Комплекс бога

             Почему-то Билл Сайфер занимает её мысли дни напролёт. Она стала вести себя рассеянно, невнимательно. Девочки даже начали подшучивать, не влюбилась ли она часом. Мэйбл всё отнекивается. Они не поймут.       — Ты давненько не приходил.       — А ты успела соскучиться?       Звучит больше как самодовольное утверждение, нежели вопрос, поэтому она показушно закатывает глаза и корчит недовольную рожу. На самом деле она думает о том, сколько всего хотела спросить. Вопросы так и вертелись в голове ураганом один за другим, но все они спутались, стоило демону попасть в её поле зрения, и она уже в который раз тратила время на бессмысленную, хоть и по правде приятную, болтовню с бывшим врагом.       С ума сойти…       Хоть, по правде, где-то в глубине души Мэйбл все еще побаивалась его, но любопытство и азарт побеждали в этой битве. Он завлекал её играми, чудными рассказами и небылицами, хватал за руки и тащил прыгать по мягким розовым облакам или играть в баскетбол с пингвинами.       Пайнс так весело не было давно, и это чувство эндорфина словно наркотик для неё. Хочется больше и дольше. Тем более что утром тяжести человеческой жизни возвращаются и тяжёлым грузом снова падают на её хрупкие плечи.       До 31 числа остаются считанные дни, а она так и не решила, что делать. Билл хочет получить от неё имя, в этом нет сомнений, но она не сильно горит желанием быть причастной - хоть и косвенно - к чьей-то смерти.       Конечно, в голове так заманчиво крутился вариант преподать Стиву хороший и последний урок, но нет. Это слишком. Он уже получил своё. Хватит с него.       Старая подруга помогает решить её дилемму. Кэнди звонит ей в три часа ночи, громко плачет в трубку, и только на четвёртый раз, между всхлипами и помехами, можно разобрать её просьбу о ночлеге.       Её дом ближе к Пьемонту, нежели к Гравити Фолз, поэтому уже через каких-то сорок семь минут подруга стоит на её пороге.       Мэйбл заводит её в дом, даёт успокоительное, чистую одежду, наливает чаю и старается не заострять внимание на синяках на руках и лице, хотя всё равно находит в тумбочке свой припрятанный крем.       — Он же обещал, что этого больше не повторится! — Кэнди плачет, чуть ли не впадая в истерику. Её тело дрожит то ли от страха, то ли от слёз и нервов, а голос срывается каждый раз, когда она пытается рассказать, что случилось, и ей приходится начинать заново. Потому что так легче.       Мэйбл не перебивает, давая возможность всё высказать, хотя и так примерно понимает, картину случившегося. Чем дольше она смотрит на подругу, тем сильнее её окутывает чувство сожаления и злости на её, так называемого, отца.       — Тебе было бы лучше, если бы его не было… — она как можно крепче сжимает руку подруги, пытаясь утихомирить бурю внутри себя.       Сначала ей было жалко мужчину, который в один день из-за ошибки врачей потерял и жену, и новорождённого сына, но сейчас она готова задушить его собственными руками. Схватить за горло и сжимать до посинения, до хруста, до конца.       — Я бы… я бы смогла… я бы смогла жить с бабушкой… но стоит мне туда сунуться, как он… начинает мучить и её.              Уложив Кэнди спать в комнате брата, Пайнс сходит с ума от злости и чувства безысходности. Она не может ничего сделать и понимает, что завтра утром подруга будет обязана вернуться домой. В противном случае - к обеду здесь будет полиция.       Меряя шагами собственную спальню, ей хочется крушить и ломать. Чувство тотальной несправедливости затуманивает рассудок, и она хватает первый попавшийся под руку лист, вписывает всю информацию, которую только знает про мистера Чу, и запихивает его под подушку.       Следующие, как минимум полчаса, а может и дольше, сидя на кровати и втыкая в стенку, Мэйбл думает о том может ли она решать кому жить, а кому умирать? Имеет ли право так менять жизнь подруги, которая и так в четырнадцать осталась без матери? В конце концов, меньше чем через год ей будет восемнадцать и она сама сможет решать, как и с кем ей жить.       Но мало ли, что может случиться за целый год… подробные инциденты не имеют какой либо последовательности. Иногда раз в несколько месяцев, бывало, что и пару раз за три недели. Последний случился почти полтора месяца назад.        Достав лист, Пайнс покрутила его в руках, вспомнила побитое лицо Кэнди, распухшую губу, синяки на нежной, белоснежной коже и хорошенько обдумав все еще раз, дописывает:        «Хочу чтобы он сдох самой мучительной смертью».       Этот подонок загорел живьем этой же ночью в собственном доме. Кэнди не плакала, не впала в траур, просто выглядела расстроенно, немного тоскливо, но в карих глазах читалось облегчение.        Полиция не стала заводить дело: очередной алкоголик уснувший с сигаретой в зубах - не один раз таких видали. Похороны прошли скромно, людей было немного, Мэйбл пристроила на эти несколько дней Кэнди с бабушкой у себя, а закончив со всем, они захотели, как можно скорее поехать в Гравити Фолз. Звали с собой и её, но она отказалась.       