Девчонка со двора

      Зима 1999-го…       Огромные снежные хлопья кружат за окном, медленно опускаясь на землю и крыши зданий напротив. Снег липнет к стеклу, постепенно сползая на карниз. Деревья утопают в белых одеждах: ветки гнутся под тяжестью густого снежного покрывала. Хочется выйти на улицу и потянуть за такую веточку, стряхивая всё на себя, и насладиться искусственно созданным снегопадом, правда, пока хитрый снежок не залез за шиворот или в рукава…       Глядя на красоту за окном, Таня с грустью улыбнулась: точно такая же погода была в день их с Виктором росписи в ЗАГСе. Правда, тогда, почти семь лет назад, всё было совсем не так, как сегодня. Да и вообще, раньше всё было другим. Во всех смыслах.       Беседа со следователем проходила в кабинете, похожем на небольшой зал для совещаний: возможно, врачи принимали здесь судьбоносные решения в жизни некоторых пациентов. Вряд ли майор опрашивал бы свидетелей в какой-нибудь перевязочной или палате, но Татьяна почему-то сначала об этом как-то не подумала и оттого удивилась, не увидев здесь коек и шкафов с кучей медикаментов. Анатолий Иванович Веденеев восседал во главе стола, собранного в виде буквы «Т», и фиксировал показания девушки. Окно, в которое периодически поглядывала Таня и которое «свистело» от разбушевавшейся метели, было прямо за его спиной. Цветкова и Сашин юрист (к слову, имеющий адвокатский статус) сидели друг напротив друга, по разные стороны от следователя.       Вспоминать произошедшее детально, а уж тем более рассказывать обо всём этом правоохранителю было трудно, однако Таня сумела взять себя в руки. Она готова была изложить всё подробно с момента, как захотела быстренько выскочить покурить на крыльцо, пока муж занят гостями и точно не видит её попыток к бегству.

      Витя строго-настрого ей смолить запрещал: даже врачи, и те уже меньше него талдычили, что нельзя. А иногда так сильно хотелось… прям как вчера. Девушка изо всех сил пыталась подавить пагубное желание, но выходило с трудом. Да и Пчёлкин не отлипал от жены с тех пор, как она переступила порог «Курс-Инвеста», где, собственно, и располагался предвыборный штаб кандидата в депутаты Белова. Супруги только-только нормально помирились после продолжительной ссоры, поэтому подвыпивший Пчёла вовсе не думал отпускать куда-то Татьяну из своих крепких объятий: чуть позже они даже уединились в его кабинете.       Очень хрупкую семейную идиллию нарушил тогда чей-то звонок. Шумно выдохнув и ругнувшись куда-то в ключицы любимой женщины, Виктор всё же поднял трубку, на ходу застегивая пуговицы чёрной рубашки. Надо было срочно кого-то там встретить…       Цветкова отпускать его не хотела, но пришлось: их всё равно не оставили бы в покое. Витя впился в губы жены до невозможности ласковым, но требовательным поцелуем и ушёл, прихватив с собой коньяк и обещая скоро вернуться. Если бы Таня только знала, чем всё это закончится…       Татьяне потребовалось несколько долгих, мучительных минут, чтобы прийти в себя: от нежности рук Пчёлкина она, казалось, пьянела куда сильнее, чем от вина, к которому не притрагивалась с 1997-го года из-за серьезных проблем со здоровьем. И если к алкогольным напиткам девушку особо и не тянуло, то вдохнуть едкого дыма в прокуренные легкие по-прежнему хотелось.       Так как карманов ни на платье, ни на накидке не было, Цветкова взяла с собой сумку, чтоб лишний раз не отсвечивать подозрительно знакомой красно-белой упаковкой перед друзьями и знакомыми. В будущем это очень, очень помогло избежать необратимых последствий… Она вышла на улицу несмотря на то, что могла покурить прям в офисе, вот только никто из окружающих не позволил бы ей это сделать. Личных проблем с Пчёлой иметь никому не хотелось.

      Жена Виктора краснела, вспоминая, как теряла самообладание от одного только взгляда супруга, его хриплый голос по-прежнему кружил голову, а хитрый смех завораживал, как и много лет назад. Она мысленно поблагодарила все высшие силы этого мира, когда Веденеев не стал заострять внимание на событиях, происходивших непосредственно в офисе, и попросил сразу перейти к делу: перенести воспоминания из тёплого здания на холодное крыльцо и улицу. Это, собственно, и сделала Татьяна, в этот момент пытавшаяся остудить чуть теплыми руками пылающие жаром щеки.

