Hallucination of a vampire

      В гончарной мастерской на окраине Пусана вот уже которую неделю происходят странные вещи. Молодой мастер Чонин, наследник гордой фамилии Ян, видит наяву то, что здоровый парень двадцати трёх лет видеть вроде бы не должен: неуловимый силуэт в белых одеждах преследует его, сводя с ума. То притаится в углу, возле каменной печи для обжига, то мелькнёт за окном в сгустившихся сумерках, а то и вовсе отразится в зеркальной поверхности стеллажа для готовых изделий.       Работа не идёт. Форма не поддаётся умелым рукам, глазурь ложится неровно, а обжиг лишь портит внешний вид хрупкого изделия. «Отец будет мной недоволен», — расстроенно думает Чонин, но поделать ничего не может, потому что в мыслях лишь ускользающий от него образ. Непостижимо важное видится ему в этом силуэте, словно если разглядеть его чётко, прямо перед собой — познаешь сокровенную тайну мироздания.       Видение всё время ускользает, не давая возможности как следует рассмотреть. По обрывкам, вырванным из памяти, можно понять, что образ мужской — это совсем не удивляет юного мастера. Сколько бы раз он ни пытался увлечься девушками, всё было не то: слишком нежно, слишком мягко, и в то же время излишне требовательно. Он сам мечтал отдаваться сильным рукам, хотел быть ведомым и получать уверенные ласки опытного партнёра. Да только этим мечтам сбыться не суждено: Чонин не имеет свободы действий. Наверно, потому его подсознание и выдумало прекрасный мужской образ в белом одеянии с чёрными, как смоль, вьющимися волосами. Галлюцинация, не иначе.       Глубоко вздохнув, мастер берётся снова за дело. Ему необходимо выполнить крупный заказ к определённому сроку, нет времени отвлекаться. Но сесть за гончарный круг не даёт настойчивый звонок телефона. Так упрямо набирать ему снова и снова может только мама.       — Милый, я устрою завтра тебе свидание с прекрасной Наён. Это дочь рестораторов Ким — очень благонадёжная семья. Ты будешь в восторге, я уверена, — вместо приветствия слышит Чонин и сразу же сникает.       Родители пытаются найти ему невесту. Разговоры о женитьбе внутри семьи ходят уже не первый день, но само это действие кажется противоречивым, потому что с детства его готовили к одному: работать, упорно и много, не опуская рук и не отвлекаясь ни на что.       Отец Чонина Ян Дживон — известный скульптор, творения которого украшают знаменитые музеи и роскошные особняки. Вкусив прелесть обеспеченной жизни, Дживон решил не сгибаться больше в три погибели над очередным творением, а использовать сына для продолжения семейного дела. Оказалось, что юному Чонину никак не поддавались острое долото и грубый наждак, и родитель был в шаге от глубочайшего разочарования в своей жизни. Но однажды Чонин на школьной экскурсии сам потянулся к гончарному станку, его изящные руки с длинными пальцами нежно огладили податливую глиняную смесь и легко вылепили красивую заготовку. Рассказывая с восторгом об этом родителям, Чонин определил тем самым своё будущее: его отправили учиться гончарному делу у лучших мастеров и подготовили для работы собственную мастерскую.       Чонин не разочаровал, учился усердно и уже с юных лет побеждал на конкурсах. Керамика, изготовленная им, имела спрос, заказы поступали регулярно уже третий год. Но всё это время молодой парень не видел ничего, кроме учебы, дома и мастерской. Друзья — пустая трата времени, путешествия — зачем они нужны, развлечения — нельзя, это отвлекает. Таковы были ответы на все его вопросы.       Но теперь, внезапно, женитьба.       — Мам, но ты ведь понимаешь, что даже если вдруг мне понравится Наён, то я не смогу уделять ей столько времени, сколько она заслуживает? Она заскучает и уйдёт от меня.       — Нин-и, мудрая жена никогда не оставит занятого мужа, а будет ему крепкой опорой и поддержкой. Она обеспечит быт и создаст семейный уют. У вас будет свой дом, куда ты захочешь возвращаться, устав от работы. Поверь мне, взрослой и опытной.       Чонин хотел бы поверить. Более того, он пытался. Знакомился с девушками, некоторых из них приводил в мастерскую, показывал свои работы, а после, как правило, был соблазнён прямо здесь же, на небольшом декоративном диванчике. Но каждый раз после такого случая он оставался разочарованным и неудовлетворённым, только лишь потому, что все эти девушки не были мужчинами.       — Ты же знаешь, что мы желаем тебе самого лучшего в этой жизни, сынок. Мы с отцом сделали всё для того, чтобы развить твой талант и дать возможность тебе реализоваться. Теперь твоя очередь порадовать нас.       Чонин медленно делает вдох и шумно выдыхает прежде чем ответить:       — Да, мама, я это знаю. Хорошо, завтра я встречусь с Наён.       И вздрагивает, когда сразу после этой фразы фарфоровая ваза, изготовленная им пару месяцев назад, падает с верхней полки и вдребезги разбивается.

