Bark like you want it

У Джейса была одна странная привычка. Она не была раздражающей или пугающей, скорее «эксцентричной», как прогундели бы в нос важные-бумажные пилтоверцы, если б узнали. Хотя лучше бы им не узнавать: у Джейса и так была спорная репутация заносчивого сумасбродного ученого. Взять бы хоть то, как аспиранты цокали и закатывали глаза, стоило кому-то заговорить о его гениальности, хотя, может, это обычная зависть. Так вот, у Джейса была одна странная привычка, о которой Виктор узнал спустя пару месяцев их совместной работы. Джейс лез целоваться каждый раз, когда у них что-то получалось. Получалось у них что-то не часто, поэтому событие было и правда… эксцентричное. Экстраординарное. Экстрасистолическое, Виктор не отрицает. Первый раз был в ноябре. Мерзкая слякоть налипала на окна, Виктор кутался в чужое разноцветное пончо, хмуро сёрбал ядерный кофе, в котором чего только для крепости не было намешано. Джейс гипнотизировал мерно гудящее ядро тяжёлым взглядом, не отнимая сложенных пальцев ото рта. — Увеличение скорости ядерной реакции повышает тепловую мощность и температуру топлива, что снижает эффективное сечение захвата нейтронов из-за доплеровского уширения резонансов, приводя к замедлению реакции через отрицательный температурный коэффициент реактивности. Джейс вяло заворочал белками глаз: стеклянный взгляд упёрся в книгу в руках Виктора. — И нахуй нам это? — едва слышно выдавил он из себя. — К ядерным реакциям хекстек не имеет ни малейшего отношения, соответственно, алгоритмы стабилизации разные. Виктор почесал затылок, поморщившись: все ногти на правой руке сгрызены до твердой корочки. Иногда появлялся соблазн начать чесаться отвёрткой или, на худой конец, просить Джейса. — Чем быстрее, тем горячее, чем горячее, тем медленнее, чем медленнее, тем холоднее, чем холоднее, тем быстрее, — бормотал себе под нос Виктор, не обращая на него внимания. Слово «сечение» довольно забавное, — чем быстрее, тем горячее, чем горячее, тем… Виктор замер, глупо моргнув пару раз. — Сечение. Отрицательный коэффициент. — Что? — Джейс поднял лохматую и давно не мытую голову, отсвечивая лиловыми кругами под глазами с того конца стола. — Что ты… — Как в ядерном реакторе температура топлива снижает захват нейтронов, — Виктор резко поднялся со стула. Книга с колен с глухим шлепком упала на пол, — так и здесь хекстековское напряжение может ослаблять способность ядра усваивать импульсы, замедляя реакцию через отрицательный температурный коэффициент. — Но мы не можем контролировать активность, а в случае ухода в квазистационарное состояние, ядро просто не имеет смысла, как по-твоему мы… Джейс тяжело моргнул, свинцово, устало. Закрыл глаза на пару секунд. Наполнил лёгкие сырым химозным воздухом. — О. Амплификационные перепрограммированные кристаллы. Виктор хлопнул его по спине. — С доплер-эффектом, — цокнул он победно. Джейс замер на несколько секунд, недоверчиво вглядываясь в его лицо. Его темные кукольные глаза медленно плавились, растекаясь от усталости. Но тут он вдруг вскочил, рассмеявшись, и схватил лицо Виктора своими огромным горячими ладонями. И поцеловал. Ярко, сильно, не разжимая улыбающихся губ. Оставил в уголке рта мягкий холод апельсиновой гигиенички. — Виктор, вы только что спасли современную науку, — задыхаясь от восторга прошептал он. У Джейса в глазах взрывались галактики, ядра звёзд коллапсировали в черные дыры, Оппенгеймер и Волков играли в шахматы на далёких орбитах разрушенных планет. У Джейса в глазах была вселенная. — А, ну, не за что? — буркнул