зыбь возбуждения уже пощекотала низ его живота, — Ложись, пожалуйста, спать.       Цветик-семицветик послушно легла на ранее пригретое местечко, накрывая пледом себя и Витю. Сонный бригадир прижался подбородком к её макушке и задремал.       Квартира на Шухова снова погрузилась в тишину.

      Утром Таня, хоть и выглядела разбито, вдруг вспомнила, что договаривалась встретиться с Фариком в воскресенье, то есть сегодня. К совету Вити отменить свидание с Джураевым из-за плохого самочувствия (или, всё-таки, его ревности) она не прислушалась. Он и так не смог встретиться с ней вчера, в субботу, а среди недели то у Тани были какие-то важные пары, когда друг свободен, то наоборот, у него были договоры и сделки. Поэтому оставалось только это воскресенье.       После того как Таня выбрала для свидания красное платье-футляр длиной ниже колена с рукавами в три четверти из достаточно плотной ткани, выгодно сидевшей по фигуре, с прямоугольным вырезом, подчёркивающим все её достоинства, Пчёлкин перерыл весь её шкаф и нашёл самое, по его мнению, приличное одеяние. Даже закрытые чёрные туфельки с невысоким удобным каблучком и прямоугольным носиком не прошли его проверку на скромность, и их сменили ещё более закрытые ботильоны.       — Вить… — Цветкова со вздохом пригладила карманы на пиджаке брючного костюма, в котором девушка ходила на некоторые важные мероприятия в институте, и посмотрела на себя в зеркало, — Почему я не могу надеть то платье?       — Тебе надо уговорить его на наши условия согласиться, а не совратить. Жирно ему будет на такую красоту смотреть, — бригадир гордо вздернул подбородок, убирая обратно в шкаф неподходящие вещи.       — Ты ревнуешь, что ли? — губы девушки скривились в подобии улыбки, — Серьёзно? Ты во мне не уверен?       — В тебе-то как раз я абсолютно уверен, а вот в нём…       — Боже, Пчёлкин, ты как маленький… — Цветик-семицветик перехватила ладонь супруга, пододвигаясь ближе к нему, — Уж кто-кто, а Фарик точно мне ничего плохого не сделает, и… Что ты на меня так смотришь?       — Ты у меня самая красивая. В любом наряде.       — Да неужели? — она сощурилась, заглядывая прямо в хитрые глаза, — А вот мне кажется, ты так специально ко мне подлизываешься, Витенька. Вот только я хочу напомнить, что когда меня Белов уговаривал на всё это, ты почти за меня не заступился, смолчал. А молчание — знак согласия, так что глупо сейчас запрещать мне что-то, ты так не думаешь?       — А я и не запрещаю, маленькая, — он лучезарно улыбнулся, — Вот только переодеться ты всё равно уже не успеешь. Нам ещё к Белому заехать надо.       — Ну ты и жук…

      В «Курс-Инвесте» у самого входа слышно было, как Саша с Космосом о чём-то спорили. Ни Валеры, ни Люды поблизости нигде не было.       — Вы чего разорались? — поинтересовался Виктор, пропуская Таню вперёд себя и прикрывая дверь, — С улицы слыхать…       Кос лишь рукой махнул, отходя от Белова, мол, не спрашивай.       — Танечка, — игнорируя вопрос Пчёлы, Саня с елейной ухмылочкой обратился к его жене, — Ты на свидание собралась или на педсовет? Ещё построже нельзя было вырядиться?       — А что не так? — она сделала вид, будто ничего не понимает, хотя ей очень хотелось бы укусить Пчёлкина за то, что теперь придётся объясняться с Сашей за внешний вид.       — Какая из шести букв в слове «платье» тебе была не понятна, м? Даже воротник на все пуговицы застегнула!       — Белый, хорош уже выступать, — Виктору неприятно стало, что друг с его женой словно с пустоголовой куклой общаться начинает, — Это нам или ей надо, в конце концов? Очень хорошо она выглядит, между прочим.       — Спасибо, Вить, — сдержанно поблагодарила его Таня, — И вообще, Сань, Фархад — восточный мужчина, поэтому наверняка больше оценит мой скромный внешний вид, чем более откровенный, уж поверь мне.       — Думаешь? — Белов с едва заметной ухмылкой ещё раз оглядел её с головы до ног.       — Я даже не сомневаюсь, что Фарику будет интересно общаться именно со мной, а не с моей накрашенной и наряженной оболочкой.       — Ты настолько в себе уверена? — Саша прищурился в неверии.       — Да, — ответила, хоть и лукавила, — Ты и без меня прекрасно понимаешь, что вы, мужики, ведётесь далеко не на внешность, и существует огромное количество способов вас завлечь, что даже и не заметите… Вот уж что-что, а в этом я немного смыслю.       — Слишком громкие слова для особы, у которой и мужчины-то нет, не находишь?       — Если ты таким образом хотел меня задеть, Белый, то у тебя ничего не получилось, — довольно усмехнулась Цветкова, ведь её мужчина прямо сейчас находился по правую руку от него.       — И в мыслях не было! — съязвил бригадир, нахмурившись и отворачиваясь к окну. Он, признаться честно, совсем не ожидал от неё такого поведения. Вроде бы ничего сверхъестественного, Таня просто выросла и теперь не тушуется при каждом неудобном вопросе. Но отчего-то это с каждой минутой всё больше раздражало его.       Цветик-семицветик потерялась между желанием наплевать на всё и уехать к себе домой, заперевшись там до конца дня, и желанием язвить Белову, находясь сейчас в явно более выгодной позиции, чем он сам. И потому она просто невнятно топталась на месте, ожидая, что он ей скажет.

      Пчёлкин же не сводил со своей жены внимательного взгляда: он вспоминал день, когда Таня впервые пришла в «Курс-Инвест». Такая неуверенная, хрупкая, скованная, с большими глазами рассматривающая здесь всё, будто она в музее каком-то находится… Вспоминал, как он хотел поцеловать её после того, как она чуть не навернулась на лестнице, но не получилось. Цветкова тогда отпустить её попросила, чем ещё больший интерес у него вызвала.       Теперь же она держалась стойко, уверенно, а её мимика и жесты иногда копировали поведение самого Вити: девушка так же склоняла голову набок или улыбалась одним уголком губ. Он сходил с ума с её пронзительных серых глаз, раз за разом утопая в хладнокровном и в то же время невинном взгляде. Ещё ночью она дрожала в его руках от страха после кошмара, а теперь, стоя здесь, не боялась выводить из себя самого Сашу Белого.       Потрясающее перевоплощение.       Но несмотря на это она по-прежнему продолжала оставаться беззащитной маленькой девочкой. Таня нуждалась в любви, понимании и защите.

