Кровь

1890 год. Записи все никак не шли. Мужчина покусывал деревянный кончик эксклюзивного дорогого пера, подаренного ему его великодушным дядей, и томно вздыхал да хмурился, словно его ум мучала неимоверная головная боль. Может, так оно и было, только времени обращать внимание на боль не было. Чону уже битый час пытался придумать концовку своей книги, да выходило все как-то слишком запутано. Юноша не имел понятия, как закончить свою историю, а время поджимало. Он утерял всю свою гордость, пока пытался договориться с владельцем небольшого книжного магазина на своей родине о печати его истории официально. Конечно, за небольшую плату. Бородатый и крупный мужчина, казавшийся настоящим бочонком на фоне худощавого и низкорослого Чону, долго упрямился, даже не желая взглянуть на эту, как он выразился, «писанину», но в скором времени устал от плаксливых вздохов под боком и соизволил взять черновик в руки. Юный писатель ждал целые сутки без намека на сон в глазу, чтобы на следующий день услышать вердикт: мужчина мямлил, отчаянно не желая признавать «писанину» настоящим творчеством, и сквозь его нечленораздельное бормотание парень успел уловить намек на слово «Сойдёт». Сойдет! Эй, все услышали? Сойдет! Парень места себе не мог найти от радости и сейчас не может так грубо облажаться, не дописав историю до назначенной даты печати. Именно поэтому вместо сна и мыслей о своем длительном путешествии Чону сгорбился над несчастной записной книжкой в кожаном переплете, нервно, раздраженно и торопливо выводя косые буквы черными чернилами, боясь утерять мысль. Он и глазом моргнуть не успел, как подъехал к своей станции, где его должен был ожидать кучер. Юноша в белой рубашке с оттопыренным воротником, в черном жилете, штанах и в длинном теплом пальто замер на платформе, сжимая в правой руке чемодан на заклёпках, а левую спрятав в кармане верхней одежды. Он уже промерз на ноябрьском пронизывающем ветру, когда наконец подъехал экипаж с возницей. Пожилой мужчина, по-прежнему полный жизни и отчего-то слишком разговорчивый, забрал чемодан юноши и велел усаживаться поудобнее. Неспокойные лошади то и дело фыркали и стучали копытами, как бы подгоняя скромного писателя садиться в коляску быстрее. Словом за слово, Чону узнал у кучера, что за его безопасность и бережную дорогу хорошо заплатил неизвестный добродушный господин, оттого пожилой человек и был навеселе. Юноша задумался и только пожал плечами, не сильно горя желанием вступать в длительную беседу с болтливым стариком. Должно быть, граф распорядился, - думал он, молча и немного скучающе поглядывая в небольшое оконце коляски. Один час сменил другой, повторяясь из раза в раз, пока не стемнело. Чону задержался в небольшом городке с названием, которое не запомнил. Здесь он остановился в небольшой гостинице. У входа, на стойке регистрации, его встретила пышная миловидная женщина с ростом под сто пятьдесят сантиметров. — Господин иностранец? - спросила она с грубейшим акцентом, сложив руки на животе и дружелюбно наклонившись к Чону, пока рассматривала его с высоты своего небольшого роста. Парень усмехнулся неловко и кратко качнул головой, словно отмахиваясь от дурацкого прозвища, которое дал ему граф в их недавней переписке. — Да. — Пройдёмте. Граф велел выделить вам лучшую комнату. Комната правда досталась чистая, просторная, с двуспальной кроватью и большим шкафом (непонятно, зачем, учитывая, что писателю переждать тут всего одну ночь), но зато с красивым видом на густой лес. Дав добро женщине у стойки начинать готовить ему ужин, молодой человек уселся на стул напротив окна и схватил в руки наточенный ножичком карандаш, уже срисованный наполовину. Одной рукой юноша держал открытый блокнот