***

Tunnel vision got my eyes on you (on you) Tracking every single line and every move (oh, yeah) Heart is racing day and night, for you (for you) Don't hold back, enjoy the ride, let it loose…       Кристофер, дописав последнюю строчку, задумчиво крутит в руках перьевую ручку со встроенным резервуаром для чернил.       — Невероятно, божественно! Ты снова пишешь стихи, причём на английском, — изрекает Сынмин, заглядывая в записи своего друга. — Подозреваю, что этому поспособствовал один юный гончар, которого ты изводишь уже второй месяц к ряду?       — Разве я виноват в том, что он пахнет, словно лучшее угощение самого изысканного ресторана с пятью звёздами Мишлен?       Сынмин понимающе ухмыляется. Уж кому, как ни ему, двухсотдвадцатилетнему другу Кристофера прекрасно известно, что это такое — запах вкусной человеческой крови.       — Удивительно, что ты до сих пор не выпил его досуха. Такие, как мы, не отличаются подобной выдержкой.       Кристофер смахивает чёрную вьющуюся чёлку с глаз и перечитывает написанный текст. И впрямь божественно, Сынмин прав. Он обладает на редкость высоким интеллектом и особенным пониманием, что и заставляет Криса держаться рядом с этим вампиром уже около двухсот лет, даром что обратил его сам. Сынмин отличный, надёжный друг, и он — единственный, существование с кем бок о бок такое длительное время можно вытерпеть, несмотря на взаимные шпильки в адрес друг друга.       — Я ещё не наигрался. Люблю помариновать лакомство перед подачей.       — Гурман недоделанный.       Показательно фыркнув, Сынмин идёт к большому книжному шкафу и пристально изучает содержимое перед тем, как взять в руки один из тяжёлых томиков. Дом, в котором они живут сейчас, ничем не примечателен снаружи, а внутри отделан настолько искусно, что любой человек, попав в него, замер бы в изумлении. Огромные сводчатые потолки, старинная мебель, любопытные предметы интерьера и роскошная библиотека с камином и уютными креслами, где они оба любят проводить время больше всего.       — Он очень талантливый, — говорит вслух Кристофер, снова вернув взгляд на свои записи. — И невероятно красивый. Всё, как мне нравится: брюнет, стройный, гибкий, с тонкой талией.       — Я помню одного такого, — не поднимая взгляд от книги, выдаёт Сынмин, — ты даже обратил его. А он взял и ушёл от тебя к танцору.       Крис тоже помнит. Хан Джисон был его пылкой влюблённостью в тысяча девятисотых годах. Решив, что это тот самый, вампир обратил его, но их счастье не продлилось долго: Джисон, увидев однажды постановку Дон Кихота, влюбился без памяти в танцора кордебалета, и одним днём оборвал их отношения. С тех пор Кристофер клятвенно пообещал себе и Сынмину для надёжности, что больше никогда не решится на подобное.       — Вот поэтому я и не строю далекоидущих планов. Потешусь, удовлетворюсь и выпью до последней капли, чтобы больше не мучаться. Родители его всенепременно огорчатся: они используют мальчишку, как средство обеспечения своей комфортной жизни.       — Бессовестный циничный кровосос, — бегая глазами от строчки к строчке, выносит вердикт Сынмин.       — Жизнь заставила, — пожимает плечами Крис. — Что ты там такое увлекательное читаешь?       — Сумерки. Сага. Затмение.