      — Не, Сань, — нарушил тишину молчавший до этого Холмогоров, — вот правда, чё ты до неё докопался? Есть такие женщины, на которых чем больше одежды, тем больше хочется её снять, — и брюнет, безусловно, Татьяну к этой категории относил, — Это уже спортивный интерес, понимаешь?       — Ты, Кос, больше при мне такие вещи не говори, — она чуть собственной слюной не поперхнулась.       — А то что? — вновь встрял Белый, — Неужто идти передумаешь?       — Нет, ведь на кону спасение ваших с Фариком задниц и твоё «проси всё, что хочешь». Неужели я упущу такую возможность?       — То-то и оно… — невесело протянул Саша, — Надумала уже, что просить будешь?       — Пожалуй, попридержу свою просьбу до подходящего момента, — знала ведь, что этот хитрец, озвучь она пожелание сейчас, обязательно способ слиться найдёт. Да и подумать надо было хорошенько, о чём просить-то… — А пока объясните уже мне, наконец, что конкретно от меня требуется, и я поеду. Время, Саша, время! К другу твоему опоздаю — неловко будет.       Космос заметно занервничал, даже достал из кармана пиджака пачку «Marlboro». Автоматически предложил закурить и подруге. Когда Таня протянула руку за сигареткой, Белов снова ухмыльнулся:       — Скромность, говоришь, девушку украшает, да?       — Украшает, — ответила, затягиваясь дымом, — Но недолго. Быстро надоедает…       — Ладно, проехали, — Белый выдохнул и принялся объяснять ситуацию, старательно заменяя слово «наркота» на «алюминий». Он ведь почти не врал, учитывая, что товар перевозили по отработанной схеме, как раз в алюминиевых чушках.

      Татьяна внимательно слушала друга, не в силах понять, почему вдруг Саня так против торговли таджикским «алюминием» в Москве. И неужели басмачи Фархада способны из-за этого кого-то убить? Верилось слабо, но оставалась надежда, что Фара всё же прояснит ей все неясности. Тем более, что в голове у Витиной жены уже поселились кое-какие предположения, что нихрена это не алюминий.       — В общем, и волки сыты, и овцы целы, — закончил свою мысль Белов, — Справишься?       — А у меня есть выбор?       — Нет, — она и не сомневалась.       — А твоя совесть вообще в курсе, на что ты меня отправляешь, Саш?       — Моя совесть всегда либо крепко спит, либо находится со мной в доле. Так что всё, базар окончен. Ты, кажется, торопилась…

      Поскольку Фарик жил в гостинице «Космос», Тане было проще всего встретиться с другом возле него. Девушку, по обыкновению, сопровождал Виктор: решено было, что бригадир оставит её где-то неподалёку, и она пешочком пройдётся до места назначения.       — Вить… — позвала аккуратно, ведь Пчёла за время поездки ни слова не проронил. Цветкова, видя, как он нервно переключает передачи, свою руку поверх его положила, — Ты чего молчишь?       — А что говорить-то, Танюш? Я всё понимаю, но мне всё равно не по себе от того, что ты идёшь на свидание с другим мужиком.       — И тем не менее, ты не остановил это, позволив мне согласиться. Почему? — в ожидании ответа на вопрос, Цветик-семицветик не заметила даже, как их машина остановилась, — Потому что Белый вовсе не про алюминий говорил, да?       Пчёлкин оторопел: не ожидал он, что Танечка, ни разу к таким делам не причастная, почти сразу просекла фишку.       И почему мы всегда догадливые там, где не надо?       — Только не ври мне, пожалуйста, Вить. Ты обещал, — Цветкова руку с пальцами ледяными с его руки к себе на колени вернула.       — Не алюминий, — сдался под натиском любимых глаз, — Не спрашивай ничего больше, маленькая, прошу тебя.       — Не буду. Я всё сделаю, как надо, но больше ни в чем подобном участвовать не намерена, можешь Белову так и передать, — она открыла дверь, собираясь на выход.       — Подожди.       — Что такое? — вернув всё внимание мужу, девушка прикрыла дверцу обратно.       — Я запланировал нам культурную программу на среду. Расписание я твоё внимательно изучил, у тебя две пары утром, а потом ты свободна, так что проблем с этим быть не должно, — его голос звучал строго, безапеляционно, — На свидание ты со мной идёшь, Пчёлкина. Отказы не принимаются.       — Вить… — Таня улыбнулась своей самой обезоруживающей улыбкой, — Конечно, пойду, — она крепко обвила шею мужа руками, — Мне так нравится, когда ты у меня такой решительный…       — Почему? — его руки вновь по-хозяйски легли на талию, стоило только носу вдохнуть аромат пушистых мягких волос, от которых пахло его недавним подарком — духами.       — Ты сразу начинаешь понимать, чего я хочу.       — А ты хотела сходить со мной на свидание? — девушка быстро закивала, — Почему сразу не сказала?       — Ну, ты меня и так часто куда-то водишь, просто не называя это свиданием. Но я как-то вспоминала, как мы зимой гуляли, когда только-только встречаться начали, и мне так захотелось снова…       — Обещаю, что в этот раз мы тоже обязательно погуляем, — нос скользнул чуть ниже, задевая чувствительную шею, — Я тебя очень сильно люблю, Танюш.       — И я тебя, — Цветкова нехотя отстранилась, ведь их ласки и поцелуи в большинстве случаев перетекали во что-то большее, — Мне надо идти, Вить, прости.       — Чтоб в восемь была уже дома, — парень успел шлепнуть её по попе.       — Буду, но только после того, как ты, Пчёлкин, всем расскажешь, что мы хотя бы встречаемся, — и на этот раз дверь за ней захлопнулась окончательно.       Таня снова оказалась хитрее, чем он думал.

