Стекло

Агата стояла перед высоким зеркалом, окружённая золотистым светом канделябров. Ткань свадебного платья струилась по её телу, мягко обнимая фигуру, подчёркивая строгие линии талии и хрупкость плеч. Сложный узор кружева покрывал тонкую кожу, словно паутина изящных тайн. Белоснежный шлейф касался пола, напоминая волны — одновременно грациозные и тяжёлые, как груз предстоящего момента.   Она рассматривала своё отражение, не узнавая себя. Губы накрашены ровным красновато-розовым оттенком, глаза подчёркнуты лёгкой дымкой теней, но взгляд оставался напряжённым, почти холодным.   В груди пульсировало нечто неопределённое. Нет, это не был страх. Это была тяжесть. Её пальцы нервно сжимали тонкую сигарету — зажигалка стояла рядом на маленьком столике, и дым уже казался ей спасением, но... нельзя. Только не в этот день.   Агата чуть наклонила голову, волосы, уложенные в идеальный пучок, сверкнули в свете. Она выглядела великолепно, но внутри всё будто рвалось на части.   Через тридцать минут она станет женой Ванды. Невыносимо красивой, доброй и терпеливой Ванды, которая умела смотреть на неё так, словно внутри неё не было этой холодной пропасти. Она была лучшей из всех, кого могла бы выбрать судьба. И всё же...   Агата стиснула зубы. Она не собиралась бежать. Это было бы слишком театрально, слишком очевидно, слишком... не в её стиле. Но если бы сейчас, каким-то чудом, Ванда вдруг передумала, вдруг отказалась, вдруг разорвала бы их этот день, Агата выдохнула бы с облегчением.   Она закрыла глаза, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Эта мысль, такая наглая и обжигающая, заставляла её сердиться на себя. Ванда этого не заслуживала. Никто этого не заслуживал.   В дверь постучали.   — Агата? — знакомый голос Ральфа, её старого друга, прозвучал мягко, но требовательно. — Ты готова?   Она выдохнула, её пальцы ещё раз нервно сжали сигарету, но вместо того, чтобы зажечь её, она аккуратно положила её на столик.   — Сейчас выйду, — её голос звучал спокойно, словно эти слова были заучены заранее.   Она посмотрела на своё отражение ещё раз. Женщина в зеркале казалась чужой. Она была прекрасна, безупречна, идеальна. Она была той, кем должна быть. Но где-то за этим блеском и льдом крылось что-то другое — тень улыбки, прикосновение, которое всё ещё жгло кожу.   «А если бы...» — мелькнуло в голове, но Агата быстро прогнала эту мысль. Это больше не имеет значения.   Агата медленно подняла край платья, почти заворожённо наблюдая, как тонкая, словно невесомая ткань открывает бледную кожу. Белоснежный шёлк, казалось, был соткан из света, струился с её пальцев мягкими складками, пока не обнажилось колено, изящное, чётко очерченное.   Она оперлась одной ногой на низкий пуфик, чувствуя, как прохладный воздух коснулся открытого участка кожи. Пальцы нерешительно скользнули вверх, мягко, едва заметно касаясь собственной ноги, но в голове всё было иначе.   Её взгляд стал рассеянным, словно она смотрела не на себя, а куда-то далеко, туда, где ночь в Риме укрывала их двоих своим тёплым покровом. Она помнила, как Рио, с её хриплым голосом и дерзким смехом, склонялась к её колену, касаясь кожи чуть влажными губами. Эти прикосновения были одновременно обжигающими и невесомыми, как поцелуи огня.   Агата едва слышно выдохнула, прикрывая глаза, и её пальцы продолжили движение вверх, по линии бедра. Воспоминания завораживали, возвращая её к той последней ночи, где каждая секунда казалась вечностью. Тогда Рио целовала её медленно, с каким-то непостижимым вниманием, будто каждое прикосновение было тайным обещанием.   Она почувствовала, как внутри всё сжимается — не от сожаления, а от болезненной ясности. Эти моменты больше не повторятся. Их нет в её настоящем, в этом зеркале, в свадебном платье. Но они остались в ней. Их тепло, их вес, их глубина.   Пальцы замерли у середины бедра, чуть надавив на кожу. Агата открыла глаза, её взгляд упал на своё отражение. В этом жесте было что-то почти вызывающее, словно она бросала вызов самой себе, своим воспоминаниям, своей жизни, которая неизбежно двигалась вперёд.   Ткань платья вдруг опустилась, скрыв её ногу, словно поглощая её тайну. Агата выпрямилась, взяла себя в руки. Но внутри, глубоко, ещё долго отголоски тех поцелуев отзывались в ней теплом. 