      Холод тогда стоял несусветный, но подниматься обратно за курткой не хотелось. Пообещав себе всего пару затяжек, Таня в предвкушении зажала сигарету между зубами и принялась судорожно искать зажигалку. Никотин дарил чувство эйфории, прилив бодрости, выравнивал эмоциональный фон, который у Цветковой в последнее время был вовсе ни к чёрту: она то быстро раздражалась, то готова была жалеть всех и вся чуть ли не со слезами на глазах. Понятное дело, что якобы положительный эффект, который во всем этом видела девушка, — явление сомнительное, мнимое, ненастоящее. Она просто не могла победить свою зависимость до конца, вот и всё, даже если брать в расчет тот факт, что ей удалось «растянуть» удовольствие от последней купленной пачки «Marlboro» на целых полгода.       Иногда променять воздух на сигареты было просто необходимо, а фырканье и бесконечное ворчание мужа по этому поводу можно было и потерпеть. Поклонница любимых Космосом сигарет сорвалась полтора месяца назад, когда её драгоценного Пчёлкина из-за их разлада рядом не было… Но ведь сейчас вот он, здесь, ходил где-то неподалеку, исполняя поручения Белова. Может, дело было уже не только в эйфории, за которой теперь изредка гналась Татьяна, а в чём-то другом? Ответа на этот вопрос у неё, к сожалению, не было…

