Первое лето, когда мы...

Мы остались загорать дальше со спокойной душой, когда ушла эта компания. Я, конечно, беспокоился за сестру, но полное блаженство и спокойствие Оли меня подбадривало. А присутствие рядом Арсения в одних мокрых плавках тоже здорово отвлекало от дурных мыслей… Парень снова искупался, вышел из воды весь в мурашках и каплях и лег рядом на покрывало задницей кверху, сложив руки и положив на них голову, отвернувшись к девушке, чтобы подремать, как она. Я, разумеется, покосился на этот прекрасный вид без стыда и совести и тихо усмехнулся. Отличная всё-таки была идея — пойти на пляж. То ли мы постарели, то ли это влияние девчонок, но на такой приятной жаре, под ласковым солнышком, мы не неслись играть в активные игры, бороться в воде, брызгаться или с остервенением строить песчаные замки — все трое мы погрузились в молчаливую дрёму и задумчивость… Сквозь поверхностный сон и свои мысли я слышал звуки пляжа, моторы катеров, лодок, детские визги, брызги от прыжков ребятни с пирса, смех молодежи, строгие голоса родителей, стук пластмассовых лопаток о ведерочки, открывания газировок и хруст пакетов чипсов… Сейчас вернётся Вика, они с Олей пойдут фоткаться на закате, когда пляж опустеет, а мы с Арсом распакуем наши Лейс с крабом, которые ждали своего романтического часа в Олиной сумке. Не знаю, сколько мы так уже отдыхали, в телефонах ли мои друзья, в наушниках или же просто молча листают журналы или действительно дремлют. Я думал о нашем утреннем приключении, вкусном ужине и о том, как ещё можно оказаться с Поповым в обстоятельствах, склоняющих к чему-то однозначно романтическому. Обстоятельствах, в которые мы бы шагнули как друзья, а вышли как пара… Вдруг в какой-то момент среди безработных звуков пляжа и голосов отдыхающих я очень отдалённо начал слышать какие-то не совсем обычные крики и абсолютно не игровой или весёлый шум. Обеспокоенный шум. Неразбериху. Волнение в обрывках фраз… Я обратил на это внимание не сразу, а когда вокруг нас людей стало как-то меньше, а у линии воды почему-то начались гул и беспокойство. А в следующую секунду крики женщин и мужчин, перебивающие друг друга, полились один за другим в каком-то неразборчивом чрезвычайном хаосе, что напугало меня до холодной дрожи. Я приподнялся, оперев руки из-за головы на локти сзади, щурясь от солнца. Полоска людей выстроилась на мели, все куда-то смотрят, прикрывая лица от лучей. И самое страшное — Арса не было рядом. Я понял, что две секунды назад, буквально только что он сорвался со сбитого в песок покрывала, даже не растолкав нас, и убежал туда. В толпу, которая собралась у линии воды и кому-то махала. Я вскочил с места, в панике вертя головой в надежде, что Арсений просто куда-то отошёл, в тень деревьев или построить замок, что он где-то тут, рядом. Вскочил, совершенно позабыв о дремлющей на животе и в наушниках Оле… Поняв, что на берегу и среди спин людей я его не вижу, и заметив, что несколько взрослых мужчин уже судорожно срывают с себя одежду, я ринулся к воде. Боже, только не это… Хотя зачем ему одному куда-то заплывать? Он никогда не гордился и не выпендривался, не подначивал меня заплыть подальше, не делал никакие выкрутасы и всегда оставался на безопасной глубине. Он больше любил завлекать в наши игры местных детей, подкидывать им мяч или строить с ними креативные и необыкновенные замки… Детей… …Наша река Пряжка в некоторых своих притоках была совершенно непредсказуемой и в разное время года менялась до неузнаваемости. Все знали, что сейчас — самый безопасный и мягкий сезон, здесь — самое мелкое и «детское» дно, никогда не было никаких течений, змей здесь видели в последний раз в две тысячи десятом, когда пляж действовал только первый год… На середине реки (она в этом притоке была метров пятьдесят, почти стоячая, если без ураганов и дождей) в кругу из брызг и пены я сначала не увидел никого, кто мог тонуть. Но в следующую секунду уже в двух метрах от круга из воды появилась кашляющая маленькая русая голова ребенка. Подмышки