***

За массивной деревянной дверью слышался приглушённый шум голосов, низкие, церемонные звуки органа и лёгкий шелест одежды. Агата стояла перед этой дверью, прямо, как натянутая струна. Белые перчатки облегали её пальцы, пряча любые следы волнения. Последний миг. Последний вздох. Последняя свобода.   Она знала, что там, за дверью, её ждали не только глаза гостей, но и новая жизнь. Она пойдёт туда и станет для всех образцом, святой женой. Но внутри неё всё ещё бился грех, разделённый с женщиной, имя которой она больше не смела произносить.   И всё же... Как бы ни старательно она пыталась затушить этот огонь внутри, он горел. Неистовый, упрямый, противоречивый. Она могла закопать его, скрыть под слоями правильности, семейной чести и традиций, но потушить — никогда. Потому что она знала: её душа не святая. Она — дьяволица, и никакая церемония, никакой алтарь не сделают её другой.   Сильным движением, почти гневным, она толкнула дверь. Петли скрипнули, и массивные створки распахнулись, открывая вид на костёл. Зал был ярко освещён; десятки свечей мерцали, отражаясь в позолоте алтаря, белоснежные ленты обвивали скамьи. В воздухе витал запах ладана и свежих цветов. Все головы разом повернулись к ней, словно по команде, но Агата даже не вздрогнула.   Ванда уже стояла у алтаря. Высокая, утончённая, с мягкой улыбкой на лице. Рядом с ней — священник и женщина, чьё лицо было так знакомо Агате: Лилия Кальдеру. Та самая Лилия, всегда правильная, понимающая. Она была воплощением благородства, но у Агаты было странное чувство, что эта женщина видела её насквозь. Лилия не осуждала, не комментировала, но её взгляд всегда напоминал, что знает больше, чем говорит.   Агата сделала шаг вперёд. Она была одна — без сопровождения, без опоры. Это был её осознанный выбор. Она шла к своей судьбе с высоко поднятой головой, почти торопливо. Каждое движение казалось решительным, будто бы она проходила не к алтарю, а к финишу, который нужно пересечь как можно скорее.   Фата мешала. Она раздражала, цеплялась за ресницы, заставляла щуриться, и Агата периодически оттягивала её вперёд пальцами в белых перчатках. Но ничто не могло остановить её.   Сейчас она была красивой, как никогда. Взгляд холодный, собранный. Черты лица строгие, но в них светилось что-то первобытное, необузданное, словно внутри неё всё ещё полыхало пламя.   И сейчас она станет женой. Агата подошла к алтарю, её каблуки едва слышно касались каменного пола. Она замедлилась, когда оказалась рядом с Вандой. С минуту они стояли друг напротив друга, и Агата, чуть наклонив голову, изучала её лицо.   Ванда выглядела сдержанной, даже напряжённой. Плотно сжатые губы, слегка опущенные уголки рта, горящий взгляд, но не тот, в котором тепло или радость. Скорее, будто внутри неё бушевала буря. Один длинный рыжий локон выбился из идеальной причёски и упал на лицо, мешая, но она этого даже не замечала.   Агата почувствовала лёгкое беспокойство, но быстро заглушила его. Она списала всё на волнение и отвернулась, отворачиваясь. Свадьбы всегда были нервным испытанием, даже для тех, кто на первый взгляд справляется с эмоциями безупречно.   Лилия Кальдеру подошла ближе, держа в руках два букета. Она протянула их невестам, и в тот момент, когда Агата взяла свой, Лилия неожиданно крепко сжала её руки. Это прикосновение было почти пугающим в своей настойчивости, и, прежде чем Агата успела что-то спросить, Лилия наклонилась ближе, её губы почти коснулись уха женщины.   — Будь честна с собой, — прошептала она, едва слышно, словно её слова предназначались только Агате и никому больше.   Затем она отстранилась, улыбнулась так, как это делает тот, кто знает слишком много, и спокойно отошла в сторону.   Агата замерла. Её сердце вдруг начало биться быстрее, но она быстро подавила это ощущение. Она заставила себя улыбнуться, пусть и через силу, и сделала ещё один шаг ближе к алтарю.   Священник поднял руки, призывая к тишине. Голоса стихли. Все глаза были устремлены на двух женщин.   — Сегодня мы собрались здесь, чтобы стать свидетелями союза двух сердец, двух душ...   Слова звучали как эхо, плыли мимо, будто из другого мира. Агата слушала их, но не чувствовала. Она смотрела на Ванду и видела, как та дышит чуть быстрее, чем обычно. Руки с букетом едва заметно дрожали.   — Агата Харкнесс, — священник обернулся к ней. — Готовы ли вы произнести свои обеты?   Она кивнула. Пальцы сжали букет крепче. Всё, что она скажет сейчас, станет истиной, хотя бы для всех, кто смотрит.   — Я, Агата Харкнесс, клянусь быть рядом, в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в здравии и в болезни. Клянусь хранить верность, поддерживать и любить тебя до конца своих дней.   Её голос звучал твёрдо, уверенно. Каждое слово было произнесено безупречно. Она не чувствовала дрожи, не чувствовала сомнений. Это был долг. Это была её роль.   