Как карта ляжет

«I solemnly swear that I am up to no good». Я обещаю, что ничего хорошего не замышляю.

Четверка Основателей с удобствами расположилась в креслах на портрете, который увеличился на всю ширину стены гостиной. — За последние два дня мы довольно подробно поговорили с вами по одиночке. Каждый из нас рассказал вам то, что считал важным для вашего становления полноценными членами нашего Круга. Сегодня мы решили встретиться с вами все вместе и ответить на вопросы, которые вы хотели бы нам задать. Так что можете спрашивать. Драко с Гарри переглянулись. За эти дни им изрядно выносили мозг все Основатели по очереди. Салазар Слизерин о стратегии. Годрик Гриффиндор о тактике. Ровена Райвенкло о мудрости. Хельга Хаффлпафф о трудолюбии. Неужели теперь можно задать вопросы, которые уже не первый день вертятся у них на языке. — Э-э-э... а можно узнать, из-за чего вы поссорились? Все четверо заулыбались. — Это выдумка наших потомков, Гарри, — пожал плечами Гриффиндор. — Впрочем, мы сами приложили руку, чтобы они так подумали. Надо было создать определенную мифологию для факультетов. — А как же вопрос чистоты крови? — не отставал Поттер. Ему ответил Слизерин. — Мы долго думали, как сделать школу, в которой могли бы учиться все волшебники. И чистокровные и маглорожденные. Я создал отдельный факультет для чистокровных и полукровок. А остальные факультеты были созданы, как промежуточный рубеж для маглорожденных. — Но на них же попадали и чистокровные! На лицах Основателей появились хитрые улыбки. — Ну должен же кто-то приобщать маглорожденных волшебников к магическому миру, а для этого нужны чистокровные маги, которые являются носителями не только магии, но и таких качеств характера, как верность, храбрость, трудолюбие, тяга к знаниям. А всех хирожопых недорослей и гордецов я отделил на свой факультет, чтобы они не мешали этому процессу, но в тоже время хоть немного отучались от своего эгоизма и кастовой спеси. Гарри и Драко ошеломленно переглянулись. Такая простая и логичная схема? И за все века никто не догадался? — И никто не догадывался? — озвучил свое удивление Гарри. — Ну почему? — вступила в разговор Ровена Райвенкло. — Многие директора прекрасно понимали логику организации школы, но им и в голову не могло прийти — рассказывать об этом преподавателям и студентам. — Понятно, — озадаченно протянул Поттер и посмотрел на Драко, до которого только сейчас дошло на каком факультете он учился. — Если ссоры не было, то как же в тайной комнате школы все это время жил василиск? Салазар виновато кивнул. — Да, я просто забыл об этой зверюшке, с которой забавлялся в юности. Вековой сон василиска перешел бы в вечный, если бы Том Реддл не сунул туда свой нос. — Но Реддл считает себя вашим наследником! — У нас нет кровных наследников. Исковерканное с детства магическое ядро Реддла уловило остаточную магию некоторых артефактов и реликтов, к которым относится и василиск. И он получил некоторую влась над ними. Сожалею, что в основном это было связано с моей небрежностью. Но уверяю вас, что никакой он не наследник. — А как нам справиться с Реддлом? — Мы лишь слепки душ, покинувших этот свет, — вступила в беседу Хельга Хаффлпафф. — Мы можем воздействовать на некоторые артефакты и помогать советами, но не более того. Впрочем, одно только ваше нахождение здесь уже говорит о некоем выборе, который мы сделали, как всегда сообща. Гарри с Драко переглянулись. Выбор выбором, а Лорда как прикончить? — Думайте, ищите пути, — это уже Годрик. — Дамблдор будет помогать вам. Но покончить со злом, которое он выпустил на волю, он в одиночку не сможет. Это предстоит сделать вам. — Но мы намного слабее Лор... Реддла магически, — воскликнул Драко. — Есть общее правило, — возразила Ровена Райвенкло, — если ты магически слабее противника, то побеждать его надо на том поле, на котором он слабее тебя. Поттер был разочарован. Драко тоже выглядел не слишком довольным. Опять все сводится к тому, что реальной помощи они не получат. Видя их разочарование слово взял Салазар Слизерин: — Вы должны выйти за рамки представлений Тома Реддла о своем могуществе. Найти его уязвимость, которая не зависит от его злодейских магических умений. Подобрать поле боя, где его магическая мощь будет бесполезна. Только такой путь приведет вас к успеху. Но пройти его вы должны самостоятельно. А мы будем использовать все свои возможности, чтобы помочь вам. — Ну, что же. На этом пока закончим, — подытожил Гриффиндор. — Эта гостиная в вашем распоряжении. Любой из нас придет к вам по первому зову. Действуйте, живые участники Круга защитников Хогвартса!