Проводив их, девушка, вымотавшись, прилегла немного отдохнуть, и в считанные минуты отключилась.        И оказалась не одна.       Билл наведался к ней. Его приходы спонтанны, хаотичны, и от того неожиданны. Сегодня он не стал её развлекать, зная, сколькими вопросами забита её головушка. Вместо этого он предложил сыграть в шахматы на условиях: сколько фигур выбьет - столько ответов получит, если поставит «мат» - будет ей карт-бланш.       Мэйбл шахматы не любила, от того играла редко, но предложение демона, как всегда, прозвучало безумно заманчиво, а альтернатив он не принимал.       — Ужасные несколько дней, Падающая звезда? — пока летающий, фарфоровый, узорчатый чайник наливал чай в чашки, спросил он.       — Ужасные несколько лет, Билл.       Не то чтобы она грустила из-за этого тирана, просто усталость и общая хандра давали о себе знать, оставив отпечаток не только на её ментальном, но и физическом состоянии.       Почему-то Сайфер решил, что ей стоит играть белыми. То ли это символизм - добро и зло, то ли он, как настоящий джентльмен, уступил первый ход даме.       В первые же минуты Мэйбл удалась вывести из игры одну из его пешек, даже и не поняв, как это случилось, но чувство гордости, пустило свои корни в душу.       Она, улыбаясь, делает глоток. Чай на вкус сладкий-сладкий, пьяняще  ароматный, теплый, согревающий нутро. Идеальный.        — Как ты смог овладеть моим телом? — вопрос, что давно мучал ее, но Сайфер всё отнекивался, переводил тему и чего таить, заговаривал ей зубы.       Пайнс расслабляется и в невесомости синевато-фиолетового космоса, с легкой улыбкой болтает ногами, довольствуясь своей маленькой «хитростью».       — У меня не было контроля над твоим телом, я просто силой своего сознания или "внутреннего голоса" смог заглушить твой. Ну и использовал немного магии, чтобы добавить тебе физической силы. Хоть и немного, но я могу ей пользоваться.       — Почему ты заступился за меня? Я думала ты ненавидишь меня.        Билл перебирает в пальцах фигуру короля и смотрит на нее несколько секунд, немного прищурив глаз. Мэйбл почему-то, кажется, что он ухмыляется.       — Играешь не по правилам, Падающая звезда.        — Этот вопрос прилагательный к предыдущему!       — Хорошая попытка! — он делает глоток, тем самым создавая паузу. — Но я ее не засчитаю.       Пришлось сыграть еще две партии, прежде чем ей удалось выбить из строя еще одну его фигуру. Зато было достаточно времени, чтобы обдумать следящий вопрос.        — Как ты их убиваешь?        — Я их не убиваю! — Сайфер разводит руками, получая в ответ показушное закатывание глаз. — Я меняю их судьбу.        Мэйбл удивлённо хлопает глазами; она ожидала услышать очередную недоаллегорию о никчёмности человеческой жизни, смерти и сущности бытия. Готовилась к часовой лекции о неверных трактовках восприятия самой смерти, но не это…       — Давай попробую объяснить на нашей первой жертве.        «Не называй её так».        — Какая разница, как её называть? Тем более если это, твоя любимая и слишком возвеличенная, правда!        «И в мысли мои не лезь! Ты и так в моем сне!»       — Слишком велик соблазн, дорогая, сложно удержаться.        Билл щёлкает пальцами, и сначала появляется точка с именем «Кэролайн Арден». Из неё тянется длинная красная линия, от которой постепенно отходят ответвления разной длины, ширины и цвета. Некоторые из них переплетаются между собой, но большинство идут отдельно.       — У каждого человека ещё до рождения предначертана судьба, — в его руках появляется указка, которой он, словно учитель, проводит вдоль по той самой красной линии, — а развилки, в зависимости от цветов, означают то, что человек выбрал, избежал или изменил. Серые - как раз таки избежание смерти. Видишь, первая развилка почти в самом начале? Это она могла умереть от кровоизлияния в мозг в первые дни жизни, но мать была внимательна и не позволила дочери получить удар по голове. Вторая - уже в пять лет, но отец оказался с хорошими рефлексами и спас её от утопления. Следующая — в семь лет, но плохая погода не позволила ей выйти погулять и так далее, до семнадцати. Здесь уже постарался ваш покорный слуга!       Билл вальяжно поправляет бабочку, а Мэйбл и не смотрит на него, её взгляд прикут к этой линии. Судя по датам, Кэролайн могла дожить максимум до пятидесяти четырех. Всё равно не слишком много.        — С помощью магии, я вторгаюсь в судьбу и или создаю новую ветвь, или задействую существующую, но на это, конечно, уходит немало сил!       «И поэтому ты убываешь по одному». — думает она, но смысла понять все равно не может.       За все последующие партии, Мэйбл, как бы она не старалась, не удастся выбить ни одну из его фигур. Нутро подсказывало ей, что это не просто так.