Источник вдохновения

С моря в грот наползали вечерние холод, туман и свет. Пещера полнилась морскими волнами – нет, это солнце, атакуя их, бросало золотистые отблески на стены грота. Они танцевали, дразнились, будто живые… Если сидеть здесь достаточно долго, прибой станет похож на голоса. Велот сидел больше, чем «долго». Отринуть ковы материального, отделить «себя» от себя и вернуться внутренней частью к духам аэдра. Так сказал учитель о той вещи, что должна быть сделана. Так хотел сам Велот. Он не знал, сумеет ли он сохранить разум – хотя бы частично – после такой сложной и глубокой инициации, или же вернется к предкам не метафорически, а весьма по-настоящему. Но - пытался. Те вещи, что были после, обещали ему свободу. Долгожданную и невообразимую – буквально. Общество, с кучей требований к каждому шагу, взгляду, мыслеобразу, давно уже очень тяготило юношу. Велот не признавался в этом ни другим, ни себе – наверное, я просто недостоин этого, думал он, и раз за разом пытался стать достойным. И немедленное разочарование настигало его вновь. Он пытался – но это было подобно попыткам залить костер крепленым вином, языки его внутреннего огня от запретов и табу лишь пуще вздымались до небес, и отвращение к собственной душе и её порывам поселялось в нём. Может быть, избавившись от «себя» в себе, он избавится и от этого воющего стремления сбежать. От желания сорвать с себя все ярлыки и форменные одежды. Станет, наконец, тем, кого другие хотели бы видеть на его месте!.. Вдохнуть. Пропустить прозрачные потоки через себя. Постараться исчезнуть. Раствориться в пустоте, стать сутью воздуха. Пусть даже мысли станут отголосками, пусть мерцающие вспышки бегают перед взором закрытых глаз, и пусть он на какое-то мгновение разучится б ы т ь. Он - всего лишь дыхание. Он - всего лишь пауза между мыслью и мыслью. Пусть внутри распускается пустота. Велот слышал прибой, облизывающий берег, и дребезжание крыльев стрекозы. Слышал мерцание тишины и собственные вдохи и выдохи, гул крови в ушах, стук сердца. Интересно, мешает ли всё это учителю? Ведь тело есть у любого из живых. Наверное, это вопрос фокусировки внимания… И тут случилось внезапное. Шаги были неслышными, их звук съел песок. Но Велот (а он сидел здесь уже полтора? два с половиной? дня) всё же почувствовал вибрацию от земли в затекших ногах. Не открывая глаз, он решил, что в грот забралось животное. Но это была женщина. Молодая. Невысокая, со смуглой от загара кожей, явно крови альдмери. Светлые её волосы неопрятными крупными кудрями спадали вниз. Из одежды… о, духи-предки, из одежды на ней не было ничего. Совсем. Окровавленной рукой она держала на плече труп странной зеленой твари. Струйки крови бежали вниз, с плеч к бедрам и ниже… Велот молча таращился на неё, она отвечала тем же. Черные дикие глаза вперились в глаза юноши. Незнакомка чуть склонила голову набок. - О, духи! Я понял. – наконец, убитым голосом прошептал альдмер. – Ты – просто видение. Я сижу тут третий день, и от голода стал видеть галлюцинации. – он покивал, наполняясь верой в свои слова. Звук собственного голоса придал ему сил. - Глу-упый… - нараспев, с хищной хрипотцой сказала женщина, пропустив слова собеседника мимо ушей. Она присела, вытянув ноги, положила тушу твари в сторону, потянулась, а потом зачерпнула песок с поверхности земли и стала оттирать им с себя кровь – она не смущалась и не отворачивалась, и Велот смотрел во все глаза. Мать с отцом уже выбрали ему жену, но до свадьбы должно было пройти много времени… Велот ни разу в жизни не видел обнаженного женского тела. Гостья, между тем, счистила с себя остатки песка и крови и просто отряхивалась – неспешными, скорее поглаживающими себя движениями. - Тебе не холодно? – не выдержал Велот, сглотнув слюну. - Я не люблю охотиться в одежде. Она потом вся в крови. – пожала плечами женщина. Она сказала это тоном, которым годовалому ребенку рассказывают, что прыгать в горную