Жемчужина в огненном сердце

С Цзысюанем мы провели весь день. Он много болтал, видимо, сказывалось отсутствие близких друзей. Или просто друзей. Зато так я узнал о нем многое: начиная с того, что он любит — своих родителей, пионы, слушать музыку, танхулу и когда его хвалят; до того, что он терпеть не может — чужое высокомерие, неуважение к нему, девчонок, что всегда глазеют на него, а также шум. Наш разговор несколько раз прерывали лекари, осматривая меня. Они же и сообщили, что на боку у меня останется безобразный шрам от меча. Его не удастся до конца залечить. Услышав об этом, Цзысюань чуть было не заревел. Я успел заметить, как покраснели его глаза и малыша пришлось срочно успокаивать, говоря что-то из разряда, что не убивает делает нас сильнее. Бред бредом, но через время это подействовало. Вскоре Цзысюань успокоился, но переключился со слез на чувство вины. Пришлось ненавязчиво объяснять, что он-то тут уж точно не при чем. Виноват в дырке в моем боку был кто угодно, но уж точно не семилетний ребенок, хлюпающий носом только от одного вида еще розового шрама. Даже я был виноват. Сам полез, сам напоролся. Но шрам это ладно. В конце концов есть и есть. Чего уж теперь-то говорить. Спасибо вообще, что жив. Но Цзысюань в силу юности не обладал столь философским отношением ко всей ситуации. И тут еще накладывалось то, что ребенок был потрясающе одинок. У родителей не было на него времени. С младшим двоюродным братом он не общается, так как тот был еще слишком мал. Адепты ордена боятся или не хотят общаться с высокомерным и истеричным наследником, опасаясь ненужных проблем, а с адептами из других орденов у него ещё не было возможности подружиться. В какой-то момент закончив рассказ, Цзысюань на пару мгновений замер, а затем робко спросил, не глядя мне в глаза: — Вэнь-гэгэ… — Что такое? — Ты… Ты хочешь быть д-друзьями? — и сказано это было с такой огромной надеждой, что у меня защемило сердце, и все, что я мог ответить, было: — Конечно же, А-Сюань, — мягко улыбнулся я, ни секунды не раздумывая над ответом. Лицо ребенка сразу посветлело, а в глазах зажглись тысячи звёзд. Губы Цзысюаня тронула смущенная и радостная улыбка. «Ну что за милое солнышко» подумал я. Так у меня появился первый друг.

***

После очередного осмотра, мне разрешили покинуть лазарет. Не сказать, чтобя я с этим торопился. В меня мечом потыкали, я как-то морально ожидал, что выздоровление займет больше времени. Но в сянься и заклинательстве были свои плюсы. Я переехал в комнату, выделенную мне Цзинь Гуаншанем по соседству с отцовскими покоями. Войдя внутрь я удивлённо осмотрелся. Комната была обставлена столь дорогими и ненужными предметами, что больше напоминала выставочный павильон в музее. Подойдя к кровати, я заметил на ней приготовленную слугами одежду. Меня, конечно, переодели в лазарете. Все же я был уверен, что в крови пропиталось все, что можно и нельзя. Но все равно было приятно переодеться спокойно и самому в свою одежду. Сняв верхние одежды, я встал у зеркала, внимательно рассматривая рубец на боку. Задумчиво проведя пальцем ниже неровного непонять чего, я вздохнул. — Ну-у… Могло быть и хуже, — подбодрил я себя. Больше не акцентируя внимание на рубце, я переоделся в менее формальную одежду, а именно в нефритовое лёгкое ханьфу, расшитое белыми цветами. Сев перед столиком с зеркалом, я стал расплетать косы. Из-за того, что они держались несколько дней, волосы стали волнистыми и не выпрямлялись даже после расчесывания. Не выдумывая ничего, я просто вычленил две пряди с боков и закрепил сзади. Присев на мягкую кровать, я хотел было отдохнуть, как раздался стук в дверь. Я никого не ждал но, не сдержав тяжелого вздоха, все же разрешил войти неожиданному гостю. Дверь в ту же секунду отворилась и ко мне зашёл Цзысюань. Сегодня на нем тоже не было клановых одежд. Одеяния приятного солнечного цвета, от которых будто исходило самое настоящее тепло, делало Цзысюаня каким-то мягким и дружелюбным. Увидев меня, он широко улыбнулся, еще больше походя на маленькое солнышко. — Вэнь-гэ, я приготовил для тебя сюрприз, пошли скорее! Если бы Цзысюань не был наследником ордена Цзинь, он бы уже топал в нетерпении, как и положено ребёнку. Моя же бровь взлетела в удивлении. Сюрприз? Ах, да. Чай-чай-чай. Рассказывая о своей любви к чаю, я часто после получаю приглашения на чаепития. — Куда идем? — просто спросил я, не смущая ребенка вопросами по поводу «вечеринки». — Это сюрприз! Поторопись, Вэнь-гэ! — радостно отозвался Цзысюань, зазывая с собой. Я улыбнулся, подхватил веер и действительно поспешил нагнать Цзысюаня уже в коридоре. Мальчик двигался только в ему известном направлении. Мне пришлось ускорить шаг, чтобы не отстать от быстрого, словно ветер, друга. И вскоре мы пришли в уже известный мне сад и направились к беседке. К другой, конечно же, а не к той, где в прошлый раз было совершено покушение на Цзысюаня. Эта беседка находилась в гуще сада. Она была просторнее и выглядела иначе. Внутри беседки уже был накрыт стол. В центре стояла ваза с прекрасными пионами, а также чайник с чаем и две чашки. К чаю были предложены различные сладости и спелые фрукты. Я перевёл приятно удивлённый взгляд на нервничающего Цзысюаня. — Вэнь-гэ, я помню, ты говорил, что любишь чай. Поэтому я приказал купить самый лучший чай в самой лучшей чайной Ланьлина! Ну же, — он в нетерпении поторопил меня. — Скорее садись и попробуй. Я хочу поскорее узнать, понравится тебе или нет. — Мне уже нравится, — улыбнулся я. — Спасибо, А-Сюань, что столь внимателен. Но и ты попробуй чай. Будет жаль, если он остынет. Цзысюань насупился, но, пообщавшись с ним, я понял, что это выражение лица означает смущение мальчика. Мы оба сели за стол напротив друг друга. Я разлил нам чай, и поднес свою чашку ближе к лицу. Приятный аромат окутал меня. Попробовав напиток, я даже зажмурился от удовольствия. Вкус был невероятным! На языке расцвело сладкое послевкусие фруктов, еще что-то терпкое, возможно сосна, а также совсем капелька… сливы? Я сам не заметил, как в погоне за разгадкой вкуса закрыл глаза, но стоило мне очнуться и поднять взгляд, как я встретился с ожидающим моей реакции взглядом А-Сюаня. Улыбнувшись, я похвалил: — Это очень вкусно, А-Сюань. После моей похвалы юный наследник расцвел не хуже пионов на столе. Мальчик прищурился от удовольствия, словно кот, что нежился на солнышке. Не говоря уже, что щеки его приобрели розоватый оттенок. — Превосходный чай и сладости выше всяких похвал. Цзысюань тоже попробовал чай, но в отличие от меня, потянулся к фруктами, а не сладостям. И как бы ни старался удержать серьезное выражение лица, губы мальчика складывались в широкую улыбку. — Я знал, что тебе понравится, — гордо заявил Цзысюань, радуясь добрым словам. — По-другому и не могло быть. Я весело фыркнул. Самоуверенность А-Сюаня была такой забавной. Его высокомерные высказывания казались лишь веселой шуткой, а не противным пренебрежением. Самомнения наследнику Цзинь было не занимать. Но это не было чем-то плохим в случае Цзысюаня. — Ты же не смеёшься надо мною? — возмутился было Цзысюань, но тут я не выдержал и засмеялся. А мой смех подхватил и Цзысюань. Нам было весело, мы провели весь день за разговорами.

