When Does a Man Become a Monster?

И даже утро словно наступило раньше обычного. Как приятно просыпаться не одной. Конечно, я уже делила палатку с Карлах, мы спали вместе и совершенно не смущали друг друга. Но это странно описать. С ней мы спали вместе, но… Раздельно? Сегодня ночью же я засыпала на вампирской груди, во сне чувствуя, как меня поглаживают холодными мертвыми пальцами. Разбудил меня мягкий поцелуй в висок, скольжение ладони по щеке. Повернув голову, я встретила жадный вампирский взгляд. Как долго он вообще на меня смотрит? — Жалко, что ты не смотрел Сумерки, — произнесла я тихо. — Там Эдвард стоит в углу комнаты и смотрит за тем, как Бэлла спит. — Это какой-то спектакль? — спросил Астарион с улыбкой. — Типа того, да, — ответила я сонно. Что нужно говорить на утро после секса? Спасибо за ночь? Нужно ли вообще вспоминать произошедшее или следует сделать вид, что ничего не произошло? Мое маленькое стыдное признание точно подпортило вчерашний вечер. Я чувствовала неловкость, а Астарион загрустил. Даже если он не любит меня, даже если снова использовал ради собственной выгоды… Мне все равно. Мой первый раз прошел хорошо, и этого вполне достаточно, ведь правда? Я слышала много неприятных историй о том, как лишались девственности мои подруги. — Однажды я свожу тебя в театр, птичка. На что-нибудь трагичное, чтобы ты могла выплакать все свои слезы, — он провел рукой по моей щеке. — Мне нужно идти. — Боишься сплетен? — спросила я, понимая, что Астариона могут увидеть выходящим из моей палатки. — Нет. Меня ждут дела. Старые дела, знаешь ли, — горькая усмешка заняла его изящные тонкие губы. — Нужно немного привести себя в порядок, дождаться спутников, и снова в бой. — Будь осторожен, — шепнула я, поцеловал его ладонь. — И ты. Но ровно до той минуты, как увидишь меня снова. Как только я вернусь в лагерь, милая, обещаю, тебе не нужно будет беспокоиться ни о чем. Ни. О. Чем, — повторил он с хитрой усмешкой. Я была слишком сонной, чтобы осознать, куда именно спешит мой вампир. Едва Астарион поднялся, надел штаны и рубашку, едва он задернул полог, бросив в мою сторону долгий прощальный взгляд, я уснула. Положила голову обратно на подушку, закрыла глаза и вновь погрузилась в сон. Ночь утомила меня, выдавила все силы, не подарив отдыха. Без часов трудно ориентироваться во времени, но за прошедший месяц я научилась понимать по солнцу. Ну… Худо-бедно научилась. С допущением в час или два. Когда я вышла из палатки, в лагере уже почти никого не было. Только Лаэзель точила свой меч. Т-ч-ч-ч-т-ч-ч, — привычно разносилось по лагерю. Как долго можно точить один и тот же меч? Он же скоро должен стать тоненькой шпагой… Или у Лаэзель в сундуке лежала целая куча оружия, которое она постоянно приводила в порядок? Я не желала отвлекать гитьянки, чтобы ей не захотелось проверить свое оружие на мне. Яйцо, похищенное из Яслей, лежало рядом и грелось на солнышке, мутная зелёная жижа булькала внутри. Мама однажды сказала мне: «Если бы Бог любил нас, Катя, женщины бы откладывали яйца, а не ходили беременными и не проходили через роды». Смотря на размеры этого яйца, я что-то сомневалась в том, что это — доказательство божественной любви. Несколько часов я провела за рисованием. Проведенное вместе с ребятами время не прошло даром, и образы их я решила перенести на бумагу. Может даже подарю на прощание каждому по рисунку? Если, конечно, успею. Орин больше нет, взята врасплох и убита, нет Карги, Минск спасен, Гейлу достали его чертову книгу, а проклятого чародея убила Лунная Дева… Что ещё осталось? Квест Шедоухарт, Лаэзель с ее мятежным пленным принцем, Уилл с отцом в подводной тюрьме и… Ох, черт. Карандаш выпал из руки. Вот, почему он был таким загадочным с утра, верно? Не из-за секса и не из-за моего нелепого откровения. Я — самая настоящая дура, если вдруг решила, что секс для него так много значил. Астарион собирался на последнее свидание с бывшим хозяином. Я прикусила губу, вспомнив о том, что его могут убить