Сталкер.

И вокруг только тернии, тернии, тернии, блять, когда уже звёзды? Напролом как обычно — через бурелом и колючки лесов пограничных, У кого-то к успеху есть ключ, но у кого-то есть лом и отмычка.

В комнате стоит невероятная духота. С тех пор как я заколотил окно, маленького пролета форточки не хватает для нормального проветривания прокуренного помещения. Спертый воздух душит, а тонкая струйка сигаретного дыма образует петлю вокруг шеи. Так странно, я вроде бы спал, а кажется, и не спал совсем. Временами ворочался и ловил взглядом каждую линию, каждую впадинку на потолке, что весь изъеден пожелтевшими пятнами старости. Маленькая комната не больше восьми квадратов, превратилась в собственную вселенную с витающими в воздухе чехардой бормочущих мыслей. Я стараюсь не думать о ситуации, но погружаюсь все глубже. Избежать не возможно, как и отрицать содеянного. Руки сжимаются и вновь подстерегаемый стыд проситься быть озвученным. Я — виновник в той ситуации в которой оказался. Желудок наполняет противная тяжесть, а во рту скапливается знакомый привкус отвращения. Может, всего этого достаточно? Я могу рассказать все Какаши. Обвинив Итачи в том, что он сам меня поцеловал, обходя все подробности нашего слияния. И если опекун мне поверит, то этому мудаку точно в школе больше не работать, а учитывая мой возраст, и под статью смело можно загнать. Кого я обманываю? Он мне не поверит… Я не хочу думать, но все мои мысли сливаются в один непонятный кокон липкой субстанции. Голова гудит от переизбытка препаратов, а может — это маленькое образование, что вскоре выдаст злокачественную опухоль. И я даже знаю, как она будет называться… Все это похоже на бред, на побочный эффект. Я ведь толком не знаю, что закидываю в себя. Надеюсь, что вскоре все само собой разрешится, но глупо думать, что одна таблетка поможет «прийти в себя». Я в себе, я здоров. Возможно, немного дезориентирован в собственной комнате и слишком долго пытаюсь что-то разглядеть на потолке. Не ощущаю времени и честно сказать, не чувствую даже собственного тела, не слышу звуков и вкуса сигарет. Неохотно сажусь на кровать, босыми ногами касаясь холодного пола. Сколько я так пролежал, одному черту известно. Не помню толком как проснулся, не помню и количество скуренных сигарет. Постель аккуратно заправлена клетчатым пледом, а я лежал все это время на нем и не двигался, словно покойник. За окном вновь собирается дождь, серые, дымные тучи затмили голубое небо. Тишина давит до невозможности, собственные конечности отказываются двигаться. Я тушу сигарету о поверхность старой, потертой временем тумбочки со скрипучей дверцей. Какая разница, я все равно ее давно хотел выкинуть. Только портит интерьер, да и место занимает. Понятия не имею зачем она вообще тут стоит, дверца все равно не закрывается. Да и что мне в ней хранить? Презервативы, смазки, личный дневник где я жалуюсь, какой «Итачи-сан» мудак и как все не справедливо? Нет, все это не нужное барахло, или важные вещи для «особого» случая у какой-нибудь девчонки. Я осекаюсь на стену позади, смахивая упавшие короткие пряди челки с глаз. Надпись все еще укоризненно смотрит на меня и враждебно насмехается. Я так и не стер ее, ни закрасил. Зачем-то оставил как напоминание, что мне нужно быть бдительным и не забываться. Ну да, я же так «хорошо» ей следую, что вопреки всему сам поцеловал этого «грязного ублюдка». Прелестно! Моя тактика явно дала осечку. Все должно было пройти гладко и без запинки. Но пошло как всегда, по одному знакомому всем месту. Итачи должен был выдать себя, наконец, признаться, перестать прикидываться и раскрыть все свои истинные намерения. Не то, чтобы я не знал о них. Но… Может, мне было бы спокойней, если бы я удостоверился? Да какая к черту разница, если все итак очевидно? Что мне еще нужно? Эта дурацкая театральная постановка с хреновой актерской игрой, только раздражает и выводит из себя все больше. И самое отстойное в этом то, что я так легко подыгрываю, а не