When Does a Man Become a Monster?

Тела гитьянки будто источали особенный запах. Живая Лаэзель не пахла ничем интересным, но вот ее мертвые сородичи... Казалось, что я чувствую в воздухе какую-то сладость, слегка-слегка дразнящую нюх. Я бы спросила об этом у Астариона, узнала, ощущаются ли гитьянки иными на вкус, но не хотела говорить с ним. Вдруг тогда вампир подумает, что сердце мое оттаяло вот так просто, за один вечер? Да, я планировала таить обиду ещё долго, планировала теперь сама поиздеваться над своим мучителем, отдать ему должное. Теперь я могу себе это позволить. Но он как назло снова делал вид, что меня нет в природе. Тяжело игнорировать того, кто не ищет твоего общества. Ночь мы пережили хорошо, справиться с отрядом гитьянки удалось быстро, и я не знала, почему моим спутникам это далось так легко. Может они уже подняли двенадцатый уровень на подходе к третьему акту? А, может, просто повезло. Врата Балдура зазывали гостей, и спутники мои стремились поскорее добраться до города. Многим из них он был домом... А скоро и я смогу вернуться домой. На бережно оберегаемой карте стоял жирный красный крестик, он указывал на катакомбы под городом. Мне нужно будет упросить кого-то сопроводить меня в канализации, а там и дело с концом. Прощайте, злые перевёртыши, гоблины, вонючие потные минотавры, прощай, фоновый страх смерти и бесконечная череда боёв! Но я... Я хотела бы убедиться, что у спутников моих все сложится если и не хорошо, то хотя бы неплохо. Судьба одних моих спутников заботила меня больше, чем судьба других, признаю. – Что это? – Карлах остановилась посреди дороги, и шедшие за ней беженцы гномы испуганно притормозили, шепча друг другу что-то про Ад. – Я одна слышу этот чарующий звук? – Здесь много звуков, – закатила глаза Лаэзель. – Не то, чтобы они очаровывали. Прямо сейчас я слышу, как кто-то блюёт за той повозкой. – Музыка, – пояснила Карлах с широкой улыбкой на лице. – Вы ведь слышите эту музыку? – тифлинг вскрикнула бровь, оглянувшись к отстающим. – Да, и музыканты ужасно фальшивят. Похоже, сюда приехал странствующий цирк, – невесело заметил вампир. – Ривингтон всегда привлекал интересную публику... Все отребье, не допущенное во Врата Балдура, оседает здесь. Ох, точно. Цирк. Я вспомнила о том жутком клоуне-перевертыше, джинне, странной некромантке, что владела труппой. Б-р-р-р... Но, возможно, это будет весело? Удивительно, как изменились мои взгляды. Если раньше, в сытую пору, смотреть на кровожадного клоуна-убийцу мне бы и в голову не пришло, то здесь, во Вратах Балдура... Ну что может быть хуже проклятых земель и братства грибов-людоедов? В цирке хотя бы можно поесть сладкой ваты и поглазеть на кошку с шипастым хвостом. Хальсин наверняка начнет говорит, что зверей нельзя держать в неволе, так что нужно держать язык за зубами и не рассказывать, что дома мама держит собаку на цепи. Одногруппники мои от этой новости чуть было не взорвались. – Точно! Клоун Капля уже мертв, на его месте перевёртыш. Здесь Орин организовала на нас покушение с помощью его украденной личности, – рассказала я. – Прямо со сцены. – Отлично! Так давайте не пойдем туда, – предложил Астарион. – Вот что действительно будет смешно. – Но тогда пострадают невинные люди, – возмутилась Джахейра громко. – Они попадут в предназначенную нам западню. – Ох, какая жалость, – театрально выдохнул эльф. – Да и к чертям их, – Астарион теперь рассматривал собственные ногти. – Мир жесток, нужно уметь постоять за себя... Или найти того, кто постоит, – он повернул голову в сторону цирковых ворот. – Вы можете идти, если хотите, а я лучше побуду в лагере, пока сумасшедший клоун пытается выцарапать вам глаза. – А я бы все равно сходила в цирк, – улыбнулась я, смотря в полные почти детской радости глаза Карлах. – Немного отвлечься от всех этих камней силы, голодных мозгов и беженцев с грустными серыми лицами, – я сама удивилась тому, что говорю. – Тебе мало странствующего цирка прямо в нашем лагере, милая? – Астарион цокнул языком. – Хорошо, давайте сходим в цирк. Здорово, что мы пойдем почти все вместе, но это вовсе не было обязательной частью программы. Мне не хотелось тащить кого-то насильно. Я помнила, что Астарион боится клоунов, и если страх этот не был фобией, все ещё не стоит недооценивать его силу. Карлах радостно подпрыгнула на месте и подтолкнула меня вперёд, не дав Шэдоухарт шепнуть что-то мне на ухо. Вчера наша мрачная подруга