Приключения Звёздного Трио

      Первого из Сотворённых Властелина Тьмы не просто так прозвали Гортхауэром. Владеющим-Силой-Пламени. Фаэрни всегда умел зажигать. А потому от его гнева полыхнуло изрядно. В том месте, где только что стояли вала с эльфийкой вспух не просто шар, а целый столб огня. Колонна из пламени, прянувшая в небеса и на миг даже затмившая блеск спрятавшегося за тучами солнца. Элхэ, стоявшая ближе всех к эпицентру взрыва, почувствовала обжигающий жар на коже и поспешно зажмурилась, защищая глаза. Ещё мгновение и у неё загорелись бы ресницы. А может быть и волосы, но вовремя подоспевший Мелькор защитил её чёрными крыльями.       Полы его роскошного плаща, только что свободно волочившиеся по полу, взметнулись чёрными крыльями и, обняв Элхэ, притянули её к нему. Не успела эльфийка опомниться как оказалась в защитных объятиях Тёмного Валы, сомкнувшихся вокруг неё.       «В этот раз ты меня защищаешь» – подумала она, позволив мгновению нежности произойти посреди битвы, которая судя по всему вот-вот должна была разгореться. При чём в самом прямом смысле этого слова. Просто мгновение нежности. Глаза в глаза, душа в душу. Умы распахнуты – друг другу, а сердца бьются в едином ритме, словно говоря: мы – одно. Его крылья, сомкнутые вокруг неё, его руки на её талии и её ладони, держащие его лицо словно в чаше. Чудесно до щемящей нежности, до слёз в ясных глазах.       К сожалению мгновение пролетело быстрее, чем оба успели по-настоящему прочувствовать его. Крылья Мелькора распахнулись и они оба – и он, и Элхэ с удивлением взглянули на опавшее пламя, за завесой которого обнаружились невредимые светлые.       — Серьёзно? – вскинул до остроты тонкую бровь Манвэ – Сжечь огнём меня, Владыку Ветров? Что-ты совсем сдал, Артано. Огонь не может гореть без воздуха. Я просто не стану поддерживать его горение и всё. Какой бы жар ты ни создал, это бесполезно.       Гортхауэр не ответил. Он просто вытащил из ножен меч. Черный двуручный меч с семью звёздами, льдисто горящими на рукояти.       — Ну что ты делаешь? – словно ребёнка продолжил увещевать его Манвэ – Ты, прямо скажем, слабоват против Старшей Стихии даже со всеми собранными тобой артефактами. Поэтому лучше не начинай бой, которой не сможешь выиграть. Ещё опозоришься.       Даже если бы Повелитель Валинора действительно пытался воззвать к разуму Саурона, а не глумился над ним, показывая своё превосходство, это не сработало бы. А так, Властелин Мордора просто получил дополнительный стимул для атаки. Опытный мечник, он знал как застать противника врасплох и на равных сражался с майар Королевы Мира, считавшимися самыми непревзойдёнными бойцами Светлого Воинства. И всё же Манвэ оказался ему не по зубам. Златовласый павлин в голубых одеяниях с невероятной ловкостью уклонялся от атак Саурона, не позволяя достать себя. Демонстрируя всю увёртливость и непостоянство воздушной стихии.       — А если я свой достану? – в какой-то момент спросил он, видимо устав от игр. Саурон же только начинал входить во вкус.       — А на твоём алмазы в рукоятке. Руки разрежут, – крикнула Элхэ, выступая вперёд. За кинжал пока не хваталась – правила честного боя никто пока ещё не отменял. Да и Амариэ, точно так же оставшаяся невредимой, наверняка бы ей помешала. А даже если бы и нет, что могла сделать она – простая эльфийка там, где был бессилен Первый среди Воинов позабытой ныне Аст-Ахэ.       — И заметь, я за всё время так и не сдвинулся с места. Всё это время я щадил тебя, – подливая масла в огонь сауронова гнева заявил Манвэ, после чего отвесил противнику щелбан. Так, по крайней мере, показалось со стороны. Потому что от этого простого прикосновения Сотворённого отбросило назад, словно осадным тараном. Лишь вбив меч между плитами, ему удалось остановиться       — Щадил? – прорычал тот, по волчьи оскалившись. – Щадил говоришь? Что же ты братца-то своего не пощадил, а? Отвечай мне!       — Пощадил, – мигом утратив всякую игривость ответствовал Манвэ. – Или ты думаешь, я только сейчас заметил, как вы вторую Дверь Ночи сделали, да братца моего обратно в мир протащили? Едва дыхание вернулось в его лёгкие, я узнал об этом. Тотчас же.       — Нет! – готовившийся броситься в очередную атаку Гортхауэр так возмутился, что на мгновение даже забыл о мече у себя в руках. – Ты не знал. Не ведал. Иначе бы армия Валинора уже стояла бы у Чёрных Ворот. Но ты пришёл сюда один. Зачем? уж не потому ли, что боишься нашей растущей мощи и решил просить милосердия и мира?       — Всё я знал. И всё мне ведомо, – Изначальный отмахнулся от слов Сотворённого, откровенно проигнорировав подначку. – А догадываться я начал уже тогда, когда ты собрал девять прислужников. Девять Колец, Девять Знаков. Такое, знаешь ли, не может быть простым совпадением. Я понял, что ты хочешь воспроизвести ритуал, задуманный моим братцем и протащить его обратно, отменив Изгнание. Доработал ты его на славу, нечего сказать. Сразу в теле вернул. Даже мать не понадобилась. Но ничего своего придумать не смог. Всё же не творец ты, Артано, а ремесленник. Так стоило идти против Отца, если сам ни на что не способен?       — Прекрати, – теперь вмешался уже Мелькор. До этого он стоял позади, сжимая кулаки от бессилия и коря себя за неспособность повлиять на происходящее. Однако и дальше оставаться безмолвным наблюдателем он не мог. Так как не позволил бы кому-либо оскорблять своего любимого Ученика. Тем более – брату, на которого имел зуб ещё со времён сожжения Гэлломэ.       — Ой ли? – язвительно передразнил Манвэ. – Я только что сказал,что обо всем знаю. Ты здесь лишь моей милостью. Поэтому будь добр – перестань раскачивать лодку, на которой мы все плывем по волнам грозящего поглотить нас Небытия. Предупреждаю!       Словно почувствовав что-то, Амариэ шагнула поближе к Манве. Его плащ распахнулся, окутывая её. Перья на нём затрепетали и пошли рябью. Мгновенно сменив обличье, Изначальный вспорхнул в небо орлом, но Саурон не собирался отпускать его так просто:       — Не уйдё-ё-ё-ёшь! – крикнул он, оставив меч и обернувшись в прыжке огромным чёрным котом с желтыми, пламенеющими глазами. Размеров они были почти одинаковы, но птица всё же смотрелась более грозно благодаря размаху крыльев и стройной худобе противника. Впрочем, разница не помешала пушистому охотнику вцепиться в орлиный хвост и выдрать из него несколько перьев. Издав возмущённый клёкот, горделивая птица взмыла к небесам и, поймав воздушный поток унеслась на заокраинный запад.       — Сауро-он, – урезонил Мелькор вернувшего себя человеческий облик ученика, и тот даже с виноватым видом опустил голову. Однако в серых глазах его вместо раскаяния искрились огненные искры смешинок. Уголки губ фаэрни дрогнули. Он изо всех сил старался не улыбнуться, и глядя на него Элхэ не выдержала, прыснув со смеху. Через мгновение виновник присоединился к ней и их смех – нервный и нездоровый – раскатился над пасмурным Мордором. Тёмный Вала держался дольше всех, но в итоге и он не выдержал, залившись смехом. Ну а Гортхауэр, ободрённый такой реакцией Учителя, воздел руки и победоносно провозгласил:       — Подрал! Как кошак петуха подрал! – после этих слов смех стал ещё громче. Может быть над Мордором и нависла опасность уничтожения, но прямо здесь и сейчас трое испивших полную чашу горя тёмных смеялись над позором одной из сильнейших Стихий.

