Девчонка со двора

      Осень 1993-го…       Пчёлкин не был уверен, что ему удалось поспать хотя бы часов пять, за которые он мог бы более менее выспаться перед тем, как поехать встречать Фархада в аэропорт. Жаркая бессонная ночь проплыла перед глазами ярким воспоминанием, и он не сдержал улыбки, с неподдельным трепетом глянув на спящую рядом Таню.       Девушка прижималась к нему всем телом, мило посапывая. Ему нравилось смотреть, как она хмурит бровки во сне и как иногда подрагивают её пушистые ресницы. Ему вообще безумно нравилось то, какой она была. Нравилось в ней всё.       Цветкова, которая, чёрт возьми, на самом деле Пчёлкина, вздохнув и чуть приоткрыв зацелованные этой ночью губки, перевернулась на другой бок. Виктор тут же скользнул рукой под одеяло, касаясь нежной, как шёлк, кожи её живота. Пчёла не хотел её будить, но и не мог удержаться, поэтому его рука принялась гладить мягкую кожу в районе талии.       От неё всё так же приятно пахло сладким клубничным лосьоном, которым она пользовалась в последнее время.       Витя, чуть приподнявшись на локте, поцеловал её оголённое плечико. Хотелось откинуть чёртово одеяло и вновь с упоением вглядываться в изгибы любимой фигурки. Фигурки, которая стала ещё аппетитнее за то время, что они были вместе.       Но ещё больше хотелось, чтоб она не замёрзла, потому что кроме клубничного лосьона на ней больше ничего и не было.       Пчёлкин не мог устоять перед своей женой, которая до сих пор продолжала невинно смущаться после всего того, что они вытворяли с ней ночью. Или утром. Неважно.       Как говорится, была скромна до безобразия. А после безобразия — опять скромна.

      Весь его план тихонько уйти, не разбудив её, летел в пропасть.       — Витя… — хриплым ото сна голосом позвала девушка, не открывая глаз, — Сколько времени?       — Рано ещё, маленькая. Спи, — мягкие губы оставили влажный поцелуй на её шее. Шее, на которой теперь не было синяков от удуший или побоев. Были лишь следы от… любви, которые периодически приходилось прятать под шарфиком, — Я за Фарой поехал. Скоро вернусь.       — Будь осторожней, ладно? — перекатываясь на спину и в полудрёме находя его губы, попросила она.       Пчёла не хотел уходить. Ему хотелось остановить время и остаться с ней. Наплевав на аэропорт и мысленно попросив прощения у Джураева за всё, парень подмял под себя хрупкое, податливое и такое желанное тело жены.       — Вить, опоздаешь, — Таня настолько уже привыкла к его утренним приставаниям, что лишь улыбнулась, с трудом разлепляя тяжелые веки, — Белый потом тебя за Фарика съест…       — Плевать. Ты важнее.       Слова сладким спазмом отозвались где-то внизу живота. В огне, который разгорался в сердце Цветика-семицветика благодаря Виктору, хотелось сгореть дотла.       Бригадир впился в её губы поцелуем, зарываясь пальцами в шелковистые волосы. Сейчас он как никогда чувствовал себя полноправным обладателем её тела. Такова была Пчёлкинская натура — он был собственником до мозга костей.        — Не хочу, чтоб у тебя были проблемы из-за этого, — Цветкова всё же прервала поцелуй и заглянула в затуманенные желанием голубые глаза. Её саму изнутри уже испепелял жар, но сознание ещё не успело задурманиться и оставалось трезвым, — И вообще, кое-кто сказал, чтоб я продолжала спать.       — Ты ещё успеешь выспаться сегодня, — Виктор снова сократил расстояние между их лицами, — Но сначала мы с тобой кое-что сделаем…       Девушка не возражала. Когда его язык снова настойчиво проник в её рот, она, чуть постанывая, сразу подстроилась под его ритм.       Пчёла, наконец, избавился от одеяла, которое всё это время продолжало отделять его от Тани. Он снова, в очередной раз хотел заполучить её полностью.       Парень просто любовался своей женой. А она всё так же мило смущалась под его взглядом, как в первый раз. Однако сейчас это не помешало ей развести ноги в стороны и подпустить его ещё ближе к себе, притягивая за ворот чёрной рубашки.       Он уже успел полностью собраться и одеться, чтоб поехать в аэропорт, но был совсем не против оказаться снова раздетым в объятиях любимой.       Пока Цветик-семицветик непослушными пальцами пыталась расстегнуть пуговицы Витиной рубашки, его рука смело обхватила её внутреннюю сторону бедра. Татьяна застыла в томительном ожидании, предвкушая уже хорошо знакомые ощущения.       — Пчёлкин… — шумно выдохнула, когда он легонько, будто бы невзначай провел пальцами по промежности, — Не дразни меня.       — А если мне это нравится? — пока он одаривал её своей фирменной ухмылочкой, его руки начали вытворять с ней просто невероятные вещи.       — По шапке полу-у-учишь… — его пальцы нашли нужную точку, заставляя всё внутри скручиваться от желания.       — Это вряд ли. Потому что тебе это тоже нравится.       Но Таня уже представляла, как он снова окажется в ней, наполняя пространство внизу живота стаей из тысячи бабочек.       — Витенька… — жалобно простонала она ему в губы, — Пожалуйста… — нежные руки, до этого сминавшие в нетерпении простынь, легли ему на плечи.       Пчёла толкнулся бёдрами между её ног, даже сквозь ткань своих брюк позволяя девушке ощутить его настрой. Глядя в потемневшие глаза, он звякнул пряжкой ремня.       Танька с нетерпением ждала, пока муж вскроет неприятно шуршащую упаковку с презервативом. Пока она наблюдала за всеми его движениями, всё внутри полыхало от желания. Однако её зрачки всё равно расширились, а пальцы чуть сжались на мужских плечах в тот самый момент.       Потому что каждый их раз был, как первый.       — Витя… — Цветкова закатила глаза и чуть вскрикнула, когда он вошёл в неё.       — Ш-ш-ш, маленькая моя… — Пчёлкину нравилось, когда жена кричала под ним, а не на него (что изредка, но случалось за восемь месяцев их брака). Нравилось, когда извивалась, стонала под ним, лаская его слух… Потому что это сводило с ума. Стоит ли говорить, что сводить его с ума Тане удавалось в полной мере?