перекрасила волосы, и лицо ее теперь обрамляли симпатичные белые пряди. Казалось, что бывшая жрица улыбается больше обычного. Для последовательницы Шар в ней всегда было многовато жизнерадостности. Огромные золотые ворота медленно отворились перед нами, и дети любопытно полезли вперед. Перед открытием дежурный прочитал нам лекцию о том, что в городе стало опасно из-за наплыва беженцев, рассказал про убийства, нападения и грабежи... Все мы кивали головами, и никто его не слушал. Наш путь проходил по дороге из трупов, и баалисты уже не пугали так сильно, как могли бы меня напугать. Увидев, как огромная черная кошка жадно облизывается в своей клетке, я все же решила, что погорячилась с этой мыслью. Пожалуй, что все ещё страшно до усрачки. Мне... Мне страшно. Джахейра выспросила про убийства и культ Баала, пока мы стояли у одного из прилавков. Ее голос отчего-то казался и строгим, и по-матерински приятным, наставляющим на истинный путь. Я рассказала все, что смогла вспомнить, и старая арфистка поделилась некоторыми историями о давнем «друге», балловом отродье, что ждало нас в зале суда. Я же рассказала и про Минска, про то, что мы обязательно найдем его и спасём. Старушку удовлетворили эти ответы, и Джахейра присоединилась к Уиллу и Гейлу. По моему совету они решили устранить клоуна не на сцене, а в шатре, чтобы не наделать шума и не убить кого по случайности. Народу здесь было много. У прилавков толпились дети, в воздухе пахло карамелью и чем-то особенно сладким... Не ватой, нет. Сладкую вату я ела пару раз в жизни, как раз в те дни, когда в городок наш заезжал цирк. Не то, чтобы счета моей семьи полнились деньгами, но раз в два года мама позволяла нам с братом шикануть. Выпить Кока-Колы, навернуть кружок-другой на карусели, что вот-вот упадет по тяжестью детских тел, пострелять из пистолета в шарики... Приятные воспоминания. Наверное, потому я и захотела сюда заглянуть. – Держи, порадуй себя чем-то интересным, это – твоя доля, – Уилл вручил мне мешочек с монетами и скрылся, едва я успела открыть рот. Не то, чтобы я собиралась возражать и пытаться вернуть ему деньги. Хотела лишь сказать свое кроткое: «спасибо», надеясь, что в будущем получу еще больше. Раз ваты не было, мне пришлось купить яблоко в карамели, а после первого же укуса разочароваться в этом странном лакомстве. Жестковато. Не знаю, как в этом мире лечат кариес, и узнавать не охото. Я купила себе бутылку воды, чтобы смыть этот странный привкус. Мне хотелось повеселиться с Карлах, но подруга убежала куда-то вперёд, и даже ее могучая фигура скрылась в многоликой толпе зевак. Все ушли, снова бросили меня одну, и веселье на мгновение померкло. Страх кольнул меня под ребра, едва я подумала о том, что среди этих людей бродят баалисты, готовые в любой момент начать резню. Но не лишать же себя веселья, верно? Я шла мимо прилавков с блестящей на солнце ерундой, держала в руках свой мешочек с деньгами и рассматривала товары лавочников. Кто-то крутил колесо фортуны, и колокольчики звенели в такт вращению барабана. Люди задевали меня плечами, толкали друг друга, проскакивая без очереди. Дети смеялись, а взрослые перекрикивались в многоликой толпе. Это... Это, что, альбом для рисования? Я замерла, уставившись на идеально выполненный переплет. Палец заскользил по толстому корешку: не меньше пятидесяти страниц. Вещица сама прыгнула мне в руки, и я принялась перелистывать альбом, с упоением понимая, что все страницы пусты. Девственно чистые, прямо как мое тело! Не знаю, что это за материал, но на ощупь очень похоже на плотную хлопковую бумагу... Бумагу для акварели или какого аналога мокрых красок, что есть в этом мире. – Сколько за альбом? – спросила я, наклонившись к красно-розовой ящерке, что торговала всем этим добром. – Это ведь не мусор, а? – я пыталась делать вид, что альбом мне совсем не интересен, но выходило плохо. – За эту пустую книгу? Пустую книгу, да? – существо почесало голову когтистым пальцем. – Девять золотых, отдам за девять золотых, – маленькая голова его подергивалась из стороны в сторону, точно существо страдало нервным тиком. – Может... Может вы согласитесь отдать за семь? И недоеденное яблоко, – я выпятила губу, смотря за тем, как деловитая ящерка теряет ко мне всякий интерес. – Нет! Приходи, когда найдешь в своих карманах девять монет, и не задерживай очередь. Жадная ты скотина. Я взглянула на беленькие рукава своей новой мантии и