Временные трудности

Март, 2010

      Рубеж в два месяца с момента отъезда отца преодолевался тяжелее. Антон предвкушал скорую свободу от родительских обязанностей, ведь осталось около тридцати дней. Жуткая усталость стала невыносимой. В обыденности удавалось выдохнуть, когда отец вспоминал о своих обязанностях, но теперь Антон был лишён и такой мелочи. Дни, когда хотелось томно лежать весь день, не делая совершенно ничего, появлялись всё чаще. Но о таком можно было только фантазировать, отчего Антона часто донимал собственный мозг с сигналом отдохнуть. По ночам комната часто превращалась одновременно в единственный уютный закуток, где можно стать собой и заплакать, и в тюрьму, из которой ему некуда было деться. Не было истерики, громких всхлипов, просто неспешно бегущие по щекам слёзы, которые Петров даже не вытирал. «Как же я заебался», — думал Антон. Эта фраза стала чем-то вроде слогана каждого дня. Отдушину он перестал находить даже в общении с Ромой. Напротив возникала ненавязчивая, но вполне читаемая раздражительность. На каждое сообщение Антон отвечал нехотя и через силу, пытаясь бороться с бурлящей внутри злобой, что копилась долгое время. Что именно так раздражало он не понимал, ведь Рома не затрагивал каких либо неприятных тем, не был навязчивым, но ничего с собой поделать не выходило. Таким острым и жутко тяжёлым было желание сбежать ото всех, забыть все имена, только бы не разбираться в себе и своих проблемах.       Внутри Петров чувствовал вину за то, что человек, который старается как можно больше о нём узнать, подружиться, вызывает такие эмоции. Одновременно хотелось выплакаться в плечо, прокричать о том, как же внутри всё воет, и закрыться на десяток замков, лишь бы не давать слабину. Лечить тревожность и бессонницу медикаментозно было слишком недешёвым удовольствием с и так скудным бюджетом, который мог обеспечить отец, потому оставалось бороться с собой самостоятельно. Но излечиться от ментальных проблем, помочь себе самостоятельно не способен ни один человек. Даже психологи обращаются к психологам.       Антон не хотел говорить обо всём Роме, открывать самое сокровенное. Он не понаслышке знал, что такое предательство от человека, которому доверяешь, потому вновь наступать на те же грабли не хотел. Дорогу, где ранее напала стая собак, лучше обходить стороной, а не пытаться их погладить.       Рома с Бяшей продолжали изредка гостить, но чаще всего это время проводила с ними Оля, пока Антон неохотно шёл на любые диалоги. Рома замечал странное поведение товарища и пытался как можно аккуратней разузнать причину, но Антон отнекивался фразой: «Всё хорошо». Таких вопросов Пятифан мог задать штук пять за одну встречу и уже когда на лице Петрова возникала заметная злоба, замолкал. То, что Рома молчал вовсе не означало, что он поверил Антону, напротив лишь сильнее углублялся в поиск причин. Сблизиться оказалось не такой лёгкой задачей, как изначально мог подумать Рома.       Сегодняшний день будто предвещал какое-то неприятное событие. Погода за окном стояла слякотная и холодная. Порывами находил сильный, воющий ветер, а дождь частыми каплями бился о рамы окон. Антону казалось, что его внутреннее состояние перешло на внешний мир, отчего становилось ещё паршивей. Из-за неблагоприятных погодных условий Оля осталась дома, ведь пробраться сквозь грязевые тропы до школы было невыполнимой задачей. Это избавило Антона от нескольких часов одиночества. Склепав простой обед, Петров удалился в свою комнату, в попытках отвлечься хоть на что-то. От компьютера настойчиво исходили повторяющиеся звуки входящих сообщений. Из красной нити лёгкой раздражительности постепенно скатывался клубок несносной агрессии ко всему, что только окружало. Антон подошёл к системному блоку и выдернул шнур из розетки. Глубоко выдыхая, он вновь опустился на кровать и стал буравить взглядом обои на потолке.       Сегодня день был нерабочим. Машина со стройматериалами застряла далеко за городом в таком болоте, что, судя по описанию, там и танк не проедет. На объекте делать было нечего, потому ничего не оставалось, как дать команду рабочим оставаться дома.       Рома попытался последовать примеру Бяши, который недавно вернулся с учёбы и сразу же ввязался в активную переписку. Но в ответ на множество сообщений не последовало ни одного ответа.       — Нихуя не понимаю, — неосознанно вырвалось у Пятифана, когда он отправил очередное сообщение.       Внутри было жутко обидно, ведь у Ромы имелось искреннее рвение к Антону, желание завоевать его доверие, помочь справиться с проблемами, но последний будто специально вырывал эти попытки с корнем и ворошил почву, не давая шанса на что-либо глубиннее поверхностных разговоров. У Пятифана пропадало желание делиться и тем, как прошёл его день, что было негласным ритуалом, да и в целом говорить хоть что-то о себе. До жути не хотелось, чтобы зерно дружбы сгнило, так и не дав ростка, но ситуация складывалась весьма неблагоприятная.       — Чё ты там не понимаешь, на? — прервал тишину Бяша.       — Не важно. Дай косяк.       — Что-то ты зачастил, братан. Может, сбавишь дозы?       — Не твоё это дело. Косяк, говорю, дай.       