***

А к вечеру пришла Яо Ли и увела сопротивляющегося и не хотевшего уходить Цзысюаня. Бедной служанке пришлось пригрозить пойти и пожаловаться Главе, если юный наследник не успокоится и добровольно не пойдёт готовиться ко сну. После этого Цзысюань сдулся, словно воздушный шарик, и неохотно поплёлся в свои покои, вытребовав с меня обещание встретиться с ним завтра. Я не удержался и допил чай, даже когда А-Сюань уже ушел. Но мне тоже было пора. Я вышел из беседки, оставив уборку нашего чаяпития с Цзысюанем на слуг Башни Кои. Прикрыв глаза, я почувствовал на лице нежный порыв теплого ветерка принесшего с собой сладкую смесь цветочного аромата богатого сада. Глубоко вдохнув, я неторопливо двинулся по одной из дорожек. У меня было ощущение, что я здесь один, так что я не стал противиться желанию и начал напевать легкую песенку. Местный фольклер все еще вызывал вопросы. Зато в памяти было множество текстов англоязычных песен. Знакомые слова прокатывались на языке, забытые заменялись или произносились на слух, но в общем и целом, это было так знакомо. И от того, так радостно и спокойно. Я и в прошлой жизни любил музыку, люблю и в этой. Но до сих пор скучаю по некоторым вещам из старой жизни. Технологиям, быстрому и доступному общению, отсутствию равнодушия к жестокости, что здесь нечто вроде нормы. Эх. — Это было восхитительно. Я крупно вздрогнул всем телом. Ушел в мысли и не заметил, что уже не один. Резко обернувшись, я застыл, а мои глаза наверняка передавали степень моего удивления. Ох! И как я мог забыть! Видимо, эта встреча сегодня. Передо мной стоял юноша лет пятнадцати. Высокий и тонкий, но не лишенный изящества и манер. Длинные темные волосы развевались за его спиной на ветру, часть из которых была собрана в пучок, скреплённый белой шпилькой. А на лбу была белая лента с голубым узором облаков, которую нельзя было проигнорировать, как важнейшую улику, в подтверждении личности стоящего передо мной юноши. Густые ресницы прикрывали золотистые глаза, в которых виднелось цепкое внимание и интерес. А в противовес не спрятанной, а лишь прикрытой остроте взгляда, на его губах застыла мягкая улыбка. Передо мной стоял Лань Сичэнь — будущий Глава ордена Гусу Лань и старший брат Лань Ванцзи.