он, осторожно выворачиваясь. Тут же стало холодно: золотой налет на щедрых движениях Джейса грел куда лучше его пончо. Джейс рассмеялся, хлопнув по плечу, и деятельно огляделся. Им предстояло много работы. *** После первого раза Виктор долго хмурился, вспоминая, как губы обожгло до слезшей кожицы, как тугие, похожие на стальные тросы гудящих реакторов пальцы жёстко легли на щеки, притянув к себе, как мимолётный вдох опалил кожу на носу, так что в зеркалах потом неделю казалось, что он покраснел и теперь уродски слазит, как после пощёчины солнца. Это была не пощёчина солнца. Это был его поцелуй. Виктор часто (намного-намного чаще, чем хотелось бы) видел целующегося Джейса: начиная быстрым дежурным поцелуем Мэл в щеку, заканчивая пьяным пылесосингом с какой-то девицей на приеме, которую он искренне до этого считал официанткой из-за неудачного платья. Виктор почему-то всегда в такие моменты оказывался рядом с бокалом какой-то слабоалкогольной бурды, что было основным минусом в этой ситуации. Бурда в последствии чаще всего отжималась и пропадала в необъятном желудке Джейса. Все зависело от того, успел ли он поболтать с девчонкой, чтобы она передумала ему давать. Обычно они все передумывали, стоило заговорить им с Джейсом о науке. Летальная ошибка, если вы не Виктор, — говорить с Джейсом Талисом о науке. Виктор пару раз становился свидетелем таких разговоров. Лицо Джейса тогда леденело, руки с напряжением сжимали стакан, он на секунду закрывал глаза, делал глубокий вдох, а потом доходчиво объяснял несчастной девушке, где конкретно во фразе «ах, господин Талис, вы такой смелый, что не боитесь пострадать от хекстека, он же может взорваться!» она соснула хуйца. Дослушать, правда, никогда не удавалось: Джейс быстро замечал слоняющегося без дела Виктора и, вежливо извинившись, бросал девушку наедине со случайной теорией по ядерной физике. — Виктор, это невыносимо, они все безбожно тупят, — ныл Джейс, утаскивая его со светской вечеринки в освещенные переулки Пилтовера. Он раздражённо тряс законченной зажигалкой, прикуривал от спичек Виктора, и злобно выпускал пар в звёздное небо. — Я ничего не говорю про политиков, у нас с ними диаметрально разные сферы работы, но, Господи боже мой, она старший научный сотрудник! Как она может не догонять таких базовых вещей?! — Она биохимик, Джейс, ты несправедлив, — журил его Виктор, улыбаясь и следя за тем, как пальцы ловко крутят сигарету. — Я и не говорю про «знать», я говорю про «понимать». Я тоже в биологии не бум-бум, но мне почему-то достаточно пары минут, чтобы разобраться в теме, а ей сколько не говори: пробковая доска, — Джейс тыкнул в его сторону сигаретой и вздохнул. — Боже, Виктор, почему они все не похожи на нас с тобой. Знаешь, будь ты девушкой, я бы точно с тобой замутил. Виктор закашлялся, а Джейс дружелюбно постучал своей раскаленной, как тысяча солнц, ладонью по спине, чуть не переломив его пополам. Джейс Талис — очень странный человек во всем, что касается человеческих взаимоотношений. Он безапелляционно искренен. И многих это пугало. Виктор на это каждый раз поднимал брови и ухмылялся. *** Чтобы понять, когда все пошло не так, нужно вспомнить старые добрые временные шкалы, которые так раздражали его в школьные годы. Итак. Восстановить хронологию. Август, тридцатый год. Они впервые встречаются. Октябрь, тридцатый год. Джейс неловко флиртует, но так он делает со всеми. Ноябрь, тридцатый год. Джейс впервые целует его в порыве радости. Июль, тридцать первый год, неделю назад. Джейс зажимает Виктора в темном коридоре. Что