Manslaughter: Berserk

***

      Борисон и слова сказать не успела, как Ормсон взял в руку кошелек и вышел из машины. Оставив ключи, вещи и свои жалкие кассеты внутри. «Опрометчиво», — говорил рассудок. Но сердце в какой-то степени даже надеялось на то, что болван в маске решиться на кражу. Угонит машину, оставив Волку причину написать заявление в полицию. Найти его, пусть и не самостоятельно. Но оно тоже чего-то боялось. «Сбежит ли?»       Девичье сердце горело тем же вопросом. Разум просил побега, но что-то держало Цвию на месте. Что-то большее, чем простой хот-дог с горчицей. «Какая глупая причина», — просто поговорить. Она ему психолог что ли?       Тонкие темные брови нахмурили лоб, и уставшая рука потянулась за рюкзаком Дьяра. Берсерк включила лампочку в салоне и вытянула сумку. Мысль о том, как она была близка к победе, вновь обожгла голову. Пальцы раздраженно остановили радио. Хотелось тишины, но как только она наступила, стало ясно, что и это было ложью. Ей не хотелось ничего.       В окнах круглосуточного магазинчика мелькал силуэт знакомого и от того было тяжелее. Что-то странное назревало на дне живота, но было противнее обычных бабочек. Это было скорее похоже на рой пчел, что жалили, кололи внутренности. Оставаться в машине выходило с трудом. «Но он хотел со мной поговорить», — единственная, пусть и сомнительная, причина, чтобы не уходить.       «Обычно, такое не кончается чем-то приятным», — размышляла Борисон. После подобных просьб в глупых голливудских фильмах совершались самые жуткие преступления. Или, что еще хуже, серьезные разговоры. «И о чем это он хотел бы рассказать? Может, реально убил кого...?»       На всякий случай Цвия обернулась назад, да бегло оглядела задние сидения на наличие бит, веревок или еще чего опаснее. Перцовый баллончик же Ульвар откуда-то взял. Голубые глаза рассматривали салон без серьезности, с улыбкой в глазах, но вдруг наткнулись на кассету. Одиноко брошенную пару часов назад на задние сидения и, кажется, навеки забытую. «Навеки», до следующей уборки.       Ормсон все еще ковырялся у стенда с напитками, а потому Цвия и потянулась за загадочной находкой. Недолго повертев «Дубль 4» в руках, Борисон вставила кассету в проигрыватель и нажала на кнопку воспроизведения. Колонки снова задребезжали тихим гитарным боем.       Угадать мелодию труда не составило. Звук был не самым лучшим, шипел и воспроизводился словно «из-под воды». Звучало так, будто песня была записана на плохой диктофон сотового, но то лишь добавляло какого-то антуража. И когда стоило бы начаться словам, они-таки начались. Ужасно знакомый мужской голос тихо запел!       Первым порывом стало расхохотаться, но почему-то Берсерк ограничилась обычным удивлением. Пел-то Ормсон. Да и что пел, самую ванильную на свете чушь —Creep. Хотя, признаться честно, делал он это неплохо. От странного ощущения, будто она влезла в чужую голову, Цвия даже едва заметно покраснела. А на сухих губах растянулась слабая робкая улыбка. «Какой же он все-таки балбес», — голубые глаза опять нашли силуэт приятеля в круглосуточном. «А я дура», — радость сошла с лица так же быстро, как и появилась.       Девушка была готова признать, что поступила с тем, кто того совсем не заслуживал, слишком грубо, но не считала сказанного ошибкой. Чем ближе к ней подступался Ормсон, тем глупее и опрометчивее она становилась сама. И чем это будет кончатся, она уже узнала. «Ишак свинье не товарищ, или как там эта придурковатая фраза?» — нахмурилась Цвия.       Не силясь слушать истерзания динамиков и дальше, Борисон нажала на очередную кнопку и магнитофон «выплюнул» кассету. Стало ясно, почему Ульвар не хотел, чтобы она это слушала, но не ясно, зачем он тогда вообще это записывал.       