пойми меня неправильно

      Горло саднит при каждом выдохе, и, кажется, по стенкам оно разодрано в клочья — он не знает и не будет знать — достаточно того, что внутри свербит навечно погребенное в нем проклятие и оно наверняка добралось и до голосовых связок.       Между нежеланием жить и желанием смерти — тонкая черта, в которой и есть суть человеческого существования — и она расплывается перед его глазами. Его ноги маршируют машинально, по приказу мозга, который пытается свести воедино все процессы, но разум — неумелый кукловод, и ниточки выпадают у него из рук, выскальзывают на пол, и Капитано чувствует, как отрешенность от реальности заменяет собой любую из еще доступных его телу иннерваций.       «Тебе все равно? Тебе не все равно?» — шепчут голоса, они повторяются и переплетаются в нечленораздельное месиво, из которого торчат чужие конечности и лица — в хаотичном порядке, и он не может разобрать их по частям внутри себя, не может воссоздать оставшееся от них в истинном облике, не может их спасти и довести до освобождения.       Видят ли в нем бога те, кто не верил и не кланялся богам?       В ответ — лишь иерихонскими трубами содрогается человеческий крик, и в нем проблескивают миражами отрывки чьи-то знакомых — нет, знакомых? — фраз — всегда такой, ты не способен на такое, нет, ты сделаешь, поторопись, здравствуйте, командир! — помоги нам, ты справишься, не справишься, так точно, товарищ капитан, оставь, смирись, все хорошо, я в порядке, это из-за тебя, отпусти, ты сделал все, что мог, осталось недолго, ты не выдержишь, отпусти — — Траин, — зовет его кто-то, и он просыпается.       Ему кажется, что он и не засыпал — возможно, он умер пять сотен лет назад и разум до сих пор читает ему сказки на ночь. Затылочная кора идет вместе с префронтальной — они берут его под руки и забрасывают в безоблачное лимбо.       Граница между сном и реальностью растирается в белый пепел — голоса подсказывают ему, что он то там, то иначе — и среди многотональной капеллы теряется голос разума.       Он хочет знать — молятся они на него или проклинают, но он не способен их расслышать — значит, к ним он глух — роднит ли его эта черта с божествами?       Спина прислонена к чему-то крепкому — белокаменная твердыня, памятник минувшего величия падшей империи. Он слышал, чем ближе ангел к богу — тем он отвратительней.       Владыка ночи посмеялась. — Кто из богов сказал тебе, что ангелы убоги?       Уголок рта дергается — кто ж знал, что бестелесные существа имеют пагубную склонность к шуткам.       Она чувствует, что он близок к смерти, потому что сама умирает, потому что её прошлая могила греет его будущую.       Он собирает сознание по кусочкам в цельное, но оно прошло через слишком много метаморфоз и итераций, слои деформированы и перед ним — сшитое рваными лоскутами полотно, и реальность ползет по швам, и он слышит, как они трескаются.       Это пройдёт — нужно лишь перетерпеть, убеждает себя он — каждый раз уходит все больше и больше времени, оно не дискретно и у приступа нет ни начала, ни конца. — Траин, — повторяет кто-то, и он просыпается.       Она стоит — посмотрите, к нему снизошло самое что ни на есть ненастоящее божество. Капитано прикрывает глаза — нет, ему показалось, изуверский, искалеченный эрзац разума вкладывает ей в уста то, что он хочет слышать. — Капитано, — повторяет Мавуика. Теперь — правильно.       Он вспоминает легенду, которую рассказал ему бывший старейшина Потомков крон — он был одержим инадзумскими историями чуть меньше, чем своей женой и чуть больше, чем бесконечной войной.       Возлюбленные виделись раз в год, когда птицы прокладывали между ними мост — в седьмой день седьмого месяца, подобно тому, как сближаются два противоположных, сгорающих в своем свете полюса на Млечном пути. «Ты еще молодой, съездишь, увидишь своими глазами».       Мавуика действительно похожа на Вегу — если солнце уходит в тень ночи, то Пиро Архонт займет её место на расшитом атласе небосклона. Он — не Альтаир, если звезда — то только сверхновая. Им — вечная зима, которая отсчитает все двенадцать отрезков года в собственных угодьях.       «Что такое Вега?» — спрашивает в его голове подростковый, еще не сломавшийся голос, и череда ответов высыпается на него шипением прерывчатой радиоволны.       