случилось в эти полгода? В декабре они смогли стабилизировать хекстек и начали работу по переформатированию кристаллов, Виктор занялся математическими расчётами, Джейс работал с металлом. Потом Джейс обнаружил закономерность рунической вязи, и тогда они наконец… О. Виктор откидывается на кресле возле книжного шкафа и щурит глаза. Джейс в другом конце лаборатории задумчиво царапает доску мелом. О-о-о, Джейс. Ты разоблачен. В тот день, когда Джейс предложил использовать рунический дуализм, чтобы облегчить взаимодействие элементов, Виктор назвал его «умницей». Вот тогда-то Джейс и сорвался с цепи. Иногда Виктор бывал непроходимо туп в вопросах причинно-следственных связей и социального взаимодействия. Особенно социального взаимодействия. Особенно причинно-следственных связей социального взаимодействия с Джейсом Талисом. Значит, господин Талис, вы не такой уж величественный и властный, да? Виктор хмыкает и растирает лицо пальцами. — Джейс, правда, нам надо поговорить об этой херне, — вздыхает он, закидывая больную ногу на здоровую. Через полминуты ортез начнет саднить и придется сесть по-человечески, но это будет через полминуты, а значит неважно. Джейс отрывается от доски и собирается было подойти к нему, но Виктор рьяно мотает головой, так, что челка глупо бьётся об лоб. — А ну нет. Сядь на стул и слушай меня, пока я говорю. Джейс пару раз удивлённо моргает, а потом неловко поправляет волосы и как-то совсем нелепо падает на стул, сжавшись, как бездомный щенок под дождем. Облизывает губы. — Так вот, Джейс, — Виктор стряхивает складочки с академических брюк. Нога уже начинает ныть, но позу сейчас менять не авторитетно. Строгость требует жертв. — Я бы у тебя спросил, что ты вообще творишь, но не буду, потому что ты не ответишь адекватно. С моей точки зрения все выглядит так: тебе стало настолько скучно, что ты решил докопаться до меня и, увидев, что я не против — о чем я тебе, кстати, ни разу не говорил, — стал проверять, насколько далеко ты можешь зайти. Оказалось, что вот насколько. Дальше делать вид, что ничего не происходит, я не могу, это просто мешает работе. Джейс сглатывает, открывает рот, чтобы ответить, но тут же закрывает. Чешет щеку. — А ты был против? — тихо спрашивает он. — Нет, — тут же отвечает Виктор и хмурится. — Джейс, прекрати так делать: отвечать только на то, что тебе нравится. Теперь тебе не сбежать, давай, у нас диалог, мы разговариваем, как взрослые люди. — Ну, я просто подумал, что если ты… — он кашляет и громко вздыхает. — Так, ладно, да, ты прав, всё было примерно так. Но ты, пожалуйста, не подумай, что я это только от скуки: ты мне правда нравишься. — Нравлюсь или… Нравлюсь-нравлюсь? — дурацки переспрашивает Виктор. — О, нет. Просто нравишься, — испуганно машет руками Джейс. — Наверное. Я не понял пока, но да, ты просто как бы… я не знаю, вот ты как будто единственный существующий человек. Они все другие и неправильные, а ты — как раз единственный живой в этом папье-маше театре. Виктор вздыхает и потирает глаза. Огромный, яркий Джейс, посаженный на стул и виновато скрестивший на коленках лапки, выглядит сюрреалистично. Но Виктор и не такой херни на своем веку повидал. — Не хочу показаться пидорасом, но… а как же Мэл? — осторожно спрашивает он. Джейс улыбается и пожимает плечами. — О, ну, она не против. Она моя… эм… девушка? Наверное. Но, ты знаешь, между нами все решено насчёт этого. Лаборатория гудит неловкой тишиной. Джейс поджимает губы, Виктор с любопытством следит за ним. — А между нами? — А что между нами? — моргает Джейс. — О, ну. Я