      Крыльцо опустело. Вереницы гостей, изначально тянувшейся длинной цепью от входной калитки до двери здания, словно и не было. Тихо стало: было слышно, как потрескивают праздничные гирлянды с бенгальскими огнями вдоль дороги. К главному въезду на территорию — арке — неспешно вышагивали Космос и Виктор. Последний уже почти приговорил забранную с собой бутылку и был чрезвычайно разговорчивым, приставая к Косу и предлагая ему согреться горячительным напитком.       Пчёлкин за два с лишним года вообще перестал курить в присутствии жены, чтоб у неё было как можно меньше соблазнов сорваться. Даже прятал от неё свои «Camel», которые она всё равно терпеть не могла, на всякий случай. Эдакая солидарность, мол, раз ей нельзя, то и он тоже не будет травить ей душу. А вот от своей персональной пагубной привычки, — «коня» — мужчина отказаться, к сожалению, никак не мог. И жена его понимала как никогда, оттого и не ругалась, не бесилась, а лишь молча наблюдала за этими двумя друзьями-товарищами.       — Вот, вот оно, счастье-то, понял? — донеслось до Татьяны. Витя. Её самый любимый, самый родной, самый дорогой человек был счастлив, а значит, и она тоже. Тоже была счастлива…       Наконец, в закромах сумки нашлась зажигалка. Прикуривая синеватым огоньком сигаретку, Цветкова готовилась затянуться до приятного головокружения. Вот только этого не произошло: через секунду эта самая сигарета упала на утрамбованный от нескольких сотен следов снег, вспыхнув и тут же затухая навеки.       Земля ушла из-под ног, когда Макс, верой и правдой служивший Белову почти целое десятилетие, приблизился вплотную к Космосу и ударил сначала его. Таня не сразу поняла, что произошло, а только видела, как её лучший друг медленно сполз на землю, держась за живот. Осознание пришло со звоном бьющегося стекла: Пчёла, которому следом перерезали горло, выпустил пустую бутылку из рук.       Татьяна уже набирала номер скорой помощи, когда Карельский выбросил в сугроб нож — орудие этого ужасного преступления. Он мигом запрыгнул в свою машину и скрылся, оставляя на морозе истекающих кровью Пчёлкина и Холмогорова.       Девушка кинулась к Вите и Косу. Друг был в сознании, хотя был готов вот-вот отключиться, а Пчёла… Его плечи подрагивали, как в каком-то припадке, сам он хрипел, а с правого уголка губ уже стекала струйка крови.       Не медля ни секунды, Цветкова сняла с себя накидку и, сложив её в несколько слоев, прижала к ране лучшего друга, рухнув перед ним на колени. Он тут же сам зажал себе дыру в животе, надавливая на ткань ослабевшими руками, всем видом показывая, что справится сам и что она сейчас нужна больше Пчёлкину, чем ему. Всё это происходило за какие-то секунды, а казалось, что прошла целая вечность…       Таня оказалась подле мужа, который уже перестал дергаться и не подавал никаких признаков жизни: его открытые глаза были устремлены в ночное небо, а губы застыли в лёгкой усмешке. Девушка чуть ли не до самого приезда скорой не знала, жив ли он, потому что от волнения не могла прощупать пульс. Она пошире распахнула Витино пальто, рывком расстегнула пуговицы рубашки до середины и сдернула с его шеи золотую цепочку, чтоб не мешала. Со своего платья Татьяна оторвала широкую декоративную оборку. Она осторожно положила голову Пчёлкина себе на колени, с трудом передвигая его и переводя в полусидячее положение. Цветкова не знала, насколько правильно поступает, накладывая ему давящую повязку: хоть она и не была врачом, помнила, как на учениях, организованных Филом незадолго до его комы, медработница объясняла, что при таких травмах пострадавшему делают трахеостомию — то есть, вставляют трубку в горло, чтоб облегчить дыхание. Но где сейчас ей взять такую? Если брать-то неоткуда… А так можно было хоть на немного задержать поток крови…       Как хорошо, что в их жизни был и есть такой человек, как Валера Филатов! Пока он был начальником Сашиной охраны, то регулярно притаскивал работников всяких служб для инструктажей и учений на случай различного рода непредвиденных ситуаций. Например, как эта… И Белов, всегда считавший, что это лишние заморочки, сейчас должен был прикусить свой язык.       Поскольку ателье Тани находилось в прямой зависимости от «Курс-Инвеста», то и к ней на работу частенько наведывались всякие пожарные, медики и даже газовики. Нередко проводились эвакуации, но особое внимание уделялось именно помощи при огнестрелах и ножевых (наиболее частому явлению при образе жизни бригадиров). Эта тема всегда была интересна девушке, ведь её брат пятнадцать лет назад получил пулю в грудь, закрывая кого-то из товарищей собой. Да, поступил как герой, даже награду какую-то там получил… посмертно. И кому, спрашивается, стало от этого легче, от награды этой? Никому.       К подобным мероприятиям Цветкова всегда относилась серьезно. Поэтому теперь знала, как оказывать первую помощь. Правда, в условиях, когда ничего нет под рукой и надо действовать быстро, думала, что потерялась и всё сделала неправильно, хоть это было далеко не так.       Долгожданный вой сирены скорой помощи застучал в голове. С момента вызова прошло всего несколько минут, но Татьяне было достаточно этих мгновений, чтоб самой умереть и воскреснуть несколько раз. Она вовсе не думала о себе и о том, как же ей сейчас холодно без верхней одежды, в одном лишь платье, на снегу.       Девушка на протяжении всего этого времени разговаривала с Космосом, заставляя его отвечать на её вопросы или что-то рассказывать. С каждой произнесенной фразой ему явно становилось всё хуже… Сама же Таня в этот момент ласково гладила своего Пчёлу по волосам, стараясь не показывать, что постепенно сходит с ума. Всё вокруг было в крови, не смотреть на которую было попросту невозможно. Витина жена осторожно целовала любовь всей своей жизни в лоб и щеки, заливая их своими жгучими слезами. Внезапно она застыла, поймав взглядом сумку, брошенную впопыхах неподалёку. В ней должно было быть зеркальце…       Стараясь не тревожить Пчёлкина своими движениями, его Танечка дотянулась до вещи и почти сразу выудила оттуда желаемый предмет. Дрожащими руками она поднесла зеркало к его лицу. Секунда, две, три…       Цветкова шумно выдохнула, откидывая голову назад. Витя дышал. Запотевшая зеркальная поверхность была тому подтверждением. В арке показалась машина скорой помощи. Спасение было близко…              Дальнейшие показания Татьяны сходились с показаниями Беловых. Супруги видели автомобиль Макса, спешно покидающий территорию. За рулём был сам Карельский — Белый в этом не сомневался. Мужик из диспетчерской будки тоже его опознал: надо же ему было посмотреть на того, кто такой пьяный на радостях снёс шлагбаум при въезде…       Оля и Белый сначала заметили скорую с мигалками, а затем Таню, неистово трясущуюся от пробирающего тело холода, но упорно следящую за тем, чтоб медики аккуратно транспортировали Пчёлкина и всё-таки потерявшего сознание Холмогорова в карету скорой помощи. Саша тогда накинул свое пальто на хрупкие плечи подруги. Она лишь коротко кивнула ему в знак благодарности, и поехала в больницу вместе с пострадавшими и бригадой фельдшеров.       Позже абсолютно невменяемая Цветкова встретилась с Беловыми уже у дверей операционной. У девушки была удивительная черта: в стрессовых ситуациях она умела собраться с мыслями и на время отказаться от чувств, полностью подчиняясь воле разума и здравому смыслу. Татьяна могла моментально принять то или иное решение, без промедлений. Вот только когда эта способность улетучивалась, Таня за себя уже не отвечала, давая волю ранее притупленным чувствам. И как её друзья ни старались её успокоить, спасти могли только успокоительные…