реку, вообще-то, опасно. - Ты охотишься здесь? – спросил юноша, желая унять неловкость и свои, бешено переплетенные с внезапно включившимися жаждами тела, мысли. – Это… существо… я никогда не видел таких! Его ломкий, звучавший глухо после долгого молчания голос ощущался чужеродно и странно в пещере, как и женщина, находясь там, смотрелась словно бы сном или видением. Она поймала один из мечущихся взглядов Велота - и неторопливо заговорила: -Это - никс-гончая. Я убила её далеко отсюда… Очень далеко. Но этомоё место, я прихожу сюда укрыться от непогоды, приготовить еду и отдохнуть. - незнакомка приподняла один из камней, пошарила под ним и достала что-то вроде огнива. Затем она опустилась на колени перед небольшой кучей плавника и, всё так же, будто с ленцой, стала высекать искры. Велот смотрел на неё во все глаза. Женщина смотрела не на огниво и не на Велота, но на пространство, разделяющее их. Изгнанница и поневоле дикарка, решил юный аристократ - может, даже, полукровка… -Скажи… ты ведь не всегда жила охотой и ночевала в пещерах? - чуть смущенно выпалил юноша. - У тебя такая осанка, и голос, и ты держишься, как, ну… -Было время почерпнуть что-то у ваших девиц. - шутливо пошевелив плечами, выдохнула незнакомка, после, наконец, обдав особо сильным снопом искр плавник и родив огонь. Пламя озарило потолок, и внезапно осветило что-то вроде бокового дымохода - косая дырка в верхней части грота, в которую не капал дождь. Копоть на стенах тоже стала видна. Она действительно всё это время отдыхала здесь и готовила пищу. Это было действительноеё место. А Велот пришел, не ведая об этом, грубый, как завоеватель… Юноша сглотнул, не подпуская разум к мыслям о том, что ещё обычно делают завоеватели. Но глаза его предали. В свете огня было заметно, что облик женщины… будто не до конца альдмерский. Слишком выраженные скулы, брови, слишком раскосые и тяжкие глаза, губы чуть пухлее, чем у дев высоких эльфов… И грудь с бедрами больше. Ощутимо. -Тебя зачали от демонов, так? - пытливо уставившись на незнакомку, прошептал Велот. - И поэтому изгнали? Я слышал о подобном… Женщина встала с колен, неспешно подошла к Велоту - тот всё ещё сидел в подобии молитвенной позы - и почти навалилась на него, наклонившись сверху. Улыбнулась. -Так и есть. Моим отцом был дремора, матерью - ночной сумрак, и я пришла сюда соблазнить тебя и сожрать твою душу… - женщина лукаво прищурилась и положила руки юноши себе на грудь. Велот замер, боясь даже сделать вдох. Сердце, казалось, сейчас взорвется. Она громко рассмеялась. - На самом деле, все куда прозаичнее, если ты хотя бы примерно представляешь, что ещё таят в себе знатные семьи на островах… Я пойду, приготовлю мясо. Если ты не против… - и она немного потерлась грудями о его ладони, а потом, выскользнув из них, направилась в сторону туши зеленой твари. У Велота путались мысли. У него же обеты! У него же посвящение! Ему нужно обрести покой разума и тела! Покой! То, что происходит сейчас, это вещь, полностью ему противоположная! Почему эта дикарка - грязная, развратная - вообще заявилась сюда? Почему делает то, что делает? Почему ведет себя, как королева, и обращается с ним так?! Велот всеми силами души старался не дать себе понять себя. Старался прогнать от себя понимание того, чего он хочет на самом деле. Потому что оно было страшным. Как огонь в лесу, как океанская бездна, как черное небо в беззвездную ночь. Незнакомка тем временем откуда-то достала нож, прокалила в огне и принялась деловито разделывать тварь. Песок и камни грота окрасились кровью, и её руки тоже. Пахло не особенно приятно, но не противно. Непривычно. При виде мяса Велот вдруг резко ощутил сосущую пустоту под сплетением, и понял:он не ел три дня. - Я оставлю тебе кусочек. - вполголоса мелодично пообещала женщина, даже не подняв взгляда от мяса. Она свежевала тварь, оставив шкуру около стенки грота. Голова странного зверя (зверь ли это?), казалось, пялилась