Любовь, Свобода и Ветер

Запах цветов и травы дурманил голову, а яркое солнце согревало в своих лучах и клонило в сон. Фелис с счастливой улыбкой помогала Луи разгребать сорняки и заросли одичавшего сада, пока Марта приводила в порядок клумбы. Софи выгнала их на улицу, желая посплетничать с женой своего блудного сына и узнать о ней побольше. Одетту волновало не сколько знание языка, сколько вопросы о том, как давно они с Луи знакомы и обручены. Она прекрасно помнила, как муж рассказывал ей о неприязни родителей к балету. Даже несмотря на то, что произошло долгожданное перемирие, бывшая прима боялась вопросов по поводу их общего прошлого. Вдруг мадам Мерант заподозрит её в том, что она являлась его истинной причиной для побега или придумает что-то ещё? Увлечённая переживаниями, она совершенно позабыла о диалоге и смутилась, когда поняла, что уже несколько минут молчит и не отвечает на раннее заданный вопрос, пропущенный мимо ушей. Бесконечно извиняясь, Одетта с нервной улыбкой вернулась к разговору. – Хорошая она у тебя. Красивая, – подала голос Марта, очищая пальцы от приставшей к ним грязи. – Жена твоя, – добавила она, когда брат бросил на неё вопросительный взгляд. – И дочь тоже. – Это верно, – Луи улыбнулся и вытер рукавом рубашки покрытый потом лоб. – Я уже и забыл, как здесь бывает жарко. Тебе точно не станет плохо под таким солнцем? – Всё со мной будет в порядке, но давайте сделаем перерыв, а то руки уже побаливают. Заодно расскажешь мне про Лидию и жизнь во Франции, – девушка вытерла ладони об свой фартук и повела обоих в сторону любимого места всех детей Мерант. К стоявшему на холме дереву. В далёком детстве, когда выкраивалось свободное от музыки, бальных танцев, прочих занятий и домашних дел время, сёстры и их старший брат забирались сюда. К сожалению, удавалось им это сделать редко, ибо состояние здоровья девушек не часто позволяло им покидать постель, а уж тем более взбираться так высоко. Потому и дерево это чаще всего наблюдало лишь одного сына, грустно сидящего, потирающего появляющиеся с каждым разом всё больше и больше раны. Устроившись в тени, младшая сестрица обрушила на Луи кучу вопросов о последних годах его жизни в невиданной ей стране. Когда величайший балетмейстер всех времён порядком устал повествовать о прошлом и описывать не красочные периоды своего существования временами ранее, девушка переключилась на Фелис и усердно принялась делать ей разные причёски, изредка вплетая туда попадающиеся на глаза цветы. Всех троих разморило после тяжкого труда и разговоры сошли на нет, как и любые другие действия. Мерант придавался воспоминаниям и особенно остро почему-то почувствовал оставшиеся на руках шрамы. Не те, которые находились на его ладонях и пальцах, полученные во время спасения почти погребённой под горящими балками любимой из пожара. Мелкие полосы в районе запястий решили дать о себе знать, ведь именно на этот участок кожи часто приходились удары от отца. Выбор агрегатов для этого занятия у родителя был огромен, так что прочувствовал на себе в своё время юноша и боль от смычка, и линейки, и ладони, и прочие вещи, которые попадались в доме. Свежие ранения частенько мешали ему двигаться плавно во время ночных занятий балетом, ибо сгибаться кисть не желала и жжение распространялось по всей конечности. На дереве было удобно прятать бинты и средства для обработки следов избиений, чем он пользовался, но за что получал ещё больше, ведь синяки - наказание и должны зажить сами, долго напоминая о том или ином совершённом проступке. – Как не посмотри, но я не могу избавиться от этих ужасных мыслей, – мысленно ругал себя мужчина. – Мы ведь отдыхать приехали, помириться в конце концов, но воспоминания никуда не деваются и только мешают мне насладиться этим. Фелис лежала на его груди и почти засыпала от тихого шелеста листьев на дереве и умиротворяющей атмосферы. Здесь было так спокойно и уютно, но без Одетты это неполноценное удовольствие. О чём они так долго разговаривают? Хочется вернуться в прохладную гостиную и слушать разговоры на незнакомом языке, среди которых изредка было различимо её имя и знакомые словечки. – Умаялась? – с усмешкой спросил величайший балетмейстер всех времён, поглаживая дочь по спине. – Давайте вернёмся, – обратился он к такой же разморившейся на солнцепёке сестре. – Думаю, что мама уже выведала у Одетты все нужные ей подробности и они перемыли мне кости. – Я бы тоже была не против перемыть их тебе вместе с ними, – зевнула Марта, когда они наконец-то спустились вниз. – Они с радостью тебя в этом поддержат, – Луи взъерошил обеим волосы, тем самым вызвав смех.