      Следователь слушал жену Пчёлкина внимательно, не перебивая и не переставая конспектировать полученную информацию. Кирилл Олегович Самойлов (в более узких кругах известный как Сом) — юрист Саши — удовлетворенно кивнул девушке, когда та закончила говорить. Он тоже вёл какие-то записи в своём блокноте, постоянно щелкая авторучкой. Его молчаливая поддержка придавала немного уверенности поникшей Цветковой. Всё-таки, пропустить через себя тяжелые воспоминания, раны от которых ещё не зарубцевались на сердце, не так-то просто.       — Сейчас я попрошу Вас ответить на несколько уточняющих вопросов, — сообщил майор, — Готовы, Татьяна Александровна? Или перерыв небольшой сделаем?       — Готова, — она даже не думала над ответом: хотелось поскорее со всем этим покончить. Без перерывов.       — Скажите, какие у Вас взаимоотношения с супругом в последнее время?       Таня опешила. Вопрос был весьма неожиданным для неё, и девушка, кажется, начинала понимать, зачем Веденеев об этом спрашивал. Хотелось съязвить и сказать, что отношения между ними супружеские, но сейчас правильнее было бы сдержать этот порыв:       — Весьма тёплые и доверительные, — медленно проговорила она, — Я люблю его.       — Тогда почему в октябре этого года хотели оформить развод? — Цветкова хмыкнула: со стороны могло показаться, что следак решил повесить преступление на неё. Она посмотрела на Самойлова: мужчина выражал полное спокойствие, а в его поведении не было ни намека на напряжение. Значит, пока тревога ложная, и следователь действительно задавал уточняющие вопросы.       — Хотела, — подтвердила Татьяна, — Понимаете, Анатолий Иванович… Иногда человеку приходится принимать такие решения. Да, они могут разбить сердце, но впоследствии приносят душевный покой.        — Что Вы имеете в виду?       — Я думаю, Вам известно, что я болею сильно, — Веденеев кивнул, — В девяносто седьмом перенесла инфаркт, после него развилась хроническая сердечная недостаточность, — зрелище было поистине страшное: вплоть до кровохарканья и посинения губ, ушей, фаланг пальцев… — А недавно она перешла в острую форму, и меня едва успели откачать. Врачи сказали, что жить мне осталось всего ничего. Операция на сердце, которая после Нового года планируется, продлит моё существование максимум на пару лет, и то не факт, — вот только об этом Таня никому, а тем более Виктору, не рассказала. Просто обычная операция, плановая, вот и всё, — Я не боюсь смерти, но мне не хотелось бы, чтоб Витя мучился с больной мной, и уж тем более, чтоб жалел меня, пока я окончательно коньки не отброшу, — именно поэтому ее супруг (как и все остальные) до сих пор не знал, что она уже, можно сказать, не жилец, — Я хотела, чтоб у него была возможность жить дальше, счастливо, без… без меня. Найти себе нормальную девушку, построить с ней семью…       — Как я понимаю, на развод Виктор Павлович не согласился?       — Не согласился. До суда дошёл, адвоката по семейным делам нанял, максимальный срок на примирение попросил… Я уже и сама поняла, что не смогу без него, и в ноябре заявление отозвала, — девушка не стала уточнять, что Пчёла под конец почти сдался и уже готов был подписать злосчастные документы, но его пока еще жена вовремя опомнилась, — Ведь как лучше хотела, а по итогу получилось, что глупость сделала…       — Решили поступить благородно, но в конечном счёте потратили ещё больше нервов… — следователь скорее утверждал, чем спрашивал, но Таня всё равно несколько раз утвердительно покивала, — Я Вас понял, Татьяна Александровна.