***

      Чонин, закончив работу раньше, приезжает домой и собирается принять ванну, чтобы расслабиться и привести себя в порядок перед свиданием с Наён. Набрав доверху воды с ароматной пеной, он с удовольствием погружается в неё, положив голову на свёрнутое мягкое полотенце на бортике.       Прикрыв глаза, Чонин думает о том, что галлюцинация никогда не преследовала его дома, а всегда лишь в мастерской. Возможно потому, что в доме семейства Ян всегда много людей: родители, прислуга, многочисленные родственники. Очень редко, когда Чонин может побыть здесь наедине с собой. И сейчас идеальный момент для того, чтобы снять скопившееся напряжение.       Чонин плотнее смыкает веки и представляет себе образ из своих видений. Крепкий мужской торс в белоснежной рубашке с кружевными манжетами на старинный манер, чёрные кудри волос и глаза, обжигающие прямым взглядом, будто говорящие: я знаю все потаённые уголки твоей души.       Возбуждение сразу же скапливается в паху, заставляя плоть затвердеть и приподняться. Рука сама собой скользит под густой слой белой пены и медленно оглаживает налитой член, чувственно лаская от основания до самой головки. Ощущения приятные, но хочется сильнее, ярче.       Чонин заводит другую руку себе за спину, скользит ею по пояснице, а затем проходится по впадине меж ягодицами, пальцами кружа по мягкой коже ануса. Тёплая вода расслабляет напряжённые мышцы тела, а в мыслях — властно берущий его незнакомец из призрачных видений. В реальности же тонкий длинный палец легко проникает внутрь, вызывая слабый стон. Вскоре к нему присоединяется второй, дыхание Чонина ускоряется, как и его сердцебиение. Немного сдвинувшись вниз и найдя более удобное положение, удаётся достичь нужного баланса: пальцы внутри тела движутся в идеальном синхроне с ладонью на пульсирующем от остро-сладкого возбуждения члене. Ритмичный всплеск воды сопровождает это действие, а фантазия услужливо подкидывает видения о том, как незнакомец пользуется его телом так, как ему заблагорассудится.       Чонин представляет себя покладистым и послушным, безропотно принимающим на язык тяжёлый, гладкий член незнакомца. Фантазия настолько ярко рисует терпкий вкус чужого возбуждения, что рот тут же наполняется слюной, и Чонину приходится часто сглатывать, облизывая пересохшие губы. Воображаемый партнёр расходится не на шутку, проникает глубоко, ускоряя движение, а затем и вовсе зарывается сильной ладонью в волосы Чонина и после особо глубокой фрикции прижимает его максимально близко к своему паху, позволяя тёплой солёной жидкости с едва уловимым привкусом железа толчками изливаться прямо в горло.       Задыхаясь мысленно и наяву, Чонин выгибается, приподнимаясь над слоем уже порядком осевшей пены, в несколько судорожных, рваных движений рукой доводит себя до пика наивысшего наслаждения, затуманенным взором следя, как его сперма перемешивается на поверхности воды с остатками пенных разводов.       Сев обратно в воду и пытаясь унять дрожь, вызванную отголосками оргазма, Чонин замечает, как нервно мигает светодиодная подсветка огромного чёрного зеркала, развеивая убеждение в том, что призрачная галлюцинация преследует его лишь в мастерской.

***

      — Этот мальчишка сводит меня с ума, — нервно бормочет Крис, выливая содержимое донорского пакета в большой хрустальный бокал для вина.       — Удивляюсь, почему он ещё до сих пор жив, — Сынмин резко поднимает глаза от старинных рукописей, которыми был увлечён последние несколько часов, и внимательно следит за бокалом в руке своего друга.       Запах крови никогда не оставляет ни одного вампира равнодушным.       — Что-то в нём есть такое… трепетное и чистое, — задумчиво тянет Кристофер, поглаживая пальцами высокую тонкую ножку бокала, задевая её массивными перстнями и вызывая характерный хрустальный звон. — Сегодня он устроил сеанс самоудовлетворения прямо у меня на глазах. Я еле сдержался, можешь себе представить?       Кристофер отпивает несколько глотков рубиновой жидкости, блаженно прикрывает веки и передаёт бокал другу.       — Нет, я не представляю, — говорит Сынмин, тут же делая глоток. — Была бы на его месте девушка — другое дело.       — Где твоя толерантность, друг мой? — вскинув бровь, усмехается Крис. — Ты двести с лишним лет бродишь по земле, пора бы уже освоить это знание.       — Я очень толерантен, — серьёзно отвечает Сынмин. — Когда мы жили в Америке, я голосовал за Обаму.       Закатив глаза до самых небес, Кристофер встаёт с кресла, подходит к массивному комоду из красного полированного дерева и выдвигает верхний ящик. Весьма придирчиво изучив содержимое, он извлекает оттуда маленький прозрачный флакон, запечатанный крошечной деревянной пробкой.       — Интересно, что в тебе пересилит сегодня: жажда его крови или жажда его тела? — произносит Сынмин, глядя на действия друга.       — Ты же знаешь, что у вампиров одно практически неотделимо от другого. Всегда приятнее пить кровь человека, который тебя возбуждает сексуально. Одно мне известно доподлинно — эту ночь молодому гончару пережить не суждено.       — Очень жаль. Твоё жалобное нытьё по нему два месяца давало неиссякаемый повод для насмешек.       — Значит, тебе придётся поискать себе другое занятие. Может, наконец, найдёшь себе девушку?       — У меня аллергия на постоянные отношения.       — Евнух!