её над гладью держали руки ещё одного человека. Я не знаю, как и какими словами, но в этот миг я, сцепив пальцы под подбородком, начал молиться, наблюдая за ними с берега. «Господи, пожалуйста…» В следующую секунду вместе с визжащей девочкой из воды, отмахиваясь от мокрого темного чуба, появилась голова Арсения с зажмуренными глазами и широко раскрытым ртом, судорожно хватающим воздух, словно выловленная рыба. «Давай, Господи, только не паникуй, только не борись с течением, не выматывай себя…» Середина реки подобна ньютоновской жидкости: если ты погружен в неё и изо всех сил вырываешься и толкаешься, чтобы выбраться… Она станет твоей посмертной клеткой. Судя по их стремительному движению в сторону по течению — оно в том месте было сильным, а по тому, как ослабленный Арс периодически едва ли не погружался снова под гладь утягивающей их воды, изо всех сил снова и снова на адреналине выталкивая ребенка над поверхностью, я понял, что он держится последние минуты… Люди с пирса начали бросать в реку какие-то канаты и веревки с пришвартованных старых лодок, что-то кричать, а те двое взрослых мужчин уже бросились в воду и догоняли Арсения и малышку. Я перебежал от толпы к камышам в конце пляжа, расталкивая в панике чужие горячие голые тела, высматривая, куда уже отнесло их двоих, сдерживая собственные безрассудные и жалкие попытки поплыть к ним и самому запутаться в иле. Очень отдалённо я услышал в толпе Олино «О, Господи», но не мог ни на миг отвести взгляда от середины реки, чтобы их не потерять. Мужчины что-то кричали, какие-то короткие команды, как добраться до них и забрать девочку. Отвлекшись на это, лишь бы убедиться, что взрослые люди знают, что делают, и сами не паникуют, действуют, а не просто с отчаянием смотрят уже на относимые в небытие тела, я снова переметнул взгляд на кусты. Они остановились — кажется, Арсу удалось зацепиться ногой за что-то в воде — камень или корягу, чтобы оставаться на месте. Но он мог выныривать лишь жалкой частью лица, всё слабее, периодически погружаясь и снова хватая воздух остатками сил в груди. Руки его нещадно слабели, но не позволяли и на сантиметр опускать голову ребенка от поверхности. Кончики моих пальцев кололо, с телом творилось что-то необъяснимое, я потел и трясся от холода одновременно. Солнце скрылось и картина происходящего стала ещё более мрачной и пугающей. В какой-то момент, видимо, слыша, что рядом кто-то из взрослых и ещё не утративших силы в борьбе со стихией людей, Арсений доверился им и вытолкнул девочку навстречу. Сьежившегося от холода и страха ребенка сразу подхватили и, передавая друг другу, вытащили ближе к берегу. Только голова уже теряющего сознание парня снова исчезла из моего поля зрения — меня охватила неконтролируемая паника… Где я видел его только что? Рядом с каким камышом? В какую сторону его относит? Где круги на воде? Он зацепился за кусты? Я уже могу дотянуться до туда, пройду ли я там, доплыву, вытащу его? Наперекор напуганным охам и предупреждающим мужским крикам «Всем выйти из воды! Всем срочно выйти из воды! Это сом!» я абсолютно на одном только адреналине и страхе тоже кинулся в воду. Совершенно позабыв о том, что в случае чего я точно пойду ко дну быстрее, чем брошенный с берега булыжник… От испуга и волнения я забарахтался и не отплыл и дальше мели, которая показалась мне невероятно холодной, словно река действительно изменилась и в неё пришел какой-то новый поток, опасный, утягивающий, как горный ручей. Я хотел обплыть камыши у берега и посмотреть, где Арс, но меня сразу относило и я постоянно предательски бился ногами о песчаное дно. А уже через пару секунд я увидел, как в паре метров от меня, полностью потерявшего ориентацию в пространстве, один из мужчин медленно выходит из воды широкой спиной ко мне и тащит на руках моего обмякшего друга. Белого, как смерть. Рядом на берегу задыхающуюся от страха и слез ревущую девочку обступили люди и укутали в полотенце, как котёнка. Всё как-то утихло, но не у меня в голове. Несколько мужчин ещё