Нажать на виски, пока не переменный конденсатор не скорректирует амплитуды до белого шума. «Вега — это очень яркая звезда, мальчик, вторая после Солнца. Говорят, вокруг себя она образует новую систему».       Они его не слышат.       Ладони обхватывают его лицо, Траин чувствует их через туманность маски — к нему льнет тепло, и он льнет к нему в ответ — спиралью чей-то непрошенный совет прорезает молоко мыслей — поцелуй её и узнаешь, где находишься.       Его больше никто не зовет, и Капитано просыпается.       Он выскабливает из сознания спутанные клочки летаргии, они взлетают, как пух и ворошатся в черепной коробке. Он должен выжать легкие досуха, пока в них трепыхаются остатки яда, которым он добровольно надышался. — Капитано, — с нажимом произносит голос, и приходит осознание, что он воспринимает его на слух.       Мавуика стоит перед ним, скрестив руки на груди — он не знает, сколько раз она повторила его имя, и что в нем пробуждает эта мысль. — Что ты здесь забыл?       Они вновь встречаются в том же самом месте, но год еще не отсчитал свой срок.       Идея, представленная Оророном, имела право на жизнь, пока Пиро Архонт не решила, что только в ее власти устанавливать гарантии, данные самой природой, и не явилась задушить её на корню.       Он знал заранее, что так и будет — что несколько из её так называемых героев задержатся на краткосрочное свидание с Первым отрядом, что Мавуика придет встретиться к нему лицом к лицу — звёзды сошлись.       Он предполагал, что Пиро Архонт предпочтет потянуть время, но Мавуика располагала иным мнением на этот счёт.       Быстра и порывиста — она оставляла после каждого взмаха лезвия догорающий пламенный хвост. Он отклонился от разрезающего удара её меча, и тот рассеял после себя полумесяц из солнечной пыльцы.       Без толики сожалений он пробил ей с размаху по бедру, увидел легкий поворот каблука на проваливающейся песками земле — славно, возможно дотянуться до луны, — она отвела правую ногу назад — значит, сейчас занесет меч, будет целиться в — живот, шею? — шею, — он отклонил голову на намеренно дразнящие сантиметры, и увидел, как расплёлся на её лице довольный оскал.       Хищник чувствует добычу — и он улыбнулся ей в ответ.       Ледяная рукоять клинка согревала даже через перчатки.       Можно подсечь ей ахиллово сухожилие — Мавуика отступила, читая его мысли, — тогда колени, — плечи слегка дрогнули, когда в них врезалась её голень, шпилька стежками процарапала на ткани мундира линию, — три шага назад, два вперед — чем-то похоже на вальс.       «Хотела потренироваться перед боем?» — хотелось сказать тогда, но он выдрессировал себя не допускать ненужных выражений.       Знакомый лязг металла о металл приласкал слух, — слева, справа, снова слева — теперь вниз, Мавуика слегка нахмурилась — значит, снова слева, вверх, справа, пока клинки не вонзятся в землю вне их доступа. Размах сражения ограничен тесным пространством, она снова близко, и его воспоминания в минуту рассыпались конфетти из реминисценций. Память настойчиво отсылала на несколько дней назад, но он противился её ностальгическим попыткам, концентрируясь на происходящем настоящем и не наступившим будущем.       Разбитый лед кристальной диадемой распался, растаял по её волосам, — нутро прошептало про надвигающийся размашистый пинок в грудь — он до секунды отследил, как пружиной она пригнулась, занесла вверх и чуть вправо колено, успел в нужный момент поймать, обхватить её правой рукой за голень, чувствуя, как по луче-локтевым мышечным проводам проходит ток. Жест забавы ради — ему было прекрасно известно, что следующим же ходом она сбалансируется, прыжком прицелится ему в голову свободной ногой и встретится с блоком из костей предплечья, а её вес в свободном падении прогрызет трещины, которые поползут под кожей по его руке. Впору загадывать желание, но он не может найти ни одного настоящего.       Они столкнулись взглядами — каждым движением выгравировал на сетчатке её полукруг вокруг собственной оси — и этот уже встречавшийся ему замах.       Тебе не выжечь пустое сердце, Мавуика, там нет места для воздуха, который так тебе нужен, чтобы гореть.       И он увидел за её спиной фигуру Оророна, заносящую над плечом Пиро Архонта кулак.              Неожиданное, но предсказуемое развитие событий.       