***

      Из ресторана, в котором проходило свидание с Наён, Чонин возвращается прямо в мастерскую.       Свиданием их встречу можно назвать лишь с натяжкой, поэтому домой, прямо к расспросам родителей, Чонину ехать никак не хочется. Наён и впрямь оказалась милой и приятной девушкой, но в глазах её — целое море отчаяния.       — Ты очень красивый, Ян Чонин, и у тебя добрая улыбка. Но я люблю другого и никогда не смогу быть тебе хорошей женой, — сразу же говорит она, и он мгновенно понимает, что этот брак может испортить сразу три жизни: его, этой девушки и её парня.       — Эти договорные свадьбы, устроенные родителями — полный отстой, — соглашается Чонин, — обещаю, что сделаю всё возможное, чтобы избежать этого брака.       Разъезжаются они рано, потому что говорить друг с другом им, в общем-то, больше не о чем. Чонин решает увлечь себя работой до поздней ночи, чтобы избавить голову от тяжёлых, назойливых мыслей.       Стоя перед большим зеркалом в пол, Чонин надевает рабочий фартук и поправляет слегка растрепавшиеся тёмные пряди. Заметив в отражении за спиной яркий блик, он резко оборачивается, но видит лишь, как покачивается одна из многочисленных ламп, свисающих на длинных проводах с деревянных потолочных балок.       Взяв в руки одну из заготовок, Чонин делает глубокий вдох и выдох, стараясь выбросить всё ненужное из головы и настраиваясь на работу.       — До сих пор недоумеваешь, почему родители хотят тебя женить? — раздаётся совсем рядом с ним глубокий мелодичный голос. — Потому что они хотят подсадить тебя на крючок ещё сильнее.       — Твою же ж нахрен! — громкий возглас вырывается сам собой, а заготовка чуть было не валится из рук.       — Не выражайся, такому прекрасному созданию это не к лицу.       Чонин оторопело вглядывается в молодого человека, который появился словно из ниоткуда прямо посреди его мастерской. В следующий миг приходит осознание, что именно этот образ и преследовал его всё это время, не давая покоя и порождая безумные греховные фантазии. И наяву он выглядит ещё притягательнее.        Незнакомцу на вид лет двадцать пять, у него бледная кожа, необычного кроя одежда, пальцы рук увиты винтажными перстнями, но самое занимательное в его внешности — это разные по цвету глаза. Правый глаз характерного для всей Кореи карего цвета, а левый — холодного голубого оттенка, который на контрасте оттеняет насыщенно-чёрный туннель зрачка.       — У тебя такие необычные глаза, — завороженно произносит Чонин, не в силах оторвать взгляд от чужого лица, — ты похож на хаски.       — Знаю, — ухмыляется незнакомец, — мой друг Сынмин именно так меня и называет. Ну или собака лесная, в зависимости от настроения.       — Ты счастливчик, если у тебя есть друг, — вздыхает Чонин, — хотел бы я знать, каково это — иметь друзей.       — Друг — это когда ты готов прибить этого засранца за его словоблудие, но в тот момент, когда он получает смертельное ранение, защищая честь дамы, без раздумий впиваешься зубами в его запястье, чтобы спасти.       — Что? — глаза Чонина максимально расширяются, а мозг не в силах обработать полученную информацию.       — Я — вампир. Можешь звать меня Крис. Мне недавно исполнилось двести двадцать два года. Счастлив познакомиться.       Чонин совсем не чувствует страха, лишь некоторый шок, под действием которого он произносит:       — С юбилеем.       Вампир улыбается, и улыбка эта задорная, без намёка на клыки, и открывающая вид на ямочки на щеках.       — Ты такое чудо, Ян Чонин, честное слово.       — А почему ты сказал про запястье? Я думал, что вампиру нужно укусить в шею, чтобы превратить человека в себе подобного.       Крис всё так же с улыбкой цокает языком:       — Твои познания о вампирах основаны на кинематографе? Спешу тебя разочаровать: укус в шею является смертельным. Если вампир хочет обратить, он целится вот сюда.       Кристофер берёт руку Чонина в свою и большим пальцем оглаживает тонкую кожу запястья под длинным рукавом рубашки. Движение такое нежное и интимное, что посылает мелкую дрожь по всему телу Чонина. Ему сразу хочется больше, больше прикосновений. Даже если учитывать, что это может быть смертельно опасным.       — Тебе нужна моя кровь? — спрашивает он вампира без страха, а скорее с осознанием обречённости.       — Настолько же сильно, насколько тебе — моё тело, — тихо отвечает Крис, и Чонин не удивляется, откуда тому известно о тайных желаниях.       Судя по всему, вампир наблюдал за ним безотрывно почти два месяца. Получается, он даже видел, как Чонин плакал, когда одна девушка ушла от него ночью, обозвав холодным и бесчувственным. Какой стыд…       — Сопротивляться бесполезно, — сладким голосом увещевает Крис, по-прежнему держа его за руку, — моя сила во много раз превосходит твою. Поэтому просто давай насладимся тем, что мы можем друг другу дать.       — Судя по всему, серебряная пуля на тебя не подействует, — глядя на длинные серьги из упомянутого металла, красующиеся в ушах вампира, произносит Чонин.       — Нет, так же как чеснок, осина, алкоголь и святая вода.       Уверенный голос чарует своими мягкими переливами. Возможно, всё дело в природном вампирском магнетизме, но Чонин вместо ужаса чувствует лишь нарастающую тягу и безумное желание прикосновений. Он в одном шаге от своей мечты — близости с прекрасным сильным партнёром, чей образ неуловимой галлюцинацией утекал сквозь пальцы столько времени. Он даже не беспокоится за собственную жизнь — что в ней такого особенного? Всё равно все лучшие годы он будет нести дань ответственности перед своей семьёй.       Но Крис почему-то медлит. Так и стоит, не отпуская его руки и пристально, глубоко вглядываясь своими непостижимыми глазами в его лицо, словно ища ответ на вопрос.       Огонь внутри юного тела давно уже пляшет, разгораясь жарче, чем в печи для обжига.       — Поцелуешь меня? — шепчет Чонин.       — Непременно, — выдыхает Крис, притягивая их тела ближе друг к другу.       Яркие красные губы будто горят на белой коже лица вампира. Пухлые, чувственные, с идеальным изгибом, они совсем не похожи на женские, но так и приманивают взгляд. Не выдержав, Чонин первым тянется вперёд и впивается требовательным поцелуем в Криса, ощущая прохладный древесный аромат его кожи. Вампир замирает на секунду, будто давая себе время привыкнуть и не сорваться, а затем отвечает, сильными руками тесно прижимая Чонина к своей груди.       Поцелуй становится глубже, напористее, и Чонин понимает: вот оно, то самое ощущение, которое он всегда искал. Крис целуется совсем не так, как все девушки, которые были с ним до этого. Движения языка вампира умелые и ведущие, но вместе с тем нежные и чувственные, словно он знает, как именно нравится Чонину. Он знает, как кружит голову его сила и уверенность, как опасность, исходящая от него, заставляет возбуждение волной прокатиться по всему телу, чтобы скопиться в итоге в одной-единственной точке внизу живота.       Целоваться вот так можно вечность. Чонин обвивает руками чужую шею, зарывается пальцами в густые волосы и тянет Криса на себя ещё ближе, хотя казалось бы уже некуда. Сердце бьётся, как бешеное, и это не ускользает от внимания вампира. Он разрывает поцелуй, заставляя Чонина с разочарованным стоном потянуться вслед за его губами, но вскоре снова целует, но уже в острую линию подбородка, плавно перемещаясь ниже. Чонин чувствует влажные прикосновения губ и языка с идеальным нажимом и его скручивает пружиной похоти — шея всегда была его эрогенной зоной. Даже скользящие по поверхности удлинившиеся острые клыки, слабо покалывающие кожу, не снижают ни на грамм величины желания.       Откидывая голову вбок, Чонин даёт ещё больший доступ к самому незащищённому месту, но вампир не причиняет ему вреда, лишь глубоко вдыхает запах с его кожи и продолжает ласкать губами, переходя на тонкие косточки ключиц. Он действует так, будто точно знает, как именно доставить удовольствие, как распалить, разжечь и превратить в один сплошной оголённый нерв. «Ему ведь двести с лишним лет — неудивительно, что он имеет огромный опыт. Сколько любовников у него было до меня, и сколько ещё будет после» — мелькает мысль у Чонина и тут же приходит понимание: у Криса впереди вечность, а у него, возможно, последние часы. И очень глупо бояться, зажиматься и стесняться в этой ситуации. Если ему осталось немного, то он возьмёт максимально всё, что может взять.       Чонин смело подаётся вперёд, толкается своим пахом в чужой, ощущая через слои ткани взаимную эрекцию. Не одного его здесь ведёт от поцелуев, и это прекрасное ощущение ещё сильнее кружит голову: он — тот, чьим телом тоже наслаждаются. Крис низко стонет ему в шею, поднимает голову и смотрит прямо в душу разноцветными глазами.       — Какой ты нетерпеливый, малыш.       Ласковое обращение от опасного хищника, гораздо более старшего по возрасту, выбивает остатки разума, заставляя Чонина издать короткий отчаянно нуждающийся звук. Одной рукой вампир крепче прижимает его к себе, а другой медленно развязывает тесёмки рабочего фартука, чтобы потом, слегка потянув, снять ненужную вещь с Чонина, а затем уверенно подтолкнуть спиной к большому, заставленному всякой всячиной, столу.       В один взмах руки сбросив с гладкой полированной поверхности на пол абсолютно всё, Крис довольно улыбается. Обвив большими ладонями талию Чонина, подхватывает его и сажает на край стола. Переведя дух, Чонин тянется руками к кружевному воротнику белоснежной рубашки вампира, но не может найти способ её расстегнуть. Крис, поняв замысел, подсказывает, направляя его ладонь — пуговицы находятся позади, три штуки в ряд. Расстегнув их, Чонин открывает себе доступ к красивому изгибу чужой шеи и приникает с поцелуями к нему, жадно дыша морозно-древесным ароматом. Крис замирает неподвижно, получая пылкую ласку, и в который раз кажется, что вампир прилагает могучие усилия для того, чтобы сдержать себя от разрушительных действий.       