Красная нить судьбы. Часть 5. ПРЕДКИ! ТЕПЕРЬКИ! ПОТОМКИ!

             В кабинете Элона царила тишина. Настолько ощутимая, что чувствовалась плотным липким нечто. От него становилось сложно дышать. Как и от взгляда ангела. Словно удавка на шее, что затягивалась всё сильнее и сильнее.       — Мне вот интересно, — наконец нарушил тишину Элон, и все навострились, — вы решили побить рекорд? Или довести меня до точки кипения?       Все, а это Кентрис с Олимпом и Оливий, Хестан с Лаиммом и Ревасом, да валяющийся «дохлой» сосиской на диване Тод, ну и никуда без близнецов Луиса и Льюиса, которые спали в кроватке в комнате — спали благодаря пению Лаимма, а то орали как угорелые, — уставились на ангела круглыми глазами.       — Зятка! — состряпав сурьёзную мордашку, заявил Лаимм, подняв с пола коробку с соленьями и грохнув ею о стол.       — У меня от твоих взяток в доме места уже нет! — возопил Элон.       — Зятка!!! — звонко заголосил Оливий и, спрыгнув с кресла, взялся бегом бегать по кабинету, сам с собой что-то весело хохоча.       — Его Лаимм покусал? — тяжко вздохнул Элон, подпирая голову кулаком. По его виду отчётливо читалось: как вы меня достали! Не успел от одних отдохнуть толком, от собственных родов, как на его голову свалились кентавры. Правда, уже родившие, но это неважно. Ну и, правда, рожал один конкретный кентавр. Вот этот вот. Олень который. Сидит чего-то глазками хлопает, не знает, то ли ребёнка успокаивает, то ли друга… Это к тому, что Лаимм, веселя Оливия ещё больше, начал бегать за ним. Удивительно, как от их радостного визга близнецы не проснулись. Зато весело!       Элон уничтожающим взглядом уставился на Хестана. А тот дурак, что ли, на ангела в ответ смотреть? Конечно, нет! Хестан с делано радостным выражением лица уставился на Реваса, а тот в ответ, будто почуяв, что папаня где-то его наё… Обманывает! Поэтому та-а-ак эмоционально подозрительно сощурился, что папаня даже оху… Офигел! И они та-а-ак друг на друга уставились — один с вселенским подозрением, а другой с вселенски охреневанием — что в принципе не до ангелов. И не до кентавров. И не до бесов. И не до лесного эльфа, который КАК БЫ — !!! — его супруг. Тут ребёнок так выпялился! А Ревасу же непонятно, чего с папаней происходит, вот и смотрит!       — У нас вот, — с каменным выражением лица сказал Кентрис и поставил большую пятилитровую банку с чем-то фиолетовым на стол. — Это борщ. Уже готовый. В тарелку налил, а потом в микроволновку и готово.       Вместо Элона приободрился Тод — любитель пожрать на халяву. Он вскочил с дивана и припрыгал к столу, с интересом разглядывая суп. А рядом с первой банкой тут же встала вторая, с какой-то зеленоватой жижей. У Элона брови на лоб полезли.       — Это горошковый супишка-пюрешка! — объявил Лаимм. — С чесночком! — поведал он, вытянув палец. — А тутава солёный суп, — из пакета на стол перекочевала третья банка. — Скусный! Я гарантирую! — продемонстрировал Лаимм ладошки, по которой своей ладонью шлёпнул весь из себя такой довольный Тод. — Бисёныш! — Лаимм продемонстрировал парню кулачок. — А исё вот, — Лаимм не стал запариваться и водрузил на стол сшитую им же из прочной ткани сумку, с ещё тремя такими же банками: просто больше в пакеты не влезало. — Тутава куриные. Один банк остренький, — Лаимм шмыгнул носом.       Элон, массируя виски пальцами, снова посмотрел на Хестана и тяжко вздохнул: демона всего перекосило, будто всё что можно и нельзя заболело. Конечно! Опять добро разбазаривают! Зато Тоду радость: он шустро-шустро составил все банки обратно в пакет — вдруг отберут! Затем подхватил оба пакета — по одному в каждую руку — хвать коробку и пулей из кабинета.       — Пакетишки верни!!! — завопил ему вслед Лаимм. — И баночки!!! — он притих, смотря на скуксившегося оленёнка.       Оливий точно размышлял, плакать или нет. Всё-таки решил! Похныкал-похныкал, а потом к мапке под попону полез. Пришлось Олимпу оторвать жопку от кресла, чтобы дать малышу попить молока. Чтобы не смотреть на это — хотя ничего и не видно — Хестан вышел из кабинета, закрыл дверь за спиной и, присев на кресло, растёкся усталой лужей. То одно, то другое, то третье! Не семья, а какой-то торнадо.       — Как тут пожрать не захотеть, када таки скуснасти показываем, — упирая кулачки в бока, покачал головой Лаимм. — Да? — он потыкал локтем в бедро Кентриса.       — Смотри, как бы тебе Хестан опять за это не высказал, — рассмеялся тот.       — Што обижулица?! — Лаимм надулся недовольной букой. — Сё же в дело идёт! У меня и пакетишка с подношеньицами есть! — гремя всякими-разными тарелочками в третьем пакете, Лаимм грохнул им о стол Элона и уставился на него огромными глазами. — Пашто молчишь? Атпущай давай!       — Куда отпускай? — удивился Олимп, перестав посмеиваться от поведения друга. — Мы же только пришли.       — За что ты мне на голову свалился? — спросил Элон.       — Ни падал я тебе на голову, — не согласился Лаимм.       — Не в прямом смысле, — рассмеялся Олимп.       — Што глупости какие-то говорит, — поцокал языком Лаимм. — Дык проверяй, раз пишли! — строго сказал он. — Чиво? Не зыркай так, а то как нашляпышкаю! — Лаимм сурово свёл брови к переносице и продемонстрировал ладонь.       — Сгинь уже, — закатил глаза Элон: справиться с этим энергетическим ключом никто не в силах.       — Не желай того, чего не желаешь на самом деле, а то если случится, плакать будешь больше всех! — с умным видом изрёк Лаимм, огорошивая всех. А потом как переключатель обратно нажали: — Ну пашли проверяться! Я жи занятой эльфёнок! У меня стока дел! Стока всиво! — заскулил он, семя на выход вместе с пакетом подношений. — Кисяндрий, ты чаво тутава сидишь?       — А что делать? — не понял Хестан.       — Айда подношения подносить! — сцапав мужа за руку, Лаимм потянул его в сторону лифта. — Вцепился в Риваську, как в раднова! — не то поругав, не то похвалив, сказал Лаимм, и двери лифта закрылись, увозя троицу на первый этаж.       Переглянувшись, кентавры перевели взгляды на Элона. А там не ангел, а потасканный жизнью и мегауставший парень, растёкшийся лужицей по стулу.       — Элон, да ладно тебе, — виновато улыбнулся Олимп.       — К нему невозможно привыкнуть, — протянул Элон. — Он же невыносим! Не понимаю, как вы с ним справляетесь, — повздыхав, он поднялся на ноги.       — А зачем с ним справляться? — не понял Кентрис. — Наверное, мы просто привыкли к его такому интересному поведению. И всё-таки он очень хороший и великодушный! Знал бы ты, как на него Хестан ругался за то, что он все свои запасы раздаривает. Между прочим, он это делает легко! С пользой! Ты не думай, он не подкупает тебя.       — Это я понимаю, — отмахнулся Элон, проходя мимо, но замирая и оглядываясь на всё ещё шумно кушающего Оливия: он, потешно раздвинув задние копытца, полусидел на жопке, активно виляя хвостиком-колышком. — Он всегда так долго ест? — спросил Элон, переведя взгляд на Олимпа.       — Больше балуется, — рассмеялся тот. — Оли, ты там собрался всё молоко у мапы выпить?       — Ма! — выкрикнул Оливий и вместо того, чтобы выползти задом, рванул вперёд. Ну и врезался головой в стол, тут же заливаясь горькими слезами.       — Папа, выручай нас! — взмолился Олимп, опасаясь сдвигаться с места, так как рыдающий сын улёгся под ним же, держась руками за голову.       — Беда с тобой, — схватив сына за олений круп, Кентрис легко его вытянул и подхватил на руки. — Ну и чего плакать? Ничего такого не случилось! — прижав рыдающего Оливия к себе, Кентрис погладил его по голове.       — Будь тут Лаимм, он бы ему чего-нибудь набалякал, — протянул Олимп.       — Зачем вам для этого Лаимм? — недопонял Элон. — Возьми и сам так сделай, — он жестом поманил всех за собой.       — У меня так задорно, как у него, не получается, — погрустнел Олимп.       Вместо мапы с сыном решил поиграться папа. В принципе, какая разница, кто будет успокаивать ребёнка? Вот и Кентрис сначала просто покачивал Оливия, а потом давай чего-то в ухо шептать. А Оливию щекотно стало, вот он и давай постепенно с плача переходить на хихиканье. А стоило папе начать громко-громко пыркать, да прям в самое ушко, так вообще залился громким весёлым смехом. Невысоко подкинув и поймав Оливия, Кентрис сам не удержался от смеха от его громкого радостного повизгивания, будто маленький поросёночек, а не оленёночек. Олимпу даже немного стыдно стало: шумят же! А они в больнице. Даже странно, что Элон ничего не говорит. Видимо, он уже настолько абстрагировался от всех шумов, что на всё наплевать стало.       — Время рождения малыша помнишь? — без особой надежды на точный ответ спросил Элон, заводя всё семейство в просторную палату: оборудованную специально для кентавров.       — Примерно, — честно сознался Олимп. — Вообще было как-то не до времени! — надулся он.       — Понятно, — Элон недовольно поморщился. Будь они в больнице, то, скорее всего, были бы уже дома. А тут такое! У Элона, как целителя, как ангела, коий крайне серьёзно относится к своей профессии, подобные неточности и примерности вызывали внутренний дискомфорт и табуны неприятных мурашек по коже. Для него произошедшее — неправильно!       Почувствовавшие недовольство ангела кентавры в очередной раз переглянулись и пожали плечами. Они-то что могли с этим поделать? Захотелось Оливию наружу, вот и полез! И успешно это сделал. А что надо было сделать? Начать кричать, чтобы он подождал и не вылезал, пока папа везёт мапу в больничку? Видимо, закрыть дырочку руками и всеми силами заталкивать обратно…       — Родился ведь уже, — кашлянул Олимп. — Ничего не поделаем.       — Само собой, — недовольно поморщился Элон, чего-то колдуя над каким-то аппаратом. — Но я привык делать свою работу не просто хорошо, а безупречно, — он развернулся к кентаврам, держа в руках шприц с чем-то и странный длинный стержень с кнопочками. — Ты тут будешь или подождёшь за дверью? — Элон глянул на Кентриса, а тот на пожавшего плечами Олимпа. — Это просто осмотр, — закатил глаза Элон. — Мне нужно убедиться, что при родах ничего не было повреждено.       — Сходите пока к Лаимму, помогите с алтарём, — похлопав мужа по руке, Олимп подтолкнул его к выходу.       — Спасибо, милый, — с вселенским облегчением вздохнул Кентрис и перед тем, как уйти, чмокнул его в щёчку.       — Лаимм ему за это задаст, — не удержался от смешка Олимп.       — Забирайся, — Элон кивнул на кушетку, подкатив поближе столик с кучей всего.       Заметно нервничая, Олимп запрыгнул на накрытую одноразовой широкой пелёнкой кушетку, немного потоптался и улёгся, облокачиваясь о специальную мягкую спинку.       — Попону-то мне снимать? — скептически осведомился Элон.       Ойкнув, Олимп снова подорвался на копыта и, стянув одежду, с благодарностью передал протянувшему руку ангелу.       — Только не бойся и не напрягайся. Будет не очень приятно, но надо потерпеть, — предупредил Элон, сначала ставя обычный витаминный укол в плечо оленя, а затем присаживаясь на специальную скамейку возле кушетки.       — Хорошо! — Олимп воинственно сжал кулачки, искоса поглядывая, как друг натягивает перчатки, чем-то на них брызгает и берётся за свои штуковины. От холодного стержня, что прикоснулся к интимному месту, у Олимпа пробежал табун мурашек.       