      Её дыхание учащалось, а внутренние мышцы лихорадочно сжимались, обволакивая его внутри себя так, будто она предназначалась только лишь ему одному. Так, на самом деле, и было.       Его левая рука с особой нежностью обхватила чувствительную грудь и теперь медленно, по-хозяйски сминала её. Эти движения никак не вязались с достаточно ритмичными толчками, но доставляли Татьяне нескончаемое удовольствие.       Ей нравилось, когда он начинал действовать жёстче, порой даже переходя на грубость. Однако сегодня Тане хотелось купаться в нежности, которой Виктор одаривал жену сполна, словно чувствуя её настроение. Теплые губы мягко покрывали её плечи, ключицы и шею, отчего кожа покрывалась мурашками, а пальцы ног непроизвольно поджимались в ожидании чего-то… ещё более нежного.       — Витенька, родной мой… — как в бреду шептала девушка, хаотично водя руками по его широкой спине и чувствуя приближающуюся разрядку, — Ты у меня самый… самый…       Слов не было. Были только эмоции.       Цветкова уже была близка к тому, чтобы обмякнуть в его руках, обрушиваясь на подушки. Волосы её сильно растрепались, а на лбу проступила испарина. Заалевшие щеки горели самым настоящим огнём, ненадолго остужаясь влажными Витиными поцелуями.       — И ты у меня самая-самая, Танюш.       Хотелось остаться в этом моменте и повторно уснуть в этой нежности.       Абсолютной и бесконечной.