точно на Велота. Юноша тщетно попытался сказать себе, что таким низшим существам не свойственны высокие чувства, но от этой мысли осуждения - вперемешку с тоской - в остекленевшем взгляде твари, по личным ощущениям Велота, только прибавилось. Парень пристыженно втянул голову и уставился на огонь, но уже через мгновение понял, что опять во все глаза следит за кровавой работой незнакомки. Та резала, пачкаясь в крови, и вполголоса пела что-то на неизвестном Велоту языке. Она отделила мясо твари от костей, отложила требуху рядом, вытянула жилы, отрезала когти и тоже сложила их в стороне. Потом взяла несколько камней побольше, подвинула их к огню и разложила куски мяса на них, как на жаровне. Женщина удовлетворенно поглядела на результат, а после - провела по своим щекам пальцами, выпачканными в крови, и запела громче. По спине юноши побежали мурашки, что-то первородное, демоническое было в этом голосе, отражавшемся от стен пещеры, в её окровавленных пальцах и будто заполняющих собой весь грот черных глазах. - О чем твоя песня? - негромко поинтересовался он, когда незнакомка замолкла. - О, она охотничья. - снисходительно поведала женщина, заворачивая внутренности, кости и когти в толстую зеленоватую шкуру твари. - Она про священную жертву и священное предательство. Велот, кажется, позволил лицу излишнее выражение эмоций, потому что, увидев его, женщина просто расхохоталась. - Эту песню пел мой отец, когда учил меня охотиться. - улыбнулась она, отсмеявшись. - В ней я прошу прощения у того, чью жизнь я отняла во имя себя самой, и обещаю, что его дары мне… ну… не пропадут даром. - Она слизала кровь с пальцев, а остатки опять принялась стирать песком, по-звериному зарываясь в него руками. Крупные песчинки окрашивались в темный, неясный в отсветах костра оттенок. - …Интересно. - озадаченно промолвил юноша, не зная, как отнестись к столь непривычной философии. Когда он общался со старшими, с Учителем, ему казалось, он - дикарь, непокорный и свободный, не то, что прочие, тихие и воспитанные дети городов!.. Но, встретившись лицом к лицу с кем-то, настолько по-настоящему диким, он почувствовал: то были всего лишь пляски его дурной, глупой молодой крови. Ему было страшно, ему хотелось поскорее уйти и ему ужасно, нестерпимо хотелось остаться. Они сидели и молча смотрели на пламя. Куски мяса румянились, выпускали сок, и от запаха у Велота сильно свело желудок. - Я совсем не умею петь. - полушепотом признался юноша, желая отвлечься от пустоты внутри - совсем, совершенно не той, которую пытался постичь утром! - О. Я знаю много песен. - сказала незнакомка серьезно и задумчиво, глядя на огонь. - И на твоем языке тоже... И, если ты захочешь, то могу и тебя научить. “Она думает, она может поразить меня этим, ха! Грязная оборванка!” - пытался отбиться от своих желаний Велот. - Хочу. - внезапно произнесли его губы, будто потеряв связь с командным центром разума. Незнакомка не удивилась - а может, просто ничем не выдала своего удивления. - Давай я спою тебе… песню жизни. - она оторвала взгляд от костра и, не мигая, уставилась ему в глаза своими, черными провалами. Велоту стало жутко, он постарался выдержать взгляд, но не справился и потупил взор. - Но сначала давай поедим… мясо уже готово. - довольная произведенным эффектом, женщина неуловимо ухмыльнулась, и ножом аккуратно отодвинула камни с мясом от костра. Когда незнакомка положила перед Велотом его порцию, юноша решил, что сейчас заплачет. Раньше он даже представить себе не мог, какой невероятно богатый и яркий экзистенциальный опыт может получить любой из меров, если не будет брать в рот пищи более двух суток, а потом сядет напротив очень манящего, но подозрительного жареного куска какой-то не менее подозрительной твари… Даже острый мясной запах казался чем-то ненастоящим, ловушкой голодного разума. Он сейчас очнется - нет ни костра, ни охотницы, ни сводящего с ума аромата пищи. Только пляска