      Остальные уточнения Анатолия Ивановича были вполне понятными и касались непосредственно обстоятельств дела. Чаще всего они затрагивали какие-то временные промежутки, потому что следствию нужно было восстановить картину преступления поминутно, если не посекундно. Конечно, можно было бы просто воспользоваться записями с камер видеонаблюдения, которыми сплошь и рядом была утыкана прилегающая к офисному зданию территория, однако в этом-то проблема и заключалась: камеры работали, но вхолостую. Запись на них не велась уже три дня кряду. Кто-то заботливо отключил эту опцию, добавляя правоохранителям лишней работы.       Цветкова нисколько не сомневалась, что это дело рук Макса. Такого же мнения придерживался и Веденеев, но пока что не спешил раскидываться своими догадками направо и налево. Сначала он должен был убедиться, что жена Пчёлкина никоим образом не причастна ко всему этому. Ни прямо, ни косвенно.        Имея за плечами большой опыт в расследовании подобных преступлений, майор был почти на сто процентов уверен, что хрупкая девушка с больным сердцем не смогла бы справиться с двумя достаточно хорошо физически подготовленными мужчинами. Даже если бы ей удалось сыграть на неожиданности и всё-таки ранить, например, Холмогорова, с большой вероятностью она была бы быстро обезврежена своим мужем, пусть и не очень трезвым. Да и зачем сердечнице добровольно устраивать аттракционы для своего сердца, щекоча нервы? Это же такой стресс…       Все заключения врачей касаемо полученных бригадирами травм были отправлены на экспертизу. Опытный коллега-криминалист Анатолия Ивановича и без её результатов сказал ему, что удары Космосу и Виктору нанес явно не новичок в этом деле, а вполне себе профессионал. Последнему, кстати, крупно повезло: сонную артерию лезвие чудесным образом не задело. Возможно, рука преступника дрогнула, когда он заметил Татьяну. А может, и не заметил — кто же теперь разберёт, почему так вышло? Бог уберег, да и только.       Цветковой в случае причастности не было смысла спасать этих двоих. Вызывать скорую, оказывать первую помощь… зачем? Это был бы слишком сложный план, чтоб отвести от себя подозрения. Да и Карельский спешно как приехал, так и уехал с территории уж точно не просто так. Вряд ли человек, побывавший на войне, испугался бы девчонку с ножом в руке.

      Огромным плюсом во всей этой истории был живой Холмогоров, находящийся в сознании и способный давать показания. Именно к нему следователь собирался направиться сразу после беседы с женой его товарища по несчастью, которому тоже повезло остаться в живых, но чуть меньше: ранение Пчёлкина было в разы серьезнее.       Кстати, о Космосе. Майору не давал покоя один рассказанный эпизод из показаний девушки, в принципе, не особо относящийся к делу. Но Веденеев не был бы Веденеевым, если бы оставил это без внимания:       — Татьяна Александровна, позволите задать Вам вопрос личного характера? — спокойный доселе юрист Самойлов от неожиданной просьбы даже выронил из рук ручку, — Не для протокола, естественно.       — Конечно, — она кинула взгляд на Сома: тот снова не выражал никаких эмоций, впрочем, почти как всегда.       — Почему первым Вы стали оказывать помощь Холмогорову, а не Пчёлкину — Вашему мужу?       Это был очень интересный вопрос. При допросе Кирилл Олегович, в отличие от следака, на этот факт внимания не обратил, а мог бы. Ему самому стало чересчур любопытно, но мужчина счёл своим долгом сначала предупредить, а то мало ли, что за этим за всем кроется:       — Ты можешь не отвечать, Тань, если не хочешь.

      Сом работал на «Курс-Инвест» с июня 1997-го. Почти всю жизнь, тридцать с небольшим лет, Кирилл прожил на Урале, но с подачи своего давнего знакомого — Кабана — поехал покорять Москву, ведь местные диковатые нравы он давно уже перерос. Самойлов был весьма толковым специалистом, поэтому Белый без колебаний взял протеже своего уральского, с позволения сказать, коллеги к себе.       Будучи человеком добрым, застенчивым, иногда даже излишне вежливым и, что уж греха таить, одиноким, Сом умело пользовался этими чертами характера во благо дела: его часто недооценивали другие юристы или недобросовестные правоохранители, принимая его за наивного и неопытного неудачника. А зря, иногда даже очень зря. Ведь ядом плескались потом, за глаза проклиная уральскую морду…       Но сейчас Сашин юрист не мог не отметить излишнюю наблюдательность Анатолия Ивановича. Этот майор тоже был не так прост, но почему-то внушал уважение и доверие. Наверное, потому что он боролся за правду, а не как многие — за погоны или должности.