размером не больше ладони, и тонким шрифтом записывал туда происходящее за сегодняшний день, уделяя особое внимание своим мыслям по поводу странной, но весьма приятной доброжелательности господина Со. На страничке рядом с текстом он принялся аккуратными и ровными линиями зарисовывать лес и рамку окна. Чону вдруг задумался о необходимости продолжить писать концовку для книги, но, пораздумав, отложил эту идею на завтра, потому что сегодня от томительной поездки и ожидания кучера на станции внезапно разболелась голова. Следующий день не слишком отличался от предыдущего, с раннего утра и до позднего вечера писатель пересаживался из одной коляски в другую, не имея возможности сделать перерыв между поездками. Краткие диалоги с возницами уже начинали раздражать, особенно под вечер, когда мозг медленно отключался, готовясь ко сну. Чону не собирался спать, но все же задремал, откинув голову на спинку совсем не мягкого кресла. Снились ему странные сны. Чону казалось, что он проживает этот день из раза в раз, катаясь по кругу с одним и тем же человеком у поводьев. В нос странно бил запах металла. Где-то далеко, вне его сознания, выли волки, пока коляска проезжала по широкой тропинке по краю здешнего леса, одну сторону которого Юн успел изобразить в своем блокноте еще в гостинице. Проснулся парень от того, что кто-то настойчиво стучал по картонной стенке кареты. Он приподнял голову и, смахнув сон, огляделся. Возница таким способом пытался его разбудить. Выгрузив вещи, Чону замер у громадных дверей замка. Он оглянулся, вдруг осознав, что, занятый выгрузкой вещей, совсем не успел разглядеть замок получше. Юноша не решился отходить от живописных дверей (на которых отсутствовали какие-либо приспособления для оповещения своего присутствия), волнуясь за безопасность, ибо вокруг стоял густой лес, кишащий волками и кабанами. Вдруг за масштабными дверьми послышались звонкие шаги, затем в замочную скважину, судя по звукам, просунули ключ и провернули его несколько раз. Двери распахнулись. На пороге появился живой человек. Мужчина средних лет со смолистыми уложенными волосами, ровным аккуратным носом и сомкнутыми красными губами. Из-под длинных ресниц на гостя смотрели два черных глаза, как бусины или, скорее, плоды волчьей ягоды. Уголки губ графа вдруг приподнялись, создавая дружелюбную, немного удивленную улыбку. Одним жестом он пригласил гостя войти, подхватив его тяжелый чемодан одной рукой, даже не приложив хоть каплю усилий. Чону только через время понял, что не вымолвил ни слова, просто пораженный внешним видом этого человека. Он думал, что мужчина будет старше, намного старше. Чтобы убедиться, он неуверенно спросил: — Граф? Мужчина, кажется, улыбнулся шире, точно забавляясь. Он согласно кивнул, с ходу расспрашивая гостя о поездке и здоровье родителей, хотя, (Чону готов поспорить), не видел их в лицо и даже не знал их имен. После краткого диалога, меньшую часть которого занимали высказывания писателя, граф, приложив руку к сердцу, попросил звать его по имени. Чону пожал плечами и согласился. В тот вечер парень смутно все запомнил, наверное, ошеломленный такой длительной поездкой через лес. Только отрывками он запомнил, как стягивал с себя одежду, ужинал в компании своего нового покровителя и ложился спать в роскошной комнате, которую выделил ему Мунджо. На следующий день Чону проснулся около пяти или шести часов вечера. Осматривать замок он решился только в присутствии хозяина, когда наткнулся на него в столовой и плотно позавтракал предложенным блюдом в виде жареного цыплёнка. В первую очередь мужчина повел юного гостя в библиотеку, будучи все таким же разговорчивым, как и вчера вечером. Значит, Чону не показалось. Замок