(Э)Лэнзир

      Как оказалось ребячество Рейзела стало последней каплей, наш шутливый диалог был мне действительно нужен, как и лицезрение живого и здорового брата, как и ответы на мучавшие меня вопросы. Беспокойство, что смутной тенью преследовало меня даже после нашей встречи развеялось без следа и мне стало так легко, как было, быть может, только в беспечном детстве. О, Небо! Мне приходилось прикладывать усилия, что бы сидеть на кресле, а не парить над ним, и я всерьез рассматривал весомость причин, по которым не мог себе позволить столь ребяческого поведения. И, внутренне смеясь, признавал их не столь существенными, откровенно надуманными, и, в целом, лишними, тем не менее, продолжая благовоспитанно сидеть, отдавая дань уважения вкусу хозяина дома. Просто потому, что предпочитаю потакать той, глубинной части себя, что стремится к умиротворенности, хотя на этот раз и более горячной части меня не требовалось дополнительного вразумления: противоречить самому себе ей было забавно и приятно.       За это недолгое, подумать только, количество дней мое внутреннее спокойствие пошатнулось уже третий раз. Вот только теперь мне стало очевидно, что вновь возвращаясь в проторенную колею безмятежности, гармонии и созерцательности, каждый раз я возвращался к разным состояниям, несмотря на мою убежденность в обратном. Тогда, на острове, только после казни Лагуса, я думал, что жизнь не утратила красок, так высокопарно корил себя. Глупец. Только теперь я вспомнил, какова должна была быть яркость этих пресловутых красок. Я был подобен самоуверенному слепцу, что надменно заявлял, будто окружающее ему прекрасно видно.       Мир был восхитительным. Звонким, напевным, теплым, стремительным, плавным. Он завораживал переливами цветов и оттенков, красуясь, наполнял меня радостью бытия. И эту радость хотелось множить, делясь ей, красуясь, наглядно убеждая, как это хорошо и приятно — быть.       Тем временем нас пригласили к столу. На этот раз ту пару пуфов, стоявших на противоположных концах стола, что занимали мы с Рейзелом во время давешнего чаепития, заменили резными стульями, а столешница прибывала на более привычной высоте, став из низкого столика полноценным обеденным. Его даже застелили белоснежной скатертью, хотя на мой вкус, столешницы полированного камня в таком не нуждаются. Пройдя мимо выстроившихся линией детей, что приветствовали нас глубоким уважительным кивком, каждый из нас устроился на месте, что занимал давеча. В этот раз никто к трапезе присоединяться не стал: Франкенштейн подкатывал сервировочный столик, на котором покоились под колпаками два неизвестных пока блюда, люди скучковались на кухонном участке гостиной, а дети, получив свои ответные приветственные кивки отошли к окну. В воздухе разлилось ощутимое предвкушение. И если Рейзел ожидал запрошенное блюдо, то остальные, слишком очевидно, были сосредоточенны на мне. Узнавать суть происходящего из их мыслей было бы слишком скучно, я не желал лишать себя удовольствия пережить столь волнующий окружающих момент без понимания происходящего, потому продолжал старательно не слышать их размышлений.       Передо мной оказался тот же набор, что и перед братом. Большая фарфоровая пиала, наполненная бульоном, множеством тонких перекрученных кусочков теста. Паста? Украшением служили две половинки недоваренного яйца и неизвестная мне мелко нарезанная зелень. Рядом примостилось блюдце с чем-то растительным, красным от специй. Дополняло ансамбль ложка и небольшая подставка, на которой покоились пара тонких, суженных с одного конца, но не заостренных, деревянных палочек.       Губы немедленно разъехались в улыбке. Помню я те книги: черная, матовая обложка и золотые буквы, затейливый, тяжеловесный и острый почерк, желтоватые страницы жадеита. «Страницы жизни легендарного охотника южных регионов» неизвестного автора. В шести томах.       