грустно поджала губы. Он ведь даже не знает, что делать с этой «пустой книгой», не знает, зачем она вообще нужна и сколько должна стоить. Да, это – не грунтовые холсты, но альбом для рисования – отличная находка. Я бы могла скоротать время, написать что-то интересное, оставить после себя хоть какую-то память. Жадная змеюка. Может, мне стоит попросить взаймы у кого-то из ребят? Хальсина, Карлах... Кого-то, кто мне не откажет. У добрячка. С этой мыслью я и двинулась обратно к выходу, чтобы забраться на высокий уступ и высмотреть их из толпы. Пробираться сквозь стену из потных тел было не самым лёгким делом, но справилась я играючи. Все хотели скорее добраться до звериных клеток, и толпу оказалось легко обойти, если скользить мимо детишек. Когда до выхода оставалось несколько шагов, кто-то поймал меня за локоть и потянул в сторону, я не успела и пискнуть от страха. Сильные руки подхватили меня под ребра и оторвали от земли, поставили рядом с высокой мужской фигурой. Служители Баала, Орин Красная поймала меня! Я и забыла о том, что она поджидает путников в обличие дриады, соблазняет парочки на приторно сладкий ритуал, а после раскрывает все карты. Оставляет послание… Когда секунда сомнения и страха прошла, перед лицом моим появилось хорошо знакомое лицо Астариона. Эльф улыбался краешком своих губ, он молча протянул мне альбом, что только что покоился на прилавке той злобной ящерицы. – Но как ты... – удивилась я, и эльф перебил меня. – Проходил мимо, милая, и услышал, как неумело ты торгуешься. Мне стало тебя жалко, – он сделал вид, что испытывает лёгкое отвращение к моменту, свидетелем которого стал. – И я решил избавить тебя от необходимости искать оставшуюся сумму. – Ты для меня его купил? – губы сами собой расплылись в улыбке. – Купил? Глупость. Я просто взял его, – Астарион выгнул бровь. – И вот это, это ведь тоже тебе пригодится, да? В замок Касадора часто приходили портретисты, и они всегда использовали эту ерунду для набросков. Эльф снова протянул мне ладонь, и на этот раз в ней лежали угольные карандашики. Раз, два, три... Три штуки! Сердце моё забилось быстрее, и я почувствовала небывалый прилив сил. Я могу вернуться в лагерь и рисовать, рисовать, рисовать. От избытка чувств я подалась вперёд, расправила руки и обняла Астариона как можно крепче. Обхватить его широкую грудь удалось с трудом, и я не знала, что конкретно помешало вампиру обнять меня следом. Занятые руки? Нежелание? Растерянность? А, неважно... Главное, что я могу рисовать! – Спасибо, спасибо, спасибо! – я выхватила карандаши из его ладони и суетливо засобиралась в сторону лагеря, в котором всех нас уже полчаса одиноко ждал Хальсин. – Я надеялся на благодарственный поцелуй, как в добрых детских сказках, про рыцаря и принцессу, – ответил эльф, но я уже развернулась к нему спиной. – Развлекайся, птенчик! Надо же, он даже не спросил о моем решении по поводу нашей размолвки. Может и правда заскучал по вниманию и участию? Может... Может он не так уж и плох? Эта опасная мысль не давала мне покоя. Я точно помню, что там, в забытом темном храме, он радовался вниманию, словно брошенный ребенок. Астариона так долго мешали с грязью, его так долго не замечали как личность, использовали в своих интересах, что искренняя забота пугала его и привлекала одновременно. Я почувствовала, как губы мои невольно сжимаются в тонкую нить. Пригород ревел сотней звуков. Кто-то кричал, кто-то пел, кто-то плакал. Беженцы стекались к Вратам Балдура, и не подозревая об опасности, что несёт им злобный Мегамозг. Лорд Горташ планировал стать героем за счёт сотни смертей, сотни невинных жизней... Хорошо, что мы его остановим, и приятно было думать, что я – часть этого «мы». Цирк имел успех как раз потому, что все вокруг хотели отвлечься от череды страхов и страданий, посмеяться над клоуном и его идиотским шоу. Увидев Хальсина, я махнула ему рукой, старый эльф ответил тем же, но не приблизился. Он наслаждался видом, смотрел на обрыв, что вел прямиком к большой воде. Соленый воздух наполнял наши лёгкие. Живописное место. Я решила устроиться под старой ивой, спрятаться в ее кудрявых ветвях и упасть в объятья музы. Музы живописи. Угольный карандашик врезался в кожу, углы его были неприятно острыми. Интересно, чем рисуют художники в этом мире? Если удастся раздобыть немного краски, что-то, что похоже на акварель, хоть из детского школьного набора... Я бегло набросала лицо. Лицо