изнутри казался огромным, а широкие и длинные коридоры казались бесконечными. Все в этом здании показывало и говорило о величии своего хозяина. Уже вечером, сидя у камина с Мунджо, парень решился рассмотреть его детальнее в свете огня. Лицо мужчины казалось фарфоровым из-за слишком светлого оттенка кожи, словно он никогда прежде не выходил на солнце. Чону отмахнулся от этой мысли. Для того, кто всю жизнь провел в замке, Мунджо слишком много знал о мире. Писатель приехал сюда именно за тем, чтобы добавить пару страниц в свой дневник, набив его зарисовками и подробным описанием собственных ощущений и внешнего вида тех или иных общественных зданий культуры. Эдакий читательский дневник путешественника. Чону не мог найти связь между этим одиноким человеком и его острым умом. Несостыковка долго морочила ему голову, но он никак не решился задать вопрос об этом. — Вы уже прониклись культурой нашего края? — Что? - удивился Чону. Он задумался так крепко, что пропускал мимо ушей слова Мунджо в течение последних двух минут его монолога. — Ах, это. Нет, я не уверен, честно говоря, - парень неловко усмехнулся. — Отчего же? Я был уверен, что на вашем пути найдутся болтливые люди. Но раз никто не решился сплетничать с иностранцем, я готов рассказать вам лично пару легенд о здешних местах. Вы знаете, кому принадлежал этот замок? - Мужчина положил локоть на подлокотник бордового кресла и подпер кулаком подбородок, обратив все свое внимание на гостя, заставляя его немного понервничать и сосредоточиться. Гость отрицательно качнул головой, вспоминая, что не сумел найти этот замок даже на своих картах. — Тогда слушайте внимательно, Чону. Замок не показался вам немного старым? Я не обижусь, если бы согласитесь. Это здание много веков стояло на этой земле, посреди леса, построенное когда-то моим предком. Здесь жила прекрасная женщина - графиня, чье имя всегда произносили как-то... с придыханием... - словно в подтверждение своих слов мужчина вздохнул влюблённо, на его губах застыла расслабленная улыбка, когда он вновь увел взгляд на костер, словно проживая эту историю прямо сейчас, - она была обворожительна. К сожалению, люди тех времен не принимали чужую красоту как что-то обыденное, и вокруг нее крутились сотни слухов. Я не могу их винить, необразованные крестьяне только и могли тешить себя фантазиями о чужом счастье... Графиня жила здесь со своим мужем, но он умер от болезни через год после свадьбы. Молодая вдова была разбита, потеряв мужа на раннем сроке беременности. Убитая горем, она боялась больше никогда не быть любимой... - Мунджо сделал паузу, чтобы взглянуть на Чону. - Поэтому продала душу дьяволу. Дьявол согласился поделиться с ней секретом бесконечной жизни и красоты, но с одним условием - отдать ему первенца в жертву. Чону сглотнул и моргнул удивленно, вдруг поняв, что все это время не моргал, завороженный историей. Он наклонился немного ближе, а хозяин продолжил. — Вдова долго не думала и согласилась. Когда она родила, оказалось, что вынашивала двоих. Тот, который родился первым, по условию контракта отошел во владения дьявола, а второго ребенка женщина оставила себе... — Но что за секрет дьявол рассказал ей? - не в силах терпеть, перебил его Чону. — Терпение, друг мой. Чтоб сохранить красоту, вдова должна была питаться чужой жизненной энергией. Уже догадались, как? - Мунджо улыбнулся, взглянув на гостя и хитро сверкнув глазами. — Может… кровь? — Потрясающе, друг мой. Все верно. Вы слышали эту историю, не так ли? - мужчина выгнул бровь, а Чону замялся. — У нас эту историю рассказывают, как байку. История о вечно молодой графине, которая купалась в крови молодых девственниц... — Это, несомненно, всё слухи. Тут принято