Когда пальцы Чонина ныряют под чужую рубашку, пробегаясь по рельефу мышц, Крис открывает глаза, позволяя увидеть в них туман безграничного желания. Он мягко, но уверенно подталкивает парня назад, вынуждая лечь спиной на гладкую поверхность, быстро и ловко расстёгивает все пуговицы на его рубашке и с величайшим удовольствием во взгляде осматривает открывшийся ему вид.       — Ты невероятно прекрасен, услада для моих глаз.       Чонин с восторгом принимает комплимент, чувствуя, как мурашки бегут по всей коже.       — Я тоже хочу видеть тебя без одежды, — хрипло произносит он, даже не пытаясь подстраивать свою речь под изысканный манер вампира.       Всё равно так элегантно выражать свои мысли он никогда не научится.       Крис на миг отстраняется и стягивает с себя рубашку. Чонин жадно впивается глазами в сильные мужские руки, в объёмные мышцы, широкую грудь и ярко выраженный пресс, в переплетение тонких вен на бледной коже. Пальцы рук зудят от желания как следует изучить всё это великолепие.       — Иди ко мне, — Чонин почти молит, потому что чувствует себя так, будто без поцелуя он умрёт раньше, чем получит смертельный укус в шею.       Крис снова склоняется над ним и жадно целует, скользит языком глубоко в его рот и заставляет забыть обо всем на свете, кроме себя и того жара, который бушует под кожей. Поцелуи переходят на горло, затем на грудь, задевают мягким влажным касанием каждый из чувствительных сосков и опускаются вниз по животу. Бледная рука с перстнями на пальцах накрывает отчетливо проступающий бугорок, обтянутый джинсовой тканью, и Чонин издает протяжный высокий стон. Он нетерпеливо начинает расстегивать ремень, чтобы снять наконец с себя джинсы, но Крис непреклонно убирает его руки. Медленно и с чувством вампир снимает с него остатки одежды сам, с удовольствием оглядывая упругий твёрдый член и поджатую мошонку.       — Идеально красивый… Даю голову на отсечение, что ещё и сладкий на вкус, — шепчет Крис и накрывает распухшими от поцелуев губами бордовую головку.       Довольный рокот запускает вибрацию по возбуждённому органу, вырывая из Чонина судорожный вздох. Ещё никогда он не испытывал таких эмоций и чувств. Чужой рот ощущается тёплым, гладким, влажным, идеально туго смыкающимся вокруг члена. Крис хорошо знает, что делает, его движения чёткие и умелые, он не смущается и не нежничает, а уверенно расслабляет горло и пропускает головку глубже, часто сглатывая при этом.       — Стой, подожди, — в какой-то момент не выдержав, умоляет Чонин, — я так очень быстро кончу. А я не хочу быстро.       Вампир выпускает его изо рта, вытирает свои греховные губы ладонью и понимающе улыбается.       — Хорошо, немного замедлимся.       Он снимает с правой руки кольца и лезет в карман брюк, доставая оттуда стеклянный флакон.       — Что это? — взгляд Чонина до сих пор немного расфокусирован.       — Это натуральное масло для любовных утех. Я охочусь за подобными вещами по всему миру — они гораздо лучше подходят в качестве смазки, как для человека, так и для вампира. В современных лубрикантах много примесей, влияющих на наше чувствительное обоняние.       — Ты много где побывал, — Чонин произносит это вслух, всё ещё не успокоив до конца частое дыхание.       — Да, я видел многое в этом мире, и даже сражался на войне — указывает на свой левый глаз Крис, — но ни разу мне ещё не встречался настолько милый, обаятельный и привлекающий к себе молодой человек. Ты — настоящее сокровище.       Вытащив зубами пробку, Крис выливает себе на ладонь тягучее содержимое флакона, слегка растирая пальцами, давая нагреться. Затем подталкивает Чонина чуть выше, чтобы открыть более удобный доступ к его промежности. Почувствовав смазанный палец у своего входа, Чонин, затаив дыхание, задаёт вопрос:       — Ты же не сделаешь мне больно?       — Поверь, — низким голосом отвечает Крис, склонившись к его губам, — я сделаю так, что ни одна капелька крови не выступит на твоём теле.       И целует в подтверждение так вкусно, что от этого захватывает дух. Смакуя горячий поцелуй, Чонин чуть было не упускает тот момент, когда внутрь легко проскальзывает палец, нежно потягивая упругие стенки. Чужие ласки ощущаются совсем не так, как собственные, более плотно и напористо, неотвратимо. Тело непроизвольно сжимается, и тут же слышится горячий шёпот:       — Не зажимайся, драгоценность. Расслабь себя. Ты ведь ещё не был с мужчиной?       Чонин в отрицании качает головой.       — Превосходно, значит, я буду твоим первым.       «И последним» — повисает неизбежное между ними.       