История о выдающихся подвигах человека, что всю свою сознательную жизнь был охотником при провинциальном бароне, и, волею судьбы, выжил на одной из своих одиночных охот, на которой ему попался совсем не привычный в тех местах противник. Не зверь, не человек, а нечто доселе невиданное, что впоследствии назовут упырем, вурдалаком или же вампиром. Существо было похоже на человека обликом, но имело повадки звериные, а так же силу, скорость и живучесть необычайную. И быть бы доблестному охотнику пищей, если бы у существа присутствовал и разум. Охотник принес в замок своего господина весть о случившемся, и за чудовищем снарядили загонную охоту. Не без жертв, но чудище было отловлено, и еще целую главу верноподданные барона выясняли как же его убить. Выяснилось, что существо не выносит запах чеснока, получает ожоги от серебра и умирает, если его сердце пронзить осиновым колом. Дальнейшие события развивались стремительно: как оказалось упырь был не один, вскоре округу заполонили полчища подобных чудовищ, и наш герой, теряя соратников и находя новых возглавил оборону баронского замка, к концу шестого тома найдя логово тварей и уничтоживший его на корню.       История смотрелась правдоподобно, так, будто кто-то из благородных, в своих странствиях услышал заинтересовавшие его слухи, нашел главного очевидца и героя этих событий, прочел его память и решился записать историю, оставшись не названным. Складывалось впечатление о древности этих книг, ведь само их материальное воплощение было достаточно старо, к тому же, из обитавших на тот момент в Лукидонии не чувствовался так же, как автор, то есть можно было бы посчитать, что автор давным давно ушел в Вечный Сон. Пусть даже они были даром, ведь появились в нашем доме во время моего сентиментального путешествия, и, да, я с полной уверенность могу сказать, что раньше этих книг не было ни в открытой части библиотеки ни на полках многочисленных книжных шкафов, приютившихся по различным гостиным, кабинетам и личным покоям, а в закрытой им делать нечего.       Тогда обманулся и я, решив, что эти записи относятся к очередной сгинувшей человеческой цивилизации. Даже описание упырей меня не смутили — мало ли какие чудеса случаются периодически, со времен войны с Мерзостными могла и уцелеть одна из ухоронок моих древних предков с запасом, так сказать, войск. К тому же, в названии четко указывался южный регион. Разве что, действенность чеснока или невозможность нанесения вреда чем либо кроме осины и серебра вызывала некоторые вопросы, и то, только потому, что о подобных эффектах ничего не говорилось в наших книгах, в коих записи велись с тщанием и обстоятельностью. Сейчас же, картина для меня изменилась. Начать стоит с того, что «упыри» моих предков не являлись нежитью, потому и особого действия серебро на них оказывать не могло, в том плане, что на них должны были прекрасно работать любые виды хоть металлов, хоть древесины, хоть камня. Да, часто таким «юнитам», ибо назвать их войнами язык не поворачивается, усиляли регенерацию и физические параметры, отчего у них появлялся зверский аппетит и потребность в человеческой крови, точнее пране в ней содержащейся, но как либо блокировать эту особенность серебро не может. Как и осина. Далее — их повсеместное использование оберегов в виде креста, сейчас то мне абсолютна ясна отсылка к символу веры одной из мировых религий, но тогда я просто не обратил на это никакого внимания. Ну и описание архитектуры, одежды, предметов быта, уклада жизни, иерархической системы, элементов товарно — денежных отношений и все тому подобное слишком сильно выдает средневековую западную Европу, как ее себе представлял Двенадцатый Старейшина. То есть не далее четырех — пяти веков назад. Логично было бы предположить, что среди моих сородичей кто-то открыл в себе дар Зрящего такой силы, что смог столь подробно увидеть события далекого будущего, как минимум на тысячелетие, после чего или сам переработал увиденное в занимательный рассказ, или поведал их кому-то другому. Но тогда, такой Зрящий непременно обратил бы свое внимание на судьбу Лукидонии, и предательство шести глав кланов не могло случится. Вариант с предательством предполагаемого Зрящего тоже несостоятелен. И совсем не потому, что я не хочу верить в такую возможность. Просто, если бы он был на стороне предателей, то мой визит сюрпризом бы оказаться никак не мог. Пусть во время пребывания в гробе меня было нельзя заметить, а отслеживать столь далеко судьбу пропавшего из видимости никто бы не стал, но не озаботится выживанием собственных сторонников? Допустим, на данном этапе его неведомых планов они оказались ему не нужны или вовсе вредны. Но даже так, зачем оставлять столь явный намек на свое существование в виде книг? Даже если тогда этот гипотетический Зрящий еще не желал предавать, он бы в любом случае отследил свою собственную судьбу, как и судьбу