      Фархад долго размышлял, зачем луноликая подружка бригадиров позвала его на свидание, ну, или на прогулку, как она сама любила выражаться. Это было, по меньшей мере, странно, ведь, если не с Нового года, то с февраля месяца точно, Цветкова, насколько он помнил, всегда и везде была рядом с Пчёлой. А тут, ни с того ни с сего, пригласила его.       Джураев не был бы достоин своей фамилии, если б не нашёл ответа на этот вопрос. Его всегда удивляло, как Белый с первых секунд разговора мог уловить суть всего дела. Фарику же всегда требовалось чуть больше времени на раздумья.       О том, что Таня может быть засланным не по своей воле казачком, Фара не сразу смекнул. Ему очень хотелось верить, что девушка, в самом деле, его просто так позвала. Она ведь искренне ему нравилась, а Фархад, на свою беду, как-то поделился этим с Беловым. Ну, а с кем ещё? С Космосом, который в неё влюблён без памяти? Или, может быть, с Витей?       Джураев всю ночь не спал и думал о том, что Танька может быть лишь пешкой в опасной игре. Или соучастницей, тут уж с какой стороны посмотреть…

      — Фарик!       Он обернулся на оклик. К нему навстречу быстрым шагом неслась Татьяна. Ветерок колыхал полы её плаща, накинутого на плечи. На какое-то время Фархад позабыл, как дышать, невольно залюбовавшись ей.       Как же ей шёл этот деловой костюм. В ее волосы хотелось зарыться носом, чтобы надышаться ароматом. Ее улыбка — самое прекрасное, что он когда-либо видел. И было вдвойне приятно от того, что она улыбается сейчас, приближаясь к нему и глядя на него.       — Прости, задержалась немного… — она коротко его обняла.       — Брось, луноликая! Тебя я готов ждать хоть целую вечность, — Фара одарил девушку лёгкой улыбкой, — Здравствуй. Прекрасно выглядишь.       — Привет. Спасибо, Фарик, скажешь тоже… — и смущенно поправила волосы, — Не возражаешь, если мы пройдёмся немного? Тут недалеко.       — Не возражаю.

      Армейский друг Саши Белова сейчас не смог бы точно сказать, о чём они говорили, пока Цветкова вела его к колесу обозрения. Всё его внимание было приковано исключительно к ней и её ледяным глазам.       — Ой, Танечка, а я уже и не… а хотя нет, помню. В восемьдесят втором я последний раз на аттракционе катался. Давно это было… — задумчиво протянул, глядя на высоченное сооружение, — А ты?       — В восемьдесят девятом. Ещё мама живая была… — ей не хотелось бередить старые раны, поэтому она поспешила сменить тему, — Давай во-о-он в ту кабинку сядем?       — С удовольствием! А высоты не боишься?       — Боюсь. Но ведь ты же со мной, так что бояться нечего.       Он глядел на Цветкову и с грустью вспоминал, как корил Космоса за его бездействие, пока сам не оказался на его месте. Фархад и сам не понял, в какой момент шутка о том, что его сердце принадлежит только ей, перестала таковой являться, превратившись в горькую правду. Вот только в отличие от Холмогорова, он любовался ей издалека вовсе не из-за своей нерешительности: он не собирался подбивать к ней клинья, как минимум, потому что отец всё равно рано или поздно найдёт ему невесту в Таджикистане. Таковы традиции — от них никуда не денешься. Да и вообще, в данный момент любовь к ней была бы сродни изощренному методу самоуничтожения.       Но пока что ему совсем не хотелось думать об этом.       — Что ты на меня сегодня так смотришь? — смущённо спрашивала Таня, когда его взгляд задерживался на ней дольше десяти секунд, — Что-то не так? Тушь размазалась, да?       — Нет-нет, наоборот… если бы я был тобой, луноликая, то ни дня не отходил бы от зеркала.       — Уверена, что на своем месте ты так и делаешь, с твоими-то шикарными волосами, — рассмеялась Татьяна, а Фара оценил ее шутку и прекрасное чувство юмора.       — Даже несмотря на эти шикарные кудри, вынужден признать, что ты намного красивее меня, — театрально вздохнул парень, поддерживая её игру и шуточно поднимая руки в знак капитуляции.       Луноликая красавица снова заливисто засмеялась. Прекрасная Москва с высоты птичьего полёта сейчас не имела для него никакого значения.       — Спасибо, что согласился встретиться со мной, — улыбнулась она, — Даже не знаю, как сказать, Фарик, но у меня есть к тебе дело…       — Я примерно догадываюсь, о чём пойдёт речь. Предлагаю где-нибудь перекусить и всё обсудить, — тем более, что чёртово колесо уже совершило почти полный оборот и их небольшое приключение подошло к концу.

      — Я очень надеюсь, что хоть ты мне объяснишь, что у вас происходит, Фар. Честно, я бы и просто так сходила с тобой куда-то, но…       — Но Белый решил иначе? — Таня кивнула, — Ну, Саня, вот хитрец… И как он тебя на это уговорил?       — Сказал, что потом я могу попросить у него всё, что захочу. Но я вообще не из-за этого согласилась… — призадумалась девушка, — Мне не очень улыбается ситуация, где вас всех либо убьют, либо посадят.       — Ладно Саша, но Витя-то тебя как ко мне отпустил? — Фарик устремил пронзительный взгляд на подругу и вытащил из внутреннего кармана своего плаща какой-то листочек.       — А кто у него об этом спрашивал? — хмыкнула, вспоминая его сегодняшний спектакль с платьем и костюмом, — При чём здесь вообще он? Или… ты правда думаешь, что мы, ну…       — О, дорогая, я вовсе не думаю. Я это знаю.       Фарик протянул Цветковой тот самый листок. Она с недоверием развернула его и принялась вчитываться. С каждой строчкой маска ужаса на миловидном лице становилась всё более отчётливой:       «На Ваше заявление о выдаче справки о заключении брака на имя Пчёлкина Виктора Павловича и Цветковой Татьяны Александровны сообщаем, что в архиве Мещанского подразделения ЗАГС имеется запись акта о заключении брака от 23 января 1993 года…»       Этот ответ на запрос и для Джураева стал приговором, когда пару дней назад он узнал интереснейшую тайну в биографиях Вити и Тани.       — Не сомневаюсь, что у вас обоих была более чем уважительная причина, чтобы скрыть это.       Он, как настоящий дьявол, был осведомлён обо всем.       — Была, — сжимая злосчастный документ в руках, упавшим голосом произнесла Татьяна, — Выпить мне закажи. Я всё расскажу.