***

      Далеко ли от Валинора до Мордора? Гораздо дальше чем от Мордора до Валинора. Парадокс, но ощущение складывалось именно такое. Воздушная стихия капризна и непостоянна. А может она просто потеряла сознание в разреженном воздухе. Закрыв глаза в небе над Тёмным Краем, открыла их Амариэ уже в Краю Благословенном. На высочайшей из его вершин, во дворце Ильмарине.       В комнате, что была отведена для неё с самого первого дня в Валиноре. Эта комната всегда казалась девушке слишком белой и слишком яркой. Солнечный свет отражался от чистых белых поверхностей стен и мебели, освещая каждый уголок. Это заставляло её чувствовать себя единственным пятном цвета, в кристально-белом пространстве. Не даром же эту гору называли Вечноснежной.       Впрочем тогда, в детстве, у неё не было даже этого яркого золото-лазурного платья. Лишь простая белая сорочка, в которую она была одета бо́льшую часть времени. Чистая и простая, она идеально подходила этому идеальному месту. Сразу после того, первого пробуждения, она показалась девочке похожей на птичью клетку, но увидев склонившегося над ней его, окутанный ореолом золотого света, исходившем от блестящих доспехов, в которые он, по какой-то причине, был облачён, и волос, она поняла, что ошиблась. Некто настолько прекрасный просто не мог быть злым. И его улыбки... от неё как-то сразу становилось теплее на сердце.       Не помня даже своего имени, эльфийка потянулась к нему, пытаясь привстать с кровати, но на неё сразу накатила волна головокружения. Склонившийся мягко поправил подушку, помогая ей устроиться поудобнее, и шепнул, обдав благоуханием цветов.       — Теперь всё будет хорошо... засыпай... – ошеломлённая приближением это прекрасного существа, имени которого не знала, девочка смотрела на него, отчаянно борясь с головокружением и слабостью. Поле её зрения уже начало чернеть по краям, но даже находясь на грани беспамятства, с сознанием ускользавшим сквозь пальцы, она не могла отвести взгляд от его прекрасного, тонкого лица и похожих на голубые сапфиры глаз, из глубины которых источалось сияния. Словно огонь, заключённый в тюрьму из льда.       Она очень боялась, что он исчезнет, но верила обнадёживающим словам. И не ошиблась. Сияющий не солгал. Его визиты были частыми, хотя и не ежедневными. Иногда он мог исчезнуть на несколько дней, и Амариэ – так нарёк её Лучезарный – задумалась, не забыл ли он, что она здесь? В любом случае новое постельное белье и еда появлялись, будто принесённые невидимым слугой. Иногда появления её благодетеля были краткими. Он заходил только для того, чтобы справиться о её самочувствии или сказать несколько ободряющих слов. Затем, когда она достаточно окрепла, начал приносить книги или ещё что-то, чем можно было развлечь себя во время лечения. Амариэ тогда ещё даже не умела читать на языке Валинора, и лишь разглядывала красочные иллюстрации.       Лишь полностью поправившись Амариэ узнала, что заботился о ней сам Король Мира но воспоминания о времени, проведённой в этих покоях, всегда отдавались теплом в душе. Поэтому она улыбнулась, обнаружив себя именно здесь – в комнате, которую незименно занимала каждый раз, когда оставалась в Небесном Дворце Короля Мира, чтобы служить ему.       Оставшись одна, Амариэ решила, что сегодня не вернется домой и останется здесь – в Ильмарине. Произошедшие события всколыхнули в ней слишком много противоречивых эмоций, чтобы их можно было так запросто скрыть под улыбчивой маской, которую она носила даже дома. А если бы навязанный ей муженёк вдруг решил (а точнее решился бы) возмутиться по этому поводу, она бы в ответ просто напомнила бы уже о его регулярных отлучках в Сады Лориэна, сделав вид, что это возмущает. Хотя на деле она была рада им – в его отсутствие ей не приходилось притворяться хотя бы дома, разыгрывая любящую жену. Тягостный для обоих брак.       