Священник повернулся к Ванде.   — Ванда Максимофф, произнесёте ли вы свои обеты?   Пауза. Напряжение в воздухе стало почти осязаемым. Ванда подняла взгляд на Агату. Её глаза горели. Губы дрогнули, но не разомкнулись сразу.   — Нет, — наконец сказала она. Её голос прозвучал тихо, но в абсолютной тишине зала он разорвал воздух, как раскат грома.   Агата почувствовала, как что-то внутри сжалось. Она не открыла глаза, которые непроизвольно закрыла в тот момент, как услышала это слово. Бумажные лепестки букета в её руках сомкнулись под пальцами так крепко, что было слышно, как хрупкие стебли начали ломаться.   Ну вот и всё.   Стекло треснуло. Священник стоял в центре зала, смущённо сжимая книгу с клятвами. Тишина в зале стала тяжёлой, почти осязаемой. Агата посмотрела на Ванду, её взгляд был спокойным и непроницаемым, как будто всё происходящее было ожидаемым, почти неизбежным.   Ванда сделала глубокий вдох и опустила глаза на свои руки, сжимающие букет. Она выглядела напряжённой, словно под грузом собственного решения.   — Ты думала, я не узнаю? — наконец, произнесла она. Голос её был ровным, без дрожи, но с каждым словом казалось, что в воздухе звенит невидимая струна.   Агата чуть приподняла подбородок, взгляд её оставался твёрдым.   — Я знала, что ты узнаешь, — ответила она спокойно.   Эти слова были настолько неожиданными, что по залу пронёсся лёгкий шёпот. Кто-то из гостей повернулся к Лилии, которая, стоя в стороне, молча наблюдала за происходящим.   — И всё равно ты решила продолжить? — Ванда подняла глаза на Агату. В её взгляде горела боль, но она не позволяла ей вылиться наружу.   — Да, — коротко сказала Агата, её голос был холодным, почти отстранённым.   Ванда на мгновение закрыла глаза, как будто пыталась собраться. Она медленно выдохнула, затем обернулась к Лилии, которая держала в руках небольшой кожаный клатч.   — Лилия, пожалуйста, — тихо попросила Ванда.   Лилия, не говоря ни слова, подошла ближе и передала Ванде её телефон. Та включила экран, нашла нужное видео и подняла его так, чтобы Агата могла видеть.   — Если ты не знаешь, о чём я, то давай посмотрим вместе.   Она нажала «воспроизвести», и на экране появилось изображение с камер наблюдения.   Первый отрывок: бассейн. Агата и Рио сидели на шезлонгах. Разговор, оживлённые жесты, лёгкие улыбки. Солнце отражалось на воде, а их силуэты казались почти кинематографическими.   — Это, наверное, ничего не значит, да? Просто разговор у бассейна? — Ванда подняла бровь.   Следующий фрагмент: коридор отеля. Агата останавливается перед номером Рио, нерешительно стоит несколько секунд, а потом исчезает за дверью. Через час она выходит, приглаживая волосы, поправляя платье, взгляд её рассеянный.   — Что это было, Агата? Простой разговор за закрытой дверью?   Ванда нажала на экран, и видео сменилось: утро. Снова тот же коридор. Агата стучит в дверь, затем входит в номер.   — Второй раз. Как мило, — её голос дрожал, но она продолжала говорить. — Ты даже не пыталась скрыться.   Потом такси. Агата и Рио вместе стоят у машины, Рио что-то говорит, и Агата улыбается. Их лица кажутся слишком близко, как будто они на грани чего-то большего, чем дружеское общение.   — Ты сказала, что была занята работой. А на самом деле ты была занята… этим.   И, наконец, последний фрагмент: ночь. Коридор. Агата притягивает Рио к себе и целует. Их поцелуй короткий, но настолько откровенный, что в зале раздаётся еле слышное аханье.   Агата посмотрела на экран, а потом перевела взгляд на Ванду.   — Всё? — спокойно спросила она, скрестив руки на груди.   — Всё? — эхом повторила Ванда. Она смотрела на Агату, как будто впервые видела её. — Ты действительно хочешь оставить это без объяснений?   — Нет, — коротко ответила Агата. Она посмотрела на гостей, большинство из которых сидели, опустив глаза, не зная, как реагировать. Затем её взгляд остановился на Ральфе, который сидел в первом ряду, сжимая сигареты в руках.   — Ральф, — обратилась к нему Агата.   Он, чуть растерявшись, передал ей сигарету и зажигалку.   — Благодарю, — коротко кивнула она, поднеся сигарету к губам и зажгла её прямо в костёле. Дым поднялся в воздух, и это было похоже на символическое разрушение всех правил, которые когда-либо её сдерживали.   Она сделала медленный затяжной вдох, потом выдохнула дым и уверенно пошла по проходу. Гости раздвигались, давая ей дорогу, но никто не осмеливался заговорить. Её шаги были медленными, размеренными, почти царственными.   Когда она дошла до дверей, её рука потянулась к голове. Она сняла фату и, не глядя, отпустила её. Белая ткань упала на алый ковёр, усыпанный лепестками роз.   Она задержалась на мгновение у дверей, сделала последний вдох, выпустила клуб дыма и, не оборачиваясь, вышла из зала.   Дверь за ней мягко закрылась, оставив за спиной все маски, обещания и ложь.