      — Я отвечу, — решилась Татьяна, взяв пару секунд на размышления, — Какой бы собранной я ни была, когда увидела ребят в таком состоянии — всё равно растерялась. Очень. Я одна, их — двое, и помочь обоим сразу невозможно… И, как бы бессердечно это сейчас ни звучало, я старалась смотреть на вещи реально. Поставьте себя на мое место: или попытаться спасти Коса, который совершенно точно был жив и ему еще можно было помочь, или метнуться к Вите, неизвестно, живому или мертвому, с перерезанным-то горлом! Сидеть и реветь рядом с ним, и тогда, возможно, потерять уже их двоих…       Горькая правда, от которой Тане было безумно стыдно и которую сознание упорно запрятывало как можно дальше, всё равно добралась до неё через Веденеева и резанула душу. Тем же самым ножом, которым Макс чуть не отправил на тот свет самых близких ей людей…       Но разве она не была права в этой ситуации? В сложившейся в тот момент обстановке подумать, кто муж, кто друг, кто брат, а кто сват, времени не было. Ведь дело далеко не в их личных взаимоотношениях… Это наводило на разные мысли и давало пищу для размышлений.       Пусть следователь будет спокоен: теперь Цветкова точно съест себя изнутри за этот поступок. И плевать, что в конечном счёте своему любимому Пчёлкину она всё равно помогла. Ощущение чувства вины перед ним обеспечено ей до конца жизни, даже если он убедит ее в обратном. Как смотреть в глаза Виктору после этого?       — Надеюсь, я удовлетворила Ваше любопытство, товарищ майор?       — Более чем.       Молчание. Противное, тягучее, норовившее всю душу из девушки вытрясти… Воздуха постепенно переставало хватать, картинка перед глазами начала медленно расплываться. Таня приняла более устойчивое положение, подперев голову рукой. Не хватало ещё здесь свалиться и растянуться на полу для полного счастья. Похоже, перенервничала…       — Кирилл Олегович, — снова заговорил Анатолий Иванович, протягивая юристу протокол опроса (или допроса, Витина жена так до конца и не поняла), — Ознакомьтесь, пожалуйста. Если ко мне нет никаких нареканий, можете передать Татьяне Александровне на подпись, — что, собственно, Сом и сделал, тщательно изучив документ и докопавшись до парочки незначительных ошибок в тексте. Цветкова поставила свою закорючку, не поднимая тяжёлой, будто бы налившейся свинцом головы.       И всё-таки, надо было перепроверить написанное. Сил на это не было, но девушка пересилила себя и всё перечитала, прежде чем вернуть подписанный протокол Веденееву. Юрист юристом, а своя голова на плечах тоже должна присутствовать…       — Вы можете быть свободны, — оповестил следователь и поблагодарил Таню за уделённое время, — Кирилл Олегович, будьте любезны, пригласите ко мне гражданку Чуйкину, Людмилу Владимировну. Если она не принесет заявление, что не имеет претензий к Белову за удержание в неволе, я буду вынужден закрыть его месяца на три или назначить принудительные работы. Ни Вам, ни мне это не нужно, а в протоколе данный факт зафиксирован: Александр Николаевич сам его озвучил и создал себе лишние проблемы…       Самойлов кивнул, поднимаясь со стула и неспешно покидая кабинет с целью найти Люду.       Ростом Сом был не выше Саши, среднего, неспортивного телосложения. И без того большие карие глаза делались ещё больше под линзами круглых очков. Вязаная жилетка поверх рубашки, цветной галстук и дипломат — прям мечта для грабителей в подворотне. Внешность обманчива: мужчина, постоянно приглаживающий торчащие в разные стороны русые волосы, был больше похож на какого-нибудь учителя музыки, нежели на давнего приятеля одного из уральских авторитетов.