      Через час Цветик-семицветик, пытавшаяся заглушить боль от событий января 1993-го года коньяком, горько рыдала на плече у Фархада. Он и сам не рад был теперь, что всё это затеял, и никак не мог её успокоить:       — Он же меня как последнюю шлюху продал, Фарик, ты понимаешь? — она уже рассказывала одно и то же в десятый раз, захлёбываясь слезами, — А я возьми да ляпни, что все деньги его отдала, ха-ха-ха!       — Всё, Танечка, я всё понял. Не плачь, пожалуйста…       Бесполезно. Обида на отца, как бы Таня ни старалась убедить себя, что простила его, прочно засела в её голове.       — Я… я не могу, не могу… Когда он избил меня, в груди так горело, что думала «всё, сейчас умру, умру-у-у»… Но Витя, милый мой Витенька спас меня из этого ужаса, — девушка улыбнулась сквозь слёзы, о муже своём вспоминая, — Я так люблю его, Фар, веришь?       — Верю, — от Таниного состояния ему всё больше становилось не по себе, — А он… он тебя любит?       — Любит, — закивала, носом шмыгая, — Только не понимаю я, почему мы до сих пор прячемся… Кажется, уже все вокруг знают о нас, а мы всё соседями прикидываемся…       — Ну, он ради твоей же безопасности старается, и вот тут как раз уже я его прекрасно понимаю.       — От кого? От кого меня защищать, а? — продолжала сокрушаться так, будто Пчёлкин ей развестись предлагал, а не защитить, — От Белова? Космоса? Или, может, тебя, м? Отец мой уже давно гниёт в земле, а хуже, чем сделал он, вряд ли мне кто-то когда-то сделает… Все эти наши прятки становятся похожи на какую-то пытку, Фарик…       Из ада в прямом смысле этого слова, где её мучил Сан Саныч, она попала уже в свой собственный, персональный, выстроенный её сознанием, но тоже ад.       — Не спорю, что это тяжело, Танечка. Но зачем же ты жалуешься, что горишь в аду, если сама продолжаешь танцевать там с дьяволом, моя дорогая? Зачем продолжаешь всё это, если тебе не нравится?       — Я же уже сказала, что люблю его, вот и весь ответ, — Цветкова подлила в стакан собеседника горячительного, — Не думаю, что Витю можно назвать дьяволом. Вот то, что иногда он ведёт себя, как полный идиот, это да, я согласна. Но дьявол… точно нет. Видимо, у нас с тобой немного разные представления об этом.       Девушка хмыкнула, ведь изначально, едва увидев документ, осведомлённым обо всём дьяволом посчитала именно Джураева.       — Ладно, хорошо… — Фархад уже и сам не помнил, с чем согласился, — Это нормально, когда ты хочешь больше, чем тебе предлагается. Ну, я имею в виду, быть с Пчёлой и при этом не скрывать своих отношений. Ты, луноликая, точно заслуживаешь того, чтобы быть счастливой.       — А я и не говорю, что не счастлива с ним. Я, может, и жалуюсь, но стоит ему прийти ко мне, я тут же расслабляюсь. Вглядываюсь в его лицо и понимаю, что нет для меня ничего прекраснее этого. И нет музыки слаще, чем звук его, самого любимого для меня, голоса…

      После этих слов Фарик понял, что она уже никогда никому не будет принадлежать, кроме Пчёлкина. Может, поэтому Космос бездействовал — потому что чувствовал нечто подобное? Не получая той эмоциональной отдачи, которую получал Виктор?       Тогда всё становилось предельно понятно: ведь если ты понимаешь, что человек никогда не будет твоим, любить его можно бесконечно долго. Очень удобная и, надо сказать, относительно безопасная позиция…       — Я ведь долго присматривался к вам, — признался Джураев, — Всё понять никак не мог… Вы же оба с ним какие-то… непарные люди. На людях вы вечно спорите, ссоритесь, как будто вам невыносимо тяжело друг с другом.       — Может быть, — Таня потяжелевшей от алкоголя головой качнула, — Вот только друг без друга — ещё хуже.       — Я потом только начал догадываться, в чём дело. Не сразу смекнул, что в глаза ваши посмотреть нужно. Они у вас даже похожи становятся, когда вы смотрите друг на друга. Одинаково влюблённые…       — А про брак ты как догадался? — Цветкова с грустью подметила, что коньяк закончился.       — А это не я. Басмачи мои проверить решили, на всякий случай…       Вот и проверили, блин.       — Ты Саше расскажешь?       — Нет. Это не моя тайна, — он, хоть и был старинным другом Белова, ни за что не выдал бы Таню. Пчёлкина — может быть, а вот её — никогда, — Давай немного прогуляемся?       Витина жена кивнула. Тем более, в таком состоянии возвращаться домой ей было бы сейчас крайне неловко. Нужно было проветриться.

      На улице уже было темно. Только луна и придорожные фонари освещали путь двум собеседникам. Двум родственным душам, друзьям…       — Сколько же глаз, не имеющих возможность встретиться, соприкасаются в тот момент, когда смотрят на луну из разных точек мира… — вслух рассуждал Фархад, — Луна — словно нить, соединяющая сердца, когда между ними расстояния в сотни километров. Очень жаль, что нельзя обнимать сквозь города…       — И сквозь время, — дополнила Татьяна, вспоминая о маме. Она бы сейчас всё отдала, чтобы еще хоть раз заглянуть в её глаза и обнять, — Ты скучаешь по кому-то? Ну, как ты говоришь, сквозь города…       — Скучаю. Как сейчас перед собой её глаза ястребиные вижу. Чувствую между пальцами волосы цвета пшеничного поля и слышу смех, подобный звону мелодичного колокольчика…       — Ты никогда не говорил, что тебе кто-то нравится, — воображение Цветковой рисовало в голове образ прекрасной незнакомки, совсем не похожей на неё саму.       — Не говорил, — уклончиво ответил Джураев, — Её ещё в начале года другому сосватали. Так что скучаю и восхищаюсь теперь только молча.       — Мне кажется, в твоём стиле было бы схватить её в охапку и увезти, куда глаза глядят…       — Думаю, что после этого я потеряю её уже навсегда, а я этого очень не хочу, — ведь при таком раскладе Витя сгребёт в охапку уже самого Фарика, а затем увезёт куда-нибудь в лес, — Она слишком редка, чтобы найти её во второй раз.       — Мне жаль.       — А мне нет. Это только в райских садах роза влюблена в соловья, а соловей — в розу, Танечка. Мне несказанно повезло, что я вообще когда-то с ней познакомился. Но тому, кто оказался чуть шустрее меня, повезло намного больше.       Пусть она не стала той, кого он хотел, но она запомнилась как чума или Первая мировая.