***

Вечерело, небо окрасилось в глубокие оттенки индиго, а на горизонте медленно зажигались огни города. Агата шла вдоль моста, не замечая ни толпы прохожих, ни их удивлённых взглядов. Белое платье, некогда безупречное, теперь было помято, испачкано серым дорожным налётом, местами порвано по подолу. Каждый шаг оставлял лёгкий след на каменных плитах, но её это не волновало.   Она продолжала идти прямо, глядя вперёд. Её лицо, с которого ветер сбил остатки макияжа, было спокойным, почти невозмутимым. Она больше не пряталась за маской, больше не играла роль, которая тяготила её так долго. Теперь она была… свободной? Да, это слово наконец обрело вкус.   Конечно, цена свободы была ощутимой. Добрая половина гостей сегодняшней церемонии, сидя за богато украшенными столами, уже наверняка обсуждала случившееся, удаляя её номер из телефонов. Её имя теперь будет упоминаться в шёпоте, с осуждением, но она знала, что ни один из этих людей не поймёт, что значит чувствовать себя по-настоящему живой.   В одной руке Агата держала крошечную сумочку. Телефон, ключи от квартиры – единственные вещи, которые ещё привязывали её к прошлой жизни. Но даже эта связь была иллюзией. Она знала, что больше не вернётся туда. Её там никто не ждал. И теперь она была ничьей.   Она остановилась на середине моста, облокотившись на металлические перила, холодные и гладкие под её пальцами. Внизу плескалась река, отражая тусклый свет фонарей, как будто сама ночь пульсировала в её воде.   Агата закрыла глаза и вдохнула прохладный воздух. Он был чистым, почти звенящим, как первый глоток после долгого удушья. В груди разливалось чувство лёгкости, едва ли не опьянения. Всё оказалось проще, чем она представляла. Треск стекла, который она ожидала услышать, оказался лишь слабым звуком, давно созревшим в её голове.   Она не жалела. Не о свадебной церемонии, не о кольцах, которые остались в бархатной коробочке, не о гостях, чьи взгляды были полны разочарования. Всё это теперь казалось таким же далёким и нереальным, как чужая жизнь.   Рио? Она задумалась. Искать её? Нет. Это было бы бессмысленно. Их связь была сродни вспышке молнии — ослепительной, но мимолётной. Вся её красота была в том, что она случилась. Без адресов, без номеров телефонов, без планов. Лишь воспоминания, которые будут жить в её голове, как тайный, почти интимный секрет.   Агата открыла глаза, её взгляд устремился вдаль, где огни города становились ярче. Она была одна, но впервые за долгое время одиночество не казалось чем-то пугающим. Скорее, это была тишина, в которой можно было услышать своё собственное дыхание, своё сердце.   Взяв сумочку чуть крепче, она сделала шаг назад от перил. Где ночевать? Это уже не имело значения. Улицы города были бесконечны, и каждая из них могла стать началом чего-то нового.   Ветер подул сильнее, заставляя ткань платья трепетать вокруг её ног, как белое знамя. Она улыбнулась краешком губ — не для кого-то, а для себя. Это был день, когда все маски сорваны, все иллюзии исчезли, и перед ней оставалась только дорога вперёд.   Теперь она шла не для того, чтобы убежать от чего-то. Она шла к себе.

