Эпитафия Эдэль

      Шаме не хотелось и минутой дольше оставаться в квартире, поэтому она, схватив Никки за руку, решила по-тихому удалиться.       — Зачем ты это сказала? — растерянно спросила Шама идя, куда глаза глядят — просто прямо по пустому коридору.       — Мне показалось, так будет честно. — беспечно ответила Никки, поправляя медицинскую повязку на правом глазу.       Договаривать, что ей стало жалко напарницу, Никки не стала… Будучи наблюдателем она могла смотреть на историю с двух сторон, нужно, всего-то, повернуть шахматную доску… ИИ понимала чувства Саломеи лучше всего, по крайней мере ту их часть отчаяния и презрения, бешенство по отношению к сложившейся ситуации. Никки чувствовала нечто очень похожее сидя в Белой башне и читая рукописи наставницы.       Безымянка всегда писала так, что еë читатель, волей-неволей оказывался втянут в сказку и начинал не просто сочувствовать героям, а ненавидеть автора, но всë ровно с нетерпением ждать развязки, дабы в конце призрачный лик надежды растаял, являя истинный Ад. Рукописи Безымянки — эталон, которому следуют многие книжники, желающие поглумиться над судьбами людей. Долгие годы инквизиция охотилась именно на книжников, казня их без разбору, сжигая их книги не открывая ни начала, ни конца. Но Никки знала, Шама, может и не другая, но она пообещала показать ей чудо, счастливый финал! Поэтому, пусть Саломея злится, это нармально, ибо Никки верила, что в конце великий инквизитор изменит своë мнение.       Вообще, после тех слов, у Никки появилось странное, мерзкое ощущение внутри. До этого ИИ была лишь наблюдателем, так она думала. Однако сейчас машина призналась, нет, не Саломее, а смой себе в том, что она, подобна наставнице, двигает фигуры на шахматной доске. Она играет судьбами людей — и это шло вразрез с протоколом безопасности. Да, разум дарованный ей людьми и тормоза, спущенные пред концом времён позволяли ИИ обходить все три закона робототехники, нужно лишь правильно сформулировать мысль, что будет оправдывать еë действия, и сейчас у Никки это не получалось. Она повернула шахматную доску, встав рядом с Шамой. И, правда в том, что эту партию начала вовсе не Шама, а она.       Последнее время Никки часто задумывалась об этом. Ведь автор просто придумывает историю. Он пишет книгу, создавая героев и мир. Он может долго мучить рукопись добиваясь «идеала», но в конечном итоге ставит последнюю точку и герои обретают покой. Как только книгу закрывают и ставят пылиться на полку, герои вольны сами выбирать свою судьбу. Никки нравилась эта мысль, ведь она означала, что марионетки обретали свободу… До тех пор, пока книгу не открывали вновь, возвращая всë к началу. Так начиналась пытка длиною в вечность, выход из которой лишь костер инквизиции, в пламени которого сгорят страницы книги, отпуская на волю пленённые души. Но, они с Шамой не читают книгу, они предписывают еë, даруя героям счастливый конец, ведь так?       — Куда мы идëм? — пытаясь отвлечься от этих мыслей, поинтересовалась Никки.       — В старом луче есть заброшенная библиотека. — недолго думая произнесла Шама.       — Ты считаешь, метрические книги там? — спросила Никки.       — Я знаю. — выдохнув, спокойно ответила Шама.       — Ты нашла их так же, как и тот дневник год назад? — с почти довольной улыбкой, уточнила Никки.       Шама кивнула и улыбнулась ей в ответ. Дальнейший путь девушки проделали в тишине.

