Её зовут Маша, она любит Сашу...

27 Мая 2018 г.

На сегодня день распланирован до мелочей. С тех самых пор, как суждено ему было стать центром Северо-Западного округа, число лежащих на его плечах обязанностей с каждым годом возрастает в геометрической прогрессии: помимо культурного достояния страны отвечать приходилось и за боевое её вооружение. А это — десятки кораблей и подводных лодок, новейшие морские установки, форты и безопасность мощнейшего — Балтийского, — флота. Порой в Кронштадте приходилось бывать чаще, чем дома, постоянно мелькая между островом и Адмиралтейством, Адмиралтейством и штабом, штабом и Смольным… и так изо дня в день, несколько раз в сутки. Не его уделом было жаловаться — своим предназначением он был горд, ведь оно стало единственным его утешением, памятью о великих делах отца, своими руками сотворившего огромный их корабль, гордо рассекающий волны истории, который он отчаянно хранил и берег усерднее собственной жизни, не позволяя ему разбиться о скалы революции и мировых войн. Флот стал делом не жизни, а, прежде всего, чести. На гладко выглаженном белом костюме — орден героя Союза, на плечах — три звезды адмирала, на поясе — золотой ремень с кортиком. Он должен быть безупречен всегда, как и вверенный ему флот. Для солдат и матросов — один из самых отважных и героических лиц государства. Внешне юн, он прошёл долгий путь по крутой лестнице морских чинов: начинал мальчишкой, что на крохотном ботике отправлялся вместе с отцом в недалекие путешествия, следом сумел дослужиться до капитана и тогда уже заполучить власть над морем, бороздя просторы огромного мира, а потом… Потом пришло время, и море само склонилось перед ним, как и вся Европа, что лежала у его ног после победоносных сражений, данных Балтийским флотом. Для солдат и матросов он — адмирал, морской офицер, уважаемый, всеми признанный и любимый, тот, на кого стоит равняться и кому следует подражать. Сын и достойный наследник Петра Великого, один из первых лиц государства — Романов Александр Петрович. Для солдат и матросов он — такой. А для своих — просто Саша. Саша, который, к удивлению многих, тоже может уставать, быть чем-то расстроен или недоволен. Саша, у которого может что-то не получаться или валиться из рук. Саша, который способен смеяться, злиться, болеть и даже плакать, будучи вполне себе взрослым мужчиной. Да разве же это взрослость? Ему ведь всего двадцать три… — Не взрослость, — ответит он. — Но мне пришлось повзрослеть. Пришлось. Пришлось взять в руки бразды правления огромной страной, будучи девятилетним мальчишкой, и вести её под своей защитой до самой Революции. Пришлось в семнадцать лет, когда многие его ровесники читали книжки и маршировали в гусарских полках, стать отцом. Пришлось лишиться всего и сразу, обессиленно наблюдая за тем, как кровь родных стекает по щекам, а страна, которую он любил, которой посвятил всю жизнь и которая стала для него истинным смыслом, рушится, как карточный домик. Тогда ему было всего восемнадцать. Обидно ли ему? Немного. Жаль? Ничуть. На сегодня день распланирован до мелочей. А ведь так хочется ничего из этого не делать — прийти домой, сесть себе спокойно в тишине, заварить любимый чай, взять в руки старинную книгу и предаться настоящему наслаждению — тому, которого сейчас ему так не хватает. Хочется, чтобы день прошёл тихо и мирно, без всей этой излишней нервотрепки, на которую и так тратится чересчур много времени. А ещё хочется, чтоб Маша с ребятами приехали. Давно он их не видел, соскучился. Последнего, конечно, больше всего хотелось. У него ведь сегодня день рождения. Солдаты, завидев снующего между стройными рядами, тотчас приветствовали, натягивая радостную улыбку и выкрикивая: “ — С днём рождения, товарищ адмирал!” На что он, хотя и кивал, выражая благодарность, а всё же невольно морщился, произнося своё любимое и хмурое: “ — Отставить разговоры в строю!” Отпустили его только под вечер, когда на город уже опускалась нежная коралловая россыпь заката. Повсюду сновали люди, улицы звенели праздничными мелодиями, пестрили на домах флаги, гудели в радостных приветствиях клаксоны машин… Домой. Снять с себя мундир, повесить в шкаф и переодеться: на полке давно уже ждут его любимые брюки и водолазка. Остальное — потом. Всё, всё потом… Звонко брякнули ключи от квартиры. Скважина отозвалась лёгким скрипом, дернулась ручка двери. Узенький коридор встречает темнотой, в которой застыла тишина. Он едва переступает порог, как вдруг… — С днём рождения-я-я! Всё вокруг оглушительно загудело, завопило. Голоса доносились из каждого уголка его скромной квартиры, радостно поздравляя и не давая опомниться. Включённый свет неприятно ударил в глаза — такого сюрприза он, конечно, ждал, но явно не ожидал. Впервые он рад толпе. Собрались все: звёздная троица, меньше всего участвующая в семейных посиделках, ссылаясь на огромную занятость и неподобающий возраст; мальчишки-технари отвлеклись, наконец, от своих компьютеров и бесконечных посиделок в рядах программистов и учёных-физиков; даже Даня примчался, озарив кухню своим лучистым смехом, в очередной раз чудом сумев вытащить младшего брата из его коморки. За столом сидела Маша. Прыгать и веселиться наравне с мальчишками не позволял тяжёлый, богатырских размеров живот, хотя по глазам было заметно — ей безумно того хочется. Сидела в любимом его голубом платьице с накинутой на плечики лёгкой кофточкой. Пряди густые тугими локонами стекались вниз и забавно падали на стол, ощущаясь сейчас по-особенному пушисто и мягко. Она смотрела на него полными трепетной любви и безграничной преданности глазками, в аквамариновом блеске которых он тотчас увидел своё отражение. Оперевшись щечкой на руку, она казалась ему живой куколкой, сошедшей с витрины. В центре стола — большой красивый торт. Знает Маша, как любит он сладости, а потому места свободного не нашлось от варенья и шоколада самых разных сортов. Кажется, сегодня кому-то суждено будет объесться… главное, не проснуться с утра краснющим от диатеза. — Маша, мальчишки… — обрадованный, Саша до сих пор не мог заставить себя поверить в правдивость происходящего. — Вы так неожиданно… — Мы не могли не приехать, ты же знаешь, — с лёгкой улыбкой. — С днем рождения, милый… — она смерила взглядом картину перед собой и легко усмехнулась, махнув ручкой, словно подзывая: — Арсюша, солнышко, слезь с папы. Мальчик послушно со спины отцовской спрыгивает, позволяя тому разогнуться и пройти, наконец, к столу. Усевшись сам, принялся рассматривать братьев, то и дело переводя взгляд лазурный на отца, словно выжидая момента. Момент действительно должен был настать с минуты на минуту. — Чего вы так на меня смотрите? — хлопает глазами Романов. Семья глядела на него, не мигая, с каким-то выжидающим блеском в глазах, и подобное поведение если не пугало, то знатно смущало. — Налюбоваться тобой не можем, — прыснул Даня. — Ага, — вторит старшему Костя. — Хорошеешь с каждым годом. Саша не понял. Вопросительно на жену смотрит, бровь изгибая. — Красотою твоей мы каждый день любуемся, но сейчас дело немножко в другом, — объясняет Маша и, смерив торт загадочным взглядом, командует: — Режь. Взял нож. Пододвинул к себе торт. Чувствует, как замерли вокруг все присутствующие — только жена сохраняла железобетонное спокойствие, словно знала, чего ожидать. Нож плавно рассекает шоколадную глазурь. Надрез становится шире, ещё шире, и вот он отделяет кусочек от общей массы, как вдруг… Перед глазами предстает недвусмысленная картина. Начинка, прилагающаяся к торту, была розовой. Сначала он не понял. Вновь взгляд на Машу поднял, словно вопрошая — в чем подвох? — а потом его словно пронзило.