во время ритуала. Если ребята пропустят три круга и не вытащат вампира из адского механизма, Касадор завершит свой ритуал. Я не видела, чтобы здесь, в реальной жизни, спутники ждали, пока противники их «сделают ход», и не могла понять, сколько времени хватит. «Они со всем справятся», — уверяла я себя. В конце концов, зачем мне переживать об этом? Я ничего не могу сделать. Если бы он предупредил меня заранее, мы бы более детально обсудили этот квест, я бы дала пару советов, рассказала про проклятье на дочери его «брата», рассказала бы про мертвого камердинера, про оборотней в зале собраний. Про то, что все жертвы Астариона живы, в конце концов. Я бы подготовила его к этому визиту, сделала внушение и помогла выбрать верное решение, раз уж Астарион так давно не решал ничего сам. Я прикусила губу, чувствуя, как громко и быстро бьётся сердце. А что, если он вознесется? — Бред, — шепнула я вслух, шепнула и тряхнула головой, чтобы эта ужасная мысль тут же покинула мою черепную коробку. Ребята совершали только добрые дела, и сердце Астариона должно было смягчиться к этому моменту. Во всех моих прохождениях он всегда выбирал светлую сторону сам. Я невольно вспомнила сцену расправы, вспомнила, как Астарион плакал над трупом своего бывшего хозяина, точно новорожденное дитя. Мурашки прошлись по спине, и плечи невольно дрогнули от свалившегося на них груза. Астарион — молодец… Он со всем справится. Я пыталась нарисовать Карлах с огромным топором в руках, но из-за накатившего волнения пальцы начали дрожать. Нет, так ничего не получится. Я знала, что спутники мои вернутся в лагерь голодными, потому решила, что лучше всего будет приготовить для них горячий ужин. Лаэзель скрылась в своей палатке, забрав и яйцо, а я принялась разделывать мясо. Огромный красный кусок плоти весь покрывали перья, но птиц таких размеров я не знала. И не хотела бы знать, если честно. Удивительно, но друид тоже ел мясо! Я-то думала, что все любители природы щиплют травку с горных вершин, но Хальсин сказал мне, что закон природы в поедании друг друга. Уверена, Астарион бы поддержал его слова, если бы слышал. Странно, что он не попросил у меня глоток крови перед дорогой. Может… Может и он успел влюбиться в меня? В игре он ведь влюбляется в Тав во время путешествия. Как раз потому, что та проявила к нему участие, заботу, которой вампиру не хватало все эти годы. Я поджала губы. Но главный герой игры все же сверхчеловек в этой вселенной, ему все даётся легко, а это производит впечатление. Я-то постоянно спотыкалась на ровном месте и боялась громких криков диких птиц, боялась насекомых в палатке, плакала над мертвой птицей. Думать о том, что Астарион мог разделять мою симпатию — опасная дорожка. Так ведь можно заблудиться и остаться здесь навсегда. Когда в лагерь вернулись Шэдоухарт и Гейл, я тут же бросила огромную деревянную ложку и кинулась к ним. — Привет! — я махала рукой так быстро, что кисть тут же заболела. — Привет! Ну… Как день прошел? — Одиночество неплохо очищает разум, изгоняя из него аудиальный шум, — Гейл улыбнулся, первым ответив на мое приветствие. — Но тебе, очевидно, очень не хватало компании. — Привет, — улыбнулась Шэдоухарт, протянув мне мешок с мукой. — Никто ещё не вернулся, да? — Нет. Тут только я и Лаэзель, — ответила я, переводя взгляд с Гейла на Шэдоухарт. Что-то не нравилось мне в их лицах. Чародей отвернулся. Гейл точно чувствовал странную неловкость, он пытался принять непринуждённый вид, но получалось нелепо, и волнение его стало ещё более очевидным. Бывшая жрица ночи грустно смотрела в пол, разглядывала каменные плиты. Мешок показался мне тяжёлым, и я не очень-то поняла, почему несла его Шэдоухарт, а не ее высокий и сильный спутник. В этом мире запрещено джентельменство? Впрочем, Лаэзель наверняка крепче и проворнее Гейла, он же чародей, а не воин. Но вот жрица… Интересно бы устроить соревнование, да только вряд ли спутники согласятся проверить. — Оу, — вздохнула Шэдоухарт, и зрачки ее забегали из