припираю его к стенке. Не требую ответов, а легко соглашаюсь и принимаю участие. Какого черта оно мне надо? Два года я жил почти счастливо, не думаю ни о чем. И сейчас я должен жить жизнью обычного подростка, но вместо этого загоняюсь. Со стороны выгляжу так, словно давно перепрыгнул собственный возраст. Так много тревоги, что кажется на моем лице появиться морщины раньше чем у Какаши. Волнение с каждым днем становиться все видимей и заметней. И это — определенно не играет мне на руку. Так… Нужно просто успокоиться и немного отвлечься. Выходные как никак, и у меня еще есть два дня в запасе, чтобы расслабиться и не думать о мудаке. В конце концов, мне сегодня идти на вечеринку, и не особо хочется вваливаться в чужой дом с кислым лицом; я должен придерживаться образа и следить за тем, чтобы все прошло идеально. Ноги ведут меня по направлению ванной комнаты. Бросаю быстрый взгляд на кухню, мельком заглядывая в открытую гостиную. Никого. Дверь комнаты опекуна чуть приоткрыта и я, быстро заглянув, не обнаруживаю его и там. Значит — свалил из дома, отлично. Мне только на руку. Включаю свет в ванной, закрывая за собой слабую дверцу с хлипкой щеколдой. Если нашу квартиру еще хоть как-то можно охарактеризовать как — приемлемая, то ванная нуждается в капитальном ремонте. Комнатка два на два с пожелтевшей от времени плиткой, с корочкой плесени по краям, что не возьмет ни одна хлорка. Чугунная ванная с налетом и ржавчиной, в которую при всем желании, полностью не залезешь и не расслабишься. Раковина, на которую лучше не упираться, иначе вся конструкция тут же рухнет. Стакан с двумя щетками и станками для бритья, которые, кажется, стоят без дела. Мне бритва ни к чему, на лице волосы не растут, а на теле и подавно. Какаши постоянно ходит в маске и не думаю, что его заботит такая вещь как шершавая щетина, которую с легкостью можно прикрыть. Ну и дополнения к этой замечательной картине — старые, гнилые трубы, что постоянно текут и требуют замены. Если ты моешься в душе, но тебя обязательно обдаст кипятком, если кому-то приспичит помыть посуду. Таковы правила старых жилищ: или привыкай, или живи в ипотеку. Отражение в потертом зеркале с треснувшими краями, укоризненно огладывает каждый сантиметр лица. Собственные глаза кажутся чужими, блуждающими, с огромными зрачками и мутной пустотой внутри. Не то, чтобы я когда-либо светился от счастья, или улыбался так, что скулы сводило. Нет. Я приберегал данное выражение на будущее, точно зная, что место моего нахождения всего на всего — период, и я не должен жаловаться даже на неприятный запах сырости, что гуляет вокруг. Это временный этап и мое будущее уже готовит мне мою собственную обитель, где я полноценно смогу расслабится и не глотать ощущение неприязни к обстановке. Я думал об этом и вспоминал старый дом, в помещении которого можно было разгуляться. Одна моя комната чего стоила, вся площадь которой, примерно составляет всю мою нынешнюю квартиру. Ничего. Во всяком случае, с Какаши лучше, чем делить одну комнату с четырьмя посторонними людьми в сиротском приюте. Я быстро скидываю всю одежду в корзину с грязным бельем и встаю в холодную ванну, настраивая воду. Нужно подготовится и выглядеть не на отлично, но хотя-бы приемлемо. Как никак, мне сегодня еще идти на вечеринку и кто знает, что там может случится. Я постараюсь не прибегать к отрытым конфликтам или ситуациям, на которые может повлиять алкоголь. О, да… Сегодня я планирую хорошо напиться, забыться во всяком случае точно. Не хочу изображать из себя пай мальчика и прикидываться, что никогда не позволял себе выпить ничего крепкого. Не то, чтобы я когда-либо напивался до беспамятства, нет, но может, сегодня тот самый «особый» случай, когда я могу это исправить. Мысли нагружают предвкушением, густая пена стекает по плечам с черных волос. Приятный запах шоколадного шампуня задевает кончик носа, тело приятно расслабляет и нагревается под горячей водой. Пальцы размазывают гель по коже и я забываюсь, прислушиваясь