      Танин дом на улице Шухова встретил их тишиной. В её окнах свет не горел, хотя девушка прекрасно знала, что Пчёлкин ждал её дома. Не исключено, что муж сейчас наблюдает за ними сквозь ткань занавески из темноты.       — Сегодня без мудрости, да? — стоя спиной к подъезду и кутаясь в плащ, поинтересовалась Татьяна. От пешей прогулки она практически протрезвела, но усталость брала верх и уже хотелось спать.       — Да, но… я тебе всё равно кое-что скажу. Пожалуйста, выслушай меня внимательно, ладно? И не пугайся.       — Вот после «не пугайся» стало страшно, — она улыбнулась, хоть и насторожилась.       — Послушай, скоро может случиться так, что ты услышишь кое-что нехорошее. Что-то, что связано со мной и тебя сильно расстроит. Но… не спеши верить всему тому, что слышишь, пока полностью не убедишься в том, что это правда. Верь только себе и своим глазам, договорились?       — Договорились, — Цветкова ничего не поняла, но Фархад был очень серьёзен.       — Со временем ты всё поймешь. А пока запомни и сохрани мои слова в тайне, — это было проще простого, ведь у Фары в закромах их с Витей тайна хранилась, — У меня для тебя кое-что есть. На память о рядовом Джураеве, так сказать…       Из кармана плаща парень вытащил маленькую резную деревянную шкатулку.       — Ого, спасибо… — принимая подарок, она хотела его открыть, но была остановлена.       — Стой. Откроешь, когда придет время, — он приобнял подругу за плечи и засобирался уходить, — Пчёле от меня большой привет. Машину его в соседнем дворе, пока сюда шли, заприметил.       — А когда придёт время? — крикнула вслед уходящему Фарику. А ещё про себя подумала, что надо бы Вите сказать, чтоб где-нибудь еще дальше от дома парковался.       Но ответа Таня так и не получила. Как и не получила ответа на то, что именно Белов так упорно называл алюминием.       Она так и осталась стоять в замешательстве у подъезда. А на улице начинал накрапывать дождь…

      Короткий миг жизни с воскресенья до среды пронёсся со скоростью света. Казалось, что после «свидания» с Фариком Таню уже ничего больше не удивит, но ошиблась. Перед тем, как посадить красавицу-жену в такси, Пчёлкин аккуратно завязал ей глаза шарфиком. Хищный взгляд скользнул по чёрному короткому платью с ассиметричным верхом, по длинным стройным ногам в чёрных капроновых колготках и замшевых туфлях на каблуке. Соблазн забить на культурную программу и взять её прямо в машине был слишком велик, но Виктор сдерживал себя из последних сил при таксисте.       — Ты же мне доверяешь? — ухо обдало горячим дыханием.       — Да.       Она, конечно, была удивлена завязанным глазам, но не напугана. Цветкова была расслаблена и не находилась в режиме тревоги. Витя, судя по всему, настолько заслуживал её доверия, что она готова была просто следовать за ним, ничего не боясь.       А когда женщина не использует ни единой клетки мозга рядом с тобой — это один из самых больших признаков любви.       — Даже не спросишь, куда я тебя везу?       — Раз завязал глаза — всё равно не ответишь, — она пожала плечами, и улыбнулась одним уголком губ.       И ничего-то от неё не скроешь!       Пчёла оставил на её щеке лёгкий поцелуй, признавая своё поражение и откидываясь на спинку сиденья.

      — Ты так и будешь на меня весь вечер смотреть? — спросила Таня, когда вновь прямо кожей почувствовала очередной взгляд мужа на себе. Они уже зашли в какое-то здание, но Пчёла не спешил возвращать ей способность видеть. Он мягко придерживал её за талию, предупреждая о ступеньках или порожках.       — Не смотреть, а любоваться, — он беззлобно усмехнулся, притягивая сильнее за талию и целуя.       — Вить, — отстранилась от парня Цветкова, — Вдруг нас кто-то увидит…       — Ты всё равно вряд ли узнаешь об этом, — пошутил бригадир, галантно подавая ей руку и помогая подняться по очередным ступенькам. Ее наряд явно не предназначался для прогулок наощупь. Татьяну же просто разрывало любопытство, куда они идут, но она старалась не подавать виду, — Почти пришли.       Виктор снял повязку с её лица. Проморгавшись, Таня поняла, что они находятся в совершенно пустом кинозале.       — Свидание в кино? — улыбнулась девушка.       — Я выкупил для нас зал на один сеанс. Поставят любой фильм, какой захочешь.       — Прям любой? — она хитро посмотрела на мужа, а затем на молодого человека, который как раз подошёл спросить насчёт фильма.       — Постараемся исполнить Ваше желание.       — «Основной инстинкт», — произнесла Цветик-семицветик под округлившиеся глаза Пчёлкина, — Что? Хоть посмотрю, на кого я там похожа была…       — Сделаем, — сказал парень и удалился, — Приятного вечера!       — Спасибо, — бригадир проводил его взглядом.       — Куда сядем? — Цветкова привычно взяла супруга за локоть.       — Хоть куда. Зал полностью наш, маленькая.       — Всегда мечтала, чтобы меня пригласили в кино на последний ряд, — по-детски наивно пролепетела студентка, — Ну, я как бы была на последних рядах, но не целовалась…       — Я понял, — он умилялся её до сих пор сохранившейся детской непосредственности, доверчивости и наивности, — Пойдём, будем мечту твою исполнять.

      Фильм этих двоих перестал интересовать почти сразу. Вите уже было абсолютно всё равно на обворожительную Шэрон Стоун. В какой-то момент кино и вовсе начало казаться ему паршивым, его гораздо больше привлекали восхитительные Танины губы.       Ничего не помогало утихомирить сладостный жар, всё больше и больше разливающийся по телу.       Его ладонь спустилась к стройной ноге и проложила путь от точёной коленки к внутренней стороне бедра. Таня задыхалась, протягивая руки и заставляя Виктора приблизиться еще, чтобы как можно глубже целовать его. Рука поднималась всё выше, описывая на коже мелкие круги и забираясь под платье. Горячая. Мягкая. Хотелось гладить её тело вечно.       Пчёлкин вдруг прервал поцелуй, проводя дорожку поцелуев от губ к шее, оголённому плечу и груди.       — Я хочу тебя, — и Таня в предвкушении задрожала.

      К счастью или нет, но до этого года ей как-то удавалось жить без этого чувства. Похоть. Она никогда не была развратной или бесстыдной. Её не интересовали те самые запретные книжки для взрослых, в которых описывались невероятно грязные вещи. При виде симпатичного парня она не думала о его губах или руках на своём теле. По ночам не возникало желания опустить руку чуть ниже живота, чтобы удовлетворить себя. Она справлялась отлично, была хорошей девочкой.       А потом, в день её восемнадцатилетия, в её жизни появился Витя и больше никуда оттуда не уходил. Его образ ни в коем случае не должен был привлекать такую порядочную девушку, но куда она могла деться от своих чувств?       Это же до одури банально — прилежная девочка и плохой мальчик. Это никогда не должно было касаться Цветкову. Она должна была быть заинтересована в ком-то вроде Валеры или Лешки Макарова. На крайняк, кем-то вроде Саши Белова. Они бы ходили на свидания, мило беседовали и прогуливались под звёздами.       Но так уж вышло, что приказывать не получается не только сердцу, но и телу. И тело Тани было совсем не против Пчёлкина. Оно не считало его неподходящим. Наоборот, до безумия привлекательным. Признаться честно, она хотела Виктора задолго до того, как смогла это распознать. И с этим ничего нельзя было поделать.