***

Блейз не помнил, как он очутился на Астрономической башне. Наверное с полчаса он стоял в ступоре, таращась в темноту ночи широко открытыми глазами. Что он натворил? Куда подевалась его хваленая и общеизвестная осмотрительность и осторожность? Что с ним вообще происходит? Он только что бросил на пол не только значок Слизерина, вместе с ним по полу покатилась вся его прежняя жизнь, все его товарищеские и дружеские привязанности, все его привычки и манеры — все, что наполняло его жизнь последние шесть лет. И ради чего? Ради Грейнджер? Но у него даже нет уверенности, что она ответит на его чувство взаимностью. Тогда, ради чего? И тут Блейз понял, что взаимность Гермионы для него очень важна, но даже если бы он точно знал, что ее не будет, то и в этом случае он никому не позволил бы втаптывать свои чувства в грязь. Никому и никогда. И все же она должна знать. Слизеринцы мстительны, вдруг он не доживет до утра? Блейз нащупал в кармане зачарованный галеон. Вытащил его, бережно вытер чистым носовым платком, улыбнулся, представив ее спящей в постели, с разметавшимися на подушке каштановыми прядями... — Гермиона, я тебя люблю, — шепотом произнес он. Галеон чуть-чуть нагрелся. — Гермиона, я люблю тебя! — сказал он громче. Галеон стал горячим. — Гермиона-а-а-а! Я люблю-ю-ю тебя-я-я!!! — звонко выкрикнул он в равнодушную тьму. Галеон раскалился, обжигая ладонь. И Блейз сжал его в кулаке, словно скрепляя жгучей болью свою решимость бороться за любовь, чего бы ему это не стоило. Запахло горелой кожей, но он сжимал и сжимал кулак, пока монета не остыла. Теперь мучительно горела его ладонь. — Ты что творишь, Забини? — раздался встревоженный голос за его спиной. Он узнал голос Паркинсон, но по щекам его текли злые слезы и он не хотел оборачиваться. — Сумасшедший, ты что, руку себе прожёг? Панси схватила его за плечо и заставила повернуться. — Разожми кулак, Блейз. Ну? Придурок чертов, — Панси уже рассмотрела почерневшие пятна на его ладони и пальцах, и рылась в своей сумке, гремя какими-то склянками. Найдя нужные зелья, она полила ладонь Забини сначала Обезболивающим, а потом Заживляющим. — Настой растопырника нужен, — бормотала она, — а то след от ожога останется. — И пусть останется, — вырвал руку Блейз. — Как память о твоей несусветной глупости? — Не твое дело, — буркнул Забини неприязненно, но поблагодарил, — спасибо, Панси. Несколько минут они молчали. Блейзу сказать было нечего. Панси за ним примчалась через весь замок, пусть сама и говорит. — Зря ты так, — заговорила она наконец. — От кого-то я это уже недавно слышал. — А может и не зря, — задумчиво продолжила девушка. — В каком смысле? Панси подошла и облокотилась на парапет рядом с Забини. — Ты бы видел, какой скандал начался после твоей выходки. — Требовали сжечь меня на костре? — горько усмехнулся Блейз. — И такие предложения тоже были, — хладнокровно кивнула Паркинсон, — но почти все девушки накинулись на Булстроуд и Вейзи. — А парни? — В основном промолчали, но слушали внимательно. Вейзи пытался орать, но его переорали и заткнули. Уж он ругался, ругался, а потом свалил в свою спальню и больше носа не высунул. А Миллисента сдуру осталась и оказалась не только заклевана, но еще и по моське схлопотала. — Да ты что? — восхитился Блейз. — И кто же рискнул ей врезать? — Я, — коротко ответила Панси и замолчала. — Не знал, что я столь популярен на факультете среди девушек. Панси невесело усмехнулась. — Не льсти себе, Блейз. Мы ругались не из-за тебя. — А из-за чего? — Из-за любви. Всем хочется любить, Блейзи. Но у одних нет взаимности, другим не везет с избранником, третьим не велят родители, и все мирятся с этим, думая, что по-другому и не бывает. И вдруг появляется Забини, ведет себя вызывающе, выставляет свои чувства напоказ, а когда ему пытаются диктовать, кого можно любить, а кого нельзя — кидает на пол значок факультета и посылает всех к дементору в задницу. Какой пример для подражания! — Хм, Блейз Забини и сексуальная революция в Хогвартсе. Панси, пожала плечами. — Можно и так сказать. Революция или нет, но своих сокурсников и сокурсниц ты смутил сильно. Хотя лично для тебя это ничего не меняет. Вейзи успел уничтожить твой значок. — На! Передай ему в довесок значок старосты факультета, — проворчал Забини, — я совсем забыл про него. Паркинсон сунула значок в карман. — Могу собрать твои вещи и отправить, куда скажешь. — Ну как же ты зайдешь в спальню к парням, а вдруг там кто-нибудь без трусов? — Чего я там не видела, — пренебрежительно отмахнулась Панси, — у меня два брата на семь лет меня младше. Так что ничего нового я не увижу. — Тогда спасибо. Вещей у меня там немного, но есть те, которые я не хотел бы потерять. — Хорошо, я соберу и буду хранить у себя, пока не решишь, что с ними делать. Панси посмотрела на Блейза с какой-то смесью тоски и сожаления. — Пока. Она направилась к выходу с балюстрады. В этот момент навстречу ей показалась фигура с знакомой гривой волос. — Гермиона! — радостно выдохнул Забини. Девушка, прихрамывая и морщась, шла по переходу, опираясь на стену. Паркинсон поравнялась с ней и, немного посторонившись, остановилась напротив. — И что он в тебе нашел? Гермиона перевела взгляд с нее на Забини и обратно. — Я не знаю. — А тебе и не надо, — с горечью бросила слизеринка, — главное, что он с тобой. А раз ты доковыляла сюда, значит не только ты ему нужна, но и он тебе нужен, Грейнджер. Гермиона молча смотрела на нее. Панси подошла вплотную. — У него теперь, кроме тебя — никого. Не дай, Мерлин, если ты заставишь его страдать! — прошипела она в лицо Гермионе и быстрым шагом скрылась в галерее...