считать, что вместо кровавых ванн эту кровь она выпивала, смешивая с красным вином. — Выпивала? Как вампир? - Чону искренне удивился, подняв брови. — Да. Тема вампиризма довольно популярна в этих краях... - мужчина задумался, погладив свой подбородок. Он сделал паузу, а затем взглянул на парня, - Но разве будем мы верить в сказки, как малые дети? Народ просто развлекался, как мог. Мунджо вздохнул и поднялся, обойдя свое кресло и положив руку на спинку кресла Чону. Хитрая улыбка снова вернулась на его лицо. — Спокойной ночи, мой друг. Не засиживайтесь допоздна. Вы не забыли мою просьбу? — Не бродить ночью по замку, - произнес скучающе Чону, уже думая о чем-то другом, пока смотрел в огонь. Мужчина за его спиной, кажется, усмехнулся. — Верно... Послышались удаляющиеся шаги. Писатель еще пару минут сидел у камина, согреваясь и обрабатывая полученную информацию со смесью скептицизма и заинтересованности. Он поднялся и, последовав примеру графа, отправился в свою постель. Только сна после такого вечера ни в одном глазу не было. Чону вздыхал и переворачивался с бока на бок, пытаясь заснуть, но заработал себе только головную боль и ноющие мышцы. В конце концов он поднялся, не глядя на часы, и сел за рабочий стол, разложив перед собой письменные приборы и заранее купленный конверт...

«Дорогая ДжиЫн!

Мне очень жаль, что в такую трудную минуту я не могу быть рядом. Знаю, как ты хотела сюда попасть. Записываю тебе каждую мысль в свой дневник, позже передам его через знакомых, если придётся задержаться тут еще на неделю. Как ты себя чувствуешь? После прочтения письма сразу садись писать мне ответ. В гостинице я встретил племянницу твоей соседки, попросил ее передать тёте Люси́, чтобы она присматривала за тобой, пока я в отъезде. Приеду домой, сразу примчусь к тебе первым рейсом, прямо со станции! Люди тут странные, но добрые. Пока не понимаю их местного жаргона, но они научили меня паре немецких слов (хотя все равно большинство тут разговаривают на ломаном английском), а тетушка из таверны поделились своими рецептами. Среди них потрясающий жареный цыплёнок с баклажанами, набитыми фаршем. Мы будем обязаны вписать это в наше праздничное меню...» Чону продолжил усердно писать, щурясь в тусклом свете горящей лампы и вдыхая запах тлеющего фитиля и жженого воска. Потянувшись, чтобы макнуть перо в чернила, он вдруг задел рукой склянку с чернилами, опрокинув ее и разлив черную жидкость по поверхности стола и пола. Он поднялся и отошел, боясь, что чернила испачкают пижаму. — Черт... - вздохнул юноша, оценивая масштаб проблемы. Он оглянулся, пытаясь найти глазами что-то вроде тряпки или швабры, но кроме шкафа с его вещами никаких тряпок в комнате не было. Взглянул на часы, прищурившись: время близилось к трем часам ночи. Писатель снова устало и расстроенно вздохнул, почесав затылок. Он приблизился к двери и медленно открыл ее, стараясь не вызывать протяжного скрипа. Чону шагал по коридору, убеждая себя, что просто возьмет какую-то тряпку из кладовой, а затем вернется в комнату, словно ничего не было. Граф уже давно спит, прошло три часа с их последней встречи. Парень не издавал ни звука, приближаясь к ступенькам, ведущим на первый этаж. Чону замер, когда услышал из гостиной (вид на которую открывался с лестницы) чей-то плаксивый вхлип. Он сделал шаг на одну ступеньку, потом еще на одну. Граф плачет? Юн быстро заметил Мунджо в свете еще не потухшего камина. Он сидел на диване, расслабленно наклонившись вперед. Локти мужчина положил себе на колени, руки свесил, а в левой ладони тонкими и длинными пальцами изящно вертел небольшой ножичек с черной ручкой. Пятнадцатисантиметровое лезвие блеснуло, словно оповещая Чону о чем-то недобром. На