находились в воде, ведь внезапное течение не собиралось оставаться без своей жертвы и отпускать смельчаков так просто. Они рассматривали водяное дно, били палками кусты, что-то кричали, пока я забирал Арсения из рук незнакомого мужчины и, тоже пятясь, уже чуть ли не падал с ним на песок у кромки. Этот ужас был словно из какого-то кино про мегалодона или пираний-убийц, ведь взрослые люди, мужики, отпугивали от берега какое-то огромное существо, способное даже в таком кипише напасть на человека и утащить на дно… Я слышал местные истории про сомов гигантов. Не знаю, действительно ли в воде кого-то заметили. Змею, сома или… Да что ещё могло с такой силой затянуть двоих людей? Только сама природа… Но мы уже были в безопасности. — Арс? А-арс? — наверное, это защитная реакция, но я сразу начал просто тупо его звать, будто бужу утром или с пьяной дрёмы на какой-нибудь вписке, хлопать по щекам, чтобы самому себе не нагонять паники. Верил, что он меня просто услышит и очнётся, что это так и работает. Что… Человека, идущего по темному тоннелю на белый свет впереди, можно просто… Окрикнуть. И отговорить. Я не видел и не слышал, что советовали истерящие женщины вокруг, похлопывая бледного Арсения в моих руках по ногам и тряся за плечи, растирая и пытаясь помочь. Олин напуганный голос был уже ближе и чётче, я различал её судорожные и обрывочные «Надо кому-то позвонить! …Он в отключке, да! … Только что вытащили на берег!» Девушка совершенно боялась подходить и не знала, что делать. Словно Арс уже труп, а она панически боится что-то предпринимать, в отчаянии думая, что уже поздно… Я, не помня себя от страха и волнения, твердя в голове, что парень в моих руках такой холодный только из-за ледяного течения, но не из-за наступающей смерти, положил его на песок, ещё раз похлопал пару раз по лицу и от паники начал как в кино, совершенно без понимания техники и последовательности, делать ему искусственное дыхание. Кто-то без конца кричал над моим ухом «Ущипнуть! Его надо ущипнуть!» и я от безнадёжности смешал все эти возможные действия в попытках приведения моего друга в чувства. Пожалуйста, только дыши! Сердце, только стучи! Не уходи, оставайся здесь, со мной, в этом мире… Мое сердцебиение отдавало ударами прямо в уши, пульсировало в висках, всё случилось так быстро! Я совершенно не был готов к такому повороту, что я могу потерять Арсения, вот так, здесь, на нашем месте, на пляже, на глазах у всех, без близких взрослых рядом, вдали от дома и родителей, оставшись с трагедией один на один, что он погибнет таким молодым, безрассудно спасая незнакомого ребенка, а я не успею сказать ему всё, что я чувствую! Всё, чем я дорожил, что у нас было! Я не хочу в это верить! Я хочу исчезнуть из этого мира в тот же миг, как его покинет он!.. И только от моих остервеленых ущипов его рук (я уже был готов до крови его разодрать или даже ударить, впиться ногтями, причинить боль, лишь бы он очнулся) Арс постепенно начал возвращаться в сознание. Настолько он оказался слаб, что, только едва открыв глаза, не смог даже дать нам понять, что он всё видит и слышит и ему просто нужно восстановиться. А нам — прекратить судорожно его домогаться и пугать. И мне — истерически прикладывать в голове, прошло ли уже семь минут.. Я не понимал, что он уже немного дышит, и что всё уже в порядке, он не умирал, жидкость бы не успела попасть ему в мозг или куда-то ещё. Все эти страшные мысли были секунды… Но колоссально испепелили мои нервы. Я, разумеется, не ожидал, что он просто без движения на миллиметр приоткроет свои покрасневшие голубые глаза, а не вскачет или громко и страшно вдохнет полной грудью как оживший мертвец, подобно всем выжившим в фильмах, поэтому продолжал припадать губами к его мокрым губам, зажимая нос и закрывая ладонью глаза, на которые сейчас и нужно было обратить внимание… Я давил на его грудь, которой он и без того не мог сделать вдох из-за остатков воды в лёгких, и поэтому рефлекс откашливания никак не мог ему помочь. Скорее всего, совершенно не