Выйдя из палаты, Кентрис поставил сына на ножки, но тот обиженно запыхтел и, встав на задние копытца, цепляясь ручонками попытался взобраться на отцовскую спину. Кентрис чисто для интереса понаблюдал за безуспешными потугами своего отпрыска преодолеть пока ещё непреодолимое препятствие. Интересно же узнать, что Оливий сделает, когда не сможет забраться. Оливий, промучившись минут пять, встал на все четыре ножки и, жалобно глянув на папу, пальчиком указал на его спину.       Кентрис не смог устоять перед таким взглядом и, присев, полностью лёг, давая сияющему радостным солнышком сыну легко запрыгнуть на его круп. Оставалось самое сложное: подняться, не скинув своего «седока». Скорее топтателя: Кентрис даже обернулся, с любопытством глядя, как Оливий переступает с ножки на ножку. А стоило ему заметить, что папа смотрит, как стал походить на верного пёсика, что так долго ждал хозяина: завилял хвостиком так, что жопка начала из стороны в сторону шататься.       — Не упади, — рассмеялся Кентрис, вытягивая обе руки за спину, чтобы в случае чего успеть схватить сына.       — Ма! — выкрикнул Оливий, подходя ближе к спине отца и хватаясь за его уши.       — Это месть за то, что я дёргал твои? — тихонько прохныкал Кентрис.       — Дём! — Оливий нетерпеливо зашагал на месте.       — Ну, ты определённо будешь развиваться быстрее, чем твои сверстники, — протянул Кентрис и осторожно поднялся, придерживая сына руками.       — Ма! — засмеялся Оливий, цепляясь за шею папани, точно обнимая.       — Идём-идём, — Кентрис даже не пытался не улыбаться. Такого задорного малыша слепили!       Так они добрались до холла, где стоял алтарь. А та-а-ам! Чем-то недовольный Лаимм. Ругается чего-то. На кого-то. Тучный мужичок из вида кошачьих, вставший на защиту уборщиц, пытался всем своим авторитетом задавить — судя по его действиям, в прямом смысле — маленького и какого-то хрена не пугливого лесного эльфа.       — Не хочешь ему помочь? — шёпотом спросил Кентрис, подойдя к сидящему на диванчике Хестану.       — Сам нарвался, — отмахнулся тот.       — Если что, я о помощи Лаимму.       — Ты дурак? — Хестан глянул на озадаченно выгнувшего брови друга как на идиота.       — И за что ты меня сейчас обозвал?       — Ты как будто не знаешь, на что способен мой супруг. Помощь нужна не ему, а всем тем, кто по каким-то причинам перешёл ему дорогу.       — А что случилось-то? Неужели опять алтарь грязный?       — Не он сам, а возле него: народ с улицы идёт, снег тает, грязь растаскивается. Вот Пиражуню это и разозлило. Как он любит разборки устраивать!       — Верующий, — протянул Кентрис, оглядывая на забавно выглядывающего из-за его плеча сына. — Пойдёшь диду защищать?       Оливий, насупившись, кивнул. Посмеиваясь Кентрис присел, помогая сынуле спрыгнуть вниз. Хестан с любопытством смотрел на их поведение, а потом глянул на спящего Реваса — и плевать, что мапа орёт благим матом, обвиняя завхоза во всех смертных грехах. Оливию очень не понравилось, что диду обижают! Очень! Подойдя к вопящему толстяку, он развернулся к нему жопкой И!!! что есть сил лягнул, попав по причинному месту. Мужик, издав сдавленный хрип, прижал руки к паху и, не устояв, завалился вперёд — Лаимм ловко отпрыгнул в сторону, чтобы не быть раздавленным. Но на своей шалости, от которой больно стало всем увидевшим это доминантам, Оливий не остановился: запрыгнув на огромное пузо мужика, он взялся по нему прыгать.       — Сынуля, это же не батут! — Кентрис рванул к сыну, словив его на очередном прыжке и утянув за собой.       — Какой боевой мальчонка! — восхитился Лаимм и, точно копируя поведение Оливия, усиленно протоптался по мужику, когда с радостной моськой шёл к мужу.