Танец судьбы на осколках моей любви

      Машина наконец остановилась. Амрит с тихим чуть слышным вздохом нехотя оторвался от моих губ, но еще несколько раз возвращался к ним короткими поцелуями, как все равно боялся, что больше не сможет этого повторить, и старался продлить момент.       — Мы приехали, — выдохнул он мне в губы.       Было уже темно, но улица хорошо освещалась. Я немного удивленно смотрела — это точно было не похоже на место, где мог жить Дубей: слишком простой и скромный для него район.       — Не думала, что ты купил квартиру на окраине, — проговорила, посмотрев в окно за его спиной.       Амрит ничего не ответил, загадочно улыбнулся и вышел из машины, а затем помог выйти мне. Он замер, сосредоточенно глядя на светлый дом, напротив которого мы остановились. На его лице отражалась странная смесь эмоций из напряжения и радости: слегка нахмуренные брови и едва заметная улыбка, блеск в глазах.       Я с интересом и любопытством перевела взгляд на дом. Он был громоздким и выделялся своей необычной архитектурой на фоне соседних строений. Здание было выкрашено в белый цвет и скорее походило на индуистский храм, чем на английский дом: крыша необычной формы; украшающие фасад небольшие колонны; высокая каменная лестница, какая обычно бывает при входе в мандир. Ко входу вела довольно широкая дорожка, освещённая с обеих сторон небольшими фонарями, а вдоль нее по обе стороны стояли четыре простенькие скамейки.       — Это храм? Тот самый храм, что ты строил? — с удивлением спросила я, наконец догадавшись, куда меня привез Дубей.       — Да… — довольно произнес Амрит, с восхищением осматривая творение своих трудов, а его лицо засияло каким-то особым светом. — Но это не обычный мандир, Амала. Когда я начинал строительство, я понимал, что оно значит для меня очень многое. Не потому, что это первый храм, который я строю. Дело было в другом.       Он с таким же восторгом и горящим взором взглянул на меня. В свете фонарей его глаза сияли удивительно ярко, а в тоне чувствовалась гордость и волнение.       — Я начал стройку, чтобы почаще бывать в Лондоне и иметь возможность видеть тебя, мама-рати. Неприступную, гордую, капризную, своенравную… И очень красивую. Истинная Басу…       Его рука обняла меня за талию и притянула к себе. Она была такой горячей, что я почувствовала тепло через пальто.       — К тебе сложно было подступиться… Великая Кали, как же СЛОЖНО было к тебе подступиться, Амала… — он тяжело громко вдохнул, а в голосе послышались нотки горечи, почти отчаяния, и я ощутила, как его рука еще крепче прижала меня — Амрит все еще боялся, что я уйду.       — Я знаю, — прервала его, нежно и медленно поцеловав.       — Это не просто храм богини Кали. Мандир небольшой, но здесь все сделано с любовью и мыслями о тебе. Это храм моей любви к тебе, Амала…       Он смотрел на меня не отрываясь, с восхищением, благодарностью, волнением… Столько эмоций переполняли его в этот момент.       Я чуть улыбалась, чувствуя его реакцию, и даже стало немного неловко от таких слов. «Храм моей любви к тебе»… Как высокопарно звучит. Всегда думала, что он начал строительство, чтобы потешить свои амбиции и эго, и не догадывалась, что причиной на самом деле являлась я.       — Я помню свои чувства, когда подписывал документы для начала стройки, — продолжил свою исповедь Амрит. — Тогда я подумал: ты та, что способна заставить воздвигать храмы. Но меня мучил вопрос: что это будет — Тадж-Махал или Кхаджурахо? Лондонский мандир либо станет надгробным камнем и живым напоминанием о моей неразделённой любви. Либо превратится в мой личный Кхаджурахо. Тогда шансы были равны для обоих исходов.       Он замолчал на несколько минут, затем склонил голову, прижавшись своим лбом к моему, и горячо тихо сказал, почти прошептал:       — Когда я его открывал, я уже знал, что мы будем вместе, моя махарани. Как же я был счастлив тогда…       Я вспомнила свои мысли и реакцию на заметку в газете с открытия храма. Та фотография Амрита с радостной улыбкой, которая меня так разозлила и взбесила. Оказывается, в тот момент он думал обо мне…       Дубей вновь тяжело вздохнул, немного отстранился и воодушевленно произнес:       — Пойдем!       — Куда? — удивленно улыбнулась я.       