      Проснулась Таня от телефонного звонка. Вторая половина кровати была уже пуста и холодна: Витя, судя по всему, всё же уехал за Фариком. Но то, чем закончилось её первое утреннее пробуждение, вызывало улыбку.       Лениво потянувшись на постели, подумала пропустить звонок и снова погрузиться в объятия Морфея. Но телефон продолжал неустанно трещать, поэтому эти мечты ей были оставлены.       — Да? — не посмотрев, кто звонит, она на автомате подняла трубку.       — Ну наконец-то! — раздался громкий голос Екатерины Николаевны, — До тебя, как до Кремля, не дозвонишься… Четвёртый раз набираю уже!       — Привет, тёть Кать, — зевая, ответила её родственница, — Прости, задремала, не услышала…       — Ну, слава Богу. Я уж подумала, ты вляпалась куда. На улицах видела, что творится? В институт, надеюсь, не потащишься?       — Нет, — кроме того, Пчёлкин ей ещё вчера сказал, когда вся канитель только началась, чтоб она не вздумала одна никуда из дома высовываться, — А ты чего звонишь? Случилось что?       — Так всю жизнь проспишь, Танюха! Оленьку к нам в роддом сегодня утром на скорой привезли…       — Да ладно? В ноябре же должна была, вроде…       — В ноябре-то в ноябре… Перенервничала, видать, вчера Олька наша. В предродовой лежит, бедная, мучается… — вздохнула женщина, — Сашке звоню, у него вечно со связью что-то. Вроде трубку берет, а не слыхать ничерта… И в офисе его ещё не было. Ну ты, раз спишь, и про Олю даже не слышала, наверное, не знаешь, где Санька-то? Прилететь прилетел, а к жене не спешит. А она ведь ждёт…       — Не знаю, тёть Кать, правда… Но сегодня Фархад по делам каким-то в Москву прилететь должен. Может, они с ним куда-то поехали?       — У тебя номер его есть?       — Есть. Я, если до кого-то дозвонюсь, тебе наберу. А, это… Ольке что-нибудь нужно? Принести там, может, чего… Хоть я приду, если эти охломоны не объявятся… — Она, конечно, знала, что Пчёла потом ворчать долго будет за её самодеятельность, но всё же беспокойство за подругу было сильнее.       — Тебя ж бесполезно отговаривать? — Таня самой себе кивнула, — Я тебя очень прошу, только аккуратней будь. Никуда не встрянь, умоляю, звезда моя…       — Хорошо-хорошо, не переживай, — хмыкнула девушка, — Постараюсь добраться без происшествий.       — Иду-иду, Оленька!.. — послышалось из трубки.       Катерина сбросила свой звонок.

      Наскоро одевшись во что-то более менее приличное и скрывающее засосы на шее и груди, перед тем, как выйти из дома, Цветкова решила набрать сначала в «Курс-Инвест». Если там никого из друзей нет — постараться дозвониться до Белова, а уже потом — до Фарика или Вити. Пчёлкина она побеспокоила бы в самую последнюю очередь, чтоб он раньше времени паниковать не начал и не выведал, что его жёнушка куда-то намылилась. И плевать ей, что по Москве сейчас танки ездят.       — Приемная «Курс-Инвест», здр…       — Люд, привет, — сразу перебила секретаршу девушка и быстро затараторила, — Это Таня. Скажи, Саша случайно не в офисе?       — Привет. Да, они с Валерием Константиновичем и… — она выдержала недолгую паузу, — и Космосом Юрьевичем здесь.       — Позови его к телефону, пожалуйста! Это важно.       — Сейчас. Трубку не клади, жди.       Нервирующее ожидание. Полминуты, минута… Слышится какая-то возня, шаги и голос Белова где-то вдалеке. Цветкова уже представила, как он медленно вышагивает по паркету, даже не торопясь подходить к трубке.       — Алло!       — Саша!       И тут уже оба поняли, что Белый сейчас словесно отхватит от неё по самое не балуйся.

      Спокойно выслушав тираду подруги, мол, почему он всё еще не около своей жены, Саня положил трубку. Молча, без внутренних колебаний. Не понимал он, какого черта Танька наехала на него с предъявой такой.       Сказано же — ждут Фарика. Друга её, между прочим… Белов-то думал, что Пчёлкин с Джураевым к его приезду уже будут в офисе, но… не виноват же Сашка, что Пчёла где-то в пути задержался, и теперь эти двое безбожно опаздывают.       Если б она знала, чем обернется их с Витей доброе утро, то ни за что не задерживала бы его, как бы он ни уговаривал.       Хоть Таня и чувствовала некоторые угрызения совести за это, ей всё равно невдомёк было, почему Белов не Ольгу в приоритет поставил, а Фару.       Неужели у того настолько срочное дело, что можно супругу свою, которая сейчас в поддержке и внимании нуждается больше всего, на второй план поставить?       Фархад наверняка с пониманием отнёсся бы к ситуации, уж в этом-то девушка не сомневалась. Фарик сам Сашу первым в роддом бы отвёз, чтоб того Оля увидела и хоть немного успокоилась, а уже потом со спокойной душой поехал бы с ним вопросы решать.       «Очнись, Цветкова, — взывал едкий внутренний голос, — Если мужчина хочет, он примчится к своей женщине в любое время дня и ночи, а если нет… то какой вообще смысл заставлять его это делать?» — она недовольно фыркнула, отгоняя эти мысли.       Раз Саня не едет к Ольке, к ней приедет Таня. Кто, если не она?