Бяша фыркнул носом, протягивая товарищу свёрток.       Рома направился на балкон и, стиснув зубы, стал раскуривать запретный плод. Курево упало тяжёлым грузом на лёгкие. Организм постепенно привыкал к гнусной привычке, потому такого эффекта, как ранее, уже не было давно. Подавить агрессию и разочарование в полной мере больше не выходило, лишь слегка затуманить разум и дать волю новым размышлениям. Больше всего Ромке хотелось забыть о Петрове хоть на минуту, но он плотно засел в подсознании и уже начал пускать там корни, потому так просто оторвать такой, казалось бы, незначимый кусок было нелёгкой задачей.       — Нужно расслабиться, — твёрдо решил Пятифан.       Звоном разразился стационарный телефон, что было большой редкостью. Антон нехотя поднялся с кровати и отправился на первый этаж.       — Слушаю, — устало произнёс он.       — Привет, сынок. Как вы там? — послышался голос отца. Был он взволнован, что стало ясно из интонации.       — Справляемся. Ну что, домой когда? Как никак, всего месяц остался.       — Об этом я и хотел сказать. Антон, понимаешь, возникло небольшое обстоятельство, из-за которого приеду я только ближе к маю. Извини, что так вышло. Я...       Антон не стал отвечать что-либо и опустил трубку, не дослушав речь Бориса.       Капля бензина получила искру, вынудив вспыхнуть целую канистру. Петров набросил на себя куртку и покинул дом, тут же покрываясь крупными каплями дождя. Кулак влетел в дерево, отдавая руке боль и оставляя багровый след. Горло першило в желании выпустить громкий вопль. Лёгкие разрывались под натиском шипов акации. Антону стало невыносимо больно. Он чувствовал себя чёрной спичкой – пытался зажечься, но в итоге только ломался на маленькие кусочки. Несносный груз придётся нести ещё дольше.       Рассказать Оле столь неприятную новость было непростой задачей. Слёз не избежать и Антон это прекрасно понимал, потому со своей недолгой прогулки по территории дома он вернулся только почувствовав холодный рассудок. Оля была и без того достаточно эмоциональной во всех проявлениях, потому сейчас она была зла и обижена на всех, в том числе на брата. Как бы Петров не пытался сгладить углы, попытаться её отвлечь, ничего не помогало. Бурю нужно было переждать.       Остаток дня провели по разным комнатам. Оля вымещала эмоции на игрушках, подушке, кровати, на всём, что только попадалось под руку, а Антон пытался занять чем-то руки. В разуме царила полная безнадёга. Оля не подпустила брата и к своему сну. По вечерам был обязательным ритуал прочтения сказки, но сегодняшний день стал исключением. Оля уснула сама, будучи, наконец, вольной от негативных эмоций. Конечно, её кусала обида на отца, но больше она не была такой навязчивой, как несколько часов назад. В то же время Антону перешло всё эмоциональное напряжение сестры, потому уснуть он не мог, даже когда время давно перешло за полночь. Теперь объектом пристального, но не чёткого, из-за отсутствия очков, взора стал потолок. Антон постукивал пальцем по груди в ритм часам, что висели на стене.       Сложившуюся тишину и зацикленное действие прервал телефонный звонок. Антон, впервые за долгое время, обрадовался, разглядев на экране Ромкино имя. Он подумал, что станет легче, если попробовать проговорить свой недуг вслух, не вдаваясь в особые подробности. Вооружившись твёрдым решением, Петров поднял трубку.       — Тошик, привет, — вялым голосом произнёс Пятифанов.       Антон сразу же заподозрил, что в этой интонации что-то не так.       — А чё ты не спишь?       — Не спится мне. Что с голосом? — ответил Петров.       — А что у меня с голосом? Всё харшо, — сквозь улыбку, что было слышно, ответил Рома.       Теперь Антону стало ещё более не по себе.       — Ты пьяный что-ли? — вся мимолётная радость от звонка Ромы рассеялась, когда Антон понял, что друг нетрезв.       В голове всплыли воспоминания о пьяном отце из детства, отчего отвращение стало нарастать снежным комом в геометрической прогрессии.       — Не-е-е, — неубедительно соврал Пятифан. — Я как стекло!       — Ага, разве что тонированное с двух сторон, на, — послышался недовольный голос Бяши.       — Молчать, — растягивая гласные, фыркнул Рома.       — Ты от меня что хочешь сейчас? Пьяные беседы я вести не хочу, не увлекаюсь таким, — раздражённо ответил Антон.       — Тош, ты у меня такой хороший друг. Я вас с Бяхой так люблю, — посмеиваясь, проговорил Рома.       — Не заёбывай Антона, — на повышенных тонах вклинился Бяша. — Спать иди, придурок обдолбаный.       Теперь для Петрова всё стало гораздо яснее. Появилось жуткое ощущение неприязни, которое затмевало любые позитивные стороны Ромы в глазах Антона. Он не дослушал весь остальной переполох, что завязался между товарищами. По щекам быстро побежали слёзы, пока огорчение было их топливом. «Возможно, наступит момент, когда люди перестанут нести в мою жизнь только разочарование», — подумал Антон.       