отблесков заката на стене грота. Только голос прибоя и соль в воздухе. Он сейчас проснется… - Ешь, пока горячее, - с набитым ртом проговорила женщина, вгрызаясь в свою порцию. Капли мясного сока текли по подбородку и рукам, но её это, кажется, ничуть не волновало - охотница была всецело захвачена трапезой. Укус за укусом, порция споро исчезала внутри неё. Велот ещё раз посмотрел на кусок, лежащий перед ним. Постарался незаметно повернуться к костру и женщине таким образом, чтобы не видеть головы твари, всё ещё осуждающе лежащей невдалеке. Потрогал мясо пальцем - вроде съедобное, и не особо горячее даже. Может быть, всё же вытолкать незнакомку с её странным угощением прочь и попробовать присоединить разум к аэдра? После стольких попыток… Хотя бы попытаться… Он должен быть выше этого… Тело выплеснуло во внутреннюю пустоту юноши такое количество желудочного сока, что от голода натурально свело всё тело. Велот вздохнул… и малодушно откусил мясо, а потом ещё, и ещё… До этой минуты он будто не понимал, насколько сильно проголодался. Возможно, было даже вкусно, но главное удовольствие было в том, что его нутро прекратило притворяться пылающим кузнечным горном! Пустота уходила и забирала с собой боль. Он простил незнакомку и её вторжение, простил Учителя, и самого себя, он даже простил осуждающий взгляд несчастной тварьей головы… И дальше ел, уже не бросая куски в голодную пустоту, но обращая внимание на яркий вкус, запах, пряный и дымный, волокна на языке… Незнакомка готовила удивительно хорошо для дикарки. Велот, как и прочие альдмери, обычно ел умеренно, а мясо - вообще крайне редко, потому что частые посты и ограничения для молитв исключали подобную пищу. И, возможно, именно поэтому его рецепторы и нервы сейчас так восторженно трепетали - более привычный к такой еде мер отнесся бы спокойнее. Но Велот был Велотом. не больше и не меньше. Он понимал всё это и корил себя за предательство веры, Учителя и собственной стойкости - и ел дальше, жуя, глотая и мирясь с собственным острым наслаждением и стыдом за него. Охотница уже прикончила вторую порцию и теперь неспешно облизывала пальцы от сока. Она прилегла, немного откинувшись назад, и в тёмных глазах вместо хищной верткости светилась благая расслабленная сытость. Лицо её немного потеплело. - Было вкусно? - улыбнулась она уголками губ, когда Велот сам закончил есть и, отважно поборов искушение облизать руки по примеру своей благодетельницы (ну хоть здесь выстоял!), просто омыл их в одной из лакун грота. - Очень!.. Хотел бы соврать, но не умею! - тихо рассмеялся юноша, в очередной раз опустив глаза, чтобы взгляд опять не падал на тело охотницы. Он не был уверен, достоин ли он собственного уважения, но зато уверился в том, что на исходе этого дня не отойдет к духам предков физически. Это уже воодушевляло. Женщина улыбнулась, фыркнула: - Сначала мне учить тебя есть, теперь - врать. А ведь ложь - язык королей. Чему здесь вас всех вообще учат, м? - Ну. Как Учитель говорил, Велот, сначала были только Ану и Падомай… - полушутя-полусерьезно начал Велот. - А вообще правда, спасибо. - он учтиво склонил голову, чувствуя, что вернуться к медитации после трапезы будет как минимум проблематично - внутри расползалось тепло, тело расслабилось, потяжелело и хотелось дремать, пригревшись, у костра, прямо как его новая знакомая. И ещё бы укрыться уютным, теплым… Или тонуть в объятиях… Касаться… Так!!! Что, дейдра побери, нашло на него? Сначала безрассудно поедает плоть непонятных тварей, теперь вот - берет и бросает всё то, к чему так долго шел?! И ради чего?! Поваляться в песке у костерка с какой-то грязной девкой?! Унимая гнев внутри, Велот весьма кстати вспомнил, что даже Учитель часто медитировал на пламя. Он подошел поближе к костру и, проклиная себя за то, что делает это недостаточно охотно, вновь принял молитвенную позу. Лица, шеи и голых кистей рук словно коснулся летний полуденный зной. Юноша ещё раз