***

Стук в дверь отозвался глухим эхом в прохладном вечернем воздухе. Агата стояла на крыльце большого дома, высокие чёрные двери казались неприветливыми, а резные детали на них играли в отблесках уличных фонарей. Дом был старым, красивым, как будто сотканным из теней и мрака. В мутном стекле высокого окна мелькнуло движение. В коридоре зажёгся свет, заливая мраморный пол и стены золотистым свечением. Дверь открылась, и в проёме появилась высокая женщина с длинными седыми волосами, которые были аккуратно убраны в косу. На ней был тёмный халат, запахнутый на талии, а выражение лица — одновременно удивлённое и тревожное. — Агата? — голос женщины был низким, обволакивающим, словно она заранее знала, что её ждёт. Агата подняла глаза. Она почувствовала, как её дыхание замерло. — Привет, мама, — сказала она наконец, её голос звучал ровно, но тихо. Эванора внимательно посмотрела на неё, взглядом сканируя каждый элемент её образа. Белое свадебное платье, испачканное по подолу, длинные перчатки, смятые у запястий, чуть растрёпанные волосы. Всё это казалось настолько неправильным, что на мгновение женщина даже не знала, что сказать. — Ты собираешься стоять здесь всю ночь? — спросила она, наконец отступая в сторону. — Не знаю, пустишь ли ты меня, — с лёгкой улыбкой ответила Агата, но в её глазах мелькнула усталость. Эванора вздохнула, облокотившись на дверной косяк. — Входи. Агата шагнула через порог, и холодный воздух остался за дверью. Дом пах привычной смесью старой древесины, кофе и лёгкого аромата каких-то трав. Эванора закрыла дверь за дочерью, скрестив руки на груди. — Ты можешь объяснить, что происходит? — она посмотрела на Агату так, будто уже знала ответ, но всё равно ждала. Агата молчала, осматривая коридор, который почти не изменился. Всё здесь было таким же, как она запомнила: тёмные стены, густые ковры, тонкий свет от старинных ламп. Она повернулась к матери, чуть приподняв подбородок. — Я не вышла за неё, — сказала Агата, словно это объясняло всё. — Очевидно, — тихо ответила Эванора, её взгляд на мгновение смягчился. — Почему? — Потому что так было правильно. — Правильно для кого? — Для меня, — ответила Агата, её голос стал твёрже, а взгляд уверенным. Эванора прищурилась, словно пыталась прочесть в её лице что-то большее. — Ты же знаешь, этот дом не место для укрытия. — Я не ищу укрытия. Мне просто нужно… место, чтобы выдохнуть, — она пожала плечами и чуть улыбнулась, — и, может быть, бокал вина. Эванора не сразу ответила. Она смотрела на дочь, на её усталые глаза, белое платье, которое теперь казалось символом всего, что не случилось. — Поднимайся наверх. Ванная в конце коридора, как всегда. А я пока разберусь с вином. Агата медленно кивнула и направилась к лестнице. — Агата, — позвала её Эванора, прежде чем та успела сделать шаг. Она обернулась. — Я горжусь тобой, — сказала Эванора просто. На мгновение в груди Агаты что-то дрогнуло. Она кивнула и, не сказав ни слова, начала подниматься по лестнице.