тебя безумно ценю, как своего партнёра и друга, ты потрясающий человек. И ты очень секси. Что там ещё может быть. Ты же не против? — Джейс, на будущее, оповещаю: с нормальными людьми такие вещи оговариваются заранее, — вздыхает Виктор, поднимаясь из кресла. Онемели обе ноги и приходится сильнее опираться на трость, отчего потом, в свою очередь, будет саднить рука. Он цокает и ковыляет до стола, нависая над чертежами. Джейс рядом отвратительно ухмыляется снизу. — То есть ты не против? Горячие пальцы медленно ползут по бедру. Виктор передёргивает плечами, не отрывая взгляда от белых линий с замерами. Надо бы изменить пропорции, а то дисбаланс будет. – Если будешь хорошим мальчиком, мы ещё вернёмся к этому разговору. *** Со временем на внезапные поцелуи Джейса сердце перестало испуганно замирать, а Виктор не вздергивал рефлекторно плечи, по-зауновски прикрывая шею, чтобы не прилетело. Он по прежнему морщился от неожиданности, прижимая руки к себе, чтобы медвежьи объятья Джейса оставили ему хоть немного пространства для вздоха. Джейс щедро осыпал его лоб и щеки поцелуями, хотя к губам почему-то больше не лез. — Виктор, ты, бля, гениален! Как же меня любит Бог, если послал мне тебя, Вик, ты даже не представляешь! — Представляю, держи стабилизатор ровнее, а то наша карьера сейчас скоропостижно кончится. Вместе с жизнью. — Вик, это честь умереть рядом с таким гением, как ты. Виктор фыркал, закатывал глаза и прятал взгляд. Да, немного смущённо. Но что он мог поделать с разгоряченным Джейсом, у которого лихорадочно блестели глаза, когда он перечислял способы перевода энергии без увеличения внутренней энтропии? Туда лезть — себе дороже. Виктор не лез и смиренно принимал спутанную похвалу и горячие касания рук на плечах и пояснице. Момент, когда Джейс, усадив его на стол, начал целовать шею, Виктор успешно пропустил. — Я думаю, нам нужно это обсудить, — хрипит Виктор, обжигая этими клишированными словами носоглотку. Мерзкие слова. Пошлые. Банальные. Как из мыльной оперы, где-то двухсотый эпизод, когда пышногрудая крашенная блондинка с обкусанными губами плюется в лицо своему смазливому молодому человеку, который не очень тщательно скрывает скуку. Но тут блондинки нет, а Джейс под описание «смазливого» плохо подходит. Ситуация адекватнее не становится: лучше бы была мыльная опера. — Не понимаю, о чем ты, — мурчит Джейс ему на ухо. Виктор тяжело сглатывает и чужие пальцы мажут по кадыку. — Ну, ты вот-вот меня разложишь прямо на нашем рабочем столе, а я честно не понимаю, что я сделал, почему ты это делаешь и что вообще происходит, — голос Виктора прыгает на последнем слове, когда на шее под ухом расцветает тянущий засос. — Ты только что как нехуй-нахуй решил задачу трёх тел с искусственной гравитационной неизвестной, — издеваясь, шепчет Джейс. Его руки мягко блуждают по талии, его руки — горячие, неправильные, в его руках Виктор плавится, если не как ртуть (и то, пока что), то как цезий точно, растекаясь по пальцам серебряной лужицей. — Как тебе после такого не дать? — Как в твоём стиле, что ты отвечаешь только на понравившийся тебе вопрос. Виктор не хнычет только потому, что звуки застревают в горле. Джейс мягко задирает его голову, обхватив пальцами подбородок. Джейс посмеивается, дрожащими пальцами расстрегивая первые пуговицы рубашки. *** — Я уста-а-а-ал, — хнычет Джейс, сползая со своего стула. Виктор отрывается от не сходящихся формул. — Чё у тебя там? — вздыхает он, нашаривая трость, и пересаживается на чужое теплое место. Джейс из-под стола фыркает и кладет