бросил взгляд в сторону женщины - та лежала в расслабленной позе, глаза были прикрыты, на окровавленном, но очень красивом лице блуждало слегка отсутствующее выражение сытого блаженства. Почему-то это зрелище сильно вывело Велота из себя. Он резко отвернулся и направил взгляд прямо в пламя, получив немедленный взрыв пепельных искр в ответ. Вот и прекрасно. Сосредоточиться на жаре пламени, на его дыхании, столь отличном от дыхания любого из живых. На тёплых потоках воздуха, неторопливо ласкающих его… Вдох. Выдох. Вдох… Плечи его медленно поникли, глаза закрылись, тепло внутри и тепло вовне быстро справились со своей нехитрой работой… Велот спал очень крепко, и ему снились чудные сны, пустыня и болота, и бородатые нити мха, свисающие с корявых, уродливых деревьев, и грибы величиной со взрослого мера, звенящее насекомыми разнотравье и светящиеся от лишайников и незнакомых соцветий зловонные лужи топей. Твари, зеленые, с узловатыми ногами и странными челюстями, и личинки размером с ногу, и монстры в пещерах… И пустоши с вывороченными из земли корнями невиданных растений, покрытые такыром, как боевыми шрамами, с писаной красоты небесами и совершенно неузнаваемым расположением звёзд на них… Ему виделась иная, ни на что не похожая земля с суровым, но очень красивым лицом. Лицом дикарки… - Что за?.. - опешил юноша, резко вывалившись в реальность в одном из дальних альковов грота. Костер затухал алыми светляками углей. Под его телом лежали какие-то шкуры, мех (они и раньше тут были?!), в целом, было даже уютно… Но каким образом… - Прости. Иначе ты бы упал лицом в костёр. - невозмутимо и сонно улыбнулась лежащая рядом женщина. Кровь с её лица куда-то исчезла, грязь со светлых волос тоже, и она показалась Велоту ещё красивее, чем при первой встрече. Это всё пещерная тьма, точно, думал он. Была ли на ней одежда? Под ворохом шкур и не углядишь. Почему он, дейдра побери, опять думает об этом? Нужно уходить. Нужно пойти к Учителю, рассказать ему про странную встречу, пожаловаться на произошедшее, покаяться… - Сколько я так лежал? - юноша потер глаза. - Пока огонь горел. - дикарка кивнула на кострище. - Ночь ещё не перевалила за середину. С моря примчался холодный ветер, она нырнула поглубже под шкуры. Велот, недолго думая, тоже - только хворей сейчас и не хватало. Удивляясь тому, что он пережил в этом гроте уже две такие же холодные ночи (каким образом?!), альдмер стащил какой-то мех из тех, что лежали сверху - и, предки помилуйте! Две круглые голые груди, чуть покачнувшись, предстали перед его взором. Юноша шумно сглотнул слюну. Внизу сразу стало жарко и тесно. Охотница зыркнула в ответ с алчным интересом в глубине черных глаз. - М-м. И трогать тоже можно… - она чуть выгнулась изящным станом, лениво улыбнулась. - Я не хотел! - поспешно отмахнулся он. - Я просто хотел укрыться! Извини! Прости! - Чего ты так боишься, дитя? - сощурила глаза дикарка. - Если не хочешь, просто скажи “нет”... - небрежно накинув какую-то шкуру, она поглаживала себя по грудям, задерживаясь на сосках. - Я! Ты просто не понимаешь. - Велот выдохнул сквозь зубы, чуть не укусив себя за язык, но не отводя взгляда. - Я… очень хочу. Очень. Но я пришел сюда ради своих обетов. Я должен своей душой сделаться тише и глубже, чем прочие, услышать пустоту и обрести то, зачем пришел сюда. - Тогда забирайся под шкуры и грейся. А слушать пустоту будешь утром… - подняла брови женщина. Она не прекращала гладить себя, и глубокое неровное дыхание и близкое тепло тела сбивали Велота с толку. - И разве отказ от еды, отказ от сна сделали тебя глубже? - она внезапно заглянула ему в глаза, распахнув свои, и отблески углей костра алым мерцали в глубине. - Они ожесточили твои желания, только и всего. Ты себе врёшь, Велот. Сердце у юноши упало. Откуда она знает его имя? Бормотал во сне?.. - Пф-ф. “Как Учитель говорил, Велот, сначала были…” - передразнила женщина. Когтистый кулак, сжавший нутро, немного