Думать над этим сейчас совсем на хотелось, а потому девушка распахнула чужой бардачок и замерла. «Ему ведь она все равно не нужна», — странная, глупая, даже идиотская, мысль застлала девичьи глаза. Но Ормсон уже приближался к машине, а потому Цвия и поспешила скорее спрятать его странный секрет.       Борисон помогла открыть парню дверь и тот протянул ей два хот-дога. В его другой руке было столько же, и пакет с другими продуктами. Немного покопавшись, Ульвар уселся на водительском месте, а затем отдал покупки девушке. Лишь взял напоследок одну баночку содовой.       — Остальное тебе. Подгон.       Берсерк странно покосилась на приятеля, озадаченная очень сомнительным поступком. Наверное, нужно было что-то сказать, но стало вдруг как-то неловко. Да какое там «как-то». Какого вообще черта он делает? И что это за подачки?       — Зачем? — «Потешается? Как дворовую собаку решил подкармливать?»       — Не знаю, на что тебе были нужны деньги на самом деле, но, кажется, немного продуктов лишним не будет, — Ульвар открыл банку газировки, стараясь не оборачиваться на Берсерка. Проявление заботы, которое ему было знакомо с детства — деньги. Проявление заботы, что казалось чуждым и оскорбительным для девушки — «подачки». — За сегодня?       Волк поднял первый тост. И лишь благодаря тому, что в его глазах Борисон так и не нашла насмешки, промолчала, решив разобраться с этим после. Хмуро оглядела содержимое пакета и неуверенно проглотила подкативший к горлу ком стыда. Чувствовала она себя сейчас едва ли лучше, чем в доме Карсона с бутылкой виски в руках. Дорогое мясо, крупы, бутылка молока и яйца. И среди всего этого — парочка банок дешевых газировок на выбор.       Шелестя пакетом, Берсерк вытянула наружу спрайт и тихо пшикнула язычком. Подняла напиток выше и слабо чокнулась с приятелем.       — За последнюю встречу.       Не отводя голубых глаз от серых, девушка приподняла низ маски, оголяя обляпанный в плешивых кровавых разводах подбородок, и сделала короткий глоток холодного напитка. Ормсон повторил за ней, вот только гляделки закончил первым. Затем в ход пошли те самые хот-доги. Горячие, сочные, вкусные, но отчего-то такие… другие.       — И о чем ты хотел рассказать? — прожевав первый укус до конца, спросила Цвия.       Ульвар отозвался тихой усмешкой. Так, словно только сейчас вспомнил о своей просьбе. Так, словно не думал все это время о том, как начнет этот странный разговор с приятелем.       Парень довольно быстро нашел свой бумажник и вытянул оттуда уже знакомую фотографию. Все тот же светловолосый парень, все те же заломы. Ормсон протянул сверток, и девушка его послушно приняла.       — Можешь открыть полностью. Если хочешь, — сказал, а затем снова отвернулся да взял в руку жестяную банку.       Поддев пальцами слой плотной, но потрепанной фотобумаги, Цвия аккуратно развернула изображение и неловко поджала губы. Четверо парней. Знакомый незнакомец, обнимающий двух шатенов, одним из которых был Ормсон, а рядом другой его приятель. Флок. Парня посередине закрывала паутина трещин, хотя разглядеть его лицо труда не составило.       — Твои друзья? — тихо пробормотала девушка.       — Братья, — поправил ее Ормсон.              Честно говоря, Борисон было все равно на людей с фотографии. В основном ее взгляд приковывала славная, до одури счастливая улыбка Волка. Он выглядел по-детски довольным и таким невинным. А сейчас его серые глаза казались даже серьезными. Ульвар был похож на старика с чуждым ему молодым лицом.       — Чуть больше двух лет назад один парень из нашей команды тоже начал ходить в этот клуб, — неожиданно продолжил он. — Тот, что надо мной, — голос неловко дрогнул, и Ормсон поспешил прочистить горло кашлем. А Цвия не смела перебивать. — Первое время он тоже ходил таким же, ну, разукрашенным. Как я сейчас. Как ты, — серые глаза коротко прищурились в неуловимой улыбке, а затем тут же вернулись к печальной ностальгии. — А потом он стал каким-то… уверенным в себе. Живым. Я даже завидовать ему начал. Много девчонок, много друзей. Его сделали капитаном команды.       На грязном лице появилась усмешка. Было забавно слышать о том, чему может завидовать тот, которому, кажется, не на что жаловаться. «Капитан баскетбольной команды? — Мило».       — Мы решили это дело отпраздновать. Пили, веселились. Кто-то принес порошок, — с самого начала откровение Ульвара предвещало что-то грустное. «Сторчался», — знакомая история. Печальная, но привычная. Как минимум Цвие.       Ормсон сделал короткий вздох. Настолько быстрый и незаметный, что Борисон и не нашла бы в нем ничего необычного, если бы не фраза после:       — На утро его нашли в подворотне с разбитой головой.       Вдали жужжали машины, играла музыка, а заправка переливалась яркими светодиодными огнями. Но в салоне — тихо. Гробовая тишина была настолько внезапной, что по началу могло показаться, будто у девушки лопнули барабанные перепонки.       Заметив это молчание, Ульвар поспешил продолжить. Чтобы не вынуждать приятеля говорить какие-нибудь неуместные фразы, вроде тех, что обычно говорят невнимательные слушатели своим искренним друзьям.       — Его смерть посчитали несчастным случаем и просто забыли. Полиция отказывалась проводить какие-то глубокие расследования, ведь подобное не было редкостью. Но мне всегда казалось это странным. То, что такой как он мог вот так глупо погибнуть.       — Думаешь, ему помогли?       — Сегодня на тебя хотело напасть четверо придурков из Асгарда. Поэтому да, думаю, — голос Ормсона зазвучал уверенно и непоколебимо. Даже спорить не хотелось. А после короткого вздоха, он вновь отвернулся и тихо продолжил раскаяния. — Раньше я всегда боялся попробовать. Боялся всего того… в чем живешь ты.       — А сейчас?       — А сейчас не боюсь. Но я оказался слишком слабым. Отец мне всегда об этом твердил, а я, как тупой баран, ему не верил.       Ульвар тихо рассмеялся и вдруг продолжил есть. А старая фотография с четырьмя аккуратными подписями в верхнем правом углу, так и осталась в девичьих пальцах. Как и жалкое чувство вины.       — Не такой уж ты и слабый, Ульвар. Конечно, придурок тот еще, но ты хороший. А это намного круче, чем кулаки, как у Дятла, или захваты Кабана. Такому не научиться, — крутя в руках сочную булку, пробормотала девушка. Возможно, намного мягче, чем следовало. Возможно, слишком честно, чем хотелось изначально.       Парень нахмурился и опустил голову. А по спине побежали мурашки. Слышать подобное тяжелее, чем «нам лучше поодиночке». И тяжелее, чем сдерживать бесконечные глупые мысли о невысоком пацаненке со странной маской на лице.       — Это Флок, да? — пытаясь отвлечься, спросила Берсерк, продолжая глазеть на фотографию. Волк был благодарен за смену темы.       — Ага. А это мой брат, Лундвар, — указав на парня посередине, прожевал Ормсон. — А это Ивар. Ивар Рагнарсон. Мой лучший друг.       К сожалению, это имя Цвия слышала впервые. Да и застать бы симпатичного парня в Асгарде не успела бы, сама только полгода назад о клубе узнала, а тут речь о годах. Она молча отдала фотографию обратно ее законному владельцу, на мгновение задевая чужие горячие пальцы, а затем продолжила ужинать. Ульвар последовал ее примеру.       Стало как-то странно. По-новому странно. Смотреть на мало знакомого человека, зная, что у него в голове, вообще, очень необычно, но глядеть в глаза приятеля, не зная о нем совершенно ничего, еще необычнее.       — То, что о тебе болтают в Асгарде, правда? — попытался коснуться души «Берсерка» Волк. Сочная мякоть встала комом в горле, но Цвия сумела ее проглотить, пусть и с трудом.       — Почему спрашиваешь?       — Потому что не верю.       Борисон глухо хмыкнула, опуская глаза на собственные колени, а затем, боясь, что Ульвар воспримет ее улыбку неправильно, отвернулась. В груди все сжалось, да так ловко, что дыхание сперло. Стало приятно, до глупого. От одного простого предложения. Фразы. «Не верю».       — Один парень пронес с собой на песок кастет. Это было запрещено правилами, Ульф не сразу его заметил, — парень неожиданно протянул руку, задирая мизинцем, занятой хот-догом ладони, свой рукав. На тощем предплечье показался кривой рваный шов. Заживший, но похожий на какую-то крутую татуировку. — Не знаю, на что был зол тот мудак, но почему-то драке со мной он обрадовался невероятно. Я пытался махаться, как умел. Однако не тяжело догадаться, что проиграл ему быстро, — Берсерк пожал плечами и спрятал шрам. Говорить о том было несложно. — Харальд очень разозлился тогда. А Ульф узнал, что именно этот уебок и был «крысой», торгующей палеными колесами в Асгарде. В тот же вечер его и заложили. Ребята, не я, но почему-то все вдруг решили иначе.       — И почему ты не рассказал всем правду?       — Зачем? У меня все равно репутация была не ахти, а так хоть парням помог. Они мне всегда помогали, вот и мой черед настал.       Девушка повела плечами. Бинты немного ослабли. Или же это она расслабилась. Но стало почему-то и правда легче.       — Об этом знали только мы втроем. Так что ты будешь четвертым.       Серые глаза слабо сощурились, и парень улыбнулся Берсерку. А балбес в маске — ему. И ухмылка эта была, наверное, самой искренней из всех, что за последнее время встречались в жизни Ульвару, он это понял по хитрому прищуру голубых глаз, что сковывал все внутри, заставляя вспоминать давно позабытые чувства.       — Знаешь, ты мне очень напоминал Ивара. Наверное, этим сразу и понравился, — хмыкнул Ормсон. — Но сейчас я понимаю, что ты совсем другой.       — Хуже? — криво оскалилась Цвия, приоткрывая шире глаза. Глядя на ее губы Ульвар лишь слабо поджал свои.       — Нет. Просто… другой.       Берсерк. Он был единственным, к кому Ормсон испытывал настолько странные чувства. Хотя, подобные этим не были ему незнакомы, в отношении какого-то пацана из случайной подворотни они казались неправильными. Запретными. «Он ведь парень».       Цвия молча изучала лицо Ульвара, а он — ее. Серые глаза то и дело плавали от щеки к щеке, ото лба к открытому подбородку, безуспешно пытаясь запомнить незнакомца. А девушка просто ждала. Быть может, даже готовилась к тому, что парень снимет с нее маску сам. Быть может, даже поцелует…?       В который раз они думали об одном и том же. Вот только, если в девичьих глазах никаких барьеров и не осталось, Ормсон не мог найти причин для того, чтобы решиться на эту глупость. Опрометчиво податься ближе? Чтобы что? Чтобы ему прилетело по лицу? Чтобы услышать унизительное «гей!»? Чтобы сломать все предыдущие глупые попытки исправиться в чужих глазах и окончательно потерять его? Они были слишком далеки друг от друга, чтобы довериться в этом.       И Борисон увидела чужие сомнения и не стала их игнорировать. Слабо улыбнулась, да сделала первый шаг сама. Наклонилась, потянулась ближе, и все свои страхи Волк в ту же секунду отмел прочь. Никаких выдуманных им же самим барьеров не осталось. Цвия протянула расслабленную ладонь, а Ульвар наклонился к ней ближе. «Липкие? Со вкусом кетчупа и крови? Горячие или же наоборот холодные?» — парень за секунду перебрал в голове с десяток вариантов того, какими же окажутся чужие губы на вкус. А девушка лишь слабо дернула приятеля за короткую прядь волос у лица. После — тихо усмехнулась и уселась обратно.       — Как ты умудрился испачкать в кетчупе челку?       На мужском лице застыло немое изумление. А затем губы медленно, словно замерзшие, растянулись в тупую улыбку и Ормсон выдавил из себя короткий неискренний смех.       — Не знаю.       — Дурак.       Берсерк тихо рассмеялась, а вот Ульвар наконец промолчал. Он бы сейчас подобрал себе словечко куда покрасноречивее. «Я сейчас что собирался сделать?» — дрожало волчье сердце.       Доев по второму хот-догу, только уже в еще более неловкой атмосфере, пришла пора прощаться. За глупыми беседами настроение стало получше, но все, что осталось, — добрая печаль. Вторая и последняя встреча вышла хорошей. Но будет лучше, если она действительно станет последней. Как для Ормсона, так и для Борисон. Во всяком случае, так считала Цвия.       — Спасибо, — тонкие пальцы коснулись мятых ручек белого шелестящего пакета, как чего-то чужого.       — Пустяк, — вздохнул Ульвар. — Удачи тебе.       — И тебе, Ормсон, — усмехнулась девушка. Ее хитрая улыбка вдруг потеплела, а голос стал серьезнее. — Спроси про Ивара у Ульфа или Харальда. Вдруг они что знают, — а затем еще ниже: — Но, если вдруг что найдешь, один не суйся.       — Может тогда дашь свой номер? На случай, если вдруг что-то найду, — влажные подушечки пальцев неловко прошлись по кожаному рулю.       — Пока, Ульвар, — мягкий отказ.       Берсерк открыла дверь и, взяв все свои сумки, вышла на улицу. Свежий холодный и такой колючий порыв ветра ударил по довольному лицу и на душе стало как-то скверно.       — Погоди! — короткий, но на удивление радостный голос.       Цвия помедлила, обернулась. Возможно даже понадеялась, что сегодняшнее приключение еще не закончится, но, увидев парня, замерла. Как и появлявшаяся на лице улыбка.       Ормсон держал в руке три сотни с довольной лыбой на лице. Мятые, потертые. Те самые?       — Ты на них сидел, балбес!

***

             Старые белые кроссовки с мелкой дробью кровавых точек топтали пыльный асфальт. На ссутуленных плечах полупустой рюкзак с забытой Ульваром баскетбольной формой внутри. В одном кулаке пакет с продуктами, а в другом — влажная грязная маска. Темные растрепанные волосы волновались по ветру, что то и дело обнимал задумчивую девушку со спины. Было холодно и грустно, несмотря на то, что, казалось бы, все наладилось. Деньги нашлись, все хорошо, вот только…       Ульвар протянул три купюры. Каждая по сотне. А Харальд давал едва ли не мелочью. Но в момент «находки» в глазах Ормсона было столько радости. Притворной, пытавшейся убедить девушку в том, что все хорошо, что она просто взяла деньги с улыбкой. И ушла.       «Дура, какая же я дура», — все никак не могла успокоиться Борисон. А все из-за чего? Из-за глупой попытки подыграть. Она видела, как сильно хотел исправиться в ее глазах Ульвар, и он, конечно же, знал, что врет. Но так надеялся на то, что ему поверят, что Берсерк и сделала вид, будто она… «Просто идиотка!» — чувство долга Карсону не шло ни в какое сравнение с тем камнем обязанности Ормсону за помощь, какой свалился на ее душу этим вечером. «А он — дурак последний», — никакой другой причины так стелиться перед незнакомцем она не видела. Кажется, Волк был просто идиотом, любившим боль, вот и все.       Добравшись до «родного» пансионата, Цвия бесполезно попыталась открыть входную парадную дверь и ожидаемо потерпела неудачу. Грузно вздохнула и поплелась дальше, к самому углу дома. Тело болело после долгого и слишком тяжелого дня, но девушка нашла в себе остаток сил для того, чтобы взобраться на ржавый покосившийся забор и постучать в окно первого этажа.       