Мысли о Финдарато, или Финроде, как он именовал себя теперь, вызывали у Амариэ чувство, сходное с зубной болью. Её легко можно ощутить, выпив слишком холодной воды из высокогорного ручья. Она никогда не любила этого менестреля-мечтателя, к тому же ещё и осквернившего себя связью с Чёрным Врагом. Финрод слушал Преступившего чуть ли не с упоением, да ещё и смел ей пересказывать его ложь! Наивный глупец, называющий себя Мастером Песни. Разве не понимал он, что слова имеют власть не только над материей, но и над разумом? Что он подвергает себя, а главное её опасности, передавая отраву Врага своими устами?       В то время, конечно, Мелькор ещё не был Врагом, а лишь Отступником и даже Манвэ считал его раскаявшимся, но Амариэ видела правду. Как Оромэ. Как Тулкас. Поэтому пресекала любые попытки Финрода завести неподобающий разговор. Амариэ позволяла внуку Финарфина быть рядом с собой лишь потому, что ей до определённой степени льстило его внимание. Поклонение, подарки, стихи и песни, посвящённые ей и только ей. Какая девушка не мечтает об этом? Это было так необычно. Прежде лишь она слагала хвалебные оды Королю Мира, стоя на коленях пред его троном. И радуясь тому, что он позволяет ей делать это, милости принимая слова самой верной своей ученицы. Смена ролей, где ей поклонялись, а она снисходила, оказалась увлекательной игрой.       Да, Амариэ увлеклась Финродом, но не планировала ничего серьёзного. И не печалилась, когда несостоявшийся жених решил отправиться в Смертные Земли. Нет, её скорее посмешило что этот влюблённый дурачок осмелился предложить ей разделить его путь. Отпасть от благодати и добровольно шагнув в тень Проклятья, которое они навлекли на себя! Только Эру знает, чего ей стоило сдержаться тогда, не ответив на эту дерзость резкими словами. О, как ей хотелось накричать на него, вопрошая что он о себе возомнил, и ещё лучше ударить. Расцарапать лицо ногтями, чтобы увидеть как эта нелепая надежда гаснет в его глазах. Но она сдержалась. Не сделала этого. Не ради уходящего – нет. В тот момент ей даже не было его по-настоящему жалко. Амариэ просто не хотела лишиться благосклонности того единственного, кого по-настоящему любила. В безграничной милости своей Король Мира не одобрил бы подобную жестокость даже в отношении того, кто пошёл против его воли. И кого следовало бы отправить в Мандос.       С той встречи Амариэ больше не вспоминала о незадачливом возлюбленном, полностью сосредоточившись на служении. Она была рядом с Манвэ, когда тот рыдал, оплакивая погубленные врагом Древа и радовалась вместе с ним, когда их Свет, возрождённый в виде двух Плодов, вознесённых в бесконечности Ильмена, растёкся над Валинором, возвращая этот край к жизни.       Её дальнейшее существование было спокойным и размеренным. Полным радости, которую эльфийка находила в служении ему. До той роковой встречи, когда Враг взглянул на неё чёрными дырами глазниц. Испуганная и разозлённая тем, что это ужасное, принёсшее Искажение в мир, чудовище посмело тянуться к ней своими сожжёнными руками, она убежала к Учителю и... наговорила лишнего. Манвэ разозлился, отослав её в Лориэн а потом... выдал замуж за перерождённого Финрода. Кто же знал, что Тюремщик отпустит этого отступника так скоро. Свадьба с нелюбимым, на которой её отдали недостойному её, третьесортному эльфийскому принцу в качестве награды за не пойми какой подвиг, совершённый когда-то и где-то там, в Сирых Землях. За что Учитель наказывал её? Почему был так суров? Что она сделала, чтобы заслужить его гнев? Эти вопросы терзали душу эльфийки на протяжении следующих нескольких лет, посвящённых попыткам не пересечься с Финродом, живя под одной крышей, и отбиться от вопросов его многочисленных родственников, вопрошавших – ну когда, когда же они осчастливят их ребёнком? Ну что за наивные мечты!       