Чонин полностью расслабляет всё своё тело, желая насладиться сполна ощущениями, прожить их все, прочувствовать. Палец внутри него скользит легко, безболезненно и вскоре к нему добавляется ещё один. Губы вампира расцеловывают всё его тело, не оставляя ни один участок не замеченным, а затем снова опускаются на чуть опавшее возбуждение. Тёплый язык широким мазком несколько раз проходится по длине, заставляя плоть снова выправиться, в то время как пальцы внутри ритмично растягивают и иногда слегка сгибаются, заставляя громко вскрикнуть от ощущений.       Так проходит некоторое время, прежде чем вампир отрывается от оральных ласк, медленно вынимая при этом пальцы. Пустота накрывает мгновенно, заставляя капризно захныкать.       — Тише, тише, малыш. В первый раз тебе удобнее будет в другой позе.       Крис протягивает руку, помогая подняться со стола. Мышцы спины оказывается затекли, но ранее Чонин этого не замечал под огненным жаром возбуждения. Кое-как сев, он осоловелым взглядом смотрит на Криса, пытаясь понять, что тот задумал.       — Доверься мне, — Крис берёт его на руки и несёт к небольшому дивану, усаживая на мягкое сидение спиной к себе.       Чонин ухватывается руками за декоративную резную спинку, прогибается в спине и удобнее устраивается на широко разведённых коленях. Слышится шум расстёгиваемой ширинки, затем звук падающих вниз брюк. Чонин не может удержаться и оборачивается. Ему необходимо, просто до боли нужно посмотреть на Криса. Он оказывается гладко выбрит в паху, а его возбуждённая плоть приманивает взгляд ровностью, гладкостью и влажным блеском головки.       Разноцветные глаза на миг сияют красным отблеском, когда вампир алчно оглаживает руками чужие голые ягодицы, но лишь на доли секунды, затем снова возвращают свой привычный вид. Чонин видит, как вампир наносит остатки масла на всю поверхность своего члена, и невнятно хрипит:       — Презерватив…тут есть…в ящике стола.       Крис склоняется к нему, прижимается крепкой грудью к влажной, горячей коже спины и шепчет на ухо:       — Вампиры стерильны, во всех смыслах.       И целует заднюю поверхность его шеи, посылая электрический разряд по всему телу.       Задыхаясь, Чонин теряется в ощущениях, подставляется под крепкие руки. Крис сгибает одну ногу в колене и упирается ею в диван, удобнее устраиваясь, подтягивает Чонина за поясницу ближе к себе и направляет свою эрекцию прямо к пульсирующему входу.       Чонин глубоко вдыхает и замирает от ощущения вторжения чужого члена внутрь своего тела. Ему не больно, потому что Крис как следует его подготовил, но максимально непривычно. Под неизбежностью напора его мышцы растягиваются, чувство заполненности и давления вытесняют все остальные мысли из головы.       Чонин чувствует нежные поцелуи на спине между лопаток и чуткие поглаживания руками по животу. Дав привыкнуть к ощущениям, Крис делает первый толчок. Чонин вскидывает голову, теряясь в ощущениях, потому что понимает — это оно, именно то, чего ему так хотелось. Его насаживает на себя умелый и страстный партнёр, опасный, непредсказуемый, хищный.       Руки вампира заставляют плавиться. Чонин всегда стеснялся желания секса с мужчинами, считал это неправильным и странным, но сейчас, ощущая спиной крепкий торс вампира, его руку на своей плоти так виртуозно и технично работающей ладонью, понимает: это очень естественно и совсем не постыдно. Это наслаждение для его тела, и чем сильнее Крис ускоряется, тем отчётливее это чувствуется.       Движение внутри больше не приносит дискомфорта — податливые стенки привыкли к чужому органу. Крис, чуть наклонившись, меняет угол проникновения, отчего задевает головкой внутри нужную точку, выбивая высокий стон. Толчки становятся прицельнее и глубже, дыхание тяжелее, губы ненасытнее. Очень хочется видеть на себе чужой взгляд, поэтому Чонин не с первого раза, но всё же произносит:       — Хочу… хочу лицом к тебе, — еле шепчет из-за сбитого дыхания, но чуткий слух вампира улавливает его просьбу.       Крис осторожно выходит из него, садится на диван и медленно усаживает тяжело дышащего Чонина на себя. В такой позе ощущения ещё более интенсивные. Чонин, опустившись до конца, привыкает к новому спектру эмоций.       — Ты похож на маленького чертёнка, — улыбаясь, Крис поправляет Чонину взлохмаченную тёмную прядь.       Что-то ломается в этот момент внутри Чонина. В его душе никак не вяжется образ жизнерадостно улыбающегося молодого человека с монстром, хладнокровным и расчётливым вампиром-убийцей. Крис с самого начала с ним заботливый и внимательный. В сексе он, конечно, не забывает о своём удовольствии: глубоко толкается внутрь, руками мнёт и сжимает ягодицы, языком ласкает там, где ему хочется. Но в его действиях нет жестокости к казалось бы и так обречённой жертве. Чонину безумно хочется помечтать о том, как бы сложились их отношения, если бы вампира не притягивала лишь его кровь.       