Астариона, эльфа, что и подарил мне эти богатства. Острые скулы, колючий голодный взгляд, кудри, как у молодого ягненка. Весь его образ – сочетание противоречий. В чувственных губах столько огня и жизни, призыва, а под глазами – холодные мрачные тени, печать смерти на красивом лице. Может и натура была такой же противоречивой? Мне хотелось думать, что внутри вампир нежный и добрый, но сегодня утром я видела, что он всучил бедной сироте пару монет и прогнал ее прочь. Жалко! Мне нравился ее кот. Было бы удобнее рисовать с натуры, но Астарион задержался в цирке. Теперь, когда место главного клоуна вакантно, кто знает... Может он решил сбежать от нас туда? Огромная фиолетовая леди может защитить его от маньяка Касадора. Я сдавленно хихикнула, пошутив об этом в собственной голове. Карандаш скользил по бумаге, выводил образ Астариона снова и снова, и я пыталась припомнить каждую его эмоцию. Ехидную улыбку, заинтересованный взгляд, лёгкий испуг во взгляде. На бумаге Астариоон улыбался и грустил, он смотрел на зрителя и в сторону, к морю. Красивых людей рисовать легко, красивых эльфов – ещё легче. Есть в них что-то особенно любопытное. Взгляд мой притянули красные цветы, растущие совсем рядом. Я не знала, чем они были, но в голову закралась мысль о том, что из них можно приготовить краситель и нарисовать Астариону глаза. А, может, раскрасить их кровью? Ха-ха. Только ради искусства... Ведь так? Я любила рисовать, любила процесс, любила результат, и эго мое требовало признания. Думая об этом, я замерла над скетчем, смотрела на собственную руку и сжимала пальцы в кулак, пока костяшки не побелели. Если немного разгрызть палец, пойдет кровь, и пары капель хватит на четыре пары глаз. Но мне нужна кисточка. Я тряхнула головой, надеясь выкинуть из нее крамольную мысль. – Красиво, – Астарион привалился к старой иве спиной, и, занятая искусством, я и не заметила его появления. – У тебя настоящий талант, птичка. Кто это? Я бы возмутилась от того, что вампир снова ко мне подкрался, если бы не его последние слова. «Кто это?». Это ведь ты. Смешок снова сорвался с моих губ, но за весельем пришло и осознание. Он не помнит своего лица, двести лет не видел его в отражении, и память подводила. Астарион забыл кто он есть, как выглядят его глаза и губы, линия скул и челюсти… Я прикусила губу от досады. Подумать о том, что просто нарисовала плохо и не похоже я не могла. Листочек с рисунком скользнул в руку, я осторожно отделила его от чистых страниц и протянула нависшему надо мной вампиру незаконченный скетч. Я нарисую еще. Астарион вскинул бровь, смотря за тем, как я загадочно улыбаюсь. – Это? Один злой доставучий вампир, – ответила я тихо, и Астарион не сразу понял шутку, а ждать дольше я уже не могла. – Это ты! Других таких я не знаю. – Я? – он переводил взгляд с изображения на меня, и в глазах его читалось что-то, что отдаленно напоминало благодарность. – Вот это? Я? Это ты нарисовала меня, верно? Целых четыре штуки? – Я не умею врать, ты же знаешь, – пожала я плечами. – Ещё раз спасибо тебе за альбом, мне очень приятно... Правда. Я чувствовала себя смущенной первоклашкой, ребенком, что очень хочет понравиться новому учителю. Во взгляде эльфа читалось немое восхищение, и если бы он преподавал мне живопись, я бы точно получила десятку за свои рисунки. Солнце садилось, очередной день миновал, и я все смотрела на удивленного вампира. Ветви ивы шуршали над нашими головами, и птицы тихо пели в самом центре ее могучей кроны. Взгляд Астариона скользил от одного изображения к другому, все скользил и скользил, и эльф довольно улыбался. Он не мог налюбоваться. Не знаю, что именно произошло в ту секунду, что заставило меня, что толкнуло к этому идиотскому шагу. Нервное возбуждение и порыв нежности, наверное… Я осторожно привстала на мысочках, положила ладонь на щеку Астариона и заставила его наклониться ко мне. Заставила – громкое слово, скорее попросила подыграть. – Благодарственный поцелуй, – шепнула я, надеясь, что звучу по-кошачьи игриво. Губы мои бегло коснулись его холодной бледной щеки, и эльф прислонил ладонь к месту поцелуя. Он растерялся, и теперь это он был смущенным ребенком, не я. Двухсотлетний обольститель, подумать только. Не в силах выдержать тяжесть момента, я развернулась на мысках и побежала прочь, к Карлах, что как раз возвращалась из цирка. Лицо дьяволицы было разрисовано в клоунскую гримасу, а мое горело огнем.