      — Ну, слава Богу, — облегчённо выдохнула Катерина, увидев перед собой целую и невредимую Татьяну, — Халат накидывай и проходи. Что это у тебя? — она взглядом указала на пакет, что был в её руках.       — Для Оли гостинцы…       — Моя ж ты золотая! — улыбнулась Екатерина Николаевна, — Я это пока в сестринскую отнесу, хорошо? — кивнула, потому что подруге сейчас явно не до гостинцев, — А ты к Оленьке заходи, она обрадуется. Сашка-то где?       — Сказал, скоро будет, — сдержанно ответила девушка. Не рассказывать же, что Катин племянник вместо роддома на работу поехал… — Какая палата? — тему поспешила перевести.       — Двести пятая.

      То, как мучилась в предродовой бывшая Сурикова, оставило в голове Тани неизгладимые впечатления. Ольга то ходила по палате в полусогнутом состоянии, то лежала на боку, тяжело дыша и придерживая себя за живот или поясницу одной рукой.       Страшно было представить, что она чувствовала. Татьяна, как могла, поддерживала её, хоть и понимала, что это всё не то. Оля всё время, как в бреду, спрашивала про Сашку, просила ему позвонить, едва не вырывая сотовый из рук подруги. Каждые минут десять заглядывала Катерина.

      — Таня, а если… если девочка? — вцепившись в её запястье, испуганно шептала Оленька. Она безумно боялась родить дочь, потому что Белый хотел исключительно мальчика.       — Белова, ещё раз такое услышу — получишь в лоб. Главное, чтоб малыш здоровым родился… Ты, может, поэтому никак не разродишься, потому что узнать боишься, кто у тебя будет, м? — не выдержала Цветкова.       — Саша сказал, что с дочкой домой не пустит…       Конечно, наверняка с его стороны это была шутка. Но не дурак ли, говорить беременной женщине такие вещи!       — Это мы его не пустим, Олька, — пусть только попробует что-то вякнуть: Танька была уверена, что и тетя Катя в стороне не останется и отвесит ему хорошенько, — А вообще, это все мужики сначала так говорят, а потом в своих маленьких принцессах души не чаят. Ещё как нянькаться с ней будет — за волосы не оттащишь папашку-то!       — Ты так думаешь?       — Зуб даю, — как можно увереннее старалась звучать, чтоб Олин более менее устаканившийся настрой сохранить.       Говорила, а сама с трудом верила, историю свою вспоминая. Цветкова родилась, когда её родителям было уже за сорок, а старшему брату Сергею — 14 лет. Естественно, ребенком она была незапланированным — такой подарок на старости лет еще поискать надо.       Хоть у Сан Саныча уже был сын, он надеялся, что и второй малыш — мальчик. Наследник, настоящий мужчина. А получилась Танечка, которую он даже с роддома забрать не смог, потому что страшно напился, и Марью Тихоновну встречали только дядя Федя с Серёжей. Они же ходили оформлять ей свидетельство о рождении. Сами назвали Танюшей, хотя Цветков-старший в пьяном бреду настаивал на Варваре.       — Ты сейчас, главное, о себе думай, милая, и ничего не бойся. А я рядом буду…       — И в родзале тоже будешь?       — Если разрешат — да, — твёрдо заверила, хоть ей было страшно не меньше.

      Когда Ольгу, наконец, в родильный зал повезли, девушка решила ещё раз попробовать дозвониться до Саши, который так и не приехал.       В «Курс-Инвесте» телефон теперь вообще никто не брал, а Сашкина трубка молчала.       Витя тоже не отвечал. Знала бы Таня, что ровно в момент её звонка он лежит прижатый омоновцами мордой в землю у офиса, наверное, заволновалась бы ещё больше.       Пчёлкин дёрнулся и приподнял голову, когда в кармане пальто завибрировал заливающийся трелью звонка мобильник.       — Лежать! — нога конвоира пришлась ему по хребту. Где-то сзади, лёжа точно в таком же положении, тихо читал молитву Фархад.       — Тихо, больно. Больно! — орал ведомый конвоем Белов, — Сука, больно!       — Вперёд!       — Руки… руки не переломай! — следом послышался голос Валеры.       — Пошёл вперёд!       — Привет, брат! — Виктор, хоть и не видел лица Белого, уверен был, что тот прямо довольно скалился.       — Салам-пополам, брат! — отозвался Джураев, за что получил тут же, — Тихо-тихо-тихо…       — Лежать!       — Руки! — гаркали омоновцы со всех сторон, пока оставшихся друзей Витиных рядом на асфальт укладывали.       «Отдыхая» на холодной земле, Пчёла успел поразмыслить о том, что за какие-то несколько часов жизнь умудрилась перебросить его из одной крайности в другую: прекрасное утро с женой обернулось перспективой провести ночь в следственном изоляторе.       Жалел ли он сейчас о том, что задержался у Тани? Несмотря на всё, что произошло позже — ни капли.

