Плачущий прицел

Сигарета догорела, и он выбросил окурок в окно. Отряхнув руки о штаны, он начал ковырять заусенец на указательном пальце. — Я даже не надеялся тебя встретить. Уйти пытался, вся хуйня. Скажи мне, ну вот какой у меня был шанс снова тебя увидеть? И вообще… Салим сделал радио тише, притормозил, устраиваясь за другим грузовиком. — Не знаю, мне было стыдно перед тобой, что ли… Ну не было, а и сейчас стыдно. Я думал начать новую жизнь. Надеялся, что ты меня не узнаешь, и мне не придётся вспоминать всё, что с тобой связано. Ты не виноват, дело в том, что я помню вместе с тобой. Джейсон хихикнул с нервной поспешностью и облизнул ранку на пальце. — Я тебя понимаю, лейтенант. Но от прошлого не убежишь — будешь есть тот хлеб, который тебе определён Аллахом. — Извини. Я не хотел тебя задеть. — Всё в порядке. Грузовик впереди едва ехал, Салим глухо ругнулся по-арабски. — Вот прямо точно? Салим улыбнулся короткой медленной улыбкой — из тех, что, как фамильное украшение, обычно преподносится только одному человеку. Улыбка эта была тёплой на ощупь и отдавала молочной пенкой, если её поцеловать. — Прямо точно, будь уверен. Радио укололо слух помехами, и Салим выключил магнитолу. Дорога текла спокойно, как полноводная река, машины двигались по ней подобно сонным баржам. Джейсон смотрел в окно, прислонившись виском к стеклу, которое медленно грелось от его крови, и мял в руках кепку. Сумка стояла у него в ногах, правый ботинок жал, а в левом был маленький камешек и содранная мозоль. Джейсон засунул большой палец под ремень безопасности на груди и стал скручивать серую, как дорога, тугую вязаную полосу. Он хотел сложить края ремня, но он был слишком упругим и просто сворачивался в трубку. Салим вёл спокойно, не набирая скорости, и впереди ехал прежний грузовик. — Знаешь, Джейсон, я много думал о наших разговорах. Когда мне долго не спится, я вспоминаю какой-нибудь из твоих рассказов, и в такие ночи ты всегда мне снишься. — Ну и? — Не перебивай. Я к чему… помнишь, ты говорил мне о двух своих смертях, как ты это назвал? Джейсон облизнулся и снова взялся за заусенцы. — Кажется, мне это снилось — допустим, помню. Салим отнял одну руку от руля и погладил ладонь средним и безымянным пальцем — розоватый, как язык котёнка, рубец шёл вдоль линии жизни и перечёркивал линию судьбы. — Что это значило? Я знаю, когда ты иногда говоришь загадками, но этого я не понял. Джейсон вздохнул, надел кепку и насупился, надвинув козырёк на лоб. Он мог заговорить об этом только холодными словами, они трогали нёбо, лишая мысли значения, как прибой смывает надпись на песке, но сейчас ему хотелось говорить с Салимом самому. Только вот едва ли его гортань могла бы издать такие звуки — подобно тому, как собака не сможет засмеяться, он не умел произносить те слова, которые сейчас кололи ему язык. — Половина моих слов мне не принадлежит, у половины моих мыслей нет корней. Если будешь слушать меня не ушами, а ртом, то есть на своём языке, ты всё поймёшь. Смерть у человека одна. Она рождается прежде него и спит на его подушке, растёт вместе с ним. Смерть всегда похожа на мать и целует на тот же манер. Иногда её слюну можно утереть с щеки или лба, но на это нужна большая удача. Салим слушал, нахмурившись, и кусал кончик языка. Костяшки пальцев у него побелели. — У меня смерти две, так как и души тоже две. Одна — моя, но своей её никогда не называю, так как моей души у меня нет. Это смерть, родившаяся со мной из одних вод. Вторая же — смерть второй моей души. Она идёт за мной, как тень, и никогда не промахивается. Ей нужен не я, а то, что сейчас вместо меня. Вот всё, что я знаю. — Вот как… Что ж. Спасибо. Джейсон засмеялся высоким некрасивым смехом, на дне которого опасно заблестела ярость. — А что ты хотел? — Мы можем больше не говорить об этом? Салим затравленно глядел на него, кося длинным блестящим глазом. Джейсон снова засмеялся, и улыбка не росла из того смеха. Салим склонил голову, разминая шею, и вздохнул. — Тебе есть где остановиться? Ты едешь к семье? — Я думал вообще снять какой-нибудь угол. Перекантоваться недельку, а потом… Хрен его знает, что потом. У меня здесь никого нет. — Джейсон... Может, остановишься у меня?