Лукидонии и, или не приносил бы в дар книгу, или поведал бы о будущем Лорду. Считать, что ему было необходимо обнаружить себя — совершеннейшая глупость. Если же предположить, что искомый Зрящий не принадлежал нашему народу, то все равно, само наличие книг в нашем доме опровергает его теоретическое существование. Зрящий — оборотень бы не допустил использование младших в качестве подопытных, а значит и приход к власти нового Лорда и всей этой ситуации с Музакой. Зрящий — человек вряд ли отказался бы от бессмертия и молодости, а это возвращает нас к дилемме книг. Нет, путей к вечной молодости множество, но контракт — самый простой и необременительный. Да и не решает дилемму даже такой вариант. Впрочем, я несправедлив. Зрящий такой силы, не обладающий врожденным бессмертием, во первых не обязан к нему стремится, во вторых мог постичь суть контракта и не счесть его приемлемым для себя, в третьих такому существу могло бы быть забавно поиграть с ноблесс подобным образом. Да, тут открываются тысячи вариантов, и гадать какой же из них верен абсолютно бессмысленно с такой нехваткой информации. Определенно, я предпринему усилия для разъяснения этой ситуации, но следует рассмотреть и вариант, что никакого Зрящего не было. Тогда остается два варианта. Либо все книги являются художественной литературой, выдумкой, удачно попавшей в цель, что вполне может быть. Ведь описанная архитектура — упрощение нашей, одежда — некоторые изменения нашей, кресты, в книгах с верой никак не связанные, — частая форма наших артефактов и оберегов. Вот только опять не сходится. Допустим, товаро — денежные отношения этот писатель подсмотрел у людей, но откуда он взял подобную иерархическую систему и описание специфического быта? Размышления на тему? Слишком точное попадание. Впрочем есть еще один вариант, это второе «либо». Это история из другого мира. Мира в чем то похожего на наш, но находящимся на какое-то время «вперед». Я точно знаю, что есть тысячи вариантов Земли, с различными отличающимися параметрами, от некоторых Законов до истории, и различный этап развития человечества самый частый из подобных параметров. Вот теперь сходятся и серебро, и кресты, просто потому, что, там упыри — нежить, на которых действительно воздействует символ веры и только этот металл, и все прочее с бытом, одеждой, и тому подобным.       Мне следует оставить эти тревожные мысли и приступить к трапезе. Паста за это время выросла раза в три, и Рейзел, наконец, взял в руки палочки, демонстрируя правильный способ дегустации этого блюда. Повторяя за братом, я отправил в рот напитавшуюся бульоном пасту. Пшеница, птичье яйцо, соль и еще какие-то растения. Трепет и желание показать свое старание. Следом подцепил половину яйца с жидким желтком. Хм, исследовательский интерес. Красные овощ на отдельной тарелке действительно был с чесноком, но помимо этого приправы создавали эффект горения моего языка. Интересно. Тут брат взял тарелку и отпил из нее бульон. Я, конечно же, повторил, но выходит я неверно понял назначение посуды. Это вовсе не тарелка для супа, это большая чаша. Да, вот бульон меня впечатлил. Рыбы, что умирали засыпая в лютом холоде, птицы, что всю свою жизнь томились в тесноте решеток, последние свои часы проводили в голоде и жажде, но умирали после потери сознания от тока, и абсолютно счастливый молодой бычок, что даже не заметил как умер. Даже вода, и та не была взята из источника, а являлась охлажденным паром. С растительными компонентами тоже было интересно. Во первых почти все они несли полное безразличие, будто выращивающих их совершенно не заботили сами растения, даже приготовивший их человек не уделил внимания, лишь мимоходом отмерял необходимое. Во вторых их многообразие поражало, из всего букета я смог узнать только лук. Бульон горячей, мягкой, обволакивающей волной утихомирил пожар в моем рту, принеся с собой насыщенный вкус. А наполнение? Отчаянная надежда на благополучие брата, горделивая демонстрация своего успеха, робкие переживания о недостаточности усилий, благоговение перед Рейзелом, восхищение и благодарность мне. Чувства яркие, устоявшиеся, концентрированные, если можно так выразиться. Великолепное блюдо. Вкусное, наполненное и ироничное. Франкенштейн, по какой-то причине не делает из него эликсира — в нем нет пожеланий-благословлений, хотя основа — бульон, идеально бы подошла. Из опыта мага я знаю, что людям сложно воспринимать еду как зелья, может дело в этом?       