Он взял меня за руку и провел по широкой выложенной камнем дорожке к освещенному настенным фонарем входу в здание. Возле ступенек, ведших к небольшим красивым аркам, украшающим вход, он остановился и обернулся на меня.       — Каждый раз бывая на стройке, я мечтал, как однажды привезу тебя в мой храм, представлял, как это будет. И вот ты здесь…       — Странное время для осмотра храма. Ты мог показать его днём… К чему спешка? — непонимающе улыбнулась я. — И вообще, разве он сейчас открыт?       Амрит ничего не ответил и закусил губу, пытаясь скрыть улыбку.       Мы поднялись по лестнице к широкой массивной деревянной двери, которая сама по себе была красива — она была украшена резьбой с витиеватыми узорами и изображением Кали. Амрит громко постучал о дверь огромными металлическими кругами, служившими своеобразными ручками.       Вскоре дверь медленно отворилась, обдавая нас горячим пряным воздухом горящих благовоний, какой обычно царит в индийских храмах. На пороге появился худощавый высокий пожилой индиец в расстегнутой куртке.       — Господин! Все готово, господин! Проходите! — присмотревшись и увидев Дубея, он услужливо кивал и показывал руками на вход. — Эй, поторопитесь там, господин пришел, — крикнул он: видимо, внутри еще кто-то был.       Спустя минуту из здания вышло три женщины, из-под курток которых виднелись яркие разноцветные сари. Они все поклонились Амриту, произнося: «Господин!», и, не задерживаясь, направились по дорожке прочь от храма.       — Все, как договорились, господин, — продолжал кивать мужчина.       — Можешь идти, — безучастно ответил ему Дубей, проходя внутрь и ведя меня за собой.       Мы очутились в небольшой прихожей, украшенной религиозной атрибутикой. Амрит с шумом закрыл дверь, пока я рассматривала все вокруг. Затем он взял меня за руку и провел в гарбхагриху.       Освещение внутри было каким-то тусклым — горели только некоторые светильники, часть была выключена. Но было много зажженных свечей, горели дии, тлели благовония. В помещении было очень жарко. Я расстегнула пальто и продолжила свой осмотр.       На центральной стене красовалась огромная яркая фреска Кали. Также рядом находилась большая статуя Темной Матери из белого камня, на шее которой были цветочные гирлянды, а у ее подножия стоял поднос с прасадом. Боковые стены были украшены сценами из Махабхараты.       — Красиво. Мне здесь нравится. Тебя можно поздравить — ты проделал огромную работу… — я взглянула на Амрита, который хитро улыбался, стоя чуть поодаль.       Мой взор опустился вниз, и я замерла. На светлом гранитном полу прямо посреди гарбхагриха было устроено место, выложенное множеством меленьких красных подушек. Рассматривая фрески, я не сразу обратила на это внимание. Судя по высоте, под подушками лежали еще какие-то покрывала или матрасы — было непонятно.       Сбоку располагался небольшой низкий прямоугольный деревянный столик, украшенный искусной резьбой. На нем стояли серебряные блюда с едой и два больших кувшина и бокала. Казалось, кто-то собрался устроить праздничный ужин — рис, панир, тушеные овощи и мясо, разнообразные индийские сладости и фрукты — чего только не было на столе.       Амрит ничего не говорил и следил за моей реакцией.       — Что это? — с нескрываемой легкой иронией спросила я. — Ты решил сэкономить на ресторане?       — Нет. Дело не в экономии и ресторане, госпожа Басу, — он хмыкнул, подошел ко мне сзади и обнял. — Как ты видишь, мандир небольшой, но здесь все сделано с любовью и мыслями о тебе, Амала. Все эти два года я представлял, как мы освятим его нашей любовью и страстью перед лицом Темной Матери…       Кажется, я догадалась, что здесь происходит, но решила дослушать объяснения Амрита до конца. Он разжал обьятия, обошел и стал напротив меня, обняв за талию.       — Мне снились сны, в которых мы проводили майтхуну в храме — горячую, полную дикой страсти. Я не умею рисовать, но как мог повторил все, что видел в своих снах, и приказал воплотить с точностью до штриха, чтобы однажды они стали явью…       — Ты предлагаешь мне майтхуну? — попыталась пошутить я с улыбкой, осматривая подготовленное импровизированное ложе.       — Ты не согласна? — Уверенная ухмылка и легкое касание губ в поцелуе. — Сейчас все благоволит нам. Период новолуния — время проведения майтхуны. Сегодня все совпало, как добрый знак и благословение богини. — Кончики его пальцев едва ощутимо рисовали узор на моей шее, вынудив прикрыть глаза от удовольствия и наклонить голову, ещё больше открывая шею для ласк.       