      Хоть и прекрасно знал Пчёлкин характер своей любимой супруги, отчего-то сейчас был уверен, что она дома сидит. Дома, а не в институте и уж тем более не в роддоме в качестве группы поддержки.       — Молодец, Оленька… — хвалила Татьяна Белову. Подруга крепко сжимала её левую руку, вот-вот норовя сломать пальцы, — Потерпи ещё чуть-чуть, ладно?       — Давай-давай, Оленька, давай, моя девочка… — присоединялась тётя Катя, — Ещё немного.       — Дыши, Оль, дыши… — Цветкова верила, что ей больно было, потому что сама уже готова была шипеть от того, как хрустели под давлением её пальцы.       — Екатерина Николаевна, — позвала женщину акушерка Света, — схваточки ослабли. Может, стимуляцию?       — Не-а. Сама должна.       Бывшая Сурикова готова была заскулить. Почему, почему нельзя было облегчить ей страдания?       — Дыши-дыши, молодец… — до неё изредка доносился ласковый монотонный голос, — Молодец-молодец, умница! Дыши, дыши, дыши…       Танька, конечно, не врач… но она готова была поклясться, как Ольге прямо на глазах становилось хуже. Девушка понятия не имела, как ей помочь. Если б у неё была возможность забрать хоть кусочек Олиной боли, она бы сделала это. Единственное, что она могла пока сделать, это продолжать держать её за руку и всячески подбадривать словами.       — Давайте стимуляцию, — сдалась Катерина. Видимо, Бог услышал немые мольбы Беловой.       Цветковой пришлось отпустить её и чуть отойти, чтоб у персонала была возможность беспрепятственно провести все необходимые манипуляции с пациенткой.

      В стороне стоя, Таня задумалась: а если б сейчас на месте Ольки была бы она?       Кто бы в такой важный, но страшный момент находился с ней рядом? Как бы вёл себя Витя? Почему-то воображение сразу нарисовало его в больничном коридоре, в накинутом на плечи белом халате, как он нервно ходит туда-сюда, отмеряя шаги в ожидании новостей…       Она даже мысли не допускала, что на месте отца её ребёнка мог быть не Пчёлкин, а кто-то другой. Татьяна не могла представить рядом с собой кого-то ещё.       Только он.       А видел ли себя сам Виктор отцом её ребенка? Хотел ли он вообще детей в будущем? И что будет, если Цветкова вдруг забеременеет? Это ведь вполне реальная ситуация, если учесть, что они регулярно занимаются сексом, при этом нередко в порыве страсти забывая о контрацепции. А полагаться на своевременную реакцию Пчёлы и нужную фазу Танькиного цикла — как-то сомнительно…

      — Тань, чё застыла? — Катин оклик заставил вернуться девушку в реальность, — Плохо, что ли? — женщина не удивилась бы даже: много раз видела и папаш, и подруг, и сестёр, и даже некоторых мам, падающих без чувств от увиденного и переизбытка эмоций.       — Нет-нет, я… просто задумалась. Всё в порядке, — она снова подошла к подруге и взяла её за руку, — Оль, помнишь, что я тебе говорила? Ничего не бойся, всё хорошо будет.       — Ага… — на выдохе прошептала подруга.       — Молодец, девочка. Дыши-дыши, хорошо, — чуть оживилась Светик. Да и Катерина бодренько так подметила, что у ребеночка сердцебиение хорошее, — Екатерина Николаевна?       — М?       — Схваточка пошла. Давай, потужься-потужься!       — Олька, давай, — шепнула Татьяна, обеими руками её ладошку обхватывая.       — Давай, моя девочка, недолго осталось, — тётя Катя резко серьёзной стала.       — Не могу… Саша… Саша где?       — Скоро будет. Думай о себе, Оля, — Таня губы поджала: Сурикова тут мучается, а он с друзьями развлекается где-то!       И только сейчас, словно паразит какой-то, предположение в сердце закралось и изнутри ковырять его начало:       А вдруг с ними что-то случилось?       Но дальше развить эту мысль Цветковой не дали. Екатерина Николаевна наперебой с медсестрами загалдели, пока Белова из последних сил тужилась. Она жадно хватала ртом воздух и пыталась ухватиться руками хоть за что-нибудь. Впечатлённую картиной деторождения Таньку сменила одна из медсестёр, мягко, но быстро оттолкнув ту в сторону. Она крепко зафиксировала руку роженице и продолжила вместе со всеми напутствия.       Девушка на месте застыла, не в силах пошевелиться. Уши заложило так, словно она под водой оказалась. Спина её взмокла, а кончики пальцев неприятно покалывать начало, затылок потяжелел. Поздно она подумала о том, что надо бы точку опоры найти, поздно…       — Иван Александрович собственной персоной! — услышала Татьяна сквозь то ли звон, то ли шум в ушах.       «Слава Богу, мальчик… Белому подарок будет», — последнее, о чём подумала Таня перед тем, как погрузиться в темноту. На пол рухнула и полку со всякими медицинскими склянками, за которую в последний момент ухватиться пыталась, за собой утянула.