Опустив пустую тарелку на стол, обратил внимание на то, что лежавшая ложка так и осталась невостребованной. Внимание присутствующих, что всю трапезу было сконцентрировано на мне, сгустилось. — Мне понравилось. — Не стал тянуть с ответом на невысказанный вопрос. — Но зачем тут ложка? — На случай, если бы у Вас возникло желание ей воспользоваться. — Ответил отчего то занервничавший Франкенштейн. Я перевел недоуменный взгляд на брата, и он, оставив промелькнувший на мгновенье несколько смятенный вид, изрек. — Мне понравилось, спасибо, Франкенштейн.       Человек взбодрился, приосанился, и явно собирался что-то сказать, как раздался писк. Звук повторялся, и напоминал сигнализацию своим мерным, одинаковым звучанием, пусть и был не оглушающим. Стоявший возле раковины М — 21резко сделал шаг, нажал на что-то и звук прекратился. — Я сделала десерт к чаю. Прошу отведать. — Мисс Сейра подошла к столу и коротко поклонилась. Уловив наши с Рейзелом заинтересованные взгляды, направилась на кухонное пространство, где, нагнувшись, выдвинула один из шкафов, после чего комнату заполонил аромат выпечки. Контрактор брата тем временем споро убрал со стола, и уже разливал чай по кружкам, что стояли на нижнем столике его тележки. Чувство времени у человека прекрасное, чай оказался перед нами ровно в тот момент, как подоспел десерт. — Это шоколадные кексы «Вулкан», внутри начинка из горячего шоколада. — Сказала юная Сейра, укладывая рядом с блюдцем десертную ложку.       Что могу сказать? Разница в готовке человека и ноблесс очевидна. Да, тут нет такого многообразия ингредиентов, нет четко выверенных пропорций, что бы вкусы дополняли, а не перебивали друг друга. Но очевидно, что девушка искренне любит готовить, в отличии от человека, что такой страстью не обладает. В десерте куда меньше личных эмоций, все заполняет любовь к готовке и благодарность нам, но он является эликсиром. Тут всего два благословления — хорошее настроение и восполнение сил, тем не менее я бы предпочел питаться стряпней юной леди.       И шоколад. Он мне действительно понравился.       Прикрыв глаза и неспешно слегка наклонив голову, обозначаю принятие благодарности. — Спасибо. Мне понравилось. — Пусть в десерте не было и следа о важности оценки работы повара, я счел не лишним это озвучить. Брат в согласии прикрыл глаза. Сейра потупила взгляд и слегка покраснела. Внимательно наблюдавший за этой сценой Франкенштейн непонятно отчего воодушевился. — Я сегодня уже мыл посуду, Такео, сейчас вообще-то твоя очередь! — Все уже было убрано, и только М-21 ворчал у мойки. — Ты стоял возле мойки, я думал, у тебя возникло непреодолимое желание мыть посуду. — Прислонившийся к дальней от мойки стене длинноволосый модифицированный сделал наигранно непричастный вид. — Ты стоял тут же, просто вовремя смылся. Мыть посуду и твоя обязанность тоже. — почти оборотень не прекращал выражать свое недовольство. — Я не против, но с чем там помогать-то? Пока я до тебя дойду, ты уже сам все помоешь. — Такео все же начал подходить к товарищу, но делал это нарочито медленно. — Пф. Ты думаешь я не вижу, что ты намеренно тормозишь? Завтра будешь мыть посуду сам, два раза подряд. — Ну уж нет, завтра придут дети, объем работ совершенно неравноценный. И почему это в одиночку и два раза подряд? После ужина я тебе помогал вообще-то. И сейчас не отказываюсь. — Не отказываешься? Ты на словах только не отказываешься, нахлебник. — вот эти слова М — 21 придали ускорения его артачившимуся товарищу.       Действительно. Это не дом моего брата, это дом его контрактора, и жить здесь нахлебником я совсем не хочу. Но чем можно отплатить хозяину? Первое, что приходит в голову — помочь с расходами на содержание домочадцев. Значит нужно добыть местных денег. Старейшина, из памяти которого я черпаю знания о современном мире, денежными средствами уже давно прекратил интересоваться, он или просил совет выделить средства на особо затратные проекты, в основном постройку очередной тренировочной базы, что никакого интереса для меня не представляет, или просто приказывал что то приобрести. Повседневными его потребностями занимался целый штат слуг, так что ни о какой финансовой грамотности речи не идет. Единственное, что может быть полезным из его знаний, это то, что золото до сих пор высоко ценится людьми, но им не расплачиваются в повседневной жизни, для этого используют бумажные деньги или счета в банках, этакого общего хранилища денежных средств. С учетом того, что личных трат мне предстоит немало, последнее приоритетнее. Существует некая карта, с помощью которой обычные люди совершают денежные операции. Но для такой карты нужны бумаги, удостоверяющие мою личность.       