***

Крыша дома была уютной, несмотря на осеннюю прохладу. Это была не настоящая крыша, а скорее широкий навес над пристройкой первого этажа. Агата выбралась сюда через окно своей старой комнаты, захлопнула за собой створку и теперь стояла, опираясь на деревянный перила. Улица внизу тонула в полутьме; редкие фонари неравномерно освещали потрескавшийся асфальт и остатки осенней листвы. Где-то вдалеке мерцали огоньки проезжающих машин, их гул едва долетал сюда, смешиваясь с ночным ветром. На Агате были голубые джинсы, слегка потертые на коленях, и теплый сиреневый свитер, мягкий и уютный. Она уже давно стёрла большую часть свадебного макияжа, оставив только легкие тени вокруг глаз и остатки помады на губах. Отражение луны в стеклах ближайших окон напоминало ей о том, как многое изменилось всего за один день.   Она глубоко вздохнула, провела пальцами по рукаву свитера и задумалась.   Как теперь строить свою жизнь? С чего начать? Вернуться в старую квартиру? Нет, это даже не обсуждалось. Слишком много воспоминаний — слишком свежих и острых. Лучше снять что-то новое. Где-нибудь ближе к работе, чтобы можно было начинать всё с чистого листа. Хотя идея жить совсем одной… Она усмехнулась. Разве у неё был выбор?   Сзади послышался лёгкий шорох. Агата обернулась.   Эванора переступала через высокий подоконник. На ней был тот же халат, в руках она держала две дымящиеся чашки.   — Ты могла бы просто позвать меня, — с иронией заметила Агата, отступая немного в сторону, чтобы мать могла встать рядом.   — И потерять удовольствие ползать через окно? Ни за что, — ответила Эванора, передавая ей одну из чашек. — Прости, в доме нет алкоголя. Пришлось ограничиться чаем.   — Что ж, к лучшему, — мягко улыбнулась Агата, прижимая горячую чашку к ладоням. — Алкоголь сейчас всё же лишний.   На мгновение повисла тишина, которую нарушал только шум ветра. Эванора посмотрела на неё долгим, внимательным взглядом, но в нём не было осуждения, только любопытство.   — И что дальше? — наконец спросила она, нарушая молчание.   Агата подняла глаза к матери.   — Дальше? Думаю, найду новую квартиру. Наверное, в центре, поближе к работе. Нужно собрать вещи, сдать ключи. Вычеркнуть несколько сотен номеров из телефона, — она пожала плечами, стараясь говорить спокойно, но её голос всё равно звучал напряжённо.   Эванора кивнула, слегка улыбнувшись.   — Ты ведь знала, что это не продлится долго?   Агата фыркнула, подняв чашку к губам.   — Знала. Но всё равно надеялась, что будет иначе.   Они снова замолчали. Эванора задумчиво глядела на улицу, а потом повернулась к дочери.   — А ты никогда не думала… ну, о мужчинах?   Агата резко подняла голову и закатила глаза.   — О, пожалуйста, только не начинай.   — Что? — с невинным видом спросила мать. — Это просто вопрос.   — Нет, я не думала, — отрезала Агата, её голос был пропитан лёгким раздражением.   Эванора усмехнулась, но не продолжила.   Молчание снова затянулось, пока в кармане джинсов у Агаты не завибрировал телефон. Она вздохнула, вытащила его, даже не взглянув на экран, и положила обратно.   — Не хочешь посмотреть? — спросила Эванора, её голос был слишком спокойным, чтобы не казаться подозрительным.   — Нет. Сейчас не хочется.   — Агата, — мягко, но настойчиво сказала Эванора. — Может, стоит?   Агата закатила глаза, но всё же вытащила телефон из кармана. Сообщение в мессенджере. Она нахмурилась, увидев имя отправителя.   — Билли? — пробормотала она недовольно. — Вот этот пацан точно сдал меня Ванде.   — А может, нет. Открой, — спокойно заметила Эванора, скрестив руки на груди.   Агата посмотрела на мать, вздохнула и наконец открыла сообщение. Там была ссылка.   — Что за чёрт? — пробормотала она, переходя по ссылке.   Страница загрузилась, и её глаза сразу нашли заголовок:  «В ходе операции что-то пошло не так Ведётся расследование. Потери среди военных».  Агата почувствовала, как её сердце замерло.   Она прокрутила страницу ниже. Были описания событий, сводки, фотографии. И в самом низу — список пострадавших и пропавших без вести. Её глаза пробежали по фамилиям, пока не наткнулись на знакомое имя.  

Рио Видаль.

Всё замерло. Время, звуки, даже ветер. Только имя на экране, словно горящее клеймо.   Рука Агаты дрогнула, и чашка с горячим чаем выпала, разбившись о плитку крыши. Жидкость потекла тонкими струйками, окрашивая серую поверхность.   Эванора сделала шаг ближе.   — Агата?   Но та ничего не ответила. Она стояла, не отрывая глаз от экрана.