***

– Нет, мы ещё не закончили! – Софи Мерант загородила Одетту собой и скрестила руки на груди, глядя на растерявшегося сына. – Она не нуждается в твоей помощи в качестве переводчика, – женщина протестующе и мгновенно пресекла ещё один повод присоединиться к женским сплетням на кухне. – Ну, мама, – Луи недовольно фыркнул и перевёл взгляд на жену. Она смущённо улыбнулась, но одним движением губ заверила его в том, что беспокоиться не о чем. Сдавшись, но успокоившись от безмолвного шёпота, величайший балетмейстер всех времён вздохнул. – Можно нам хотя бы в доме остаться? – Можно. Сходи дочери покажи комнату свою. Я там практически ничего не меняла, даже вещи не трогала. Марта запретила и какое-то время даже спала на кровати Лидии. Но на кухню ни ногой! – Фелис затосковала без Одетты, не думаю, что ей будет это интересно без неё, – внезапно произнёс Луи. Жена одарила его неоднозначным взглядом, который ругал за такое бестактное использование тоски дочери, и одновременно хвалил за изобретательность и хитрость. – Неужели ты не пускаешь её ко мне, потому что до сих пор сердишься из-за утаенной помолвки и удочерении? Или просто хочешь узнать обо мне что-то такое, что может поведать только супруга? – Да ты вообще... – поразмыслив, Софи оборвала фразу. Чувство вины перед сыном всё ещё преследовало её, поэтому она не имела права обвинять его в побеге и отсутствии каких-либо новостей о новой жизни. – Чёрт с тобой, но потом мы вместе планировали заняться обедом, поэтому не задерживайтесь. – Договорились, – Луи с улыбкой проводил взглядом мать и нежно потянул любимую женщину к себе. – И всё же прикрываться ребёнком не хорошо, – пробормотала она, обвивая руками мужскую шею. – Но я порядком устала от разговоров и каши в голове из-за того, что приходится всё переводить так быстро. – Не переживай, в следующий раз я найду другой предлог, чтобы вытащить тебя из её плена.

***

Мама была права, в комнате действительно ничего не изменилось. Его широкая кровать всё так же стоит напротив окна с широким подоконником, который был в своё время его единственным выходом наружу. Деревянный стол, придвинутый к шкафу, всё ещё хранил на своей поверхности царапины от ножа, когда он корректировал свои пуанты в ночной тишине. В тумбочках и многочисленных коробочках находились давно позабытые им вещи, от которых так и веяло воспоминаниями. Он прекрасно помнил, что ещё больше памятных штук хранилось в созданных им тайниках. В одном из таких когда-то пряталась спортивная сумка, которую позже отец всё же обнаружил. Но Луи это побудило лишь их совершенствовать, что явно было не зря, раз даже спустя столько лет они найдены не были. Фелис с интересом рассматривала стоящие на полках альбомы с именами неизвестных ей композиторов, в которых, по всей видимости, находились ноты для занятий музыкой. Мерант опустился на колени рядом с кроватью и задумчиво открыл встроенный в него шкаф. Одетта присела на подоконник, разглядывая сад за окном. Её внимание привлекло деревянное здание, которое тоже находилось на территории участка. Двухэтажное, с потрескавшейся на нём краской, внушительно выглядящее на таком расстоянии. Белый забор перед ним, который отличался от того, что окружал сад, слегка сбивал с толку, ведь он отрезал хозяев от их собственной территории. – А что это за дом? – спросила она, поворачиваясь к возившемуся со своим собственным тайником мужу. – Конюшня, – пропыхтел мужчина и наконец-то смог добиться того, чего хотел. Применив немного грубой силы и хитрости, можно было отодвинуть находящуюся внутри шкафа стенку вбок, открывая пустое пространство внутри. Он понятия не имел, ошибка ли это изобретателя или нет, но в его случае очень даже удачная. – Что это? – младшая Мерант выглянула из-за плеча отца и попыталась разглядеть хоть что-то. – Здесь я хранил всё, что нужно было для тренировок в театре. Сумку, пуанты, иногда костюм и вещи помимо этого, – накатившееся чувство ностальгии и грусти заставило сжать ладони в кулак. – Сейчас здесь пусто, потому что отец смог найти это место, но я благоразумно перенёс и сохранил большую часть того, что он приказал выкинуть. Ну а после и вовсе забрал с собой в Париж. – Выглядит гениально. Как твой папа его нашёл? Я бы ни за что не догадалась. – Люди, которые не доверяют своим детям, чаще всего являются дотошными до мелочей, солнышко, – бывшая прима усмехнулась и обняла мужа за плечо. – Однако у строгих родителей самые хитрые дети. Ну и они искусные лжецы. – Не правда! Я тоже хитрая, хотя вы у меня совсем не строгие! – воскликнула девочка, отрицательно завертев головой. – Ах не строгие говоришь, – на лице Луи промелькнула хитрая улыбка, которая быстро сменилась серьёзной маской, – ну я тебе сейчас покажу! – он ловко подхватил её на руки и повалил на кровать, слегка придавив телом и не переставая щекотать. Фелис захохотала и принялась отчаянно отбиваться, но всё было бестолку. Когда на глазах девочки выступили слёзы от непрекращающегося хохота, Луи наконец-то отпустил её и они уставшие распластались на кровати, чувствуя, как Одетта устроилась сзади и принялась обоих поглаживать по волосам. – Ты никогда не говорил про конюшню, – произнесла бывшая прима, пропуская через свои тонкие пальцы чёрные пряди мужа. – Разве? – мужчина слегка повернул голову в сторону окна. С этого угла виднелась только крыша потрёпанного временем здания. – Это одно из немногих мест, где я мог прятаться, не боясь отца. – Так, кажется я говорила, чтобы вы не задерживались, – раздался внезапный угрожающий тон Софи на лестнице, которая нарочно заговорила громко, чтобы спугнуть сына не доходя до комнаты. – Я сейчас тебя опять отправлю сад разгребать, – она погрозила Меранту пальцем, появляясь в проходе. – Что угодно, но только не сад! – недовольно проворчал мужчина, поднимаясь с кровати под тихий смех жены и дочери. – Что угодно? Значит пересказать все основы сольфеджио ты готов вместо выдёргивания сорняков? – Не дай Боже! – одновременно воскликнули Луи и невесть откуда взявшаяся в комнате Марта. – Мама, никогда не упоминай этот кошмар мирового масштаба больше! – Сходите в конюшню. Старик пронюхал, что ты здесь, – мама обречённо вздохнула, кивнула сыну и, что-то причитая себе под нос, спустилась вниз.