      Если кому-то срочно понадобился бы человек, который может всё испортить, Танька смело дала бы им свой номер телефона. Потому что вот так вот запороть подруге радость от рождения сына своим триумфальным падением в обморок — это надо уметь.       Пришла в себя Цветик-семицветик не в родзале, а в совершенно новом, незнакомом для себя месте. Голова кружилась и страшно гудела, всё тело беспощадно ломило.       Не сразу, однако, вспомнила, что с ней произошло, пока в своём расфокусированном взгляде Катерину не разглядела.       — О! — нашатырь от неё убирая, воскликнула женщина, — Спящим красавицам привет, — сказала она уже чуть тише.       — Тёть Кать, а я… где?..       — В сестринской, золотая моя. В обморок ты упала, Танюх. Олька мальчика родила, помнишь?       — Да, Ваньку… — девушка руку правую, до локтя забинтованную, чуть вперед вытянула, — А это?..       — Ты, когда падала, чуть полку с медикаментами на себя не уронила и головой ударилась. Думали всё, убилась, деточка… Потом смотрим, ты даже на локтях приподняться попыталась… ну, тут у тебя рука в осколки-то и попала. Мы с девками тебя под руки — и сюда. Пока к Оленьке все вернулись, тебя тёть Шура наша подлатала немного…       — Вот после Ваньки вообще ничего не помню… — болезненно скривившись, призналась Татьяна, — Голова… болит.       — Сильно кружится? Не тошнит? Приложилась ты знатно — сотряс вполне может быть. К травматологу бы тебе. У нас есть, но только детский.       — Да нет вроде… просто болит, и всё, — отмахнулась Цветкова, — Сашка не объявился?       — Не-а. Олька уже извелась вся. Ладно хоть на тебя отвлеклась немного, ты уж прости…       — Оля сильно испугалась? — стыдно вдруг так перед подругой ей стало, что аж щеки порозовели.       — Ещё бы. Ты всё равно молодец, ещё долго держалась. Я думала, раньше свалишься… — беззлобно хмыкнула Екатерина Николаевна.       — Только не говори, что вы ставки сделали, когда я в родзал попросилась… — пошутила Таня, уже левую руку к себе поднося. Всю в синих следах от пальцев Беловой…       — Сразу, — женщина вдруг гомерическим хохотом разразилась.       — И кто выиграл? — тоже посмеиваясь, поинтересовалась Цветкова.       — Да я ж пошутила, Танюх… — Катерина поднялась на ноги, — Чаю тебе надо сладкого выпить и отдохнуть, — и на кружку, паром дымящуюся, указала, — Я к Оле схожу. Не против, если скажу, что гостинцы Саша передал? А то я уже не знаю, как её успокаивать, бедную…       — Конечно-конечно. Привет ей передавай.       — Обязательно.       Когда дверь за тетей Катей закрылась, девушка чуть приподнялась на диване: голова снова закружилась, а в глазах зарябило.       — Чёрт, — рука отчего-то дернулась к затылку, — Как же «вовремя» всё…       После чая сил не осталось совсем. Спать, и только спать.