подбородок ему на колено. — Да у меня установленный рунический набор отказывается работать, хотя с прошлым все было нормально, — бурчит Джейс, качая головой, из-за чего его острый подбородок больно проходится по кости. Виктор устанавливает перемотанный медной проволокой кристалл на штатив и, взяв в одну руку руническую плату, а во вторую — мятую бумажку с набором символов, ещё раз тяжело вздыхает. — Я гляну? — Виктор щурится на стройные ряды закорючек. — Все выглядит действительно нормально. Может, дисперсия? — Исключено, я проверял, — бурчит снизу Джейс. От его дыхания по ноге бегут сырые мурашки. — Ты калибровал каждый оператор отдельно или по шаблону? Это может быть несоответствие резонансных характеристик. — Виктор стучит пальцем по бумажке, третий раз пересматривая символы. — В таком случае именно с этим кристаллом что-то не так, потому что с остальными проблем не было, а дефекты кристаллической решетки я исключил. Проблемы синхронизации в системе? — он ложится щекой на колено. Виктор кусает сухие губы. — Единственное, что на ум приходит, но если это так, то нужно будет со всеми разбираться: мы не учитывали, что отдельные кристаллы даже в спящем состоянии составляют систему. — Нужно сделать рентгеноструктурный анализ и спектроскопию, но есть серьезные подозрения, что ты прав и это какая-нибудь локальная нестабильность корреляций, — Виктор тянется за другой платой и поочередно сравнивает символы. — Ты не против, если я тут?.. — Нет, конечно. — Джейс жмёт плечами и чуть не врезается головой в стол. Виктор улыбается. Спустя пару перепроверок, он почти наугад меняет местами две полярных руны. Ничего не происходит. Виктор чешет щеку и добавляет зеркальную руну в противоположную сторону платы. Кристалл тут же начинает тихо гудеть и светиться, отбрасывая оппозиционные лиловые тени. Джейс всё же бьётся головой о стол, когда лезет повыше, посмотреть, что получилось. — Да, ты был прав. Дело было в корреляции. — Виктор откидывается на стуле, убирая волосы со лба. Джейс снизу смотрит на него блестящими глазами. Взгляд Джейса — тяжёлый, мутный, как осмий, падающий на плечи перьевыми пластами. Его рука на бедре — горячая, оставляющая уродливые разводы ожогов на коже, оставляющая его — Виктора — во вселенском масштабе замешательстве. — Виктор, ты — пиздец, — шепчет Джейс, мимолётно облизывая губы. — Нет, честное слово. Я не понимаю, как люди выносят тебя. Ты вообще себя видел? — Ну, в зеркало заглядывал, — фыркает Виктор. Он спокоен. Он холоден. Он не думает о пальцах у себя на бедрах. Но руки у него позорно дрожат. Джейс не должен видеть. Иначе их маленькая «игра» разрушится. Правила никто не знает, когда она началась и когда кончится — тоже. Но Виктор знает, что он не может проиграть. — Виктор, ты самый потрясающий человек, которого я когда-либо встречал. Шепот Джейса ползет по ноге, трещит в ортезе, холодным ветром лезет под рубашку, лезет под рубашку, под рубашку, под рубашку, там где голая кожа, мягкая и остывшая. Джейс касается его взглядом. — Ты не оригинален, — цокает языком Виктор, тормоша его по затылку. О-о-о боже. Джейс судорожно жмурится и тяжело сглатывает. Виктор чувствует это. Тепло его щеки, мягкость волос, горячее дыхание. — Что тогда по-твоему оригинально? — лукаво щурится Джейс. — Что мне сделать, чтобы ты оттаял, снежная королева? Виктор удивленно поднимает брови. Джейс бросает кубики и выбивает «критическую удачу», хотя играют они в подкидного дурака. — А ты погавкай, может, и дам тебе, — передёргивает плечами Виктор, щурясь на разноцветный клубок