Привычно играя роль счастливой куклы, она давала пространные ответы на неудобные вопросы и изворачивалась как могла. Яркая и сияющая днём и разбитая ночью Амариэ плакала в подушку, изводясь от тоски по тому, кто отверг её. Отбросил прочь. И с кем теперь могла видеться лишь несколько раз в год – во время традиционных праздников в Валмаре. Где собирались вообще все.       И всё это длилось, длилось и длилось до тех пор, пока однажды ночью Манве просто не появился на пороге её дома. Постучал в дверь прямо посреди ночи. Амариэ сама открыла ему дверь, держа в руках окованный золотом светильник в форме цветка. Её муженёк, как всегда отдыхал (или скорее прятался от неё) в Садах Лориэна, а слуг они, несмотря на царственный статус, не содержали. Финроду претило даже её присутствие, не говоря уже о посторонних. Как, впрочем и ваниарской деве. Присутствие в доме кого-либо третьего просто создало бы дополнительные проблемы, вроде необходимости играть любовь на публику. В противном случае быстро пошли слухи, что в их семье не всё ладно. Этого Амариэ допустить не могла. Ну а работа стала привычна ей со времён служения в Ильмарине, где ваниарские девы выполняли бо́льшую часть повседневных работ, вроде протирания алмазной пыли.       Вот так она и предстала пред взором Короля Мира с неубранными волосами, в лёгкой ночной сорочке и накинутом поверх плаще из переливчатого, лазурного конечно же, шёлка. Робкие извинения – всё, что смог выдать её парализованный страхом и отчаянной радостью мозг – умерли на устах, стоило ей увидеть, в сколь бедственном состоянии находился тот, в ком эльфийка души не чаяла.       Нет, с виду с ним всё было в порядке – внешний облик, оболочка его духа была безупречна, как и в любое другое время, но... она выкрашивалась, словно разбитое стекло. Шла трещинами, расползавшимися в разные стороны подобно паутине. И сквозь этот паутинный узор Амариэ увидела смятение и хаос. Манвэ был не в порядке. И нуждался в её помощи. Манвэ... нуждался в ней!       — Я войду? – бесцветным и безжизненным голосом спросил он и, когда эльфийка молча посторонилась, порывом ветра проскользнул внутрь. Застоявшийся воздух в комнате сразу проветрился, наполнился свежестью и неповторимым запахом грозы. Амариэ поспешила было за зажечь светильники, дабы наполнил полутёмный дом светом, но Манвэ мягко остановил её:       — Не надо... просто... посиди со мной, – в его голосе звучало то, чего эльфийка никогда не слышала прежде. Просьба, а не повеление или приказ. Он просил её, да ещё с таким видом, словно боялся быть отвергнутым. Словно она могла отвернуться от него!       Дабы убедить его в том, что этого никогда не произойдёт, Амариэ опустилась на колени перед стулом, на который он устроился.       — Учитель... что случилось с тобой? – голос дрожал. Столько хотелось сказать, пасть на колени, прижаться к ногам его, за руку взять... но она не позволила себе такой дерзости. Только вопрос, который повис, посреди заполненного роскошью зала.       — Скажи, Амариэ, – спросил Манвэ с грустной, разрывающей сердце улыбкой. – Как ты думаешь, я... живой? Ведь живой, да?       — Что за... вопрос? – вспыхнула эльфийка, едва не употребив неподобающее слово в отношении Изначального. – Конечно! Ты получил бытие из рук самого Илуватара. Светлейший и прекраснейший из всех айнур, что когда-либо были или будут в Эа!       В запале чувств, золотоволосая по ошибке наградила Учителя не причитавшимся ему титулом. При этом нагло наплевав на возможное неудовольствие Варды, которой наверняка не понравилось бы, что кого-то кроме неё называют «светлейшим» и «прекраснейшим». Впрочем, сейчас Амариэ было плевать. Ведь она с радостью отдала бы жизнь, лишь бы вновь увидеть улыбку на его лице. Но Манвэ не улыбался и чудилось ей, что в этот раз ей не удастся развеселить его похвалами и песнями, как обычно.       — Ты живой! – не зная, что ещё сказать или сделать, девушка в отчаянии простёрла к нему руки в молитвенном жесте. – Живой.       — Что-то не похоже, – сняв кинжал с пояса, Сулимо чиркнул остриём по коже ладони, рассекая её. – Посмотри, кровь не идёт.       Ужас охватил Амариэ, но не отсутствие алой влаги было тому причиной. Нет, она была образованной ваниарской леди и знала, что тела Изначальных и Сотворённых отличаются от, которые Эру даровал Воплощённым. Что они не плоть, а скорее одежды духа. Платье, что является часть образа, оставаясь при этом лишь внешней оболочкой, которую легко можно сбросить или сменить, если она износится или прохудится. А если она знала это, то Манвэ и подавно не мог не знать. И всё же он только что разрезал свою руку ножом. Это было ужасно. Акт добровольного членовредительства был чем-то противоестественным и чуждым всему здесь, в Амане.       — Нет! Не надо! – забыв о робости, эльфийка вскочила на ноги, вырвав из пальцев Короля Мира кинжал. О, как давно она не касалась этих белых, гладких, благоухающих рук!Мгновение блаженства, пусть и омрачённого страхом и непониманием, придало Амариэ сил и она всё-таки сумела высвободить филигранную рукоять их его унизанных перстнями пальцев.       Поражённый силой внезапного бунта, Манвэ на мгновение даже вышел из задумчивости, посмотрев на неё почти прежним, учительским взглядом. Кривая усмешка, совершенно не похожая на обычную, благожелательно-светлую улыбку искривила его губы.       — Успокойся. Мне даже не больно, – пояснил он, протянув Амариэ руку раскрытой ладонью вперёд. – Я ничего не чувствую. Знаю, что фана повреждена, но ничего не чувствую. Разве я жив после этого? Как можно называть жизнью это существование?       Застыв перед Изначальным с кинжалом в руках Амари вдруг почувствовала себя очень глупо. Не зная, что делать дальше и как вести себя в такой ситуации она застыла на несколько секунд, а затем – не придумав ничего лучше – повторила его жест. Лезвие рассекло кожу с лёгкостью, но девушка даже не поморщилась, стерпев короткую и острую боль. Это было её первым ранением.       — Вот! Я тоже ничего не чувствую. Наверное просто лезвие слишком острое, – солгала она, показав Манвэ свою руку. Но, разумеется, это не сработало. Предательские капли крови уже начали набухать по краям разреза, показывая разницу между ними.       — Не нужно ранить себя. Не нужно причинять себе боль. Не нужно повторять за мной всё, что я делаю! – неожиданно воскликнул Изначальный, отдёрнувшись. Вид крови заставил его содрогнуться, явно напомнив о чём-то ужасном, из прошлого...       — Ты указываешь, а я следую, Учитель, – отложив кинжал и спрятав руку за спину, Амариэ вновь опустилась на колени. Выказала покорность, но прощения не попросила. Ведь сделанное было своеобразным способом заставить Короля Мира очнуться. Оставалось надеяться, что он не прочтёт в её разуме обличительную мысль: «Что, не нравится? А мне каково видеть тебя таким?!».       — Я плохой учитель, Амариэ... – тяжело вздохнув Манвэ поднялся, пройдясь по комнате. – Я даже своего брата не смог спасти.       — Это всё он! – воскликнула девушка, узрев корень всех зол. – Это всё его колдовство! Ложь Чёрного Врага затмила...       — О, прекращай, – чуть раздражённо обернулся к ней лучезарный. – Мой брат тут совсем не причём. Это были и не его слова.       — А чьи же тогда? – сказанное заставило золотоволосую растеряться. Кто ещё, если не враг мог причинить вред Веятелю?       — Ирмо, – последовал короткий, не несущий никаких объяснений ответ.       — Целителя? Да что он о себе..? – начала было Амариэ, но поймав тень неодобрения во взгляде сразу сникла. – Простите меня!       — Ты не понимаешь... это я должен просить у тебя прощения... – сказав так, Манвэ сделал нечто невероятное. Он подошёл к ней, обнял за плечи, поставил на ноги и... сам опустился перед ней на колени. Он – Король Мира. Вала перед эльфийкой.       После этого он рассказал ей всё.