      Свободны — и всё тут. Ни тебе здрасьте, ни до свидания.       — Ну, Саня, это тебе не гауптвахта… — задумчиво протянул Фархад, выходя следом за Беловым и едва оказавшись за порогом Бутырской тюрьмы.       — Слава тебе, Господи, на свободе… — возведя глаза к небу, пробормотал Пчёлкин, — Сань, я чё-то не понял, а чё это они отсюда выпустили? Здесь же передачки вроде принимают…       — Слава Богу, что вообще выпустили… — Космос подметил это тихо, будто побаиваясь, что услышат их и вернут обратно. Пчёла же, чуть склонившись, в этот момент на крыльцо сплюнул.       — Братья, я не понял: метут без предъявы, гонят ни свет ни заря, чё за дела? — а вот возмущению Фила, казалось, не было предела.       — Да ладно ты, не ори… — пытался образумить разбушевавшегося Валеру Холмогоров.       — Они просто подумали, за что таких хороших пацанов здесь держать… — дальше Белов особо не слушал, о чем друзья говорят. Первым делом он позвонил на рабочий телефон своей тётки.       — Не, ну, извиниться-то можно! Алё! — никак не унимался Филатов, а Космос на него всё так же шипел:       — Да тихо ты!       — Алё? Катя! — орал в трубку Белый, подальше от своей компании отходя, — Да не ори ты…

      Виктор тоже мобильник свой достал и, в экран цветной глядя, нахмурился. Он не сомневался даже, что увидит там далеко не один неотвеченный звонок.       Его, безусловно, пугали 19 пропущенных от матери, но ещё больше пугало то, что Таня, его милая Танечка позвонила ему всего один раз, ещё вчера днём.       Теперь же его уверенность в том, что жена дома всё это время сидела, пошатнулась.       Что-то, определённо, случилось.

      — Мужики, у меня сын родился… — сбросив звонок, как-то растерянно, но с максимально счастливым выражением лица сообщил Саша.       Первым после недолгой паузы опомнился Космос. Он крепко обнял Белова, начав на радостях громко орать.       Разве Валера с Витей могли остаться в стороне?       Они живо подхватили молодого папашу на руки и протащили его таким образом до самой машины. Там уже и братва подтянулась.       — Всё, по машинам!       — Саня, — Кос в плечи его вцепился и уставился серьезно, — В семье самурая дочка — ужас…       — А сын кто? — поинтересовался Белый, не скрывая улыбки.       — Подарок!       — Западло только, что он в понедельник родился… — не мог не подметить Виктор, до жути не любивший понедельники. А вот Таньке, о которой он не переставал думать, этот день недели, наоборот, очень нравился. Может, потому что она сама появилась на свет в понедельник?       — Ты на понедельник не тяни, понедельник — хороший день! Так мой город называется… — с гордостью изрёк Фара. Душанбе — город, в котором по первым дням недели раньше проводили крупный базар, отсюда и пошло название.       — Поехали… — не став спорить, Витя похлопал его по плечу и подтолкнул к машине. Взгляд его зацепился за Бека и бывшего мента, крышующего теперь Лёшку Макарова, фамилию которого он не помнил. Телефонный звонок отвлек его от них, — Алло.       — Алло! — Белый тоже трубку поднял, не сразу сообразив, что звонят не ему.       — Это меня, мужики… — шепнул Пчёла, отходя в сторону, — Алло.

      — Пчёлкин! — Цветкова удивилась, что муж ей с первого раза ответил. Всё это время она, как убитая, спала в сестринской, а как проснулась, подзарядила аккумулятор и тут же ему набрала. Ведь исходя из рассказов Кати, ни Саша, ни кто-либо из его друзей так и не объявился. И если бы не вчерашнее падение в обморок, она давно бы уже вся изнервничалась.       — Да, мамочка? — по его интонации и шуму вокруг девушка сразу поняла, что он не один. Ну, либо дразнится, он ведь тот ещё вредина…       — Нет, блин, папочка… Вить, у тебя всё хорошо? — и всё же, сильно она переживала за него: не просто же так их с остальными бригадирами всю ночь не было. Значит, вместе куда-то влипли, — Ты в порядке?       — Всё нормально, всё в порядке… А ты… ты как?       — Тоже. А ты гд… — Таня уже хотела начать закидывать его вопросами, но Пчёла её перебил, протараторив:       — Я перезвоню ещё, — и сбросил.       — Вот и поговорили… — Татьяна шумно набрала носом воздух: хотелось возмутиться, — Ну, жук…       — С кем поговорили? Кто жук? — довольная Катерина буквально из ниоткуда в сестринской появилась, — Витька, что ли?       — Ага… Он просто первый, до кого я дозвонилась, — соврала девушка, ведь звонила-то она только ему, — На полуслове сбросил, разве не жук?       — Щас приедут они, выскажешь, — Татьяна удивлённые глаза на женщину подняла, — Сашка звонил, сказал, скоро будут.       — А где их носило, не сказал?       — Он — нет. Я потом Космосу набрала, тот посговорчивей оказался, сразу всё как на духу выложил. В Бутырку их загребли, за то что они пацанов каких-то из Белого дома в офис пустили…       — Короче, как всегда, — Цветик-семицветик рукой махнула. Ничего-ничего, она еще устроит Пчёлкину. Не здесь, так дома, — Оле рассказала?       — Нет, конечно! Сказала, что просто дороги все перекрыли. И ты не говори. Хочешь — сходи до неё, там как раз ей Ваньку кормить принесли.       — Хочу.