проводов на столе, шипящий и изрыгающий искры, как сплетение злых металлических змей. — Чё, прям дашь, если погавкаю? Вот такой Джейс, смотрящий на него снизу с неловкой надеждой, блестящий смазанными темными глазами, медленно тянущий пальцы все выше и выше… Вот такой Джейс — очень странный. По-хорошему странный. — Попробуй и узнаёшь. Джейс кашляет, прячет глаза. Он отстраняется, садится на колени поудобнее. Ладно, сейчас он попросит прощения, встанет и уйдет в другой конец кабинета, а Виктор будет кусать губы и не вставать из-за стола. Потом, ночью, будет крутиться на сырых простынях, пряча лицо в подушке, и сгорать со стыда. Но на лице Джейса — отвратительная, довольная улыбка, которую иррационально хочется слизать, как каплю сгущенки с ладони. Но это не по правилам. Никто их, конечно, не знает: надо чувствовать. Виктор не знает, но чувствует, что надо делать. Он усмехается, складывая руки на груди, и небрежно окидывает взглядом сидящего на коленях Джейса. С красными щеками, блестящими глазами он напоминает лихорадочного больного. — Пока не вижу, чтобы ты старался. Джейс вздыхает и убирает с лица волосы. — Ты серьезно это? — шипит он. Сохрани господь нашу грешную вселенную смущенно. Джейс Талис смущён. Джейс смущён, облизывает сухие губы, прячет довольную улыбку и очень-очень хочет дотронуться до Виктора. Он только самодовольно улыбается. Ладно, в своих полуночных шутках Джейс прав: было в Викторе что-то от извращенца, раз на такую картинку все мышцы начинали сжиматься. — Вполне. Будь хорошим мальчиком, давай. Джейс глубоко вздыхает. — Гав. — Не похоже, что тебе это надо, — качает головой Виктор и делает вид, что возвращается к платам. Руны, руны, Джейс между его ног смущённо краснеет, да, руны, руны. — Гав. — Джейс, где твои театральные способности? – посмеивается Виктор, не опуская взгляд. Виктор выкупает целую улицу, пока Джейс ищет туза в своей колоде. – Давай, я верю в тебя. Джейс молчит пару секунд. Тяжело дышит. Ладонь ложится на голень, больно сжимая, наверное, останутся красные следы или вовсе синяки, по которым Виктор потом будет задумчиво пробегать пальцами. Джейс тихонько тявкает. Джейс тявкает так тихо, что почти срывается на жалкий скулеж. Виктор кусает губы так, что вот-вот во рту окажется окровавленный кусок собственного мяса, а дальше только – подавиться и умереть. Лучший вариант. – Тебя совсем не слышно, как же я узнаю, что ты от меня хочешь? – вздыхает он, закрывая глаза. Пальцы Джейса ползут выше, скользя под колено. Выше выше выше пожалуйста давай уже. Бросаются кости. Две шестерки. Чей был ход? Джейс, подавившись кашлем, громко лает, как недовольный щенок. Виктор разрешает себе на секунду посмотреть вниз. Правда, лучше бы не делал этого. У Джейса в глазах – вселенская преданность; взгляд, как будто он готов его облизать полностью, вылизать все недостатки Виктора, больные связки и синяки, как будто это все вообще ничего не значит и для него нет кривых костей и просвечивающих через кожу синюшных вен. Как будто бы он правда обожает его. И Джейс лает. От каждого движения челка подскакивает вверх, а потом ударяется об лоб. Светит красными, блестящими от полосок пота щеками. Виктор бы на крайняк сказал, что пошутил, потрепал бы его по холке и закончил эту достаточно бредовую идею. Но нет, Джейс порядочно лает, глядя огромными глазами снизу. – Я, по-моему, уже достаточно постарался, – хрипит Джейс, осторожно поднимая руку по этому несчастному бедру, насквозь уже истроганное им. Он ещё раз мягко проходит по ортезу, соскальзывает на внутреннюю