Я кинул взгляд на Рейзела, и дождавшись внимания, показал взглядом на его человека. Не обнаружив на лице брата понимания, явил устало-смиренное ожидание, в ответ встретил озабоченность и тревогу. Нет, вы только подумайте, мой собственный брат считает, что я могу обидеть его человека! Укоризна из меня не то что сочилась, она волной накрыла этого… Рейзела.       Виновато прикрыв глаза, он кивнул.       На фоне утихшей перепалки, превратившийся в разговор, прозвучали слова. — Франкенштейн. — Дождавшись, когда он обернется, продолжил. — Скажи, в твоих ли силах организовать документы, что не вызовут вопросов? — Конечно, я уже подготовил для Вас комплект, ведь Вы собираетесь присоединиться к Мастеру в школе. — Уловив всеобщий интерес, хозяин дома продолжил. — Подобные комплекты есть у всех домочадцев, но раньше интересовались подобным только наши мальчики, Тао, Такео и М -21. Если Вам интересно, я могу рассказать подробнее, но мне нужно знать ваши цели, чтобы более пристально разъяснить нюансы. — Я собираюсь завести свой банковский счет, дабы финансово участвовать в жизни этого дома. — Этого не требуется. Кадис Этрама Ди Лэнзир, я достаточно состоятелен, и для меня большая честь видеть Вас в своем доме. Вам совсем не нужно… финансово учувствовать, я и так безмерно благодарен Вам… — Тем не менее, я настаиваю. — Я совсем невежливо прервал его убеждение. Неужели человек не понимает, что это вопрос моего комфорта? Вот брат все прекрасно понял, и послал строгий взгляд своему контрактору. — Ладно. — Со вздохом признал поражение человек. — Только прошу несколько минут, гостиную надо привести в прежний вид.       В этот раз мы с братом расположились на диване, а хозяин дома, вновь организовав чай, примостился напротив, на танкетке вместе с детьми. На пуфике разместился Тао с ноутбуком, М-21, вернулся с балкона, и оккупировал второй пуфик, оставив Такео место на танкетке. — А разве мы используем деньги? — немного растерянно спросил юный Ландегре, что последние пару минут старательно пытался не вертеться, явно ощущая себя не в своей тарелке. — А ты думал нам те же продукты в магазине за красивые глаза дают, умник? — язвительно бросил М -21. — Не смей вести себя со мной столь вызывающе! Я прекрасно знаю как выглядят человеческие деньги! Это раскрашенная бумага или монеты. А в магазине мы даем девушке, что ведет запись взятых нами продуктов, карту с цифрами. — Моментально разгорячился Регис. — Пфха-ха-ха! Серьезно?! Нет, ты правда считаешь, что все тут бесплатное? — М — 21 лучился довольством от своей выходки. И тут бы снова Регис проявил свою горячность, но его прервал Тао. — «Карты с цифрами», как ты говоришь, это банковские карты, на них записана информация о… В общем есть общее хранилище денег, где почти у каждого человека есть своя «ячейка», это называется банковский счет. В этой ячейке лежат деньги, а на карте записана информация о номере твоей ячейки. Когда ты даешь карту " девушке, что ведет запись взятых нами продуктов», она отправляет информацию о том, сколько стоит, то, что набрал в корзину, в хранилище. А там, специальный служащий, условно, перекладывает указанную сумму из твоей «ячейки», в ячейку магазина. — Но я же видел, цифры на карточке не менялись. — растерянно пролепетал юный Ландегре. — Пфха-ха, нет, ты сегодня прям рекорды бьешь! С чего они меняться-то должны? — Если карта — артеф. устройство связи, то цифры на нем отображают количество денег, а значит при трате должны уменьшаться. — Не, то есть ценники в магазинах для красоты что ли висят? — Продолжал насмехаться над юным Ландегре М -21, накаляя обстановку. Но тут раздался звон фарфора, Сейра нарочито шумно поставила чашку на блюдце. — Я тоже ничего не знала о этих картах и считала еду бесплатной. — Полным достоинства голосом произнесла юная каджу. — И как вы себе это представляли? — С добродушным любопытством поспешил перевести диалог в более мирное русло Тао. — Что местные люди приблизились к нашей социальной модели. У нас ведь нет