Девочка! Это девочка!

Радостный крик, услышать который до этого момента никто из присутствующих (за исключением, разве что, Московской) не ожидал, будучи уверенными в неспособности Романова к подобным проявлениям эмоций, заполонил комнату. Саша ринулся к жене и, едва та успевает подняться с места, тотчас подхватывает её на руки. Кружит в объятиях, обнимает, целует каждую клеточку светлого и румяного её личика, заставляя сощуриться и забавно сморщить носик, на котором вмиг заплясала озорная россыпь веснушек. — Машенька, милая, — щебечет Романов, сходя с ума от радости. — Солнышко моё, ласточка моя! Спасибо! Спасибо тебе, спасибо! Ох, и умела же она обрадовать! Пожалуй, лучший подарок в этом году для всех причастных. — Чего, чего там? — ерзает Арсений. — Кто? — Девочка-а-а! — победно вскидывает руки Даня, едва сдерживаясь перед желанием сигануть на стол. — Арсюха, поздравляю — ты теперь поймёшь, каково это — не быть самым мелким! Максон, дай обниму, братуха! Прежде не питавший к Дане особой любви в силу невыносимого его характера, Максим широко расставляет руки: — Иди сюда, козявка мелкая! Обниматься принялись все. Даже вечно хмурый и отстраненный от мира Денис хохотал во весь голос от радости. В сердцах мальчишек зажглось острое: “ — Защищать!” Защищать этот маленький комочек, крохотную сестрёнку, в хрупкости и одновременной бойкости которой сомнений не было. Защищать их принцессу, мамину радость и безграничную папину гордость — то, как мечтал он о дочурке, неизвестно разве что букашке с другой планеты. Мечтал, иной раз завидуя императору Николаю Александровичу, стоило узнать новость о рождении ещё одной дочери. Мечтал, играясь с Марией и Анастасией, делая им новомодные причёски и подбирая ослепительные наряды, коим завидовали бы все дамы при дворе. Мечтал, закрывая ночью глаза и представляя, как однажды всё это он будет дарить собственной доченьке, которую любить станет больше собственной жизни. Он даже имя ей придумал с присущей себе избирательностью — Анастасия. Настя, Настенька, Настюша… Настася.

Романова Анастасия Александровна.

Он уверен, что это имя пойдёт ей больше, чем любое другое, и станет не просто символом его любви к ней, но и данью памяти самому сокровенному — династии. В том, что внутри неё станет течь царская кровь, он не смел сомневаться. Сегодняшний день для него — самый-самый в жизни, ведь ему вручили лучший подарок. Осталось только дождаться его… Как же хорошо, что произойти этому суждено будет уже совсем скоро.