***

Оставив бывшую приму в компании сестры и мамы сплетничать и колдовать над обедом, взяв за руку дочь, величайший балетмейстер всех времён бодрым шагом направлялся к конюшне. Это было своего рода особенное, свободное от переживаний и боли место. Одно из немногих укрытий для молодого Луи Меранта. Лежать на стогах сена и смотреть на звёзды сквозь дыры на крыше, пока внизу фырчат лошади и мирно храпит старик, заменявший ему отца – это ли не счастье и свобода? Для угнетённого мальчика, у которого на душе копились ссоры с родителям, а шрамы на руках множились с каждым днём, достаточно было прибежать сюда поздним вечером и тихо поболтать с животными, чтобы успокоить ноющее сердце. Годы шли, мальчик превращался в юношу, а конюшня и даримая ею свобода никуда не уходила. И теперь, когда бывший частый её гость давно вырос и стал взрослым статным мужчиной, со своей семьёй и нашедший счастье, ветхое построение встречало его радушно, как и всегда. Толкнув массивную деревянную дверь, Луи заглянул внутрь и с облегчением заметил, что здесь ничего не изменилось, как и в комнате. Лошади мирно топтались на месте, поглощали еду или просто задумчиво разглядывали пришедших. Память не подводила, как и сердце, поэтому разглядев их несколько внимательнее, он узнавал тех, кто в его время ещё был жеребёнком, а кто и вовсе постарел, но не потерял гордого вида. Подойдя к одной из знакомых молодых кобыл, он осторожно протянул руку, заботливо поглаживая животное по гриве и спускаясь к шее. Узнав старого знакомого, она обдала его тёплым фырканьем и придвинулась ближе. – Теперь ты попробуй, – Мерант подхватил дочь на руки и взял её ладонь в свою. – Не бойся, она тебя не укусит. Фелис не смело глядела то на стоявшее перед ней животное, то на подбадривающе ей улыбающегося ей отца. Слегка вздрогнув от соприкосновения с мягкой шерстью, она инстинктивно закрыла глаза и дёрнула головой в сторону, не зная, что ожидать. Луи рассмеялся над её ухом, вспоминая годы, когда он был такого же возраста. Малость привыкнув и почувствовав, что опасности нет, младшая Мерант уже не так сильно дрожала и даже осмелилась убрать ладонь отца, чтобы окончательно избавиться от страха. С правой стороны от них раздался звук тяжёлых шагов по смешанной с сеном земле. – Кто здесь? – послышался мужской голос с хрипотцой. Луи уже хотел было ответить, но человек вышел из-за высокой перегородки стойла и с удивлением на лице остановился. Он изучал его несколько секунд, бесстыдно водя взглядом сверху вниз. Собравшись с мыслями, Мерант решил нарушить возникшую паузу и позвать человека по имени, которое вертелось на языке, но не срывалось, боясь ошибиться. – Дядюшка Марселло? – выдохнул он, подмечая, что старик дёрнулся и словно это обращение что-то ему напомнило. – Что ж ты заставляешь гадать старую голову, Луи! – счастливая улыбка появилась на заполненном морщинами лице. – А я всё гадал, не ты ли проходил пару часов назад! Глазам своим не верю... – конюх обнял своего воспитанника и похлопал его по спине. – Ишь ты чёрт! Пропал и не написал старику Марселло ни разу. – Прости, я не писал никому из семьи, моё имя позабыли и отказывались упоминать дома. Никто не согласился бы передавать письмо. Они ведь всегда отцом проверялись. – Ну, полно-полно. Лучше познакомь меня с этой яркой красавицей, – дядюшка подмигнул стоявшей рядом девочке. – Это моя дочь, Фелис. Она ещё мало знает итальянский, поэтому навряд ли поймёт тебя. – Очень