к щекочущим ощущениям внутри. Глаза закрываются, к горлу подступает стремительное возбуждение. Разве я не могу позволить себе немного снять напряжение? Не помню точно когда дрочил последний раз. Да я все еще убежденный асексуал, который временами мучается от поллюций. Но, это нормально. Организм в пубертате не обманешь и хоть ты убеждай себя, что тебе ничего не нравится, у природы на тебя другие планы. Я мог бы притащить телефон и включить какое-нибудь порно, чтобы ускорить процесс, который не займет много времени исходя из моей выдержки и то, что я давно этим не занимался. Но я помню, что не поставил его вчера не зарядку, поэтому идея отпадает сама собой. Да и идти за телефоном не особо хочется. Неловко бы получилось, если бы меня со стояком обнаружил Какаши. Хотя, а чего стесняться? Он ведь тоже мужик и тоже дрочит, не на Сакуру, так на свои книжонки. И Наруто занимается этим, я даже уверен, что гораздо больше чем Какаши. Ставлю сто баксов на то, что любимый его раздел порно — это косплей девушки с огромной грудью. Для чего я стою и размышляю — кто на что передергивает? Я уже смирился, что перевести тему в голове и унять возбуждение не получится. Горячий спазм расползается внизу живота. Я кладу руку на полувозбужденный член, поглаживая. Все эти движения не привычны и дики по своему, но я стараюсь не концентрироваться, позволяя себе немного расслабится. В голове никаких эротических, наводящих мыслей, никаких образов. Невольно думаю о том, а какое бы порно я выбрал, будь у меня такая возможность? Я почти никогда его не смотрел, так из чистого любопытства, или возникшей надобности узнать процессы подробнее. Я прокручиваю в голове сюжеты, стараясь задать нужное настроение. Женщины в возрасте, сочные ровесницы с огромной грудью, красивые парни с роскошным торсом и огромными причиндалами. Ничего не выходит. Все это вульгарно и пошло. Почти странно, никак не отзывается в теле и мне становится не по себе. Ведь, если тебя не завлекают обычные разделы, тогда может, ты из той категории кто любит запрещенку? Но проверять на себе подобные мысли и следить за реакцией организма нет никакого желания. Может это просто побочные действия таблеток? В конце концов они имеют подобные свойства — снижать либидо. Все это тупые предположения, что крадут время. Я отключаю голову, поддаюсь ощущениям собственных рук на теле. Приятные вибрации скачут под кожей, заставляя лбом прислонится к белому кафелю. Ладонь упирается в стену для поддержки. Губы со звуком приоткрываются на судорожном выдохе, с легким, сдавленным стоном. Собственная рука кажется незнакомой и чужой. Подушечки пальцев кружат по мягкой головке, слегка касаясь, осторожно дотрагиваясь до уретры. Плечи дергаются, все мое тело нагревается до невероятных оборотов. Сухим дыханием обдаю белую плитку, упираясь щекой. Тугой спазм скапливается в животе с каждым ласковым нажимом бархатных пальцев на плоти. Обхватываю длину, большим пальцем растирая влажную каплю по уздечке. Мучая себя в таких мимолетных моментах уединения с собственным телом. Чувствую ответную благодарность. Шум воды крадет каждый отчаянный стон, что горячим дыханием остается влажной испариной на плитке. Я тону в приятных ощущениях собственных рук, медленно вдвигая кулаком по члену. Тяжелые вздохи паром проходят по ванной, ударяются мерзким эхом, вползают в подсознание. Вязкий узел сдавливает все мое естество, скапливаясь в одной точке наслаждения. Вода медленно скользит по телу, стекает в ванну и исчезает в металлической воронке. Волосы липнут к лицу, громкое судорожное дыхание отскакивает от стен. Рука на члене становится требовательнее, грубо двигаясь по длине. Боже… Сердце быстро стучит о реберную клетку, голос срывается на хрип. Сжатое наслаждение прокатывается горячей волной по телу, скапливаясь, нарастая блаженством в паху. Еще немного… Меня потрясывает, перед глазами рассыпаются черные мушки. Рот широко приоткрывается, голова запрокидывается назад. Кулаком ритмично