Амрит нежно двумя пальцами приподнял мой подбородок, заставив посмотреть ему в глаза.       — Амала… — его голос немного дрогнул. — Перед лицом богини-матери Кали ты согласна быть моей женой? Согласна принадлежать мне так же, как я всей душой и сердцем принадлежу тебе?       Я не ответила ему. Вместо слов был поцелуй. Нежный, трепетный, через который хотелось показать свою любовь и дать ответ. Я хотела быть с ним всю свою оставшуюся жизнь, если на то будет воля богов, но признаться и произнести это вслух пока была не готова. Слишком быстро развивались события сегодняшнего вечера. Еще какой-то час назад я думала, что Амрит лежит в больнице в далекой Калькутте, а сейчас он держал меня в своих обьятиях и предлагал стать женой. Он не стал настаивать на ответе. Лишь обнял покрепче, а поцелуй постепенно переходил в более страстный, почти яростный.       Его и мое пальто с шелестом упали на пол, прерывая на секунды поцелуй.       Руки трогали мое тело с легким нажимом, не в силах остановиться на одном месте.       Я поглаживала его везде, куда дотягивались руки. В какой-то момент ладонь скользнула по его бедрам и дотронулась до натянутой ширинки. Томный вздох Амрита разнесся под сводами храма.       — Не торопись, мама-рати… — Глубокое сбивающееся дыхание выдавало его желание, как и едва заметная дрожь пальцев, которыми он провел мне по волосам. — Мы еще не начали ритуал.       Амрит сбросил свои туфли и опустился на одно колено, чтобы снять мою обувь. Затем поднялся, взял меня за руку и провел в центр, устланный мягкими подушками. Он присел возле столика и потянул меня за собой, как бы указывая, что мне делать. Я послушно опустилась рядом. Амрит налил вино из красивого кувшина в большой серебряный бокал и поднес его к моим губам.       — Во славу твою, великая Темная Мать, прими вино из наших уст, — волнующимся голосом довольно громко произнес он и отпил вслед за мной, не сводя глаз.       Амрит поставил бокал и сполоснул правую руку в специальной чаше с водой, стоявшей на столе, затем взял панир и поднес его к моему рту. Я словно завороженная маленькая девочка перед фокусником внимательно следила за его действиями. Не в силах противиться, я послушно открыла рот и откусила кусок. Возлюбленный довольно улыбнулся и положил остатки себе. Дальше последовал рис с чатни, затем курица — он кормил меня, будто ребенка. Ополоснув руку и вытерев их о салфетку, Амрит взял ветку винограда и занес ее надо мной, заставляя запрокинуть голову и губами отрывать крупные круглые ягоды.       — Прими еду из наших чрев, — послышался голос Амрита.       После меня он поднес гроздь к себе и откусил несколько виноградин.       Небрежно второпях бросив ветку на стол, он приблизился к моему лицу и произнес, обдавая горячим дыханием:       — Прими любовь из наших тел…       Дрожащие от волнения ладони на моем лице и поцелуй, породивший мои очень тихие короткие грудные постанывания от удовольствия и неги, когда руки стали блуждать по телу.       — Твоя покорность очень возбуждает… — Амрит попытался ухмыльнуться, но не получилось — любовное напряжение между нами было слишком велико.       — Не обольщайся… — Прикусила его за губу.       — И непокорность тоже, — довольно хмыкнул он в ответ, яростно впиваясь мне в губы.       Мы принялись стягивать одежду друг с друга, не в силах больше ждать. Одним движением Амрит быстро снял свитер с себя и помог мне. Освободившись от бюстгальтера, я инстинктивно прикрылась.       — Чего ты стесняешься? Я уже видел тебя обнаженной, забыла? У меня в доме, — хрипло прошептал он на ухо и отвел мои руки.       Амрит удовлетворенно оглядел меня, склонился и припал к шее, медленно спускаясь к груди и скользя по коже языком. Повинуясь его желанию, я оперлась руками сзади и выгнулась от наслаждения, послушно и бесстыдно выставляя грудь вперед. Одна нежно оглаживалась и слегка сжималась рукой, другая ласкалась языком. Он оставлял влажные дорожки на теле, перемещаясь от одной груди к другой, захватывая то и дело соски ртом, заставляя в такие моменты издавать стоны погромче.       Я чувствовала, как низ живота стал ныть, требуя глубокой ласки, а слегка липкая влага все больше скапливалась между ног.       — Мама-рати… Моя махарани… — слышались слова Амрита, когда поцелуи перешли на ключицу, плечи. Мои руки сами потянулись к его волосам, сильнее прижимая.       