В голове мелькали воспоминания. Не плавным слайд-шоу, а резкой вспышкой яркого света во мраке. Борис был любителем «приложиться к рюмке» ещё давно, но в тот период это обострилось особенно. В деревне хватало подозрительных личностей, при связи с которыми можно напасть на проблемы. Здесь многие прятались от правоохранительных органов, будучи в розыске. Подкупить сельского полковника гораздо проще, чем городского. В городе он будет не один, а также обязательно найдутся отчаянные борцы за справедливость, которые достанут разыскиваемого из-под земли. Участковые, следователи, оперуполномоченные в деревне хорошо знали, кто именно из списка является неприступной персоной, потому смиренно помалкивали.       И всё-таки эти сомнительные люди настигли и семью Петровых. В соседнем селе держали подпольное казино. Нельзя было совокупность десяти игровых автоматов назвать полноценным казино, но так его прозвали в народе. Лудоманы съезжались со всех окружающих сёл, дабы продать последнее имущество и поддаться внутреннему искушению. В компанию алкоголиков и наркоманов Борис не вписывался, но зависимость поглотила его не хлеще всех остальных. Отличительной чертой было лишь то, что имущество из дома он не выносил, а просто проигрывал большую часть зарплаты, аванса и премии. Конечно, не всегда были проигрыши, иначе не охватил бы азарт, но эти выигрыши были слишком незначительными, по сравнению с уже проигранным. Антон хорошо помнил, как отец, после очередной получки, возвращался домой с бутылкой водки и доводил себя до состояния полного отсутствия самоконтроля. Тогда по дому летала посуда, раздавались крики, а самым большим страхом было то, что отец заявится прямо в комнату. Физического воздействия с его стороны в отношении сына не было никогда, но вот словами Борис мог довести даже мёртвого до бешенства, что уж говорить о мальчике-подростке, который был вынужден ограждать и младшую сестру от этих нападков.       Но эпицентр алкоголизма отца пришёлся на момент, когда домой стали являться люди на тонированных автомобилях. Деньги и долги. Эти слова Антон слышал очень часто. Денег, чтобы обеспечить базовую жизнедеятельность практически не оставалось, ведь часть уходила на раздачу долгов, а другая на алкоголь. Конечно, сейчас, глядя со стороны, никогда не скажешь, что Борис таким был, ведь свои зависимости он лечил в специальных учреждениях, и по сей день был закодирован.       Пусть со временем всё и стало относительно неплохо, осадок, боязнь и омерзение к пьяным людям у Антона отложилось навсегда. Позже выпивал и сам, но со временем это ощущение появилось к самому себе, тогда пить он прекратил вовсе, а со временем пропала и компания, в которой появлялся соблазн к зелёному змею. Правду говорят, что среда формирует сознание. Это Петров понимал на наглядном примере.       Именно поэтому Рома сейчас вызвал всеохватный спектр негативных эмоций. Травмы – вещь серьёзная, особенно психологические. Против того, чтоб выпить пару рюмок на каком-либо празднике или чтобы это сделал кто-то другой, Петров никогда не был, но присутствовала и определённая грань, которую Пятифан перешёл. Заснуть Антону так и не удалось.       — Блять, — почувствовав осиновый кол в висках и колокольню в голове, произнёс Рома.       Пока что он только слегка разлепил веки и тут же пожалел о том, что это произошло. Тело нещадно стонало от боли, а желудок бурлил от неспособности переварить выпитый алкоголь. Рома неспеша открыл глаза полностью и обнаружил себя в крайне неординарной обстановке. Над его головой висели курточки, рядом стояла обувь. Всё указывало на прихожую. Пятифан неспеша поднялся в сидячее положение и облегчённо выдохнул, осознав, что находится дома. В проёме возник сонный Бяша.       — Опять ты в коридоре улёгся, на. Я ж тебя на кровать уложил, — недовольно пробубнил Игорь.       — Это я так накидался что-ли? — держась за голову, ответил Рома.       Бяша усмехнулся.       — Ну дак, ты почаще косяк водкой запивай, жизнь такими красками заиграет, на. Ты вроде к Антону среди ночи собирался. Одеться так и не смог, тут и уснул. Я тебя на кровать перетащил и сам уснул, а ты, видать, решил приключения на жопу поискать, но попытка опять провалилась. — Бяша залился смехом и протянул обессиленному товарищу руку. — Из-за тебя на пары проспал, на. Спать не давал, чтоб не соврать, часов до пяти.       Пятифан ненадолго застыл в собственных размышлениях. «Почему я собирался к Антону? Почему именно к нему?» — размышлял он сквозь болеющий похмельем разум.       — А я больше ничего не чудил? — осторожно спросил Рома.       — Та ты как всегда в телефониста играл. Кому ты писал я не знаю, на, но звонил ты точно Антону. Ты прямо на нём отыграться решил ни на шутку. Позвони хоть, извинись за то, что наяривал среди ночи. А сейчас пока, вон, кофейку выпей, — поставив чашку с горячим напитком, произнёс Бяша и удалился из кухни.       «Напился – сожри сим-карту», — подпирая тяжёлую голову ладонью, думал Рома. Чувство стыда проявилось внутри лёгким дождиком, который перерос в сильный ливень, как и тот, что второй день стелился по улице. На работу сегодня являться было гиблой затеей, потому пришлось сослаться на болезнь.       