коленях со связанными ногами и руками плакала перед графом молодая обнажённая девушка. Ее грудь была обведена черной толстой веревкой, которая обматывала к тому же ее шею и ноги. Чону видел такую технику связывания, когда посещал библиотеку в родном городе, но разве это не считалось чем-то... Интимным? Юноша не успел понять, что за узел у него связался под желудком - возбуждение от голого женского тела или страх от кинжала в руке мужчины. Чону вдруг почувствовал жар в висках и загривке, словно застал своего хозяина за чем-то личным. Он даже собирался отшагнуть назад и ускользнуть обратно в комнату, прежде чем его осенило: разве ему не послышался плач? Писатель снова замер, окидывая взглядом заплаканное лицо девушки и ее завязанный широкой белой тканью рот. Что-то в этом жесте показалось ему странным и неправильным. Появилось ощущение, словно девушку привели сюда силой... Пока Чону разгадывал загадки и подглядывал, Мунджо начинал действовать. Он что-то тихо напевал, не открывая рта, и медленно взял девушку за лицо, впиваясь пальцами в щеки и поворачивая ее голову в разные стороны, словно рассматривал. Граф выглядел спокойным, будто проворачивал такое не раз. На его губах медленно появилась улыбка. Он еще раз взглянул на лезвие своего ножа и замер на мгновение, кажется, удивившись. Молчал пару мгновений, а затем хмыкнул и выпрямился, приставляя кончик лезвия к шее жертвы под подбородком.*¹ Девушка замычала и задёргалась, но рука мужчины не дрогнула. Чону не знал, что делать. Ему даже в голову не пришла мысль встрять и помочь незнакомке. Мунджо задержался, чтобы запомнить представшую картину перед его глазами, а затем медленно, не торопясь, он погрузил лезвие в кожу девушки на два-три сантиметра вглубь, пуская кровь. Мужчина также медленно вынул лезвие и сделал паузу. Его взгляд скользил по струйке крови, которая ровной линией стекала по шее и голой груди девушки, капая ей на колени. Чону не понимал, что наблюдает. Ему вдруг стало так страшно, что хотелось убежать или спрятаться, но он не смог сделать ни шагу. В чьем доме он поселился? Кто принял его у себя? Кто ты, Со Мунджо? От напряжения голова парня заболела сильнее. Его дыхание участилось, но он упрямо его сдерживал, чтобы не дышать слишком громко. Его глаза расширились от ужаса, когда он увидел, как Мунджо припал красными губами прямо к свежей ране на шее дамы. Сердце ощущалось где-то в желудке, Чону вдруг стало так тошно... Он не знает, от чего именно, но его лицо залилось жаром и краской. Он собственными глазами видел, как мужчина всасывал раненную плоть в рот, набирая кровь, а затем сглатывал. И графу, кажется, даже не было мерзко. Совсем наоборот. Мунджо немного отстранился от раны на ее шее, его дыхание опаляло ее испачканную кожу. Он вдруг высунул язык и пролез им прямо в небольшую рану, заставляя девушку стонать и смято верещать от боли. На его щеках появился румянец. У Чону перехватило дух. Теперь вместо побега ему хотелось сначала вырвать весь ужин на пол, чтобы избавиться от мерзкой тяжести в груди и желудке, а потом расплакаться. Что это, мать вашу, за чертовщина?! Чону потерял счет времени, но для него это тянулось целую вечность. Мунджо причмокивал и явно наслаждался процессом, словно назло молодому гостю прижимаясь губами к раскрасневшейся окровавленной плоти, пока девушка не побледнела и не обмякла. Мужчина схватил ее за волосы, видимо, чтобы продолжить, и облизнулся... Он медленно повернул голову к Чону. Его рот был перепачкан кровью, по подбородку стекала струйка этой красной субстанции в перемешку со слюной. Мунджо хмыкнул и расплылся в улыбке - в хищной, опасной, совершенно извращенской, уродливой улыбке. — Ты тоже хочешь? - промурлыкал он...