стороны в сторону. — Ты снова что-то приготовила, верно? — Что-то случилось? — спросила я тихо. — Кто-то погиб? — Нет, все живы, — ответил за нее Гейл, нервно поправив прическу. — Живы и счастливы. И все получили, что хотели, и… О, вон идёт Хальсин! Я нахмурила брови, смотря за тем, как огромный друид медленно спускается к причалу. Гейл тут же пошел в его сторону, хотя я никогда прежде не замечала особенной любви между ними. Неприязни тоже не было, но все же. Я прикусила губу, проследив за тем, как чародей в ускоренном темпе пытается скрыться от моего взгляда. Повернув голову, я поняла, что и Шэдоухарт сбежала. Знак не самый добрый. Что-то явно произошло, ведь так? «Вознёсся», — подсказывал мне голос разума. «Да не-е-е-ет», — отмахивалась я. Он бы не стал этого делать, зачем, если Астарион шел по арке искупления? Он не мог. Может их так поразили вампирские отродья в бесконечных железных клетках? Я почувствовала, как страх медленно заполняет мое тело клетка за клеткой. Проспать до обеда — не лучшее решения этого дня. Время протекло сквозь пальцы, и небеса начинали терять свет. Солнце клонилось к линии горизонта, падало за край, чтобы вернуться лишь завтра. Я заставила себя остановиться на мгновение и сделать пару глубоких вдохов. Нет. Он не мог. Уилл и Карлах, вернувшиеся в лагерь, сами подошли ко мне, стоявшей в самом центре без движения. Дьяволица не улыбалась, а колдун выглядел особенно подавленным. «Хоть бы он просто встретил Мизору на своем пути». — Будь осторожна, Катя, — начало уже не самое хорошее, и колдун опустил приветствие, чего раньше никогда не случалось. — Астарион… — Он ранен? — шепнула я в ответ на предупреждение Уилла. — Хуже. Он стал чем-то другим, — тут же рассказала Карлах. — Чем-то ужасным, скверным и жестоким. Чем-то, чего не должно бы существовать. — Он завершил ритуал? — тихо спросила я, и мурашки снова забегали по плечам, старый укус заболел с новой силой. — Да, — ответила Карлах, метнув взгляд в сторону. — И вырезал целое племя ни в чем не повинных Гуров… — Неповинных не существует. Я бы вырезал весь их жалкий народ, будь моя воля, — тихий смешок слетел с губ Астариона, так кстати вернувшегося в лагерь. — И кто знает, может этим я и займусь, когда наше приключение завершится. Я не обернулась, чувствуя, что мышцы налились свинцом. Карлах скривила губы, а Уилл закатил глаза. Клинок Фронтира бросил в мою сторону сочувствующий взгляд, но ушел, не сказав больше ни слова. Карлах скрестила руки на груди, когда эльф вышел вперёд, встал со мной рядом, точно пытаясь оттеснить от тифлинга. Дьяволица смерила его расстроенным взглядом, принятое им решение ее явно не устраивало. Оно не устраивало никого, кроме самого вампира. Но почему? Почему он вообще на это пошел? По моим расчетам все должно было привести его к искуплению! К хорошей концовке! Астарион шел с нами по пути мира и добра… — Я не съем ее, Карлах, не бойся, — произнес вампир, понимая, что тифлинг не хочет оставлять нас наедине. — Во всяком случае не до смерти… Если ты понимаешь, о чем я, — я все отказывалась смотреть в его лицо, поворачиваться и задавать вопросы. — Все хорошо, не переживай, — шепнула я хрипло, когда Карлах заглянула мне в глаза. Я почувствовала, как по-живому теплая теперь рука легла мне на бедро и притянула ближе. Очевидно, теперь Астарион не боялся чужих взглядов, осуждение наших спутников больше не имело для него никакого значения. «Кисе все равно, что за спиной шепчут крысы», — вспомнила я идиотскую цитату. Нервная дрожь прошлась по телу, поднялась от ног к рукам, и я поежилась. Осознание приходило долго, произошедшее не укладывалась в голове. И что… И что теперь делать? У Астариона, очевидно, совсем скоро потечёт краник от власти, что попала в его бледные руки. Я сама никогда не выбирала эту опцию, но приходилось видеть чужие прохождения. Даже Тав, что раньше была ему равной, вампир начинает считать «милым питомцем». Кем же теперь стану я? Сумерки густели, и нежный мрак укрыл нас черной