Антон чувствовал себя не сильно лучше Ромы, хотя уже и сам забыл когда последний раз употреблял алкоголь. Собирая Олю в школу, он чувствовал, что вот-вот упадёт лицом в её тарелку. Но с этой непростой задачей он справился. В деревне дождь поутих ещё вечером, отогнав тучи ближе к городу, потому второй внеплановый выходной Антон решил не устраивать. Домашних дел скопилось немало, так как сил ими заниматься совсем не было последнее время. Петров, вернувшись на порог пустого дома, не знал за что хвататься первым делом. Главное было настроиться на правильную атмосферу. Из-под кровати в родительской комнате он достал музыкальный центр, протёр с него пыль и поставил диск. По дому разлилась музыка, которая придала сил начать протирать пыль, что по итогу переросло в генеральную уборку.       Спустя пару часов дом сиял так, как не выглядел с момента покупки. Ни единой пылинки не оседало на полках, вещи лежали по своим местам, пропал неприятный запах. Антон, будучи довольным результатом, со спокойной душой сел пить кофе. Стоило только музыке затихнуть, как вернулась и сонливость, и проявился ручеёк из мыслей. Петров невольно задумался о Ромке. Остатки злости испарились, как лужи на солнце. Антон метался в неоднозначных чувствах. С одной стороны он думал о том, что ничего ужасного, по сути, Рома не сделал и не сказал, да и не находится в этом состоянии перманентно. Но с другой стороны просились наружу не проработанные должным образом ассоциации, отчего вновь возникала неприязнь.       Всё постепенно вставало на свои места. Раздражение от общения и так возникло, только без конкретной на то причины, теперь Рома дал повод обозлиться по-настоящему, потому Антону и стало так гадко на душе после ночного разговора. Нужно было просто куда-то выпустить этот ком, в чём Рома и помог, сам того не подозревая. Петров старался скрывать от себя тот факт, что хотелось бы поделиться с Ромкой чем-то личным, увидеть его реакцию, ощутить себя хоть немного значимым. Перед сном Антон иногда фантазировал о том, как они с Пятифаном говорят о чём-то жутко неприятном, он понимающе кивает и заключает Антона в крепкие объятия в знак поддержки. Будучи заключённым в хибару тёплых рук сходило напряжение и гиря на душе становилась чуть легче. И именно такая картина сейчас невольно возникала перед глазами. Но, к сожалению, всё это было лишь грёзами и Ромкины объятия Антон чувствовал лишь мимолётно, недлительно и крайне редко.       Из раздумий вырвал зов входных дверей. Стук ненавязчивый и осторожный, отчего Петров подумал о том, что это коммунальщики с проверкой. Но, отворив дверь, перед ним показался Рома. Помятый, растрёпанный и с ярким запахом мятной жвачки, которая не очень-то спасала ситуацию. Видно, что он пытался привести себя в порядок. Антон опешил и попытался создать на лице неодобрительную эмоцию, показывая то, от чего уже и следа не осталось. Не хотелось давать Пятифану понять, что ничего не случилось.       — Привет, — почёсывая затылок от неловкости, произнёс Рома.       — Что-то хотел? — Антон окинул товарища холодным взглядом в оправе невозмутимого лица. Сейчас он был очень похож на свою мать, чего сам не подозревал.       — Да, я… Этот, извиниться пришёл. Разбудил тебя, небось, ночью. — Пятифану и так было весьма неловко от собственных действий, а эмоции (вернее, их отсутствие) на лице Антона подбивали ощущать себя провинившимся школьником, которого вызвали к директору.       — Для этого можно было просто позвонить, к чему бензин прокатывать? — не смягчая голоса, продолжал Петров.       — Я просто не с пустыми руками. Думал, в знак применения чаю выпьем. Ну ладно, я лучше пойду. — Рома заметно упал духом и, развернувшись на пятках, отправился к машине.       Антона огрели по голове чугунной сковородой, отчего вся мнимая обида со свистом вылетела из головы. Друг уже готовился открыть калитку, когда Петров решился его окликнуть.       — Ром, стой!       Пятифан глянул на зовущего.       — Заходи, у меня как раз чайник горячий стоит.       Рома тут же улыбнулся на все тридцать два зуба и достал из машины пакет. Он бодро забежал в дом Петровых, в котором сразу же бросилась в глаза чистота, а в нос ударил приятный запах еды. Рома про себя похвалил Антона и проследовал на кухню. Плавные движения рук Петрова заостряли внимание Пятифана на себе, заставляя ненадолго застыть взором на каждом взмахе кисти. Блондинистые волосы осторожно поглаживали круглую оправу очков. Лицо его было таким серьёзным, будто перед ним не две чашки с чаем, а научная диссертация.       — Тебе сахара сколько? — развернувшись спросил Антон, чем вырвал Рому из недлительных раздумий.       — Я же без сахара пью. А себе сколько кладёшь обычно?       — Редко пью с сахаром. Только когда есть не хочется, то бросаю ложечку, чтоб хоть какая-то пищевая ценность была.       Рома немного насупился.       — Это плохо, между прочим, сахар на пустой желудок закидывать. Кушать хорошо надо, тебе так точно, — слегка недовольно пробурчал Пятифан. «С каких пор я стал переживать за то, поел кто-то или нет?» — подумал он.       Антон обратил внимание на реплику товарища. В голосе его было явное недовольство, но откуда оно могло взяться? Конечно, между многими друзьями являлось нормой переживать за состояние друг друга, но разве это проявляется даже в таких мелочах? Да и совсем уж близкой дружбы между парнями не завязалось. Вдруг, Антон понял, что уже достаточно долго буравит взглядом чашки и слишком глубоко погружается в свои раздумья.       