Sài wēng shī mǎ

Назад он вернулся в гневе. В бешенстве. В ярости. В полной растерянности… Первым порывом было спуститься в подземелья, найти самую дальнюю камеру, ворваться в неё вихрем тёмной энергии и сжать горло находившегося там пленника достаточно сильно, чтобы услышать хруст. Хотелось кричать, в очередной раз спрашивая «Чем он заслужил эти годы издевательств?!» Хотелось смеяться, рассказывая о том, что в другом мире эта тварь не просто совладала со своим мерзким характером, но ещё и добровольно легла под своего Ученика. Что носится возле него, словно курица наседка, обрабатывает его раны, передаёт духовную энергию, целует и гладит лицо кончиками пальцев… - А-А-АРХ!!!! – Ло Бинхэ швыряет в стену первое, что подвернулось ему под руку и, кажется, это стол. Тот с грохотом разбивается, роняет за собой резной стеллаж, с которого осыпается изысканная посуда, становится множеством осколков. Он не хочет сейчас видеть это лицо. В памяти всё ещё свежо другое воспоминание – обеспокоенный взгляд, искренняя забота и нежность, тёплая усмешка, подобную которой он даже близко не видел. Любовь во взгляде… Та искренняя, неподдельная любовь, которой он не лицезрел ни от одной из своих многочисленных жён… Обожание, влюблённость, очарованность, страсть – да, но такое глубокое чувство… Он помнит любовь подобной силы только лишь от своей матери, в таком далёком детстве, но это… всё же нечто совершенно иное. Чувство совершенно иного сорта. Льющееся из груди «чужого» Шэнь Цинцю, оно, кажется, прожгло зияющую дыру в его собственной. Пойти в подземелье и снова ощутить презрение, которое он получал годами? Несломленная едкая гордость того, кто сейчас находится в нескольких ли под землёй, совсем не то, что Ло Бинхэ сейчас желает получить. В стену летит что-то ещё, раздаётся грохот и дребезг фарфора, в отдалении за стенами слышатся полные страха возгласы, но ему плевать. Ло Бинхэ видел страх в чужих глазах множество раз. Он знает, как страх выглядит, как ощущается дрожащая ци, как разливается в воздухе его пьянящий, но омерзительный запах. Он знает вкус и аромат страсти, которая доступна по щелчку пальцев. В этом мире, кажется, нет никого, кто не захотел бы Ло Бинхэ в ответ, только пожелай. Звон бесчисленного количества денег, драгоценных металлов и духовных камней, всё это давно не ново. Чувства сворачиваются внутри в мерзкий ком, снова подступают кровью к горлу, заставляя сжимать кулаки так сильно, что короткие ногти ранят кожу, а рука начинает ощутимо сильнее ныть. Верно… У него ведь сломана рука… Адреналин уступает место опустошению и боли. Сколько бы он ни делал вид, что перестал что-либо ощущать, это никогда не было правдой. Он лишь научился терпеть, демонстрируя своё превосходство над человеческой природой. Ему всё ещё было больно. Это ничтожество, носящее то же имя, сейчас уведут в бамбуковую хижину, будут холить и лелеять, залечивать раны, гладить по волосам и журить, что не уберёг себя. О нём будут заботиться и окутывать нежностью, а после, наверняка, позволят заняться любовью, чтобы этот щенок не ощущал себя несчастным и обделённым. Сам того не осознавая, в пылу гнева и одиночества, Ло Бинхэ лишь оказал своей слабой и глупой версии большую услугу. Теперь, понимая это, он чувствует себя ещё более паршиво. Его будут любить и успокаивать, лечить и считать самым большим сокровищем в своей жизни, в то время как настоящий Ло Бинхэ стоит здесь, один, в крови. Один. Он мог позвать сюда хоть тысячу лекарей, но разве будут они обрабатывать раны с той же нежностью, что он испытал всего днём ранее? Он мог позвать к себе хоть всех жён и наложниц разом, но разве их взгляды, даже вместе взятые, будут хоть немного так же полны любви, как глаза «чужого» Шэнь Цинцю? Почему, почему он ощутил подобное тепло именно от этого человека? Почему увидел такую любовь именно в этих ненавистных глазах?! Лучше бы он и не