      Она полностью сосредоточилась на ощущениях и издала какой-то неопределённый звук, больше похожий на жалобный скулёж.       Она поперхнулась собственной слюной, когда пальцы обеих его рук забрались ещё выше по телу и начали постепенно пытаться стягивать с неё колготки.       И почему она такая чувствительная?

      — Вить, стой. Я… не могу здесь…       — Хочешь уйти отсюда? — спросил Пчёла, продолжая целовать ее в шею.       Она ничего не ответила.       Они сидели, держась за руки и прислонившись друг к другу лбами.       Как ему было с ней хорошо.       — Ты не злишься на меня?       — Что? Нет, конечно, нет, маленькая! Я никогда и ни к чему не буду тебя принуждать, — серьезно сказал Виктор, — Если ты не хочешь, я на тебя давить не буду.       Вновь повисло молчание. Казалось, Татьяна что-то обдумывала после его слов.       — Спасибо, — прошептала она, и Вите показалось, что он увидел в ее глазах слезы.       — Эй, ты чего? За что?       — Просто за то, что ты такой, — чуть улыбнулась, стараясь прогнать непрошеную влагу с глаз.

      Свидание продолжалось. Кинозал постепенно сменился рестораном, а ресторан — смотровой площадкой на Воробьёвых горах.       Цветкова много раз гуляла вместе с бригадирами здесь, но ещё никогда только с Витей вдвоём.       Погода сегодня была просто прекрасная: на улице было настолько аномально тепло, что и Виктор, и его супруга даже поснимали верхнюю одежду, и теперь Пчёлкин работал вешалкой.       Цветик-семицветик вдруг явственно ощутила, что ей не хватило тех ласк, которыми её одаривал Витя в кинотеатре. Ей не хватало жара и близости его тела.       Не хватало его.       Внезапно начавшийся дождик немного остудил её пыл. Ловить такси никто и не думал — Пчёлкины просто гуляли под дождём, держась за руки и наслаждаясь друг другом.       И почему в кино даже такая неприятная вещь, как дождь, выглядит романтично?

      Резко замерев на месте, Таня помедлила пару секунд, а затем сделала десяток крупных шагов в сторону противоположной обочины. Остановившись, она дала своему мозгу последний шанс отговорить её.       Но было поздно, потому что обе ноги уже подпрыгнули в воздух и приземлились аккурат в центр огромной лужи.       В груди забурлил смех, который мгновением позже вырвался наружу. И этот смех был наполнен болью и отчаянием, которые так долго не могли найти выход. Мама всегда разрешала ей бегать по лужам, иногда даже в новых сапогах. А теперь мамы больше не было.       Вернувшись к ошарашенному мужу, Таня выдала:       — Догоняй.       — Чего? — Витя посмотрел на неё как на умалишённую.       — Ты водишь.       Она ткнула его в плечо и сорвалась с места, ощущая безумный смех где-то в горле. Лёгкие начало саднить почти сразу, потому что бежала она изо всех сил, да еще в вечернем платье и на каблуках. Но это было незабываемо прекрасно. Адреналин выстрелил разрядом в кровь, стоило ей обернуться и увидеть Пчёлкина, который неумолимо приближался.       С каждым шагом, с каждой секундой необъяснимое чувство свободы наполняло тело. Создалось ощущение, будто кроме неё, асфальта и дождя не было ничего вокруг.       И кроме Виктора, который уже практически дышал ей в спину. Очевидно, в скорости она ему уступала довольно значительно.       Поначалу предложение поиграть с женой в догонялки показалось ему абсурдным, но почти тут же он понял, что главной целью является избавление от накопившихся за достаточно нервный для обоих период эмоций.       К тому же, он мог вообразить тот момент, когда поймает её. Это отзывалось приятным покалыванием на кончиках пальцев и чем-то тёплым в районе живота.       Хищник, который догоняет добычу.       Ему была по душе эта метафора.

      В голове девушки возник план, в котором она должна была резко развернуться, чуть пригнуться и побежать в обратном направлении. Тогда бы Пчёла по инерции пробежал ещё пару шагов вперёд, прежде чем сам сделал разворот, и это дало бы ей время убежать.       Однако она не учла, что имеет дело с самим Виктором Павловичем Пчёлкиным. Тот сразу перехватил её хрупкое тело одной рукой, схватывая её поперёк живота. Цветкова взвизгнула и попыталась вырваться, но была уже впечатана в крепкую грудь, которая вздымалась в быстром ритме.       — Ты… Я думала, получится… перехитрить… тебя…       — Не нужно было думать, Тань. Нужно было быстрее убегать.       Кожу всё ещё покалывало от переизбытка эмоций. Ещё один короткий шаг приблизил её к нему так, что лица оказались в непозволительной близости.       — У тебя есть какой-то победный ритуал? Ну, когда ты выигрываешь, — при каждом слове тёплые пары воздуха обдавали его губы.       Витя аккуратно провёл ладонью по её лицу и убрал налипшие волосы. Его частое дыхание опалило её аккуратный маленький носик.       — Не знаю. Но от поцелуя прекрасной дамы я бы не отказался.

      Татьяна дала себе пару глубоких вдохов, чтобы восполнить недостаток кислорода, а затем потянулась руками вверх, обхватывая его плечи и шею. Пришлось встать на носочки, чтобы дотянуться до желанных губ, но бригадир услужливо склонил голову, встречаясь с ней в жадном поцелуе.       Капли дождя лились по их лицам, что делало поцелуй вдвойне влажным. Тонкие аккуратные пальцы с усилием сжимали скулы и твёрдую линию челюсти. В этом жесте читались нужда и болезненная необходимость.       Сильные руки плотнее прижали лёгкое тело к себе, потому что ему её было мало. Он хотел, чтобы ей стало легче. Он хотел её. Весёлую, смелую, сильную, разбитую горем или погружённую в печаль. Он хотел её любую.       Чувства читались в поцелуе, который никак не хотел заканчиваться, но какой-то автомобиль пронёсся мимо них по соседней полосе, окатывая по ногам водой из придорожной лужи. Это заставило Таню взвизгнуть и, смеясь, оторваться от Вити. Оба смотрели друг на друга и дышали так же тяжело, как после бега. Но никто не спешил никого отпускать.       — Я так хочу тебя, Пчёлкин. Пойдём уже скорее домой, а?