Далее разговоры были достаточно приземлённые, ни о чём, но Антон заметил, что даже намёка на раздражительность у него не было. Пятифан несколько раз достаточно развёрнуто извинился. Всё повторял, что такое с ним происходит редко, что подобное состояние делает из него ещё того идиота. Антон поверил в искренность его раскаяния и закрыл глаза на эту оплошность.       Время прошло достаточно незаметно и нужно было выдвигаться за Олей. Рома безмолвно отменил все свои планы на день и предложил съездить в школу вместе. Антон без долгих раздумий согласился. Подъехали парни как раз в момент, когда из корпуса младших классов раздалась трель звонка. Ромка, услышав неприятно знакомый звук, даже вздрогнул, шагая рядом с Петровым к дверям. Антон внимательно выглядывал сестру среди детей, но она всё не появлялась, чем заставила заметно напрячься.       — А это не Олька там? — слегка пнув друга и указывая в сторону спортплощадки, произнёс Пятифан.       Антон перевёл взгляд туда, куда указывал Рома и увидел там Олю, которая прятала лицо в ладонях, сидя в самом дальнем углу площадки. Петров бросился к ней, буквально, бегом, пока Рома только и успел побежать сзади.       — Олечка, что произошло? — присаживаясь на корточки, спросил Антон, пока сердце стремительно набирало ритм.       Оля убрала с лица преграду и поглядела на Петрова наполненным слезами взором. Она не говорила ни слова, лишь крепко обняла брата, продолжая горько плакать. Антон осторожно поглаживал её по спине и приговаривал: «Тише, тише, я с тобой». Рома, пусть и был обеспокоен сложившейся ситуацией, невольно хотел улыбнуться от столь трепетных отношений брата и сестры. Ему подобное взаимодействие было чем-то инородным, ведь братьев или сестёр у него не было вовсе, да и родители никогда бы не стали так переживать за слёзы Пятифана. Напротив, его бы заругали, загнобили и подавили ещё больше. Но со стороны наблюдать за тем, как должны выглядеть выглядеть здоровые отношения в семье было крайне интересно и даже приятно.       — Так что, всё-таки, произошло? — когда слёзы Оли немного утихли, Антон повторил свой вопрос.       Она отстранилась, утёрла оставшиеся слезинки и начала скомканный рассказ.       — Димка этот… Гусёв. У него брат уже в третьем классе. Меня… Обзывали. Говорили, что меня мама бросила, потому что я страшная и глупая. Плохими словами тоже называли. А потом в столовой мою порцию на пол сбросили. Случайно, говорят, — слегка всхлипывая, ответила Оля.       Ромка насупился. К голове подступала злоба и зачесались кулаки, но он быстро сообразил, что речь идёт о младшеклассниках, которым просто «набить морду» не выйдет.       — Я обязательно поговорю с ним и его родителями завтра, хорошо? Только не плачь, — погладив сестру по щеке и слегка улыбаясь в знак поддержки, сказал Антон.       — А чего до завтра ждать? Давайте к нему, так сказать, на хаус заявимся, — предложил Рома.       Оля обернулась и, увидев друга, оживилась. На её лице появилась улыбка, пока она подбежала к Пятифану, заключая его в объятия. Антон хотел остановить сестру, дабы та воздержалась от столь тесного контакта. Рома не выглядел тактильным, потому и возникло опасение, что ему такой жест не понравится. Но только Антон приоткрыл рот для осекающей действия фразы, как Пятифанов уложил руки на спину малышки, слегка прижимая её к себе. По его лицу прошлась осторожными шагами улыбка. Петров опешил, но решил не препятствовать. Сам Рома был приятно поражён и воспринял это как знак доверия, которое у детей было непросто завоевать. Ромка, сам того не осознавая, очень расположил Олю к себе и Бяше, отчего она так любила визиты парней к ним домой.       Антон разузнал адрес обидчиков у классной руководительницы сестры и они все вместе направилась в недалёкий путь. Жила семейка Гусёвых в паре домов от школы, потому прибыли быстро. Петров покинул автомобиль вместе с Олей. Но следом, что стало неожиданностью, показался из дверей Пятифанов.       — Ты тоже пойдёшь? — пребывая в лёгком ступоре, спросил Антон.       — Я хочу с парнями перетереть об уважении к прекрасному полу, — потирая ладони и расплываясь в лёгкой азартной улыбке, произнёс Рома.       У дверей Оля встала меж старших, прижимаясь к руке брата. Пятифан выступил слегка вперёд и решительно постучал в дверь, после опёрся локтем на косяк, пока его лицо серьёзнело. Антон с большим интересом рассматривал метаморфозы эмоций Ромы, отчего стало немного боязно. Не хотелось устраивать шумных разборок, но Рома опроверг опасения Петрова, как только дверь отворилась и в проёме возникла средних лет женщина.       — Добрый день, — уже вполне приветливо улыбаясь, произнёс Пятифан. — У нас к вам разговор есть по поводу сыновей. Они уже дома?       Женщина немного изменилась в лице и обеспокоенным взором окинула гостей. Она кивнула и окликнула детей. К ней подошли двое мальчишек с надменными выражениями лиц, но когда они рассмотрели Антона и крайне грозного вида Рому, то эмоции сменились на лёгкий испуг.       — Дети, вы что уже успели начудить? — протирая мокрые после готовки ладони, произнесла женщина.       