двигаю по всей длине. Сердце накаляется до предела, волоски на руках встают дыбом. Дыхание замирает на долю секунды. Зажмурив глаза до боли, несдержанно кричу, кончая на белую плитку ванной. Приятная волна электричества проходит по телу мутной пеленой мучительного оргазма, от которого кружиться голова и подкашиваются ноги. Стараюсь держаться на месте, хватаясь руками за стены. Рот пересыхает, сердце бешено стучит, организм приятно потрясывает от наслаждения. — Блять! — Кричу я, быстро преодолевая бортики ванны, когда меня резко ошпарило с душевой лейки кипятком. Вот тебе и кара небесная, что б ее! Это меня с неба так презирают за человеческую слабость в самоудовлетворении. Но да ладно, я чувствую себя потрясающе. Все стало разом таким незначительным, организм приятно расслабился и мысли больше не тревожат. А всего то нужно было передернуть. Быть может я поэтому ходил такой нервный? Мне просто нужно было снять стресс и только? Меня даже не беспокоит, если Какаши все слышал. Конечно слышал, стены у нас как лист бумаги, волей не волей, да подслушаешь. Не то, чтобы я слышал как он дрочит… В общем не важно, в любом случае, выхода нет и хорошо, что я хотя бы успел помыться. Накинув на голое тело махровый халат опекуна, что снял с одинокого, торчащего гвоздя из стены, я поспешил на кухню, отчитать его пару ласковыми словами о мерах предосторожности. Приоткрыв стеклянную дверцу, я сразу же наткнулся на Какаши, что любезно готовил чаек, разливая на две прозрачные чашки. Ненавижу такие, в них сахар толком не размешать. Но выбора не особо много, либо пей с маленьких и заваривай повторно, либо довольствуйся тем, что есть. Мою удобную кружку с рок группой опекун случайно угрохал, а я в отместку, специально разбил его любимую с надписью «Big Boss». Я сажусь за стол, поправляя открытый участок бедра, толстым, серым халатом. Смотрю на часы, что показывают шесть вечера. За окном давно стемнело, а дождь полосует стекло холодными каплями. Неужели я так долго прибывал в ванной? Я почти уверен, что когда встал с кровати было не было двух часов. Я проснулся в… А спал ли я сегодня вообще? В голове непонятный, скрученный комок мыслей. Я настолько запутался в настоящем, что не могу внятно ничего объяснить, если бы меня спросили. Но к сожалению, или к счастью, Какаши этого не делает. Он не говорит ничего, ставит напротив меня горячую кружку с чаем и открывает хрустальную вазочку с овсяным печеньем. В его позе чувствуется легкая пренебрежительность с пугающей холодностью. Острый взгляд серых глаз оставляет на лбу красную точку смертельного прицела. Я не помню когда в последний раз видел опекуна таким серьезным и одновременно с этим почти злым. Это же не потому что я подрочил? Какой бред… — Рассказывай. — Произносит он твердым голосом, не притрагиваясь к чаю, который, видимо, служил только в качестве предлога. Я флегматично пожимаю плечами не совсем понимая, что от меня хотят. — С начала все рассказывай. Я давлюсь наглой усмешкой. С какого именно начала: с начала своей жизни, с начала жизни с ним, с начала, когда Итачи вновь ворвался в мою жизнь? Я откровенно не понимаю, но стараюсь не язвить, видя как опекун серьезно настроен. Я стараюсь придерживаться главной позиции, не проявляя негодования. Чувствую, разговор будет долгим. — Сигарету можно? — Нет! — Выкрикивает Какаши так, что посуда в верхнем шкафчике затрещала от громкости. На серых глазах выступает черная тень негатива. Я легко вздрагиваю и робею от повышенного тона. Не припоминаю чтобы Какаши поднимал когда-либо на меня голос. Он выглядит рассерженным, а я не могу ничего произнести, ощущая себя подбитым оленем у дороги со сломанными ногами. Толком не понимаю, о чем Какаши хочет меня спросить. Он как-то узнал о вечеринке и не хочет чтобы я туда ходил? Я чувствую жестокий напор и остаюсь в стороне, не в силах ответить. Он неосознанно напоминает мне родного отца, когда выглядит таким сердитым. — Я говорил тебе держатся в стороне! Говорил? — Он