      Виктор хотел пошутить, что неужели, чтобы это понять, поцелуев и прикосновений в кинотеатре было недостаточно? Нужно было наматывать километраж по Воробьёвым, а потом носиться как угорелые под дождем? Но, сдавшись под натиском серых глаз, принялся усиленно ловить такси.

      Таня вновь почувствовала, как теряет самообладание, как здравый рассудок стремительно покидает воспаленный желанием разум. Хитрая, нахальная улыбка Вити вызывала в девушке целый шквал эмоций и заставляла чувствовать себя беспомощной маленькой девочкой.       Руки, так рьяно сжимающие несчастный поручень в лифте, дрожали, выдавая внутреннее состояние. Пчёла сжал пылающее лицо жёнушки в своих ладонях, бережно, словно хрупкий бутон цветка, и резко прижался к приоткрытым губам.       Ноги её тут же подогнулись, а руки обессиленно отпустили поручень и теперь беспомощно свисали по бокам. Бригадир жадно касался ее губ, иногда отрываясь, чтобы глотнуть воздуха. Он по-прежнему сжимал ее лицо в ладонях, от чего Татьяне казалось, что она целиком поглощена огнем — такой жар исходил от его тела.       Или всё дело в маленьком помещении?

      Виктор оттянул выбившиеся из прически волосы Тани назад, обнажив тонкую изящную шею. До боли прикусив бледную кожу на плече, проложил дорожку влажных поцелуев от ключиц до мочки уха, заставив девушку выгнуться в его руках.       — Это как то… неправильно, — на выдохе заметила она, — В лифте, Пчёлкин, ты серьёзно?       Девушка замолчала, когда её муж резко дернул застежку на платье, оголяя и без того открытую хрупкую спину.       Он лишь молча провел горячей ладонью по обнаженной спине, спустился к ягодицам и, резко подхватив Таню за бедра, прижал её к стене. Чуть шире раздвинув её ноги, Витя удобно уместился между ними и вновь яростно припал к истерзанным им же губам. От такой откровенной позы внизу живота сладостно заныло.

      Одна её рука поднимается выше, путается в огненных волосах и слегка сжимает, вызывая у парня утробный рык:       — Знаешь, что я с тобой сейчас сделаю, Цветкова? — в его голосе манящая, волнующая угроза.       Воздух со свистом покидает горящие от тяжелого дыхания легкие. Тане хочется спрятаться за завесой собственных волос, но омуты родных глаз не позволяют этого сделать.       Когда лифт остановился на их этаже, Пчёла подхватил жену на руки и, не отрываясь от ее губ, поспешил открыть злосчастную дверь, отделяющую его и его любимую от кровати.

      Чуть ли не ногой распахнув дверь квартиры, он тут же обрушил хохочущую девушку на кровать в её комнате и окончательно стянул с неё туфли, уже осточертевшее платье и колготки, отбросив всё это куда-то в угол спальни.       На секунду остановившись, Витя оглядел тело Тани и нетерпеливо облизнул пересохшие губы.       — Ты у меня такая красивая… — парень высвободил волосы жены из заколки, и тяжелая россыпь светлых кудрей мягко прикрыла пылающее лицо и плечи Цветика-семицветика. Татьяна, как и всегда, застенчиво улыбнулась и дрожащими руками начала по одной расстегивать пуговицы на рубашке Пчёлкина. Не справившись с мелкими пуговками и ловко стянув вещь через голову, девушка прикоснулась ледяными пальчиками к его груди.       Бросив на жену озорной взгляд, Пчёла начал опускаться мелкими дорожками поцелуев вниз. Цветкова быстро и судорожно задышала, чуть приподнявшись на локтях. Она вдруг взвыла, откинув голову на подушку, и скомкала руками белую простынь, пока Виктор, чередуя поцелуи и небольшие покусывания, старался не пропустить ни единого миллиметра на её коже.

      Ей казалось, что ее сердце сейчас выскочит из груди. Жар становился невыносимым, внизу живота приятное томление переросло в откровенно болезненное. С губ то и дело слетали отрывистые стоны, которые уже давно не вгоняли в краску.       Разместившись сверху, между раздвинутых ног девушки, Пчёлкин отодвинул кромку модного бюстгальтера без бретелек и тут же с жаром накинулся горячими губами на грудь. Таня потянулась к ремню на его брюках, но бригадир тут же перехватил руки и поднял их над её головой, зажав своей рукой.       — Не торопись, маленькая, — почти угрожающе произносит он. Вторая рука надежно пригвоздила её к кровати, не позволяя сделать хоть что-нибудь.        — Витенька, ну пожалуйста…       Довольный собой Пчёла по-хулигански ухмыльнулся, игнорируя умоляющие стоны. Его губы вновь безжалостно впивались в её. Он оторвался от девушки лишь на пару секунд, чтобы стянуть с нее оставшееся нижнее бельё и снять собственную одежду. Парень снова навалился сверху, широко разведя в стороны Танины ножки.       — Я тоже хочу тебя, Танюш, — прошептал он, проводя носом по её шее.       Цветкова не смогла сдержать ответного стона. Витя отрывисто поцеловал ее губы и одним движением плавно вторгся в напряженное тело. Низ Таниного живота вновь сдавило уже знакомое щемящее чувство. Весь разум затуманился, но она старалась концентрироваться лишь на горящих страстью глазах мужа.       — Какая ты… — голос парня срывается, а его руки яростно сдавили запястья над головой девушки. Бригадир опёрся на локоть и начал медленно выходить. Таня тут же ощутила неприятную пустоту внутри себя, когда он покинул ее жаждущее ласки тело.       — Ну Пчёлкин… — чуть не хнычет она, когда муж слегка прикусывает её нижнюю губу.       — Что, Пчёлкина? — сдавленно прошептал он и неожиданно резко вторгся в податливое тело. Крик вновь сорвался с губ девушки, она откинула голову назад. Низ живота моментально стянуло томительным узлом, предоставляя место уже знакомому чувству теплоты.       — Ещё. Пожалуйста, ещё…

      Она изо всех сил старалась дышать ровно, вбирая в себя захватывающие ощущения. Однако с каждым толчком дыхание словно останавливалось, становилось отрывистым и хриплым.       Кровь болезненно стучала в висках, и руки, до сих пор скованные ладонью Вити, начали затекать. Хотелось выдернуть руки из его плена, но сил на это совсем не было. Попытка освободить запястья Пчёлой была замечена сразу:       — Ты же не думаешь, что я так просто тебя отпущу, маленькая? — парень хитро улыбнулся и, наклонившись, поцеловал жену в припухшие губы, — Даже не надейся отделаться от меня слишком быстро.       В его возбужденном голосе вновь слышится многообещающая угроза, и низ живота в который раз сковывает приятный спазм.       — Неужели ты наконец-то сломаешь мне кровать? — вперемешку со вскриками и стонами едко спросила Таня.       — Не будем торопиться, Танюш. Давай пока остановимся на том, что завтра ты у меня не сможешь нормально сидеть.