Мальчики замялись, не в силах что-либо объяснить, потому ситуацию пересказывал Антон. Вдруг, послышалась ещё пара шагов и в проёме показался крепкий мужчина, чем-то напоминавший своим типажом Бориса.       — Юлечка, кто пришёл? — приобняв жену за талию произнёс мужчина.       Дети заметно поёжились, увидев отца.       — Меня Роман зовут. — Пятифан пожал руку мужчине, после это сделал Антон, также представившись. Мужчина же назвался Евгением. — Понимаете, сложилась такая проблемка ─ ваши сыновья считают, что имеют право обижать тех, кто слабее, да ещё и парой. Цепляться за внешность, семью. Как по мне, это не очень правильное поведение, — необычайно вежливо изъяснился Рома, чем ещё сильнее поразил Антона.       Евгений строго глянул на детей.       — Я прошу прощения эту ситуацию, я обязательно проведу с ними беседу. Дима, Матвей, вы же знаете, что нужно делать в таких случаях? — взгляд мужчины стал ещё более пронзительным и мальчики активно закивали, после чего сдавленной речью извинились перед Олей.       — Ты принимаешь извинения? — погладив девочку по спине и немного склоняясь перед ней, спросил Рома. Оля кивнула. — Завтра принесёте ей по шоколадке, — пригрозив пальцем, сказал Пятифан.       Юлия с Евгением ещё пару раз вежливо извинились, после чего территорию дома ребята покинули. Антон старался переварить произошедшее. «Почему он так активно вступился? Разве ему не должно быть это больше всех безразлично?» — думал Петров, пока Оля благодарила Рому за защиту.       — Тоже мне, гуси. Фамилия оправдана на все сто, — с насмешкой пробубнил Рома, усаживаясь за руль. — Помни, Оленька, что у тебя тоже есть прекрасный старший брат и не один. А целых два! — интонация Пятифана была гордой. — Нет, даже три! Просто один сегодня гранит науки на дому грызёт.       — Самые лучшие братики, — уложив руки на плечи парней на передних сиденьях, улыбнулась Оля.       Путь к дому Антон проехал в собственных размышлениях. Его не отпускала мысль о внезапном геройстве Ромы. Будь вместо Антона какая-нибудь девица, то вполне можно было бы объяснить это явление влюблённостью и желанием показаться с лучшей стороны. Но здесь обстоятельства казались совсем уж непонятными. Сам же Рома не вникал в эти мысли, ведь ситуация для него не стала чем-то, на что стоит обращать внимание. Он сделал это неосознанно, ощутив обиду Оли в полной мере. Пусть Пятифан не признавался себе в этом до конца, но быть заботливым ему самому безумно нравилось. То, чего ему хотелось бы самому в детстве, он давал от себя уже во взрослом возрасте, несмотря на то, что семья Петровых была ему, по сути, никем. Хотя такая формулировка в голове Ромы звучала крайне грубой в их адрес. Антон не являлся в глазах Пятифана случайным знакомым с рынка, а вполне хорошим другом, как и его младшая сестра.       Антон любезно пригласил товарища к столу. Рома думал отказаться, поехать домой, но внутреннее чутьё подсказывало, что нужно остаться и он здесь точно не будет лишним. Время близилось к сумеркам. Пока Антон делал уроки вместе с Олей, Рома сидел у тумбочки с телевизором и увлечённо разглядывал коллекцию кассет в отсеке с фильмами. Встретились несколько интересных экземпляров, которые Пятифан отложил отдельно.       — Ты не против, если я останусь? — спросил Рома, не отрываясь от своего занятия.       Антон, только закончивший с сестрой, прервался от сбора тетрадей на столе. Он ненадолго замер и окинул Ромкину спину взглядом. Петров не знал как будет правильнее ответить в данной ситуации, дабы не подавать виду, что ему безмерно нужна эта компания сейчас. В глазах сильного и серьёзного Ромки не хотелось выглядеть беспомощным неудачником, который не в состоянии помочь себе сам. Так хотелось ему соответствовать, хотя люди они крайне несхожие друг с другом. Пятифану иногда нужно было прибегнуть к помощи кого-то ещё, но со своими проблемами он, в основном, старался справиться сам. Ему было гораздо проще кому-то довериться, полагаясь лишь на собственное предчувствие от первой встречи. Антон же был крайне избирателен в плане людей. Человек может быть ему приятен, комфортен, но вот взять и рассказать ему то, что Петрова гложет, было затруднительно. Старался справиться сам, чем загонял себя в ещё более глубокую яму, чем была уже выкопана.       — А как же работа? — пытаясь сохранять спокойствие, спросил Антон.       Рома махнул рукой.       — Разберусь как-нибудь. Просто мне кажется, что тебе тут одиноко, особенно когда малая засыпает, — заканчивая с сортировкой фильмов, ответил Пятифан.       Антон покачал головой, подтверждая слова друга, но последний не мог этого видеть. Петров осёкся.       — Я привык уже, — достаточно сухо сказал Антон.       Рома отвлёкся от своего занятия и стал гонять в голове разные мысли. С каждым словом понимать Антона было всё сложнее и анализировать его слова. Когда между ними образовывалась какая-либо теплота, Петров тут же пресекал её на корню, что Рома замечал без труда. Безусловно, такое поведение было чем-то обосновано, но непонимание безумно напрягало Рому. Говорить об этом напрямую он не хотел, да и мыслей как вывести Антона на столь откровенный разговор у него не было.       — Человек же ко всему привыкает, сам знаешь.       Пятифан безмолвно согласился, но не поверил.       — Так, ты не против? — Рома повернулся к собеседнику и с надеждой стал глядеть на него. Пятифановский взор очень растрогал Антона.       — Оставайся конечно, — с улыбкой ответил Петров.       Пока Антон заканчивал читать Оле сказку, Рома ковырялся в проводах, в попытках вывести изображение с видеомагнитофона на монитор компьютера. Спустя несколько неудачных попыток, у него это, всё-таки, вышло и Пятифан довольный упал на кровать. Вскоре вернулся Антон и между парнями начались активные переговоры по поводу фильма, который они будут смотреть. Ромка настаивал на «Шоссе в никуда», ссылаясь на песни любимой группы, которые там можно услышать. Антон же хотел нечто более лёгкое, но, глядя на Ромкины горящие глаза от одного упоминания этой группы, сдался. Пятифан, будучи безмерно счастливым, встиснул кассету в проигрыватель.       — Вот она, вот она! — негромко воскликнул Рома, услышав в одном из моментов песню. — Это из их дебютника, офигенная песня.       Петров с упоением наблюдал за горящими глазами товарища и невольно внимал его лёгкое настроение, хотя сам фильм был ему не очень интересен, из-за излишней жестокости. Далее, в основном, стояла тишина, но Ромка вновь решил её нарушить.       — Слушай, я что-то не сразу сообразил, что уже дохрена времени прошло, когда батёк-то ваш приедет?       Антон тут же изменился в лице и попытался скрыть в полумраке накатывающиеся невольно слёзы.       — Эй, Тош, ты чего? Извини, я не должен был…       — Всё нормально, минутная слабость. — Петров застыл и стал мечиться между тем излить Роме правду или нет.       Интонация Пятифана при произношении «Тоша» была такой по-отцовски заботливой, что Антону стало одновременно приятно и крайне неловко.       — Он… — на лице блеснула слеза, — в мае приедет. Звонил вчера.       Рому пронзило волной злости и обиды, казалось, даже сильнее, чем Антона. Он вспоминал себя в семнадцать лет и думал, что ему тогда было тяжело ухаживать за собой, а каково тогда Антону, на плечах которого ещё и младшая сестра? В голове Пятифана зароились мысли, что же можно предпринять в этой ситуации.       — Вот же… Педрила, — сквозь зубы сказал Рома.       — Если честно, — решился на откровение Антон, — я так устал. Мне уже эта бытовуха в горле сидит и душит. Скоро задохнусь в ней. С ним было хоть немного легче, а сейчас что? Я один с этим всем ебусь.       Слёзы стали бежать по щекам стремительнее, но утёрлись о Ромкин свитер. Пятифанов вобрал товарища в объятия, прижимая его голову к груди. Антон чувствовал эти объятия именно так, как и представлял. Крепкие руки защищают от негаразд и помогают почувствовать себя вновь беспомощным мальчиком, а не механизмом на вечном двигателе. Пятифан не осмеливался что-либо говорить, ведь правильных слов подобрать он не мог, а говорить несвязный бред совсем не было желания.       Ромкина рука осторожными поглаживающими движениями скользила по плечу Петрова. Эти касания уменьшали поток слёз и обволакивали измученную душу Антона. Вместе им было гораздо легче. Но только по-дружески. Пусть такая тесная поддержка могла выглядеть для кого-то неправильно и даже для самого Ромки, отчасти, но стеснение рядом с Антоном испарялось. Противоречивая натура затихала, пока из сердца выливалось резвым горным ручьём тепло, которое переходило к Антону через объятия.       Спустя пару минут слёзы Петрова прекратили своё движение по горячим тропам на щеках, оставляя сухие следы. Антон тяжело выдохнул, знаменуя завершение слёзного сеанса. Рома отстранился, понимая, что объятия как-то странно затянулись.       — Ты не один, Тош, — произнёс Пятифан и вновь перевёл взор на монитор.       Всего четыре слова, но Антон обомлел. Настоящих друзей у него не было уже давно и забытое ощущение поддержки вновь возвращалось к нему, приятно утепляя охладевшее со временем сердце. По телу всё ещё проходила дрожь от мягкого «Тоша» в исполнении Ромы, а касания, казалось, остались на коже красными следами, как от горячей воды. Но они не обжигали, а лишь приятно согревали.       Сеанс просмотра двух фильмов был завершён глубокой ночью. Антон чувствовал, что непривычное чувство сонливости возвращается, но прерывать просмотр не решался, в угоду Ромкиному комфорту. Пару раз он даже засыпал, но возвращался в бодрствование, как только голова чуть не падала на плечо Пятифана. Соорудив гостю импровизированную лежанку из одеяла, подушки и ещё одного одеяла уже поверх самого Ромки, Антон обессиленно упал на кровать. Не успел Рома произнести «Спокойной ночи», как сверху послышалось тихое сопение.       Как назло, к нему сон совсем не шёл. Предыдущая ночь не была наполнена комфортным сном, но чувствовал Пятифан себя так, будто спал перед этим целые сутки. В голове крутилась фраза Антона о чрезмерной усталости от бытовых дел. Рома понимал, что перманентно заменять его не сможет, ведь рабочее время у него было с раннего утра до позднего вечера, потому пользы от такого помощника будет немного. Но сочувствие к Петрову буравило голову и вынуждало придумывать всё новые и новые планы по облегчению его жизни. Приобщить к этому делу Бяшу тоже не вариант, из-за его учёбы. Да и Будаев вряд-ли бы согласился на такое действо. Выходил тупик. Под эти мысли, глядя в потолок, Рома и заснул.       