часть и щекочет прикосновениями кожу через одежду. – Можно? Виктор тяжело сглатывает. – Валяй, – он пытается хмыкнуть, но выходит как-то скомкано. Джейс смущённо опускает глаза и тянется к ширинке. Очень зря они это мероприятие затеяли, очень зря, для протокола – Виктор был против. И свое несогласие активно выражал в том, что закусывал губу. Быстрее давай. Джейс испуганно выдыхает и медленно, скотина, расстёгивает брюки. Слава богу не смотрит в глаза. Виктор, глотая ужасную неловкость, позволяет Джейсу оттянуть резинку трусов. – Я хотел сказать, что если тебе... – Заткнись и займись делом. Я скажу, если что-то будет не так, – Виктор запрокидывает голову назад, закрыв глаза. Он не в силах это вынести. Пускай Джейс сам с собой разбирается. Кожа на горле болезненно тянет, и если бы его шеи сейчас коснулись, Виктор бы даже, наверное, задохнулся. Хотя он и без рук сможет. Горячие пальцы на члене, сжимающие аккуратно, но сильно, ярко контрастируют с холодом лаборатории. Виктор шумно выдыхает сквозь зубы. Джейс осторожно, на пробу, двигает рукой. Даже с закрытыми глазами он чувствует его раскаленные глаза на своем лице. Хочется позорно закрыться руками, но Виктор назло ему щурится. Джейс медленно ведёт своим блядским языком по члену и остаётся только благодарить господа, что Виктор ходил в душ пару часов назад, а не недель, как обычно бывает во время работы. А то было бы космически неловко. Хотя куда уж. Он осторожно заглатывает. Вот зачем Виктор смотрит? Как медленно двигается его голова, как покрасневшие щеки мерно стягиваются в вакууме, когда вся кровь в организме, кажется, сконцентрировалась на одном только органе, потому что, по крайней мере, в голове у Виктора не осталось абсолютно ничего. Сознания хватает на то, чтобы суматошно пошарить взглядом по столу и подтянуть к себе пачку салфеток. – Вот вроде приличный человек. Никогда бы не подумал, что ты так по-шлюшьи можешь выглядеть, – сипит он. Джейс улыбается с членом во рту. Он отстраняется с ужасно громким чпоком. Вытирает слюну с подбородка. – Не пизди, ты меня при нашей первой встрече в первую же минуту глазами раздел, а... Договорить у него не получается: Виктор фыркает и мягко давит ему на затылок. Джейс послушно затыкается. Горячие, блестящие от слюны пальцы обхватывают у основания, оттягивая резинку трусов. Горячие, блестящие от слюны пальцы сводят его с ума, медленно и планомерно, убивая все порядочное. Джейс старается. Как преданный пёс, не к минету будет упомянуто, он прилежно сидит на коленках и сосёт так, будто его место в Академии добыто не совсем его усилиями. Точнее усилиями, но не того профиля. Виктор рвано выдыхает и запускает руку в его волосы, обычно страшно спутанные, как баранья жопа, но после недавнего саммита в виде исключения чисто вымытые и пахнущие кокосом. Челка смешно щекочет лобок. – Хороший мальчик. Джейс то ли стонет, то ли хнычет, ёрзая. По его горлу бежит мелкая дрожь, отдаваясь Виктору в мозгах. Ладно, ни о каком мозге там речь не идёт. – Вот вроде без больших ментальных проблем человек, – вздыхает Виктор, разглаживая вихры на затылке, просто потому что руки деть больше некуда, – а так с похвалы разъебываешься. Джейс пытается что-то возразить, но Виктор аккуратно дёргает его за пряди. – Будь умницей и не отвлекайся. Рот тут не у меня занят. Джейс тяжело дышит через нос. Его по-девчачьи длинные ресницы трепетно дрожат. За бедра Виктора теперь – к сожалению, – не лапают: грязные пальцы бегут по члену. Виктор цокает. – И как вы, советник Талис, докатились до жизни такой? – он лениво