Ты боишься, тюльпан

Каждый вечер солнце катится за черту, и Мехмед, наконец, выбирается из дворца. Он идет, в надежде встретить случайно ту, что давно посещает домик его отца, или матери, впрочем, построенный для двоих, он был символом страсти, нежности и любви… «До тех пор пока не родился сынок у них» — усмехается он, и горечь кипит в крови. И тягучей ртутью вновь заполняет грудь, проникая в сердце, словно змеиный яд. Пока он не видит легкость в движениях рук, пока он не ловит яркий, как звёзды, взгляд. В темноте души, как всполох, искрится свет, каждый раз, когда читает — в её глазах — ни вражды, ни злости, даже печали нет… Он молчит и ждёт, не зная, что ей сказать… Потому что верит, — снова сбежит она, испугавшись, и тут не в чем её винить. Улыбнувшись робко, вздрогнув у полотна, продолжает кистью линию выводить… «Испугалась? Холодно?» Тысяча тысяч слов, в беспорядке снова крутятся в голове… Почему добра, ведь он был настолько плох… Да и выглядел в гневе, словно безумный зверь… Почему, ответь?.. Но губы его молчат, и вопрос никак не вырвется из груди. Он подходит ближе, чувствуя лишь печаль, и забытое ощущение — не один. — Улыбнитесь, ну же, — просит она легко, будто нет меж ними выстроенных им стен. Он молчит и улыбается для неё, но потом тихонько спрашивает: — Зачем? Она смотрит прямо, и застывает миг, в этом взгляде только солнце и яркий свет. — Ведь улыбка освещает холодный мир. А еще она украсила ваш портрет. Словно в зеркале, отражаясь на полотне, он любуется, но совсем не своим лицом. Почему ему так хочется рядом с ней перестать быть негодяем и подлецом? Быть таким, каким увидела лишь она, и каким, наверно, мог никогда не стать… Говорит спасибо, пьяный, как от вина. И на плечи ей накидывает кафтан.