Пробуждение пришлось на период за пять минут до звука будильника. Рома по-хозяйски взял телефон Антона и предотвратил неприятный звон. Он тихо поднялся и не менее бесшумно покинул комнату, направившись к кухне. Пятифан заварил себе кофе, после чего отправился будить Олю.       — А где Тоша? — потирая глаза, спросила девочка.       — Тоша сегодня отдыхает, — улыбнулся Рома. — В школу на машине поедешь, потому можешь ещё полежать, пока я кушать приготовлю. Но не спать, — шуточно пригрозил пальцем Пятифан, после чего погладил малышку по волосам.       Завтрак был простым. Себе и Бяше по утрам Рома частенько пёк блины, потому стал в этом деле профессионалом. Оля осталась довольна, что было на данный момент самым главным. Пятифанов не был осведомлён в том, как нужно одевать ребёнка в школу, потому этим процессом орудовала именно Оля. Она с важным видом показывала Ромке, что именно нужно надевать и какую причёску делать. «Как Тоха в этом всём разбирается?», — почёсывая затылок, думал Рома.       По возвращению из школы, он позавтракал сам, навёл на кухне порядок и отправился к машине, дабы соорудить красоту уже там. Давно стоило вынести мусор, струсить пыль с ковриков и проверить состояние свечей зажигания. Управившись со всем за час, Ромка решил не тратить времени зря и, вооружившись плеером с наушниками, отправился готовить обед. В ушах заиграла любимая музыка из альбома «Sehnsucht». Под приятные звуки заниматься не самым приятным для Пятифана делом становилось легче. Ещё и осознание того, что делается это всё для Петрова, поддавало оптимизма и настроения.              Антон разлепил веки с непривычным ощущением бодрости. Он потянулся к телефону и, глянув на часы, ужаснулся. Половина двенадцатого. Школу Оля сегодня точно пропустила. Как же так вышло, если будильник звонил по всем будним дням? Но зарываться в эти мысли Петров не стал, понимая, что смысла переживать уже всё равно нет. Что сделано, то сделано. Вернее, не сделано.       Провалявшись в кровати ещё десяток минут, Антон поднялся и упёрся взором на Ромкино лежбище. «Уже ушёл», — с ноткой грусти подумал Петров. Антон отправился к Оле в комнату и ужаснулся тому, что её там нет, а с первого этажа слышится какая-то возня.       — Оля, ты где? — позвал он, спускаясь по лестнице.       Немного не доходя до арки кухни, Петров усмехнулся. У плиты пританцовывал Ромка и шёпотом подпевал: «Бештрафе михь, бештрафе михь» В школе Антон изучал немецкий вместе с английским, потому хихикнул с перевода данного словосочетания.       — За что же тебя «бештрафе», Ромка? — повысив тон, дабы перекричать наушники товарища, спросил Антон.       Пятифан от неожиданности вздрогнул и повернулся к источнику звука.       — О, доброе утро, — лучезарно улыбаясь, ответил Рома. — Ты не переживай, малая в школе, накормленная и красивая.       Петров был приятно удивлён и, без нотки стеснения, обнял друга со спины. Ромка застыл, оторвавшись от нарезки овощей и глянул на руки, обвивающие его талию. Сердце на миг замерло. Хотелось, чтобы и время застыло. Хоть на чуть-чуть. Но Антон и сам не отстранялся.       — Спасибо тебе. — Петров выдержал небольшую паузу. — Ты даже не представляешь, как для меня это важно.       — Мне не сложно, поверь.       Пятифана поглотило приятное чувство. Ощущение, что всё сделано не зря, оказалось окрыляющим. В голову стали закрадываться неоднозначные мысли. «Интересно, какого нам было бы вместе?», — подумал Рома. — «Нет. Как это «вместе»? Я испытываю к нему симпатию, как к хорошему корешу, но это ведь не считается?», — судорожно всплывали оправдания и размышления. Оправдания перед кем? Перед самим собой?       Антон, ощущая, что находится в тесном контакте слишком долго, отошёл от товарища. Петров, пытаясь отвлечься, стал делать себе кофе. «Неужели у такого человека нет девушки? Нарасхват ведь должен быть», — бегущей строкой пронеслось в голове. Мысль о том, что такой Ромка лишь с ним, Антона не посещала, ведь ощущалась крайне абсурдной. «С чего бы ему так относиться только ко мне? Значит он такой всегда», — размышлял Петров.       — Я Олю съезжу забрать сам, ты отдыхай, — вернувшись к готовке, произнёс Рома. — Потом на работу поехать надо, а то без меня там всё рушится, как всегда, — слегка злобно пробубнил он.       — Из-за меня, да? — виновато спросил Антон.       Ромка осознал, что, возможно, произнёс всё не так, как задумывалось изначально. Не хотелось вызывать в друге чувство вины, ведь о помощи он не просил и всё это делалось совершенно бескорыстно.       — Нет-нет, ты не так понял. Просто с дебилами работаю, но ты же в этом не виноват, верно?       В ответ Антон кивнул.       — Да-а, дебилы – это всегда тяжело.       Не прошло и часа, как вернув Олю домой и оставив на теле Петрова новую дозу тёплых объятий на прощание, Рома уехал. Со своими странными мыслями Антон остался наедине. Пятифан делал для него всё больше и больше, чем вызывал ещё большее недопонимание. Петров пытался оправдать такое поведение Ромкиной заботливой натурой, но всё равно неоднозначное предчувствие разрасталось раскидистыми ветвями в груди.