отпустил его. - Ты не умеешь врать, но и в правде тебе радости нет. - спокойно и решительно припечатала она словом, вместе с тем положив одну руку себе между бедер. - Выбирать надо, когда есть выбор, а не нужда. - Медленные движения руками, глубокие сбивчивые вздохи. - Есть столько всего, чему я могла бы научить. И всего, что тебе предстоит узнать!.. - дикарка смотрела на него затуманенными глазами, Велот опять ощутил нечто нехорошее, демоническое. Словно дейдра увидел. Но смотреть не прекращал... - И ты предлагаешь мне сегодня попробовать… с тобой? - стараясь придать голосу небрежность, спросил юноша, но вместо этого вопрос был полон затаенной надежды. - Есть истина, и у неё три угла… - загадочно, даже полубезумно начала женщина. - И однажды я расскажу тебе о ней всё. - угрозы в голосе не было, только звенящее, плещущее через край желание. - О, я хотела бы попробовать с тобой… Велот-пророк. - она наконец отняла руки от своего тела и чересчур стремительно стянула рубаху с юноши. Тот, пропустив “пророка” мимо ушей, поспешно сбрасывал прочую нехитрую одежду, загоревшись неистовой жаждой познания нового. Он был просто тёплый, а она - уже разгоряченная, пылающая. Он был тверд везде, а она - только в некоторых местах, а в некоторых - мягкая, упругая... Он не знал, что делать и как, но она с его телом будто вступила в заговор за спиной хозяина. И тело уже само знало, и будто бы не обращало внимание на неопытность Велота. И губы переплетались с губами, и поцелуи, укусы, и то долгие и неспешные, то слишком страстные ласки прорвались из пространства мыслей и мечтаний в реальность. Ту реальность, в которой он должен был постигать пустоту и покой. И сбившееся дыхание, жар и тяжесть чужого тела, и её нездешняя красота, и ответное, сбивающее с толку и уничтожающее всякие потуги разума желание… Она не могла насытиться его телом, а он - их жаркой игрой. В какой-то момент она стала костром, в какой-то - морской тьмой. Велот никогда раньше не занимался любовью с тьмой, но ощущалось это гораздо лучше, чем можно себе представить. Может быть, ему было суждено постичь именно её пустоту и именно её голос… А потом взрыв удовольствия уничтожил мир, и мир родился снова. И ленивые поцелуи и дымка сна, и сказочное забытье… В какой-то момент Велот, ворочаясь во сне, повернулся к стене грота и через какое-то время с ужасом осознал: в пещере он, и только он один. Ни шкур, ни копоти на стене, ни кострища с головой диковинной твари. Только шум прибоя, песни ветра под куполом грота, утренние лучи сквозь дыры в стенах пещеры. Голода, правда, он тоже не чувствовал, как и сонливости. И ему стало очень страшно. Будто ему в глаза заглянула сама тьма. Забыть случившееся, как дикий, неправдоподобный сон, он не мог - это и сном не было, он мог бы поклясться!.. И жить дальше, так как жил, он тоже не имел права. Это и было то священное предательство, о котором она говорила, понял он с запоздалым раскаянием. В эту ночь он отнял себя у всех и вернул себе - но не являлся больше тем собой, что вошел сюда три дня назад. Но и тянуться к первородной, хищной, пугающей тьме, заключенной этой ночью в теле дикарки, было для него чем-то настолько странным и неправильным… Да, она не мер, но и не полукровка. И самые страшные догадки кусали его разум изнутри. Дороги назад он не видел. Велот ещё три дня приходил в грот ночевать, но больше не пытался вернуть то душевное состояние, в котором пребывал до роковой ночи. Он прекрасно знал, что не вернет. И не хотел. Он ложился в дальний альков и спал странным сном, и ему снилось её лицо, прекрасное, иногда окровавленное, и дивные виды дальней страны. И он дождался. На третье утро на песке чья-то твердая рука начертала “Жду тебя в полночь В тени Кристальной башни Воительница Востока и Запада и Звездного сердца” И сердце самого Велота умерло и ожило вновь. В конце концов, кроме пустоты, в мире есть столько всего, что ему предстоит узнать!..