чувствующий всей моей трёпки и не слышащий паники вокруг из-за воды ещё и в ушах, Арсений очнулся от этого сна и ощутил, как я просто-напросто судорожно его целую… Конечно, мои действия на стрессе вряд ли можно было расценить как хотя бы какой-то неумелый поцелуй, скорее, я просто прижимался ртом поперек к его губам и вдувал в него воздух. Я не знаю, были ли это галлюцинации тогда, надавил ли я сильнее, чем нужно, или просто перепугался до дрожи — но вместе с облегченным и радостными криками «Живой! Очнулся! Слава богу!» мне отчётливо показалось, что Арсений всё же слегка прижался и своими губами в ответ…

***

Через полчаса пляж снова освещало солнце, а в небе кричали чайки. На берегу расположились новые отдыхающие, какие-то компании ушли. Отцы с детьми разных возрастов устраивали веселые совместные заныривания, а мамы и старшие сестры заботливо нарезали арбуз или бутерброды на берегу в теньке. Чтобы отгородить Арса от солнечных лучей и жары, я оттащил одно наше скромное банное полотенце в тень деревьев и мы расположились вдвоем в стороне от всех уже на траве. Арсений долго молчал после того, как кашлял без перерыва так часто и много, что, наверное, разодрал себе всё горло, глотку и нос, который сейчас и так был красным и почти расцарапанным от трения и вытирания. Из него периодически ещё подтекала вода, которой он нахлебался. Как же ему повезло отделаться испугом… Я сидел напротив него на краешке полотенца, оперев локти на колени, и молча рассматривал, как он время от времени медленно потягивает по глотку воду с углём, которую ему на истерически строгом подъеме единственной ответственной «взрослой» велела пить Оля. Чтобы проблеваться сегодня вечером. Чтобы не схватить ротовирус. Я хорошо знал этот способ. В детстве постоянно глотал немного у берега. Смотрел и молчал — на его мокрые волосы, красные опущенные глаза, словно он рыдал всю ночь, венки, сосудики на лице, на белое тонкое вафельное полотенце девчонок у него на плечах, на его всё ещё напряжённый подрагивающий пресс, разодранные об дно и камыши ноги. И замечал, что он время от времени делает излишне глубокие вдохи. Чтобы убедить организм, что кислород у него в доступе, достаточном для жизни без страха. — Ну как ты? — я долго собирался с мыслями и думал, пытаясь почувствовать нужный момент, чтобы это спросить. Сделать не напуганный до внутренней дрожи вид у меня ни хрена не получилось, а тем, что я якобы расслабленно поерзал, чуть поменяв положение, вроде как я уже устал здесь сидеть и можно уже идти домой, есть охота — я только подчеркнул свою тревогу о нём. Не представляю, что он чувствует сейчас после всего… И как он тогда испугался. Но он всё равно ни на секунду не отпустил ребёнка. Я так хочу его обнять. «Можно тебя обнять?» Казалось бы, ничего такого, я могу его поддержать, успокоить, согреть, если ему холодно. Мы же лучшие друзья. Но я всё равно очень боялся это спросить или предложить. Или сразу сделать, без лишних слов. Я понятия не имею, что в таких случаях можно и нельзя делать. Как поддержать. Молчать? Отвлекать? Поговорить? Поскорее забыть? Вдруг он этого не хочет? Вдруг он в депрессии? Вдруг это его только напугает сейчас? Его взгляд был ещё очень далеким и затуманенным, дезориентированным, как я заметил, пока он на несколько секунд дольше искал мои глаза, прежде чем ответить. — Нормально, — спокойно и понимающе закивал он мне, будто бы навстречу, чтобы не напугать меня самого. — Всё хорошо. Нос болит немного и грудина, — кашлянул ещё раз парень. Мы оба очень впечатлились. Но в силу того, что мы были одни и вообще разделили на двоих этот страх и панику, этот случай, я думаю, мы так же быстро от этого и отойдём. — Как ты вообще умудрился так далеко заплыть? — я постарался крайне осторожно, максимально лёгкой улыбкой, необвинительным взглядом и мягким тоном подтолкнуть его к рассказу, что же всё-таки случилось и что он помнит. Мне не столько интересно услышать впечатления человека с таким опытом, полученном полчаса назад, сколько понять, что