      Внезапно он отстранился и резко развернул Цветкову за бедра. Настолько резко, что от неожиданности она даже вскрикнула. Он поставил ее на колени и надавил на лопатки, чтобы девушка прогнулась в спине. Непослушными пальцами Таня что есть силы сжала подушку, когда снова ощутила чувство наполненности.       — Прогнись сильнее, — попросил Пчёлкин и ощутимо сжал её ягодицу, заставляя шипеть от восхитительно приятной боли. Девушка со стоном закатила глаза, зарываясь лицом в подушку.       Витя ускорился так, что дыхание его сбилось. Толчки стали ещё более жёсткими, а её вздохи — ещё более рваными. Благодарные крики и стоны заполнили комнату.       Кто-то из соседей даже постучал по батарее, чтобы они вели себя тише.       — Маленькая моя… — глухо посмеиваясь, шепчет он, будто в бреду. Узел внизу живота стал ощутимее, и девушка уже машинально начала двигать бедрами в такт. Татьяна чувствовала, как её сознание постепенно стало проваливаться в пропасть, утягивая ее за собой.       Виктор шумно выдохнул, наклоняясь и прижимаясь грудью к спине Цветика-семицветика. Внутри неё всё уже давно перевернулось вверх дном от его такого знакомого, такого родного обращения к ней.       — Витя… — она содрогнулась в конвульсиях, опускаясь на живот с его именем на устах.       Еще пара толчков, и Пчёла с глухим стоном судорожно выскользнул из неё. Накрыв совершенно обессиленную девушку одеялом, он принялся ласково поглаживать ее плечики, спину, бёдра…       — Завтра всё твое тело будет напоминать о том, что мы тут с тобой делали, Танечка.

      Понемногу её привычно потерянное сознание начало проясняться, и шум в ушах отступил. Девушка, хмуря бровки, перевернулась на спину, исподлобья бросая взгляд на мужа. Голубые глаза вновь изучали её, смотря по-хулигански.       Татьяна морщится, когда кожа на ягодицах касается одеяла: ткань больно обжигает все те места, что совсем недавно с силой сжимал Пчёлкин. Да уж, тело, правда, напоминает…       — Ты как? — поинтересовался Виктор, когда её дыхание более менее выровнялось, и потянулся за очередным поцелуем.       — Всё хорошо, — ответила она ему в губы, — Только… пить очень хочется. Принесёшь, пожалуйста? А то я не встану, правда…       — Конечно, маленькая, — она ненадолго прикрыла глаза, когда поцелуй закончился.       — Вить? — он вдруг замер, вопросительно на жену глядя, — Я тебя люблю.       — И я тебя люблю, родная моя.

      Таня сквозь остаточную разноцветную пелену перед глазами молча наблюдала, как бригадир торопливо натянул на себя нижнее белье и поплелся в сторону кухни. Оттуда сразу же послышался характерный шум и возня.       Цветкова снова закрыла глаза, пытаясь вобрать в себя все события последнего часа. Каждую эмоцию. Каждое прикосновение.       Когда Пчёла вернулся в комнату со стаканом воды, Цветик-семицветик уже мирно сопела, обнимая руками его подушку.       — Умаялась, моя хорошая… — с улыбкой поставив стакан на прикроватную тумбочку, Витя убрал спадающие на личико жены пряди и чмокнул её в макушку. Сам бригадир, залезая к ней под одеяло, тоже почти сразу провалился в сон.       Свидание, определённо, можно было считать удавшимся.

      Таня, прикрывшая глаза на мгновение, открыла их, когда за окнами было уже светло. Рядом лежал Виктор, такой родной и теплый, что хотелось снова к нему прижаться. Он не спал, просто не дергался, лишний раз не желая потревожить её чуткий сон.       — Уже утро? — её голос был хриплым ото сна, а слова казались заторможенными.       — Да, маленькая, уже утро. Но ты можешь ещё поспать, если, конечно, у тебя получится… — Пчёлкин медленно провёл носом по её шее, ключицам и плоскому животу, ощутив уже такой знакомый трепет родного и податливого тела.       — Вить… Что ты делаешь? — она улыбнулась, потому что было щекотно, но всё ещё не спешила открывать глаза, дрейфуя на остаточных волнах сна.       — А на что это похоже? — в его голосе — как всегда — привычное озорство.       Пчёла начал опускаться поцелуями всё ниже, почти дойдя до кромки нижнего белья. Он хотел попробовать что-то новенькое и уже мог представить, как будут ощущаться её бёдра по обе стороны от его головы. Готов был поспорить, что на вкус она…       — Н-не надо, — Таня потянула его за подбородок, заставив подняться. До этого момента ей не удавалось задуматься о своей наготе, но теперь, когда лицо мужа оказалось напротив голой груди, стало крайне неловко.       И, кажется, он смог прочитать это в её взгляде, потому что в следующую же секунду его губы оставили поцелуй на правой груди, а рука собственнически сжала левую.       — Когда-нибудь ты позволишь моим поцелуям опуститься ниже, — твёрдо заявил он, укладываясь обратно рядом с женой на подушку.       Когда-нибудь.       — Крайне самоуверенное заявление, Виктор Павлович, — девушка хмыкнула, удобно, по-хозяйски размещаясь на его широкой груди, — Или Вы так не думаете?       — Вот увидишь, ты ещё сама меня об этом попросишь, — он начал играться с ее растрепанными волосами, — Ты в институт не опаздываешь?       — Сегодня пары только вечером, так что нет, — тело жгло от вчерашних прикосновений, — Вставать совсем не хочется… может, ещё чуть-чуть поваляемся? Или тебе в офис надо?       — Подождёт офис. Фильм не хочешь какой-нибудь глянуть? — Таня, заёрзав, повернулась к нему:       — Только не тот, который вчера, ладно? — щеки её заалели, — Давай лучше мультик какой, а?       — Вот теперь узнаю свою жену, — глухо рассмеялся Пчёлкин, целуя её в щеку. Вчерашний выбор фильма, если честно, его удивил и даже в какой-то степени озадачил, — Что смотреть будем, маленькая?       — Сам выбери что-нибудь, — пробормотала девушка, позволяя ему слезть с кровати.       — Приставать не будешь?       — Это кем надо быть, чтоб под мультфильмы приставать, Вить? — хохотнула Таня.       — А так хотелось…       В него полетела подушка.        И это утро совершенно точно обещало быть интересным.