Поначалу ответа не было ни в первую, ни во вторую минуту безуспешных попыток поднять створку. Колени дрожали, как и руки, а шелестящий пакет весом, как будто с тонну, не помогал ситуации от слова совсем. Но затем во мраке комнаты что-то наконец зашевелилось. К окну подошла сонная женщина лет тридцати со странным пучком на голове и недовольным лицом. Одним резким движением Арнгуд открыла створку, впуская в комнату охапку холодного воздуха и уставшую пыльную соседку.       — В последний раз, Борисон, — строго заявила тихим шепотом рыжеволосая, втягивая ее за шкирку внутрь, как дворовую кошку.       — Клянусь, — уже знакомое «приветствие», повторяющееся из раза в раз.       Девушка вползла в комнату и едва ли не свалилась со стола. Рюкзак тут же слетел с хрупких подрагивающих плеч, а пакет с продуктами ловко впечатался в облаченную облезлым махровым халатом грудь старшей соседки по комнате.       — Я в душ, — прокряхтела, едва ли не хныкая, Цвия.       — После полуночи запрещено. И что это? — злость сменило непонимание.       — Я тихо.       Арнгуд закатила свой единственный здоровый глаз, а затем устало вздохнула да поплелась к холодильнику. Берсерк же взяла из небольшой пошарпанной тумбочки немного одежды, мыльно-рыльных принадлежностей и поторопилась в ванную комнату.

***

      Дорогой, но повидавший приключений автомобиль подъехал к гаражу, а затем остановился. Парень заглушил шумный мотор и вышел из машины. Забрал с заднего сидения собственный рюкзак и, закрыв тачку, Ульвар вошел в дом. Внутри было тепло и мрачно. Из гостиной доносились тихие расслабленные голоса и аппетитный запах горячих ребрышек барбекю. Приглушенные блики огня скакали по бардовым стенам, дорогим вазам, репродукциям произведений искусств на стенах. Пахло цитрусовыми женскими духами и горьким коньяком.       Ормсон, наступая на собственные пятки, сбросил кроссовки и сразу же потянулся за своими тапками. Но их не оказалось на своем месте. Брови нахмурили лоб, и парень сразу же понял, что к чему. От подобных выходок отца Волк, порядком, подустал, а потому и не стал устраивать разборок и просто надел другие, гостевые. Подешевле, похолоднее, но они уже больше походили на его собственные.       Бархатный смех облизал уши своей мягкостью и фальшью. Такой хохот никогда не услышать в стенах Асгарда, где люди гогочут искренне, надрывая глотки и брызжа слюной. Теперь слышать его было в тягость, а потому Ульвар и поспешил убраться в свою комнату. К сожалению, для того придется пройти мимо гостей — черт бы побрал проектировщиков этого глупого здания.       — А вот и он! Ульвар, присядешь? — как будто и не слышал хлопка входной двери, удивился отец парня. На нем больше не было строго выглаженного костюма. Дорогой халат с вышитыми золотыми нитками инициалами, домашняя пижама, хмельной румянец. И жадность в глазах.       Стоило ему только поднять на лицо собственного сына глаза, он тут же замер. Очередные синяки да раны. Ульвар начинал все больше походить на хулигана. Обычного беспризорника. Но президент «Лойолы» поспешил нацепить на лицо улыбку поувереннее.       — Вижу, сегодняшняя тренировка по боксу прошла хорошо! Посмотри, кто сегодня к нам пришел, — «По какому, к черту, боксу, пап?» — с презрением сморщился «боксер».       Мужчина обвел рукой комнату, показывая всего лишь двух людей: какого-то очередного влиятельного знакомого и его не самую красивую дочь. Серые глаза даже не обратили внимания на старика, а сразу оценивающе проскользили по телу незнакомки. Аккуратный макияж, тонкие брови и пухлые губы. Круглое лицо, запудренное до состояния покойника, хотя кожа и была покрыта чересчур темным автозагаром. Карие глаза, русые распущенные волосы.       Взгляд опустился еще ниже, цепляя откровенный, но в то же время словно скромный разрез пышной груди на леопардовой блузке. Тонкая талия была едва ли прикрыта широким ремнем на джинсах с низкой посадкой. А на ногах — его тапки.       — Фриггсоны, я про них рассказывал, помнишь?       — Нет.       Коротко, глухо и неожиданно. Ульвар не стал задерживаться в гостиной и сразу же метнулся к лестнице. Он не был грубияном, просто сейчас… настроение никчемное, да и мысли совсем не здесь. Не в этой комнате, не об этих людях.       Цепляясь за лакированные поручни, Ормсон поднялся на второй этаж и, пройдя длинный коридор, добрался до собственной спальни. Ладонь хлопнула по выключателю на стене, а пыльный рюкзак улетел куда-то под рабочий стол. Волк запер за собой дверь и, коротко вздохнув, стянул с уставших плеч потную футболку. На груди показалась свежая бурая отметина. «Будет синяк», — хмыкнул про себя парень, направляясь в ванную.       Вслед за чужой майкой, Ульвар снял с себя и настолько же чужие штаны — вероятно, единственный оставшийся ему от Берсерка сувенир на память. Неосознанный обмен одеждой почему-то веселил. Ормсон запер дверь и в ванную, а затем снял с себя всю остальную одежду. Она небрежным комом полетела в корзину для грязного белья, предварительно разбиваясь о стену, и Волк вошел в душевую кабинку.       Теплые струи воды зашипели из лейки над мужской макушкой. Волосы скоро намокли, спадая на хмурое лицо жидкими прядями, и Ульвар закрыл глаза, позволяя телу расслабиться. «Ну и день», — хотелось поскорее забыть последние пару часов и вместе с тем высечь их на внутренней стороне век так, чтобы была возможность вспоминать их каждую секунду. Но драки ли хотел вспоминать Ормсон?       Берсерк. До чего же странный тип. Слишком феминный для натурала, слишком мужественный для гея. Пахнет девчонкой, но ведет себя как самый настоящий придурок. Всегда где-то поблизости и в то же время — нигде. «Удивительно, как еще жив, с такими-то приключениями», — было до абсурдного обидно.       Опрокинул Ормсона, как мешающий балласт. «Попробовал» как друга, и не понравилось. «Ормсон, гандон…» — «А сам не лучше», — злость сковывала тело. Брови хмурились все сильнее, а поясница неожиданно заныла слабой неприятной покалывающей болью. Свежая сомнительная рана защипала от контакта с водой, напоминая о себе. Дробовик, кирпич, окно. И этот болван.       С уст слетел смешок. Ульвара забавляла мысль о том, что сейчас, где-то там в десятках километрах от него какой-то придурок морщится от похожей боли. «Вот только задница, наверное, жжется неприятнее», — не сдержался, улыбнулся, а затем представил. Зачем?       Поморщился, будто его мог кто-то видеть, будто мог знать, что прямо сейчас этот здоровый и адекватный на вид парень думал о своем голом знакомом.       — Фу, — осмелился пробормотать он вслух прежде, чем осознал, что случайно втянул себя в безвыходную ситуацию. В бесконечную череду воспоминаний, самых ярких, пробирающих те участки разума, до каких добираться не должны вовсе.       Гипоталамус. Эта крошечная часть мозга весит не более пяти граммов, а сколько же всего на себя берет. Контроль режимов сна и бодрствования, чувств жажды и голода, управление эмоциями, удовольствием и репродуктивной системой.       Почувствовав, как низ тела точно бинтами перетянуло, парень поспешил открыть глаза, да протереть мокрое красное лицо ладонями. Глаза неверяще уставились на собственное тело так, словно видели его впервые. Его.       «Это, наверное, та девчонка внизу. Случайно вспомнил», — глупая попытка оправдаться. Но делать то было не за чем. Здесь, наедине с самим собой можно ведь ничего не бояться, верно? Кто узнает?       Неловко проглотив странный ком неуверенности, Ормсон еще раз осмотрел свое тело и сдавленно выдохнул. Сегодня был тяжелый день, и он просто устал. А небольшая эмоциональная разрядка не помешает.       Ладонь как-то неуверенно потянулась к неожиданному стояку. Так, словно не к своему.