гладит Джейса по голове. – Физик-механик мировой величины, лучший ученый в Пилтовере, человек, способный дать фору всей Академии, да тебя даже Хеймердингер хрен остановит. И чем этот великий человек занимается в окошках своего расписания? Джейс опять отрывается, мазнув щекой по ткани брюк, и недовольно хмурится снизу вверх. Член в его руке выглядит так же правильно, как многострадальный паяльник. – Вам бы, господин Виктор, помалкивать. А то чего доброго решу, что вы зазнаетесь. Играть теперь – легко. Когда оба начали таскать карты из биты и незаметно опускать руки на красные кружочки твистера. Осталось на «цу-е-фа» определить, кто выигрывает. – А мне нельзя что ли? Джейс из тени стола прожигает его странным взглядом, взглядом, который Виктор уже ловил не раз и не два, но который всегда оставался непонятным сухим мазком губами по щеке – кожа горит весь вечер, а ты даже не уверен в том, что это было. Теперь Виктор уверен, что это было. Джейс рассматривает фигуры на его шахматной доске. Кладет слово «желание» по диагонали. Джейс побежденно склоняет голову. Волосы прячут его блестящие глаза. – Тебе, Виктор, можно всё. Его горячий шёпот кипятком разливается по нежной коже, вязкой слюной оседает на ленточках-венах. Джейс выпрашивает себе снисхождение – по всем законам глянцевых страничек журналов для взрослых и спермотоксикозных подростков. Виктор внезапно стонет – громко и так же пошло, как влажные всхлипы Джейса – и тут же позорно кусает ребро ладони. Шумным здесь должен быть только Советник Талис. Тот, слава богу, не отпускает очередной едкий комментарий: занят другим. Время растягивается слишком сильно, прилипшей к мостовой расплавленной на солнце жвачкой тянется за ними. Виктор смущённо выгоняет из пустой головы, что столько держаться попросту неприлично: у Джейса наверняка затекла челюсть. – Будь хорошим мальчиком, заставь меня кончить побыстрее, а то нам ещё работать, – Виктор пытается говорить четко, холодно, размеренно, но звуки предательски скатываются в хрип в конце предложения, когда Джейс ведёт языком по головке. Ебаный Джейс Талис. Ну, пока нет. Но у него есть все перспективы это быстро исправить. Джейс двигается рвано, быстро, шумно глотает воздух ртом, когда отстраняется на пару секунд, почти давится. Виктор шипит. Воздух в лаборатории плавится, раскаленным стеклом стекает по носоглотке. В ногах зудят судороги, жаля икры; пальцы скользят по волосам, давя на затылок. Ближе. Сильнее. Больше. Глубже. – Джейс, я сейчас... Он отстраняется, заменяя губы рукой. Пара рваных щедрых движений и становится прохладно и почему-то немного грустно. Виктор смущённо протягивает ему бумажные салфетки. Джейс с невозмутимым лицом вытирает руки и тщательно счищает сперму от манжета рубашки. Виктор несколько секунд щурится на это дело, слабо соображая, что Джейс пытается сделать, а потом натягивает трусы обратно и со вздохом застёгивает ширинку. – Гиблое дело. Надо с водой прохладной стирать. – Лень, – фыркает Джейс и, бросив салфетку в мусорку для бумаг, неловко вылезает, цепляясь – специально ведь, скотина – за его бедро. Виктор быстро косит взгляд. – Я могу что-то... – начинает он, пряча улыбку. Всё-таки Джейс не пятнадцатилетний спермотоксикозник, кончающий без рук от минета, какое бы впечатление он не создавал. – Да забей, должен будешь. Возьму с процентами, – хихикает Джейс и, быстро мазнув влажными губами по щеке, сбегает. Видимо, в туалет. Виктор вздыхает, закрывая глаза. Каким бы образом они здесь ни оказались, ему определенно нравится в этой точке их развития.