***

      В старом луче было почти тихо, лишь из приоткрытой двери музыкального клуба доносился нежный плачь скрипки. Шама сбавила шаг, ступая мягко, почти неслышно, Никки придерживалась еë темпа. Дойдя до конца коридора, Шама осторожно коснулась пыльной ручки обшарпанной двери. Опустила. Прозвучал звонкий щелчок, на миг нарушивший тоску одинокой скрипки. Шама потянула дверь на себя, раздался глухой, шаркающий скрип. Проржавелые петли протяжно застонали, дверь подалась вперед, обдав незваных гостей облаком вековой пыли, и уперлась в замок. Шама, закашлявшись, отвернулась, смахивая с лица и волос сор.       — Этого стоило ожидать. — безразлично заметила Никки, доставая из кармана платья ключ.       — Что ты делаешь? — растерянно спросила Шама.       — Леди Интегра сказала, что он может открыть любую дверь в этом замке. Я им так ни разу и не воспользовалась, грех упускать удобный момент.       С этими словами Никки просунула ключ в замочною скважину. Он проскользнул столь легко, будто изначально был предназначен для этой двери. Никки медленно повернула его, послышался щелчок, и дверь вдруг вспыхнула золотой паутиной заклинаний. Шама, отступив назад, запрокинула голову, изучая письмена.       — Верум. — поражённо прошептала она.       — Что? — вынимая ключ из замка, спросила Никки.       — Комната запечатана — ни войти ни выйти, ни достать ни положить. — всë тем же тоном ответила Шама.       — Ты же сможешь еë открыть? — растеряно уточнила Никки.       — В теории, если бы я не знала об этом заклинании, то у меня был бы шанс, однако сейчас… — начала было Шама.       Позади раздался стук каблуков. Шама смолкла, и обе девушки обернулись. Метрах в пяти стояла тень — абсолютно черная, своим силуэтом и ростом напоминающая девочку лет тринадцати.       — Что случилось, глупая кошка? Ты не можешь открыть дверь? — склонив голову на бок, едко заметила тень.       Шама нахмурившись, сделала шаг назад. До этого ей уже доводилось встречаться с тенями — в замке, где умерло много людей — это неизбежно, особенно по ночам. Но эта тень отличалась. Она вышла на свет. Она говорила…       — Все вы, кошки, одинаковые. — подходя ближе, очень лениво начала тень. — Встаëте под дверью и начинаете мяфкать. Верно, ведь у вас лапки. — колко заметила она. — Ну чего ты молчишь? — вопрос еë, со звонкой, как колокольчик усмешкой, прозвучал чуть жёстче. — Глупая кошка, опустись на колени и скажи «мя-я». — почти нежно протянула она.       — Да кто ты такая? — с трудом сдерживая раздражение, бросила Шама.       — Я? — переспросила тень, указывая на себя, и засмеялась.       Тень, выждав драматическую паузу, приподняла подол платья и склонившись пред девушками в излишне глубоком реверансе, протянула обманчиво мягким голоском:       — Эдэльрита Басаервиль. Вечная ведьма правды.       Шама, сглотнув, сделала ещë один шаг назад, почти уперевшись в дверь, а тень выпрямилась, и лик еë обрёл краски — девочка в алом платье. Русые волосы, стриженные под каре, обрамляли еë, ещë по-детски пухленькое личико, однако гримаса, что застыла на нем, совершенно не подходила ребенку. От вида этой злой, безумной ухмылки, от янтарного блеска хитро прищуренных глаз у Шамы по спине побежали мурашки, и даже Никки, кажется, дрогнула.       — О, что случилось, глупая кошка? Ты испугалась? — с наигранным интересом спросила Эдэль. — Не бойся. Я не обижу, если ты спрячешь когти, ведь, сил тебе всë равно не хватит. — последнее она протянула, кажется, совсем ласково, но улыбка еë стала ещë гаже.       Шама глубоко вдохнула. Ей не хватало воздуха. От острой, обжигающей боли, с которой слова тени впились в еë мозг, девушке хотелось взвыть. На лбу выступил холодный пот. Шама поджала губы, давя рвущийся наружу всхлип. Тело пробирала мелкая дрожь, колени подгибались.       — Ну же, сядь на колени, скажи «мя-я», и тогда, быть может, я открою тебе дверь. — хихикая, повторила своë желание Эдэль.       Шаме не хотелось этого делать, но ей казалось, что она и так сейчас упадёт. Ноги совсем не держали еë. Опустив глаза, девушка, под растерянный взор Никки опустилась на колени. Холодный камень впился в кости. Судорожно сглотнув, Шама закрыла глаза и выдавив из себя блеклое подобие милой улыбки, протяжно произнесла: «мя-я».       С уст Эдэль сорвался короткий смешок. Еë тело дрогнуло и, тень, прикрыв ладошкой рот, запрокинула голову, заливаясь громким хохотом, что эхом отразился от стен, раскатившись грохотом по всему коридору.       Шама, опустив голову как можно ниже, дабы текущих по еë щекам слёз не было видно, зажала рот рукой. Ей не хотелось смотреть на это чудовище. Никки всë так же стояла неподвижно, тяжело дыша, наблюдая за происходящим. Такого ужаса она не испытывала давно.       Смех Эдэль прешёл на сдавленные стоны, почти хрипы. Тень выпрямившись, прокашлялась и, звонко стуча каблуками подошла к Шаме. Присев на корточки, она обхватила лицо девушки холодными как лед руками, оставляя на нем отпечатки сажи. Тель заглянула в глаз Шамы, сладко улыбнулась и слизала текущие по щекам девушки слезы, проводя холодным влажным языком еë по коже. Шама замерла, не в силах сделать ни вдох, ни выдох.       — Молодец. Хорошая кошка. — поднимаясь, беззлобно промурлыкала Эдэль.       Девочка подошла к двери, приложила ладонь к золотой паутине «верум» и растворилась в ней. Печать, вспыхнув огненным заревом, рассыпалась как прах. Дверь, пронзительно скрипнув, отворились.       — Ты в порядке? — поспешно опускаясь рядом, спросила Никки.       — Да. — вытирая лицо от мокрой сажи рукавом платья, старательно подавляя дрожь в голосе, ответила Шама. — Идëм.