      Цветкова, более менее придя в себя после странного ухудшения состояния, тоже засобиралась уходить. Веденеев буравил жену Пчёлы таким взглядом, словно хотел что-то сказать. Казалось, что его внимательные тёмные глаза лезут ей прямо в душу. А Таню по-прежнему не покидало чувство, что где-то она его уже видела. Но где? Большой вопрос, учитывая, что у неё плохая память на людей, особенно, если они виделись пару раз за всю жизнь.       — Что-то не так? — девушке надоело находиться будто под микроскопом, но на полпути к выходу из кабинета она остановилась и решила «напасть» первой.       — Нет-нет, — сначала отмахнулся он, но потом передумал, — Татьяна Александровна, скажите, а одежда, которая была на Вас надета в тот вечер, сохранилась?       — Я её выбросила, но мусор из квартиры еще не выносила, так что да, сохранилась…       — Значит, и не стирали… — она отрицательно помотала головой, — Это хорошо. Сохраните её, до поры до времени, не выбрасывайте и не стирайте.       — Да не вопрос, только зачем? — недоумевала его собеседница.       — Чтоб Вас, в случае чего, козлом отпущения не сделали, вот зачем, — хмыкнул майор, наблюдая, как брови Цветковой стремительно поползли вверх, — Я не должен Вам это говорить, но… пожалуйста, будьте аккуратнее. И Александру Николаевичу передайте, чтоб у палат Холмогорова с Пчёлкиным более надёжную охрану выставил…       — Что… почему?       — Объясню. Кому-то очень нужно, чтоб за это преступление ответил кто угодно, только не наш с Вами знакомый Максим Карельский. И Вы, Татьяна, очень даже подошли бы на эту роль, если б…       — Если б Витя и Кос были убиты, — догадалась девушка. Она осела обратно на стул, не в силах пошевелиться и сказать что-либо ещё. Сердце бешено колотилось, едва не выпрыгивая из груди.       — Да. В этом случае Ваш тайный побег на улицу многое бы объяснял… — Анатолий Иванович поджал губы, — Но все живы, Космос Юрьевич даже в состоянии показания дать, а это значит, что предъявить Вам какие-либо обвинения не получится. Вот только исправить эту ситуацию — не такая уж большая проблема.       — Думаете, рано или поздно их могут прийти и… добить? — поделилась своими страшными предположениями Таня. Следователь лишь кивнул, — Господи… это же…       — Сразу двух зайцев убьют, а в нашем случае — целых трёх, — напуганная Цветкова едва сдерживала эмоции, — Обезопасить Вас еще можно. Я потому и спросил про одежду: если на ней просто кровавые пятна, без множества брызг, характерных для удара ножом, то Вашу вину доказать будет ещё сложнее.       — Тогда почему моё платье сразу не отправили на экспертизу? — Витина супруга не отступала: поведение Веденеева было, по меньшей мере, странным. С чего он вдруг посчитал нужным проинформировать её? Откуда взялось это благородство?       — Вы свидетель. Со свидетелями мы просто беседуем. Вот переквалифицируют в подозреваемого — тогда и разговор будет иным.       — Тогда надеюсь, что больше нам с Вами разговаривать никогда не придется, — хмыкнула Татьяна, в очередной раз поднимаясь на ноги, — Спасибо, но… почему Вы решили предупредить меня? Вам-то с этого… ни горячо ни холодно.       — Хочу помочь сестрёнке старшего лейтенанта Цветкова не стать жертвой разборок за власть, — губы девушки дрогнули в кривоватой улыбке. Так вот откуда он ей казался знакомым! — Серёга мне жизнь спас тогда, в 84-м… Теперь и мне пора вернуть ему должок.

      Веденеев, на всякий случай предусматривая, что Цветкова-младшая может ему не поверить, подошел к ней и всучил две черно-белые фотографии. Точно такие же снимки Таня видела и в Серёжином фотоальбоме.       Темноволосый парень, запечатленный на одной из фотокарточек рядом с её братом, был очень похож на повзрослевшего (уже даже постаревшего) майора. Счастливые курсанты в парадной военной форме навсегда застыли в моменте своей прекрасной юности. Теперь вечно молодыми их помнят только снимки…       На втором фото вместе с ними был человек, которого Татьяна спутать ни с кем не могла независимо от возраста: её отец…       Ныне покойный Александр Александрович на фоне ковра обнимал пристроившихся к нему с обеих сторон Сергея и Анатолия. На обороте карандашом был выцарапан год: 1982. Вряд ли брат, ослепительно улыбающийся на фото, предполагал, что через два года его жизнь оборвётся…