***

Чону резко распахнул глаза и вскрикнул, хватая ртом воздух и глядя в потолок своей спальни. Пижама мерзко прилипла к телу, на лбу выступила испарина и затылком парень ощутил влагу, которой была пропитана подушка. Он хватал воздух и с каждым выдохом ему все сильнее хотелось плакать. С нарастающей громкостью писатель стонал со смесью облегчения и страха, пока не замолк, а на глаза не выступили слезы. Только сейчас юноша понял, как ему на самом деле было страшно - кончики пальцев руки и ноги охладели, живот неприятно болел, шею отчего-то тянуло, в висках мерзко нарастала пульсация. Он сел и огляделся, а затем поднялся и провел запястьем по лбу, стирая рукавом холодный пот. Чону захотел пить. В панике от пережитого животного страха ему было плевать на правило, которого он придерживался в течении недели: парень спокойно и уверенно вышел из комнаты в коридор, чтобы спуститься той же дорогой на кухню и сделать глоток воды. И снова замер, прямо на той же ступеньке, на которой стоял во сне. Труп никуда не делся. На красном узорчатом ковре перед камином на боку лежала связанная обнажённая женщина, а из ее шеи на пол стекала кровь. Она не двигалась и, кажется, даже не дышала. — Мертва... - проскулил разочарованно парень, снова ощущая удушающий страх. Он запутался. Неужели это был не сон? — Она в лучшем мире. - вздохнул голос рядом. Чону вздрогнул и резко обернулся, едва не полетев со ступеней. Перед ним, сложа руки за спину, величественно и спокойно стоял Со Мунджо, опять со своей гребаной улыбкой. Крови на его лице Чону не заметил, зато черные глаза теперь стали даже как-то ярче, выразительнее. Мужчина усмехнулся, поняв, что напугал гостя, и наклонился ближе. - Мои извинения. — Какого черта?! - заикаясь, выкрикнул Юн Чону. Слёзы снова подкатывали к горлу. — Что, у тебя будут претензии? - проворковал Мунджо, в его голосе проскользнуло раздражение. Чону задержал дыхание, просто шокированный такой безмятежностью, - Она была согласна, если тебя это успокоит. — Согласна?! Она-!... Она плакала! — От удовольствия... - промурлыкал мужчина с придыханием. Чону на грани обморока, а этот ублюдок возбуждается и позволяет отпускать себе шутки?! - И все же, ты единственный, кто решил ослушаться меня. Дважды. — Что? — Ты единственный, кто решил ослушаться меня. Уши заложило? - Мужчина поднял брови и наклонил голову, притворно делая вид, что волнуется. — Что это значит? — Я по-человечески попросил тебя лишь об одном условии. Можешь ли ты винить меня, если решился на проступок сам? — О чем ты, черт побери?!... Ты убил ее! - выкрикнул Чону на грани слез. Мунджо, не сводя с него пронзающего взгляда, глубоко вздохнул. Мускул на его лице дрогнул от сдерживаемого раздражения. — Что бы ты сделал ради вечной молодости, Чону? — Что? - парень задумался, хватая ртом воздух. Он пожал плечами и замялся, качая головой. - Мне не нужна вечная молодость, я-... — Очень жаль, - перебил его граф, когда юноша заикнулся и замолк. Он сделал шаг ближе, теперь стоя почти вплотную, потому что Чону замер на следующей ступени от его собственной. Он наклонился и прошептал, вторгаясь в его личное пространство. - Мы такие разные... В следующую секунду мужчина с нечеловеческой силой толкнул Юн Чону в плечи. Парень полетел вниз с лестницы, кубарем скатываясь вниз и больно ударяясь телом о жесткие углы. Писатель столкнулся затылком с деревянным полом, рассекая кожу там. Он быстро потерял сознание. И даже не мучался.