Властным движением он обхватил меня, чуть приподнял и мягко опустил на подушки, продолжая целовать. Немного нервно мы второпях расстегнули мои джинсы и избавились от них. Амрит стал медленно снимать с меня белье, сопровождая это поцелуями.       Ему хотелось исследовать меня всю, каждый сантиметр, везде оставить свои отпечатки и следы от касания губ, словно клеймо или печать — теперь я принадлежу только ему, только он имеет надо мной власть и может прикасаться. Но я не отставала, гладя и иногда царапая его — он мой, делиться я ни с кем не собираюсь.       — Я обещал тебе, что будет так, как ты захочешь… Скажи, как тебе нравится больше, мама-рати, — спросил Амрит, опираясь на локти и нависая надо мной.       Он ожидал ответа, чтобы продолжить. Его возбужденный твердый орган ощущался даже через брюки — Амриту было сложно сдерживаться. Впрочем, как и мне. Своими действиями он довел меня почти до исступления. Все, чего хотелось сейчас — это поскорее почувствовать его внутри себя.       — Ты говорил, что тебе снилась майтхуна со мной в этом храме… — низким голосом сказала спустя секунду.       — И не один раз… — Поцелуй в щеку и в губы от него, моя лёгкая улыбка на его слова.       — Помнишь свой первый сон? Покажи мне его… — теперь уже я поцеловала его.       Довольная улыбка Амрита — вряд ли он ожидал такое услышать от меня. Буквально за мгновение брюки были сняты, и любимый вновь навис надо мной, упираясь горячей возбуждённой плотью между моих ног.       — Конечно помню… — Он подхватил мою ногу под колено, ловко забросив ее себе на руку в районе локтя, и вошел в меня.       Не быстро, но и не медленно, давая возможность насладиться каждым входящим сантиметром. Три глубоких стона разнеслись в пространстве. Вначале мой, когда плоть только проникла внутрь. От длительного воздержания было немного, совсем чуть-чуть, больно и в то же время очень приятно. Когда Амрит вошел полностью, раздался его стон, и следом — еще один мой.       — Моя махарани, — выдохнул Амрит одними губами.       Поцелуй от него и движения — глубокие, напористые, размеренные, заставляющие меня выгибаться от удовольствия и чувства наполненности.       Вдруг Амрит остановился и вышел, а затем немного приподнялся и легко, словно я ничего не весила, развернул меня, не убирая свою руку из-под моей ноги, из-за чего я в один момент оказалась спиной к нему, прижатая в области ягодиц к полу с раздвинутыми ногами.       Амрит жадно поцеловал меня в шею и в щеку, что-то неразборчиво прошептав, и вновь вошел, заставляя громко выдохнуть от удовольствия. Теперь его толчки были требовательными, более быстрыми, а рука блуждала, то спускаясь к бедрам, то поднимаясь и сжимая грудь, то проводя по спине.       Я почувствовала, как наслаждение разливается где-то внизу живота, обдавая горячей сладостной волной все тело. Я подняла глаза и увидела лицо статуи Темной Матери, с одобрительный улыбкой наблюдавшей за нами, будто она была живая. В следующий момент все исчезло в приятной темноте, лишь где-то вдалеке послышался мой собственный стон наслаждения.       Придя в себя, я услышала, тяжелое дыхание Амрита. Предчувствуя пик, он нашел мою руку, накрыл ее сверху своей и сжал. Несколько толчков, его стон удовольствия и слова измененным голосом:       — Прими энергию из наших душ, великая Кали…       Он сильнее прижал меня всем телом к полу, изливаясь внутрь. Последовали мелкие отрывистые поцелуи шеи, плеч, щек, затем глубокий в губы. Мелкая дрожь рук — его и моих — от напряжения.       — Ты самый сладостный долг, что есть в моей жизни, Амала, — Амрит гладил меня по голове, целуя.       …Мы расслабленные отдыхали, поглощённые негой и нашей любовью друг к другу. Амриту не верилось, что это все происходит по-настоящему, а не во сне, поэтому он продолжал меня поглаживать и прижимать к себе — прикосновения напоминал ему, что это реальность.       — Почему ты никогда не говорил, что любишь? Вообще никогда, — завела я разговор. — Все вокруг рассказывали мне о твоих чувствах, но только не ты…       — Я тебе говорил, что мы должны быть вместе…       — Это разные вещи, Амрит…       — Для меня — нет. Ты моя нареченная, мы чувствуем и понимаем друг друга, как никто. Я все готов сделать для тебя. Что еще нужно говорить? — уверенно спросил он.       — Как же с тобой тяжело, Дубей… — я недовольно покрутила головой.       — С тобой не легче, госпожа Басу, — он еще крепче прижал меня к себе и чмокнул в макушку.       — А почему ты не отвез меня к себе тогда, после клуба?       — Я не использую пьяных женщин — в этом мало интереса, — он замолчал, а потом добавил: — К тому же… Ты бы меня потом возненавидела. Ведь так?       Амрит склонил голову и заглянул мне в глаза. Я отвернулась. Он был прав. Все было бы именно так. И тогда, возможно, наше сближение могло никогда не состояться. Дубей слишком хорошо меня узнал за эти годы.       Мы молча лежали какое-то время.       — Ты полностью мне подходишь, — неожиданно выдал Амрит спокойным тоном.       — Какая самоуверенность. Возможно, ТЫ мне не подходишь… — с издёвкой ответила я — его наглость никуда не делась.       Я села на него верхом, подогнув ноги.       — Поэтому ты так стонала? Я знаю, что тебе понравилось не меньше моего, — он с улыбкой смотрел на меня снизу, а руки начали вновь исследовать мое тело.       — Тебе показалось, — я нарочно начала ёрзать бедрами вперед назад, дразня его.       — Врать себе — последнее дело. Ты забыла, что мы с тобой связаны? Даже сейчас ты пытаешься себя обмануть.       Несколько моих движений, несколько наших поцелуев, несколько сжатий моей груди — и я почувствовала, что Амрит вновь готов.       — Госпоже Басу было мало? — с усмешкой смотрел на меня.       — А если да? — томно произнесла, запрокидывая голову, наслаждаясь его тёплыми руками на своем теле.       — Тогда стоит повторить. — Он приподнял меня за бедра и аккуратно опустил на готовый к любви член.       Я двигалась какое-то время, затем Амрит остановил меня. Он сел сам, оказавшись лицом к лицу ко мне, страстно поцеловал, медленно вытягивая в этот момент мои ноги вперед. Его одна рука оказалась в самом низу моего живота, и я издала стон, а вторая обхватила сзади за ягодицы, управляя моими скользящими движениями взад-вперед. Было приятно видеть помутневшие от удовольствия глаза, чувствовать губы на плечах и груди. Его большой палец опустился ниже, найдя очень чувствительную к ласке точку где-то у входа в лоно и стимулируя ее. Острое удовольствие пронзило все тело. Я задрожала, застонала.       Амрит прижал меня к себе и прекратил движения на несколько секунд, давая возможность прийти в себя.       — Привыкай, моя махарани… Привыкай получать удовольствие, — прерывистым голосом проговорил он и продолжил, вернув руки в прежнее положение.       Опять приятное воздействие на точку, вызывающее огромное удовольствие. Я непроизвольно запустила пальцы в волосы Амрита, иногда целовала его. Я заметила одобрительный взгляд Темной Матери у лика на фреске, как все равно призывающий не останавливаться и продолжать, даря ей возможность наблюдать за нашими сладострастными утехами. Вновь мой стон и дрожь, рассыпающаяся искрами по всему телу. На этот раз Амрит не остановился — он тоже был уже близок. Сжал мою грудь несколько раз, и я почувствовала его оргазм. Он простонал и запрокинул голову, ища мои губы для поцелуя.       Обнявшись, мы продолжили сидеть так, не шевелясь, словно статуя или барельеф влюбленных в древнем храме Кхаджурахо…

***

      Я стояла у зеркала в прихожей, осматривая себя. Сегодня был пятый день нашего любовного заточения в квартире Дубея. Мы приехали сюда прямо из храма. Но мне нужно было съездить домой и посмотреть, как там дела у Кирана.       Амрит стоял позади меня, оперевшись плечом на массивный шкаф в классическом английском стиле, и внимательно наблюдал за мной.       Моя рука коснулась ручки входной двери, когда он аккуратно, но требовательно развернул меня к себе.       — Рано собралась уходить. Я тебя ещё никуда не отпускал, моя махарани, — уверенным тоном сказал Амрит, прижавшись и с вызовом глядя в глаза.       Очередной нетерпеливый поцелуй в опухшие и искусанные до крови губы. Как будто и не было этих страстных нескольких дней и ночей, когда мы никуда не выходили, посвятив все свое время друг другу.       — Останься ещё немного, мама-рати, — полушепотом попросил он. — Боюсь, что все будет по-старому: я буду безуспешно пытаться убедить тебя в своей любви, а ты будешь избегать и игнорировать меня…       — Не буду…       — Обещаешь?       — Обещаю, мой махарадж… — впервые прошептала заветные слова в ответ, глядя в любимые глаза.