Гляделки

Заплетаются пальцы в узлы На кровати из белого нечто Мы были вчера безобразны и злы Но сегодня мы нюхаем вечность Ночное время. Тихие шаги и последующий стук разрезают относительную тишину, что с каждым часом нахождения здесь все сильнее давит. Дверь чуть приоткрывается, впуская ночного гостя. Взгляды пересекаются, но никто не решается нарушить молчание. Да и нужно ли? Оба знают, в каком состоянии и положении находятся, и никакие натянутые улыбки и пустые слова поддержки, обещания, не изменят ровным счётом ничего. Какой смысл надеяться на лучшее, пускать пыль друг другу в глаза, когда всё уже прозрачно и понятно – лучше уже не будет, как ни крути и что ни говори. Никто из них, а может и не только, не заметил, когда все это: ночные встречи, напряжённое молчание и долгие взгляды, стало нормой, неотъемлемой частью каждого последующего дня, неким обычаем. Оба ждали ночь, не в силах уже убеждать себя, что все будет если не хорошо, то, хотя бы, нормально; днем нельзя было показывать уже начавшее зарождаться в глубине отчаяние. Мало кто знает, зачем мы так пристально Смотрим на капли той радужной жидкости Что вытекает из душ наших быстро но Только в глазах открывается истина Как они дошли до того, что сейчас сидят рядом, смотря друг на друга почти не моргая? Кто б знал. Недоверие и осторожность как были, так и остались, хоть и в меньшей степени. Все же, рядом было как-то спокойнее, и, быть может, даже приятно, если не учитывать ситуацию. Оба догадывались о мыслях друг друга, но обсуждать вслух не решались: то боялись последствий и ответственности за свои слова, то не было времени, ну а потом это уже не казалось чем-то необходимым. Да и какая разница? Всё равно это ничем не поможет. Кто первый закроет глаза Я так не хочу умирать, Но ради тебя я готов проиграть Даже смерти в гляделки на раз Кто первый закроет глаза Ведь это всего лишь игра Но если честно я играю не с тобой, но за тебя Поговорить нужно, обоим есть много чего сказать. Но молчание нерушимо. Простого взгляда поямо в глаза хватит, чтобы понять – он словно чувствует и осознает, что скоро что-то случится, вероятно, с кем-то из них, иначе бы он не смотрел со столь непоивычным беспокойством и жалостью, а улыбка не была бы столь заметно наигранной, более похожая на оскал. Негромкий, но режущий слух в тишине, вздох. Лёгкий поцелуй в щеку, первый и последний, брошенный через плечо взгляд, полный негласной вины и жалости. Наши глаза, как немые экраны Транслируют цифры и символы разные Мы же ногтями царапаем раны Что сделали наши глаза безобразными Как бы хотелось поставить будильник И вместе проснуться, в какой-то из жизней Но время идет и разбитый мобильник Под утро разбудит лишь только тебя И он ушёл. Совсем. Как бы ни хотелось думать и заставлять себя верить, что это лишь дрянной сон, вызванный растущим отчаянием, но, увы, реальность порой бывает столь жестокой. Он, всё же, был прав. Он не чувствовал, он знал, что это произойдёт. И, быть может, знал, что именно с ним.