чувствует именно мой Арсений. Я хочу разделить всё, даже самые ужасные моменты… — Блин, да я не заплывал бы, честно говоря, — и тут он сам так по-юному, по-пацански заулыбался, словно мы в армии заговорили о сгущенке на ночном дежурстве (боже, надеюсь этого никогда не будет). — Увидел, как маленькая девочка, вот такая, — он указал ладонью уровень нам обоим по колено, — в оранжевом купальнике поскользнулась так как-то и упала с края пирса. Невероятно, он запомнил всё в деталях. Но почему-то мне показалось, что он рассказывает мне об этом, как о сне или видении, что никакой девочки и не было вовсе, хотя мы все, и я тоже, её видели. Её, конечно, сразу увезли, не успев ничего выяснить про Арса, хотя когда они убегали, я заметил, что мужчина всё-таки обернулся, когда все закричали, что парень живой. Зная нашу деревню, Арсений теперь точно будет героем номер один на всё оставшееся лето. И семья малышки обязательно узнает его имя (если они местные). — Ну и бросился… — вздохнул снова чрезмерно судорожно брюнет, будто бы сожалея о своем безрассудстве. Но эта улыбка Мона Лизы словно шептала о каком-то совершенно легкомысленном восприятии этого поступка, как шутки. Будто он в один миг просто возомнил себя супергероем из фильма или воспринял это заданием в видео-игре. Что он действительно сможет водиночку спасти ребенка и сделает это, как спасатель из кино. Или у него десять жизней. Настолько светлым и чистым был этот его моментальный порыв. Он ведь мог просто как можно скорее привлечь внимание взрослых и помочь вытащить её тем, кто сильнее и выносливее его физически и объективно. И был бы не меньшим героем. Арс всё чаще бывает абсолютно нелогичным, загадочным и сумасшедшим… — Поплыл до неё. Я даже не понял, что её отнесло так далеко и я не смогу там нащупать дно и оттолкнуться, типа, задержать её как-то… — сейчас он признавал опасность и свою опрометчивость и, кажется, даже ругал себя, хоть и с несерьёзной улыбкой. В нем нет ни капли пессимизма. Будто бы с этого момента прошло уже много лет и мы уже старые сидим на скамеечке, играем в шашки и смеемся над нашей озорной юностью. Если бы я не был всё ещё напуган, эта его аура «Хихик, я вообще такой дурачок» показалась бы мне очень привлекательной… Похоже на то, как он вел себя утром. — Вас пиздец как быстро отнесло, Арс, — произнес я, не моргая своими большими впечатленными глазами, представляя эту картинку снова. — Кто-то вообще заорал, что это сом вас тащит! — Серьезно? — усмехнулся насмешливо голубоглазый, разумеется, не веря в это. — Да-а! — а у меня, видать, запустилась обратная херня — «Да! Мне пиздец, как было страшно, вообще-то! Дебил, блять». Раз уж Попов выглядит не особо подавленным. Но он словно чего-то недоговаривал… — Да не было там, конечно, никакого сома… — Да откуда ты знаешь! — моя интонация не была обвиняющей и противной, а, скорее, просто ноющей и преувеличивающей. — Ещё скажи, акула на нас напала. Или пираньи… — тихо отвернулся парень, теребя какую-то травинку. Мы снова замолчали. Скоро должна вернуться Оля, которая отправилась за Викой и заодно за новой бутылкой воды для Арсения. Что-то их долго нет… — А где… — Арс вдруг обернулся и прошелся по пляжу непонимающим выискивающим взглядом прищуренных глаз. — Девушка… Которая меня вытащила? Уже ушла — ты не видел? Я завис, очень заторможенно и потерянно вспоминая, о какой девушке он может говорить? Забыл имя Оли? Ведь в толпе тогда даже «девушек» не было, только мужчины и женщины, в воде среди спасателей-добровольцев — тоже только чьи-то отцы, помогали только взрослые… Да и Оля к нему не прикасалась, Вика вообще была не здесь. Я сдаюсь. — Какая девушка? Арс сделал ещё два глотка и нахмурился, совершенно уверенно описывая мне абсолютно незнакомый образ… — Ну, с длинными волосами тёмными, — парень махнул на свои плечи, закручивая пробку и возвращая свою бутылку обратно между ног. — Она оттащила меня с середины реки, с основной глубины — так мощно ещё, — подчеркнул Арс, словно рассказывает о своей репетиции в