      — Мы на одном курсе учились, только на специальностях разных, потом вместе на войну пошли. Серый почти сразу тогда старлея получил за свою смекалистость, а я еще потом год в лейтенантах ходил… — с мягкой улыбкой вспоминал мужчина, — Пока курсантами были, доводилось бывать у вас дома. Ты маленькая была, не помнишь, наверное… — на «ты» диалог перешёл сам собой.       Она, конечно, помнила Толю, который всегда угощал её конфетами, когда приходил к Серёже. Вот только внешность его давно уже стерлась из девичьей памяти…       — Толик! Почему сразу не сказал, не представился? — вспыхнула девушка, порывисто обнимая позабытого знакомого, а затем возвращая ему фотокарточки, — Я ведь всё это время голову ломала, откуда могу тебя знать…       — Ну-у, я же всё-таки следователь, — гордо заметил Анатолий Иванович, — И я всё равно должен был убедиться, что ты не имеешь никакого отношения ко всей этой истории.       — Убедился? — Таня сжала губы в тонкую ниточку. Обижаться на него сейчас было ни к чему: в конце концов, этот человек хотел ей помочь.       — Более чем, — он уже не первый раз за сегодня повторяет эту фразу, — Почти восемнадцать лет назад мы с тобой виделись, представляешь? Щас в жизни не узнал бы, если б не твои паспортные данные… Когда мне дело передали, сначала подумал, что просто однофамилица, а вон как оно вышло-то…       — Просто скажи, что не ожидал узнать, чья именно я жена, — Цветкова помогла майору с формулировкой. Фамилии четырёх бригадиров уже давно были известны далеко за пределами Москвы и России, а об их хитрых «белых» схемах менее удачливые бизнесмены слагали легенды. Вот только чем выше они поднимались, тем больнее было падать… — Витя мне, можно сказать, тоже жизнь спас. Если б не он тогда… я б вздёрнулась, честное слово, — она поспешила перевести тему, — Ты сам-то как живёшь, мил человек? Жена, дети?       — И жена есть, и сын. Двенадцать лет уже парню, совсем большой вымахал! Тоже Серёга, кстати… — Татьяна, совсем уже не похожая на пухлощёкую девочку из прошлого, с грустной улыбкой хотела что-то ответить майору, но, извинившись, отвлеклась на свой телефон, заливающийся трелью звонка.

      Веденеев дождался, пока его старая знакомая, приходящаяся женой самому Виктору Пчёлкину, закончит разговаривать по телефону. Она о чем-то договорилась насчёт завтрашнего утра с неизвестной собеседницей и, попрощавшись, сбросила вызов.       Юрист Саши, которого Анатолий Иванович послал за Людмилой, вернулся вместе с ней и ее заявлением, уже составленным с его помощью. Майор попросил подождать их за дверью еще пару минут. Кирилл Олегович не возражал.       — Насчет охраны у палат Белову обязательно скажи, — попросил мужчина Таню. Сестра старлея Цветкова поблагодарила правоохранителя и, крепко обняв на прощание, ушла.       Ему нужно было подготовиться к беседе с Космосом, однако голова была забита совершенно другими мыслями…

      У следователя были основания думать, что Карельский — всего лишь исполнитель (вполне возможно, что от него уже избавились за ненадобностью его «хозяева». Иначе почему его никто не может найти?), и новоиспеченный депутат наверняка знает, кто реально стоит за нападением на Холмогорова и Пчёлкина. Или, как минимум, догадывается…       Веденеев допускал, что Цветкова-младшая перескажет другу их диалог. Но это было её право. В конце концов, Анатолий Иванович не нёс ответственности за импульсивный нрав Саши Белого и за его поступки. Это бандиты, и проблемы они решают по-своему.       Но ведь были и те, кто гораздо страшнее подобных Беловской четвёрке. Кто, прикрываясь благими делами и борьбой с преступностью, творил ещё более ужасные вещи практически безнаказанно.       И майор лично знал одного такого гада. Скользкого, живучего, беспринципного, почти всегда тенью присутствовавшего там, где что-то случается.       Им был Владимир Евгеньевич Каверин.