приятно, – Марселло кивнул и вновь одарил обоих широкой улыбкой. – Но ты ведь не только с дочерью, не так ли? – они побрели в сторону ворот и вышли на окружённый забором загон. – Ещё жена. Она сейчас с мамой и сестрой дома. – А ты времени зря не теряешь! – внезапно лицо старика изменилось и он нахмурился. – А отец? Если ты здесь, значит вы решили помириться? – Отца я ещё не видел. На письмо только мама отреагировала, насчёт него не знаю, – Луи напряжённо вздохнул. Не нравятся ему эти молчания и признаки отсутствия в доме второго родителя. – Ладно, не будем о плохом. Я знаю, кто ещё будет рад тебя видеть. Стойте здесь. Дядюшка развернулся и пошёл обратно к конюшне, что-то насвистывая себе под нос. Луи не отпускало чувство грусти, ведь с годами никто не молодеет. Лицо конюха совсем осунулось за эти годы, даже если он и пытается гордо держаться и улыбаться, словно не замечая этого. Какой уже десяток ему пошёл? Величайший балетмейстер всех времён не был уверен в цифрах, но точно знал, что этому человеку немало. Послышалась возня и топот копыт, а затем закономерный скрип ворот. Он не поверил своим глазам. Навстречу ему быстро, насколько это было возможно с удерживающим уздечку Марселло, вышагивал пепельно-вороной конь, потряхивая гривой и не прекращая фырчать. Нарочно отпустив уздечку, давая животному свободу, Марселло с улыбкой наблюдал, как оно торопится к хозяину. – Привет, Ости, – Мерант нежно и заботливо водил руками по шее друга детства. Жеребец не мог устоять на месте и постоянно вертелся, топая ногами и толкаясь в знакомую ладонь. – Я тоже по тебе соскучился, – мужчина доверчиво соприкоснулся с ним лбом, вспоминая всё то время, что они провели вместе в годы его молодости. – Позже с тобой прокатимся. – Почему именно Ости? – спросила его Фелис, когда спустя полчаса они наконец покинули конюшню. – Потому что его полное имя Оствинд. Или же Восточный ветер. Мне пришла эта идея в голову после первой нашей с ним поездки. Мы отправились на восток через лес и поля, пока не добрались до холма, где постоянно дует ветер. Так и решили, - ему так захотелось сейчас оказаться в описанном месте и воспоминании. Пережить эту эйфорию и свободу первой поездки вновь, ощущать, как разлетаются в разные стороны волосы, а встречающиеся редкие жители округа машут ему вслед. – Поможем накрыть на стол, пообедаем и пройдёмся до конюшни с Одеттой, договорились? – Да! А меня научишь кататься? – Фелис загорелась рассказами о пекущем солнце, свежем воздухе и быстрыми скачками. – Обязательно. У нас много времени, – Луи толкнул входную дверь и пропустил дочь вперёд. Разуваясь, он замер на мгновение, почувствовав хорошо знакомую напрягающую атмосферу. Это не к добру. Всё его нутро кричало о том, что сейчас что-то будет. Что-то, что хорошо похоже на его детство. Что-то настолько же ужасное и страшное, как день, когда был найден первый тайник и сумка. Дверь в гостиную была закрыта, но он без промедлений распахнул её и прислушался к какой-то возне на кухне. Нетипично громкой и шумной для воркующих над обедом трёх женщин. Поддавшись страху и чувству дежавю, Луи буквально ринулся вперёд, распахивая запертую дверь. И он увидел. Увидел то, чего не ожидал и не хотел видеть никогда. То, что заставило разгневаться и отбросить к чертям инстинкт самосохранения. Зажатая в углу Одетта, которая вот-вот рухнет по стене вниз без сознания и стоящий напротив неё с ножом глава семьи Мерант. Его отец.