подскакивает с места, ладонями резко ударив по хлипкому столу, вызывая у меня волну оглушительного непонимания и страха. Я ничего не могу произнести, боясь разозлить его еще сильнее. Какаши старается сохранить самообладание, глубоко дышит через нос, протирая переносицу двумя пальцами. — Зачем ты поцеловал учителя химии? Я отшатываюсь назад, широко распахнув глаза. По телу проскальзывает противный холодок. Все это похоже на какой-то абсурд. Как он узнал? В этот раз, я точно уверен, что ничего не говорил! А что я могу вообще могу сказать? О том, что хотел специально соблазнить Итачи, чтобы он открылся мне? Что это получилось не специально? Голос саднит от неуверенности, а внутренности обжигает от несправедливости. Я чувствую себя глупым ребенком, которому грозит серьезное наказание за свои детские выходки. — Он тоже меня поцеловал… — Зачем ты врешь?! — Кричит Какаши так сильно, что кажется его слова слышны на весь дом. — Почему ты постоянно мне врешь? Все внутри холодеет от неправильности. От громких слов, что ударяют ножом под ребра. Я не врал, просто не договаривал — это другое. И сейчас не вру, этот мудак и вправду поцеловал меня в ответ. Ну, не совсем… Но он точно не отстранялся! И если бы не уборщица, что зашла в самый кульминационный момент, то он был с легкостью выебал меня прямо на учительском столе! Значит Итачи рассказал Какаши об этой ситуации, но зачем? Разве это не разрушит весь его план? А может — это тоже часть его плана? Какаши загоняет меня в плен пылающими от злости красными глазами. Губы дрожат, но я проглатываю все оправдания, набираюсь уверенности и встаю с места, оставив дурацкий чай. Мы могли бы спокойно поговорить, если бы он выбрал конструктивный диалог вместо криков и обвинений. Но, видимо не получится. — Этот чертов химик гребаный — Учиха Итачи! — Я подражаю, истошно кричу до жжения в горле. — Он просто водит тебя за нос! Он пытается тебя одурачить, чтобы подобраться ко мне! — Тебя со справкой выгонят, без сдачи экзаменов! — Какаши хватается за волосы, громко выдыхая, закрывая лицо ладонями. — Я на коленях у него стоял, чтобы он не пошел к директору и тебя не отчислили! — Говорит он рваным, охрипшим голосом. — Ты хоть понимаешь, что ты творишь? Ты себя слышишь? Осталось две недели до окончания школы, а ты устраиваешь черти что! Меня рвет на части, мышцы каменеют на руках, кровь застывает в венах, в глазах разгорается черное пламя. Очертания некогда, почти родного человека сменяются враждебным отстранением. Я больше не хочу ему доверять, мне смешно, что Какаши ни принимает мою сторону. Мне ничего не остаётся как бросить в его глаза горящие угли, которые, я надеюсь, откроют его веки. — Он стал учителем, чтобы знать каждый мой шаг! У этого мудака в столе маркер, которым он написал надпись на моей стене! Все его слова с ебаным подтекстом! Он смотрит на меня, готовый сожрать! И только ты, ничего не хочешь видеть, думая, что я все выдумал! — Саске, все это бред! Как я и рассуждал ранее, он мне не поверил... Спокойный мир моего псевдо отца пошатнулся. Он так же как и Наруто просто не хочет вникать в истину, разваливая свою задницу на дешевом диване перед теликом. Потому что это просто. Проще не реагировать, верно? Он не хочет вновь погружаться в ту атмосферу, что так или иначе, присутствовала до тех пор, пока мы не переехали в новый город. Я не рассказывал подробности, а он и не спрашивал, потому что и так все прекрасно слышал из сводок новостей, которые крутили по всем местным каналам на повторе. К чему сотрясать воздух? Какаши никогда не желал углублялся, а сейчас мне кажется, что он вообще никогда не хотел пытаться меня понять. Странные мысли кружат красным веером сомнений. Может, я просто одушевленный предмет, хоть какое-то разбавление скучных будней? Государство отчисляет на мое содержание неплохие пособия до совершеннолетия. Поэтому Какаши так старательно хочет чтобы я побыстрее закончил школу и свалил? Не мозолил ему глаза и не донимал «бреднями» о химике. Должно