Он помнит, что переместился ей за спину и помнит, как Мавуика зашипела, не одобряя грязные трюки, он помнит, что она, развернувшись, едва ли не пробила ему печень насквозь, но замерла в моменте, когда увидела, что он держит над головой Оророна ладони, а тот отчаянно сопротивляется и, как канатоходец, минует бездну из бытия и небытия, удерживаясь на пошатывающимся тросе отблесков сознания.       Он признал в теле нового товарища душу старого, но Гутфрид признавать его выбор отказался. — Ты поглощен своим чувством долга и чести, и они застилают тебе путь к цели. Ты ничуть не изменился, Капитано. Чувством долга и чувством чести?       Знакомые слова, но смысл от него ускользает. Насколько он достоин — насколько он не потерял по пути того значения, которое в них вкладывал?       Пиро Архонт погладила Оророна по спине, успокаивая, откуда-то возникшая Шилонен схватила его за плечи, увела, и он готов был поклясться — за стенами гробницы его ждет его семья, и пусть они не связаны кровью — есть что-то гораздо крепче и прочнее такого родства.       Мавуика посмотрела на него по-другому.       Отводи взгляд, пока в её глазах не расписалось новое толкование судьбы.       Какой бы она ни была, над ней все равно будет тяготеть злой рок и путеводной будет только вина. Ответственность — его кандалы, но если цепи приковывают моряков, чтобы те не прыгали в пучину в поисках объятия сирены, разве их можно осуждать?       Он рассказал ей, что уже видел смерть мира собственными глазами — она ответила, что этого не допустит.       Можно ли лгать, если искренне веришь в сказанное? — Оророн стал пятым из героев, — сообщила она, вызывающим взмахом бровей будто бы убеждая его в собственной правоте.       Не обманывай и не обманывайся — это не восход твоей идеи, это её паргелий.       Откуда в тебе столько свободы действий, Мавуика, неужели твою шею колодки не гнут к земле, неужели ты можешь поднять голову и увидеть счастливое будущее для себя и своего народа? — Воины Каэнри’ах отдали свои жизни на благо нашей страны. Такой, как ты, однозначно запомнился людям героем. Как они тебя называли, Капитано?       Мавиука, надежда тоже была нашим верным товарищем — на чьем последнем вздохе она тебя покинет? Давно его испустил тот, кому было известно его настоящее имя, и теперь оно ему без надобности. — Не помню.       Она сдвинула стрелку часов еще ближе к полуночи — Мавуика, тебя не устраивает ни одно решение, кроме твоего собственного, в орбите твоих вариантов — не единого чужого мнения. Ты — пастырь, но ты ведешь свой народ к Страшному суду.       Это было и ожидаемо, и предсказуемо — Пиро Архонт не допустит вольности в своих владениях. Взамен переписывания артерий земли проснулись ангелы.       Владыка Ночи терпит его присутствие подле своего монумента, хоть и не может принять тех, кто замурован в его сердце. — Спаси и сохрани свою безгрешную грешную душу, чужак из потерянных земель, сопроводи агнцев блаженных своих до зеленых лугов и цветущих полей, по дороге света до Элизиума — смотри, доведи и не потеряй и сам не потеряйся.       Он кивает ей.       Конечно.       Это его долг.       Мавуика все ещё ждет ответа, и он не знает, сколько времени прошло — оно растягивается-сжимается, оно ощутимо ложится на плечи, но когда он их касается — там пусто.       — Ничего из того, что касается дел Пиро Архонта, — он медлит, но наугад добавляет: — Если тебе нужно отдать распоряжения, обратись к командиру взвода.       Для приказов тебе не нужен командир целого отряда, Мавуика — для приказов тебе и вовсе не требуется повода. Он держит слово — Фатуи на территории Натлана на её стороне, и они приняли его решение беспрекословно.       Они только взглянули на него — голоса подсказывают: «с беспокойством». — Что ты задумал? — повторяет она, перенося вес с ноги на ногу и смотрит — голоса подсказывают: «с беспокойством», и он отмахивается от ненадежных советчиков.       — Ничего из того, что касается дел Пиро Архонта.       Не подходи ближе, Мавуика, на небосводе затмения не встречаются так часто.              Не вводи во искушение проверять то, что ему уже известно.       Она протягивает ему руку — видимо, чтобы подняться. Она протягивает ему руку уже не в первый раз - небо хотело ему помочь, но он выбрал отказать ему.