ощущал этого вовсе! Не понимал бы насколько пуста и убога его жизнь, что во всём блеске и великолепии своего правления, он не получил и крупицы того, что подвластно этому дураку, что даже меч не смог подчинить своему сознанию! Очередной всплеск горечи и гнева приходится на стойку с оружием. Мечи с жалобным звоном осыпаются на пол. В отблеске света Ло Бинхэ замечает собственное отражение, понимая, что уже многие годы не видел себя таким жалким. От этого вида становится противно, рука сама собой тянется содрать ненавистные белые одежды пика, однако в глазах снова встаёт этот образ - Учитель, который так старательно держит себя гордо, но продолжает проявлять заботу. Бинхэ опускает пальцы, невесело усмехается и сам для себя отмечает, насколько всё же этот человек лицемерен. Он не способен даже самому себе открыто признаться в том, насколько глубоко полюбил это ничтожество. Юлит, обманывается, отрицает настоящую силу чувств для всех, включая себя самого. Бин-гэ и сам мог бы этим обмануться, если бы не лицезрел целую ночь весь тот ворох воспоминаний, что всколыхнул во сне «Учителя». Воспоминаний, пожалуй, было действительно много, даже у самого Ло Бинхэ, достойного мастера снов, было ощущение, словно он прочитал за ночь чрезвычайно спутанный роман. Но… кое-что сразу было очевидно. Этот человек… Он всегда пытался казаться кем-то другим, словно боялся, что его уличат в искренности. Когда-то, ещё несколько лет назад, Ло Бинхэ так же пытался влезть в разум местного Шэнь Цинцю, раскусить его, найти самые болезненные точки. И в прошлом тот всегда имел обыкновение выделываться, вести себя двулично и лицемерно, но этот «Учитель», кажется, превосходил сам себя, до последнего отрицая очевидное. - Что, просто признаться в любви ко мне так гадко?.. – сложно сдержать мимолётный мстительный порыв выискать свою глупую версию и уколоть этим – для того наверняка это не новость. Почему-то, от этого становится лишь ещё более мерзко. То, как этот щенок готов был в ногах стелиться у Шэнь Цинцю, в самом деле вызывало лёгкую тошноту, но также не озвученный вопрос «Что я сделал не так?..» Где он оступился, что в этом мире получил только лишь издёвки? Тот, «чужой» Шэнь Цинцю жертвовал ради щенка столько раз – жизнью, репутацией, честью… Казалось, он готов был положить на алтарь жизни Ло Бинхэ всё, что только имел, но почему? ПОЧЕМУ?! За какие такие заслуги? Он что, мало стелился перед Шэнь Цинцю во времена своего ученичества? Мало ему прислуживал? Недостаточно уважал? Неочевидно обожал? Что, чёрт возьми, он сделал не так, что вместо нежного возлюбленного, или, по крайней мере понимающего Учителя, заполучил только лишь язвительную тварь?! А если даже проблема и не в нём, то тем более, почему? Что в их мире пошло не так, что внезапно, такой омерзительный человек как Шэнь Цинцю смог искренне и безвозвратно полюбить своего ученика? Что? Что? Что… Всё больше кажется, что мысли кружатся не в голове, а в груди, тяжёлые и колкие, но вместе с тем пустые. Они путаются, смешиваются, топчутся на месте и ходят по кругу, словно каша из снов Шэнь Цинцю до сих пор кружила его собственную голову. Ему было плохо. Действительно плохо. Физически и морально, Ло Бинхэ ощущал себя просто отвратительно, как не ощущал многие годы. Несмотря на это, он медленно выдохнул, взял себя в руки и направился к лекарю. Тратить силы на самостоятельное восстановление не было никакого желания. За долгие годы своей жизни, Ло Бинхэ прекрасно научился, что нельзя терять контроль над собой надолго. Нельзя жалеть себя, терять голову от боли и позволять себе ту слабость, что могут позволить другие. Однако сейчас ему хотелось простого человеческого тепла, пусть даже это будет всего лишь проплаченный, дрожащий в страхе лекарь и очарованная его внешностью и властью наложница. Он не имеет права вести себя как тряпка. Даже если очень больно, никто ничего не узнает.