простыней. Я прикусила губу, когда властные сильные руки развернули меня к себе, не дав выбора. Придется смотреть ему в лицо и скрывать свой страх, скрывать ужас, сковавший каждую мышцу. Эльф прихватил из родного замка черно-красное одеяние. Дорогой пиджак, весь расшитый золотыми драконами, подчеркивал его новый статус. Взгляд мой задержался на этом костюме, и Астарион приподнял мой подбородок пальцем, заставил взглянуть в его все ещё карминово-красные глаза. Что-то изменилось в этом взгляде. — Я и для тебя прихватил кое-что, — шепнул он. — Шелковые юбки, бархатные платья, кружево, жемчуг… Все, что подчеркнёт твой новый статус, милая. — Какой такой статус? — тихо спросила я, хотелось пошутить: «в активном поиске?», но вампир все равно не поймет. — Статус самой любимой игрушки самого могущественного из вампиров, — тут же проворковал Астарион. — Знаю, знаю, большая честь. Слышу, как быстро забилось твое маленькое сердечко. — Я… Я так за тебя рада, Астарион, — я попыталась шагнуть назад, но эти руки меня удержали. — Ты сможешь гулять под солнцем целыми днями, — я знала, что он жаждал не этого. «Тупой ты жадный придурок», — думалось мне, и сердце все билось и билось о ребра. Я знала, что Астарион прикидывается, он должен знать, как выглядит и пахнет страх. Тело мое потихоньку захватывал чистейший ужас. Эльф снова притянул меня к себе, и когда я попыталась отодвинуться, он весьма резко наклонил свое лицо к моему. От испуга я тихо пискнула, и с губ Вознесенного вампира сорвался довольный смешок. Он снова играл со мной. Как с мышкой. Я сделала глубокий вдох, губы наши остановились друг от друга на неприлично малом расстоянии. Я знала, что спутники наши смотрят, подглядывают издалека, и осознание это заставляло меня краснеть от смущения. — Я бы не смог добиться этого без тебя, птичка. Я так многим тебе обязан, — он втянул носом мой запах, прошёлся по шее. — И я так много смогу тебе дать. — Ты уже дал мне так много любви, — говорила я тихо. — Первой любви! Я… Я так тебе благодарна, Астарион. — Первой и последней, — дополнил он со странной хищной улыбкой на губах. — Куда же ты пытаешься убежать, милая? — В свой шатер, — ответила я севшим отчего-то голосом. — Меня смущают чужие взгляды… — Твое смущение вызывает во мне желание смущать тебя еще сильнее, не буду врать, — усмехнулся Астарион. — Но оно создает проблему. Мы с тобой всегда теперь будем в центре внимания, птенчик, тебе следует привыкать к ощущению публичности, — он говорил таким тоном, каким поучают маленького ребенка. — Я научу тебя всему. Расскажу все правила игры. Я покажу, Катя, — он наклонился к моему уху, и теплое дыхание обожгло кожу. — Как правильно любить меня. Сердце пропустило удар, и эльф мягко поцеловал мою щеку. Пальцы его снова прошлись по моему бедру, но после Астарион ослабил хватку, позволил мне слегка отодвинуться. Он смотрел на меня с лёгким презрением, с жадностью, граничащей с одержимостью. Ничто не напоминало мне тот взгляд, что скользил по моему телу вчера. Я — кусок мяса перед голодным котом. Я постаралась улыбнуться, но вышло криво, и Астарион положил свою огромную ладонь на мою щеку, погладил со всей нежностью, на какую был способен сейчас. Он ещё не до конца осознал свою силу, а я не до конца поняла, что произошло. Мозг отрицал очевидное. — Теперь тебя никто не обидит, милая. Никто и никогда. Ты под моей защитой, — улыбнулся вампир. — Беги в свою палатку, мышка, отдыхай, наслаждайся томящим ожиданием. Скоро у нас будет целая вечность. «Теперь тебя никто не обидит», — эхом пронеслось в голове, когда эльф убрал руку от моего лица и развернулся в другую сторону. Я осталась стоять на месте, и крупные градины слез собрались в уголках глаз. Черт, черт, черт! Неужели это я… Это моя беззащитная жопа виновата в том, что Астарион выбрал бесконечную мощь? Неужели всему виной бремя ответственности, которое он решил возложить на свои плечи? Бремя… Бремя бесполезной и беззащитной девчонки, что даже не прошла посвящение в студенты.