      В палате Олькиной было светло и тихо. Маленький Ванечка, уже наевшийся маминого молока, мило причмокивал губками и кряхтел на руках у Беловой.       — Такой хорошенький… — в который раз шептала Цветкова, завороженно наблюдая за маленьким человечком, — Так на Сашку похож.       — Он и на тебя, Тань, как будто чем-то похож, — внимательно глядя то на сына, то на подругу, улыбалась бывшая Сурикова, — Даже больше, чем на меня.       — Ну, значит, не зря я в обморок грохнулась… — хохотнула девушка, — Оль, ты прости, что так вышло.       — Да нормально всё, не переживай. Ты испугалась просто. Не каждый день, всё-таки, чудо деторождения наблюдаешь… — Ольга кивнула, на Танькины руки взглядом указывая, — Сильно больно?       — А ты про какую из рук спрашиваешь? — весело поинтересовалась.       — Про обе, — однако глаза зеленые вперились в ту, что с синяками, — Это я тебя так? — догадалась сразу, что да, — Прости.       — Знаешь, я б не обиделась, даже если бы ты мне все пальцы переломала. Оно того стоило, Олька. Ты невероятно сильная, я прям восхищаюсь тобой…       — Спасибо, что была со мной, Тань, — зарделась от комплимента Белова, — Хочешь подержать?       — Я? Ваньку?       — Да не бойся, — по-доброму шикнула и чуть ближе к подруге подобралась, ребенка передавая, — Головку придерживай. Вот так…       — Ма-а-аленький такой, Ванечка… А как вкусно ты пахнешь!       Марья Тихоновна как-то давно рассказывала дочери, что все младенцы приятно пахнут. И каждый из них имеет свой, абсолютно уникальный запах. Девушка верила ей на слово, потому что маленьких детей в её окружении не было и удостовериться в этом не получалось.       По словам матери, саму Таню в первые недели жизни сопровождал какой-то сладкий, слегка сырный запах. От Ваньки же пахло смесью молока, свежего хлеба и… мыла.       — Сладенький мой… Тоже хочу такого, — неожиданно даже для самой себя призналась Ольге Цветкова и засмущалась, — Ну, когда-нибудь… в будущем. Когда уже институт закончу, на работу устроюсь…       — Мне кажется, ты уже сейчас неплохо справляешься, — пока Татьяна качала Ванечку, малыш крепко уснул в её нежных, ласковых руках.       — Ну, теперь у меня есть, на ком тренироваться, — пошутила студентка, подмигивая, — После учёбы буду приходить, тебе помогать… Или уже надо в очередь записываться?       — Тебе — не надо, — хихикнула в кулачок Оля. Но очередь из помощников, в самом деле, выстраивалась: бабушка, тётя Таня, Томка… Даже Космос шутил, что заберёт Белова-младшего к себе жить и вырастит из него нового профессора астрофизики, — Приходи в любое время, мы с Ваней всегда тебе будем рады. Устала держать-то, наверное… — бывшая Сурикова руки в призывном жесте вытянула, — Давай обратно, на базу…       — Да не устала я, но раз мать просит… Возвращаю в целости и сохранности, — девушка протянула свёрточек с малышом подруге, — Ольк, я тогда это… немного прогуляюсь пойду, ладно?       — Покурить, что ли? — улыбнулась догадливая Сурикова, на что Татьяна с деланно-виноватым видом кивнула, — Куртку только накинь, так не ходи — холодно…       — Сразу видно, материнский инстинкт проснулся! — ясно было как день, что никто никакую куртку надевать не собирается…       — Иди уже!       Лучезарно улыбнувшись, Цветкова в коридор вышла. В сестринской никого не было, поэтому она без проблем вытащила из своей сумки пачку «Marlboro» с зажигалкой и положила их в карман халата. Мило Светику улыбаясь, прошмыгнула мимо неё, направляясь к выходу из отделения.

      — Таня!       Всё же, все её планы покурить медным тазом накрылись. На несколько мгновений она застыла, буквально прирастая к перилам посиневшими пальцами левой руки. По ступенькам, прямо ей навстречу поднимались Фархад и Виктор.