быть, опекун спит и видит как я поступлю в универ, и он сможет спокойно выдохнуть. Под ребрами вновь печет знакомое, слизкое чувство. Я стою и пытаюсь достучаться до «умных» взрослых, которые гнут свою линию и не желают быть участниками событий. На душе вновь мерзко, гадко до невозможности. Противно так, что почти тошнит черными сгустками зловонной субстанции. Липко настолько, что никто не желает тебя касаться, боясь запачкаться. Я ничего не говорю, не слушаю толком. Какаши что-то твердит о том, что я должен быть серьезнее и сосредоточиться на учебе. Тон его на удивление мягок. Да только слишком поздно давать мне наставления. Я уже в тебе разочарован. Я смотрю на Какаши совершенно пустыми глазами, неосознанно думая о том, что больше не напишу ему, когда уеду в университет. Кто-то однажды сказал мне, что мир цикличен. Все повторяется. И сейчас, я в этом полностью убедился. Я, кажется, сегодня вновь вернулся в прошлое, которое старался так настойчиво избегать. Я думал об Итачи, подумал мельком и об отце, вспоминая ее взгляды на жизнь, то, как он не стеснялся остро реагировать и кричать. Водоворот грязной желчи погружает меня сильнее. Пепел на плечах частичками воссоздает картину прожитого. Громкость слов — бесполезна. Твои убеждения — ничто, если твое имя числится в списке пациентов местного мозгоправа. Если подумать, меня видели таким — все, сколько я себя помню. Упрекали открыто и с недоверчивостью оглядывали, или просто не обращали внимания на мои жалобы. И Какаши видит меня таким, зачем прикидываться, а не сказать открыто? Я решаю сказать все за него. Подобрав идеальный момент, втиснуться в паузу, когда серые, уставшие глаза пытаются заглянуть мне в душу. Я решаю отрезать тупыми ножницами свою единственную красную нить связи. — Ты мне не отец... — Произношу я холодным голосом, — И не станешь им — никогда. Не пытайся играть в «папочку» у тебя хреново выходит. Мой голос отдает соленой желчью и я улавливаю каждое движение мускул на осунувшимся лице. Серые глаза напротив распахиваются, рот слегка приоткрывается от услышанного. Я знаю, что задел Какаши настолько, что мои слова могут вызвать почти физическую боль в груди. Я прохожу мимо, стараясь не задеть плечом, оставив его одного на кухне со своими мыслями. Пусть Какаши будет стыдно, а не мне. Пусть почувствует какого это, когда близкий тебе человек говорит подобные слова. Ухожу в комнату и включив лампу на дурацкой, старой тумбочке с черными вкраплениями потушенных окурков. Беру последнюю сигарету с пачки и зажимаю меж губ, найдя зажигалку под подушкой, подкуриваю, выдыхая цепкий дым. Открываю старый шифоньер и достаю вещи. Быстро переодеваюсь в новые шмотки, закидывая в рюкзак все что нужно: паспорт, сменные вещи, небольшую заначку купюр на случай если ассортимент у Наруто не придется мне по вкусу. Ясным знаком мне на глаза попадается оранжевая полупрозрачная баночка с таблетками и моим именем на этикетке. Невольно думаю о том, что сегодня еще не принимал свою норму. Будет ли хорошей идеей закидываться сверху пилюлями, зная, что сегодня я собираюсь принимать алкоголь? Это, вроде как, вещи не совместимые… Да похер… Не помру же. Я не принимаю сейчас, но беру с собой, на всякий случай. Делаю глубокую затяжку и стою как дурак посередине комнаты. Мои глаза впиваются в чертову надпись на стене. Руки сжимаются сами собой, зубы скрипят от натиска. Я мог бы выйти через дверь. Да только не хочу больше сталкиваться с Какаши. По крайней мере сегодня. Я упоминал пособия? Что ж… Их должно хватить, чтобы вставить новое окно. Встаю в обуви на кровать и бью с ноги со всей силы. Окно разбивается оглушительным дребезгом, что гулом проходит по комнате треском битого стекла. Прозрачная крошка остается на кровати, на полу, на столе. Выбиваю последние частички стекла с деревянной рамы носом ботинка и вылезаю наружу быстрее, чем Какаши опомнится и остановит меня. Я не знаю толком, что делаю и зачем. Но я точно знаю одно. Сегодня, я не приду домой.