театральном или мастер-классе какого-то педагога по сцен. движению. — И вытолкнула на берег. Такая сильная, высокая, лет двадцать… — а, поняв, что мой взгляд выражает абсолютнейший ступор, парень так легко и мимолетно уточнил. — Не? Не видел? Словно мы сидели в метро или на хоккее. — Арс… Никакой девушки не было. — прозвучало это как в фильме ужасов или в «Битве экстрасенсов», но я неосознанно сделал такую интонацию. — На берег тебя вытащил я и двое взрослых мужчин. Без сознания вообще. — я заговорил членораздельно, чуть ли не по слогам, уверенный в каждом слове, будто я главный хирург страны и указываю первокурснику на ошибки в его диагнозах. — А потом я, пересравшийся до белой горячки, делал тебе искусственное дыхание, чтобы ты очнулся. — я говорил на серьёзе, заново выстраивая события получасовой давности в его голове, словно у него случилась амнезия. Я испугался. Что воспоминания Арсения исказились совершенно непредсказуемым образом. А если он вообще забыл половину своей жизни? Или у него всё в голове смешалось? — Ты делал мне искусственное дыхание? — вдруг снова со своей этой обаятельной улыбочкой переспросил Попов, стягивая с себя полотенце. Словно это был какой-то внезапный намек, что в наших отношениях это что-то новенькое. Да, но я так… Не думал в тот момент. Блять, это последнее, о чем я думал, касаясь его губ своими, что я его, блять, как-то насилую или порочу, делаю «не пацаном» или ещё что. — Ты мог умереть. — вернул серьезный тон я, не ведясь на его розовеющие щеки, личико с опущенными длинными ресницами и прочие заигрывания. Да-да, я заметил, как ты улыбнулся, втянул живот и сжал пальцы на ногах, тебе, видите ли, стало неловко от этой новости. Козлина такая… — Ты чуть не утонул в течении, тебя уносило в, блять, хрен знает, какую сторону, в соседнюю деревню! Все ещё подумали, что вас утащил сом — я там вообще коньки чуть не отбросил! Типа гигантский какой-то, людоед… — я нервно почесал ногу, чувствуя, как по мне бегают мурашки. Взгляд Арса потускнел, лицо стало каким-то сильно задумчивым и снова бледным. Как у какого-то старца-философа. Будто я сказал ему что-то, что его разочаровало и заставило пересмотреть собственные устои. — …Я смутно видел её… — лишь добавил, погодя, Арсений. — По пояс. Девушка с черными волосами, волнистыми, уходящими в воду. — парень решил просто выдать всё, как под фоторобот, всё, что о ней помнил. — Она так строго посмотрела на меня своими карими глазами и сказала не сопротивляться.. — на этом месте он замялся и сощурился. Я точно был уверен, что он рассказывает какой-нибудь свой сон или пересказывает свою визуализацию пьесы с кружка, или вообще просто бредит, вспомнив рандомный образ или сцену из кино. — Или это я так подумал… Она вытащила меня за руки, с такой силой, так грубовато как-то, одним движением, как мама за шиворот из лужи… Я неуверенно чуть улыбнулся, слушая его. — Будто она спортсменка, что ли. Типа… Не знаю… Было видно, что ему тяжело даются попытки понять, что это было, кто это мог быть и как всё это адекватно описать. Но я понял первый. Неожиданно для самого себя. Это вспомнил мой внутренний впечатлительный ребенок. «Антошка, мальчик Нины Ивановны»… — Типа русалка… — мрачный и печальный я выдал эту версию с тем же философским загадочным лицом, как романтический герой пьес, рассуждающий о смысле жизни под небом Аустерлица. На меня такие приколы и верования, конечно, совершенно не похожи, казалось бы, но… Я здесь вырос. Я воспитан бабушкой в те годы, когда закладывается то самое «Почему я ношу крестик? Да хрен его знает, так как-то спокойнее, мало ли…» Все мы после тех жутких историй от наших бабушек перед сном отвечаем одинаково. « — Идешь с нами на речку, Антох? — Да че-то не, пацаны, сегодня ж это, Ивана Купала, тип, стрёмно…» — Ты не первый, кому она мерещится. — я вздохнул и опустил глаза, уже начиная потихоньку собираться и одеваться. Кряхчу, словно сам уже дед, который готов поведать главную легенду села очередному неразумному лихому юнцу. И я «поведал».