Будто почуяв перемену в мыслях, Крис обхватывает его лицо ладонями и спрашивает:       — Что случилось, драгоценность?       Вампирская сверхчувствительность в действии.       Чонин лишь улыбается, руками обвивая его шею, вдыхает прохладный древесный запах и полубредово шепчет:       — Ничего, просто мне хорошо с тобой, так хорошо, так приятно.       Крис притягивает его ближе, прижимает плотно руками, не даёт отстраниться. Насаживает на себя сильнее, отчаяннее, быстрее, шепчет на ухо похвалу и ласково гладит по спине и пояснице.       Чонин чувствует, как его тело становится оголённым пульсирующим нервом, как напряжение скапливается внизу живота, как перед глазами начинают кружить мушки. Его член плотно трётся между двумя животами, а поцелуи в чувствительную шею приближают к финалу, ожидание которого даже страшнее, чем ожидание смертельного укуса. Сексуальное напряжение, возбуждение и накал страстей настолько сильны, настолько глубоки в его сознании и теле, что кажется, если он кончит, то его разорвёт от эмоций на миллион маленьких частиц. Он всеми силами старается сдержать себя, оттянуть момент феерического огненного пика, но влажный язык, ласкающий изгиб шеи, не даёт ему никакого шанса.       Ещё секунда, две — и Чонин с громким протяжным стоном получает самый мощный в своей жизни оргазм, исходясь крупной дрожью и выплёскивая горячую сперму прямо на кубики чужого пресса. Отголоски удовольствия ещё долго звенят в голове, не давая полностью прийти в себя. Будто сквозь дым он чувствует, как его гладят по голове, прижимают к груди и целуют в висок. В таком состоянии он готов отдать всю свою кровь, даже не сопротивляясь. Но есть один важный момент.       — Теперь твоя очередь, — поднимая голову, произносит Чонин, глядя в разноцветные глаза.       Он должен это испытать, должен почувствовать чужое удовлетворение и восторг от собственного тела. Он просто обязан увидеть лицо вампира, когда он будет кончать.       Крис крепко сжимает его талию и переворачивает на спину. Сам нависает сверху и снова скользит в него, двигаясь уже гораздо резче и требовательнее. С низким стоном он гонится за своим удовольствием, прикрыв глаза и утыкаясь носом в его шею. Клыки снова удлиняются, царапают поверхность кожи, задевают мочку уха.       Чонин водит руками по напряжённым мышцам спины, обвивает ногой чужую талию, подаётся навстречу мощным бёдрам, слушая характерные звуки секса. Запах древесины и свежести заполняет лёгкие до предела, но ему кажется, что этого мало, недостаточно и нужно ещё и ещё. Чонин прижимается носом к виску вампира, втягивая и запоминая этот особый аромат, непроизвольно сжимаясь от удовольствия.       Зашипев от давления стенок на свой член, Крис делает несколько особо жадных толчков и с низким рычанием выходит из него. Чонин неотрывно смотрит ему в глаза, видит, как радужки застилает алым и чувствует, как в нежную кожу бедра бьётся тугая тёплая струя. Вампир тяжело дышит, взгляд его затуманен, клыки максимально длинные, и укус уже фантомно чувствуется на сгибе шеи, но ничего не происходит. Они всё так же дышат друг другу в губы, не отводя своих взглядов. Наконец Крис моргает несколько раз, его привычный цвет глаз возвращается, и он осторожно укладывается рядом на узком диване.       Чонин, получивший невероятный эмоциональный всплеск, ощущает себя так, будто его тело и разум растворяется и растекается вязкой лужицей, усталость берёт над ним верх и вынуждает глаза закрываться. Чувствуя, как его нежно гладят по спине, он позволяет себе прижаться к горячему чужому телу, крепко обнять его руками и, несмотря на влажность и липкость на коже, сомкнуть веки и тут же провалиться в сон.

***

      Чонин просыпается от неудобного положения. Вокруг темно, мышцы тела болезненно-сладко ноют, поясница простреливает болью, но он оказывается чист и накрыт собственной рубашкой. На удивление, он жив, но это волнует меньше, чем то, что вампира рядом с ним нет.       — Крис? Ты где? — звучит вопрос в кромешной темноте мастерской.       Жалобные нотки в голосе не оставляют сомнения: он влип. Настолько, что отчаянно нуждается в вампире и никак не хочет его отпускать.       — Я здесь, здесь, — тихий мелодичный голос раздается совсем рядом, успокаивая.       Неуловимой тенью вампир приближается к дивану, садится рядом с Чонином и берёт его руку в свою, поглаживая кончиками пальцев.       — Я думал, ты ушёл, — Чонин даже не скрывает своего расстройства.       — Я выходил на улицу подышать свежим воздухом и собраться с мыслями.       — О чём думал?       Крис наклоняется к его руке, целует несколько раз в раскрытую ладонь, а затем произносит:       — Вот об этом.       И в следующий миг Чонин чувствует, как острые клыки глубоко пронзают нежную кожу его тонкого запястья.