«...Ты хороший»

      «Боже, ну что я делаю?!» — точно под прицелом сотни заряженных автоматов, Ульвар поднял обе руки выше и моментально нашел для них другую, более правильную задачу — шампунь. Дрожащие пальцы неловко открыли крышку небольшой прозрачной баночки и второпях выдавили себе в ладонь немного молочного геля.       Парень коротко растер средство меж ладоней, а затем недовольно приник пальцами к мокрым прядям. Вспенивал волосы, возможно, на порядок грубее необходимого, да все пытался отвлечься. Пока наконец не успокоился.       «Всякое бывает, да? Я-то не гей, чего мне париться? А с этим и разобраться можно», — звучало разумно. Во всяком случае, достаточно убедительно, чтобы Ормсон позволил себе неспешно смыть с волос пену и наконец осторожно коснуться собственного члена.       Пара плавных движений, и напряженные мужские плечи стали помягче. Ульвар уже давненько не занимался ничем подобным, потому и пожинает плоды своих же ошибок — уже встает на каких-то придурковатых пацанов. «Ну и сформулировал же», — сам себе улыбнулся он, хмурясь собственным мыслям.       Чуть выше вскинув голову, Волк свободной рукой ухватился за металлический держатель для душа на стене и прикрыл свои уставшие за день глаза: так было проще представлять себе женщин. Вторая ладонь уверенно ускорила свой темп, чтобы вернуть едва подавленное ранее возбуждение в свой первоначальный вариант. Но пока с фантазиями было туговато, а в голове, как и хотелось ранее, завис один и тот же образ. Берсерк. Как он облизывает столб, как снимает штаны, его глупые розовые трусы и смущенный рык, скрипучий прокуренный смех и как он бьет по лицу Дятла, тогда, еще в Асгарде. Затем бесполезная драка на парковке и горячие хот-доги. Дебильная попытка поцелуя.       Пока возбуждение вновь не превратилось в бесконечные самоугрызения, Ульвар поспешил выкинуть из головы чужой образ, оставляя его позади. Берсерк — обычный придурок из университета. Прокурыш со второго курса, желающий внимания, и не желающий быть пойманным кем-то вроде Волка. Если уж и боится показать свое лицо, то и черт с ним. Ормсон уже не подросток, чтобы бегать за кем-то вроде неуверенного в себе пацана, скрывающегося за обычной маской.       В раздраженной голове завертелись многочисленные женские образы. Из жизни, из кино, из реклам — Ульвар был слишком избирателен, чтобы суметь найти «достойную» даже для обычных фантазий в какой-то узкой сфере.       Матиса? Брови дрогнули — неудачный пример. Может, те две голые незнакомки из притона, куда они ходили с Берсерком? — Если его цель закончить все, не начиная, то он на правильном пути. Девушка Кальфа? Она хорошенькая, но чужая, такое парня не привлекает. Та, что пришла с приятелем отца? К сожалению, Ульвар ее почти не запомнил, да и не приглянулась она ему.       Девушки с рекламы шин, популярные актрисы, прохожие — в голове вертелся целый калейдоскоп из привлекательных женщин, но все было не тем. Ормсон чувствовал, что сможет достичь оргазма и сам, не прибегая ни к каким образам вовсе, но то было уже неинтересно. Хотелось сделать это как следует. Настолько пошло и низко, насколько это только было возможно. С кем-нибудь, с кем он больше никогда не увидится.       И тогда «жребий» наконец достался той, о ком Ульвар бы подумал в самый последний черед. Если бы только она не напоминала ему Берсерка так сильно.

Четверг. Конференция. Цвия Борисон.

      Губы дрогнули в слабой неосознанной улыбке, а рука с предвкушением хорошего конца замедлилась. Движения стали плавными, тягучими, ожидающими.

***