денег. Все, что тебе необходимо ты можешь сделать самостоятельно. А если что-то сделать не можешь, то просишь того, кто умеет подобное. Но обычно, высокопоставленным членам общества просить не приходится. Потому что мирные обыватели очень дорожат комфортом своих глав и всячески стараются предопределить их желания и потребности. Между собой они же просто договариваются. — Коммунизм какой-то. — Ошарашено произнес Тао. — И правителей у вас нет? Что за высокопоставленные члены? — У нас есть правитель. — Чуть нахмурившись произнесла Сейра. — Но как быть с ценниками? Даже если вы считали, что тут все бесплатно, вы же замечали, что некоторые люди платят бумажными деньгами? — Да, замечали. Я считала, что людям, занимающимся полезной для общества деятельностью дают карты, что позволяют брать нужное бесплатно. Ведь вам их тоже выдали, как только вы нашли достойное занятие — охранять детей.       Все затихли, модифицированные погрузились в раздумья, Регис оставил свою нахохленность приняв достойную наследника позу. Рейзел отпил чай. — С такой стороны это имеет смысл, но как же странно. — Протянул Такео. — Общество без денег. — Раз с этим разобрались, приступим к главной теме. Кадис Этрама Ди Лэнзир, могу ли я поинтересоваться, как Вы намереваетесь получить средства на открытый счет? — Поинтересовался Франкенштейн. — Люди все еще высоко ценят золото. — Все так, действительно ценят. Но откуда вы его возьмете? Не сочтите за бестактность, но тут могут быть нюансы.       Я решил, что проще будет показать. Использовать предметы быта этого дома было бы неуместно. Потому я встал, подошел к окну, хотел было его открыть, но в нем был не примитивный механизм щеколды, и я не стал тратить время на разбирательство, в какую же сторону поворачивать ручку. Я просто сделал нематериальными стекла, на тот миг, пока их пересекал небольшой камень с улицы. Вернулся на место, продемонстрировал его внимательно наблюдающим за моими действиями и преобразовал его в золото, не меняя формы. — Это чистое золото. — Модифицированные смотрели на это ошарашено, а вот Франкенштейн жадно. Нет, не ради наживы, в нем горело любопытство. — Вы позволите? — Человек брата не отрывал своего взгляда от золотого камня. — Я хотел бы провести анализ. — Получив желаемое, Франкенштейн стремительно исчез в недрах дома. — Оно же превращенное. — Неодобрительно высказался Рейзел. — Люди делают из них слитки различного веса и хранят, не используя. На изделия они пускают менее чистый сплав, к тому же им совсем неважно, было ли золото добыто из недр. — О-бал-деть. А вы все так можете? — Обратился Тао к детям. — Делать золото я никогда не пробовал, но вряд ли это сильно отличается… — задумчиво пробормотал Регис, удаляясь в сторону балкона.       Сейра же достав из кармана заколку, принялась пристально на нее смотреть. Заколка то и дело принимала золотой цвет, но юная леди лишь хмурилась, откатывая изменения и принимаясь по новой.       Регис вернулся с двумя камнями, но увидев занятие юной каджу положил второй камень в карман. Усевшись за стол, он, как и Сейра, начал пристально на него смотреть. Его камень принимал различные цвета желтого спектра, иногда приобретая металлический блеск. Мальчик старался, но с каждой неудачей становился все более и более сосредоточенным. — Такое ощущение, что я делаю что-то не так. — Расстроено проговорил юный Ландегре. — Дай мне второй камень. — Попросил я, и юноша тут же передал мне затребованное, внимательно смотря на преобразование. Я передал золотой камень ему, для образца, и умный мальчик начал внимательно его изучать, сравнивая со своим камнем.       Когда в гостиную ворвался взбудораженный хозяин дома, юная леди все еще продолжала сверлить взглядом свою постоянно меняющую цвет заколку, камень Региса же, под его сосредоточенно-хмурым взглядом, цвет не менял вовсе. — Это чистое золото! То есть абсолютно чистое! Я пытался найти там иной атом, но нет. Удивительно. Создание подобного из самородка потребует некоторого специфического оборудования, реактивов, колоссальных расходов. А тут! Из придорожной гальки. Господин Лэнзир, продавать такое — кощунство. — Франкенштейн говорил пылко, смотря на меня с жадным энтузиазмом. — Я и без того собирался обеспечить Вас всем необходимым, но раз вы настаиваете… — с полу вопросительной интонацией протянул человек, и дождавшись моего подтверждающего кивка продолжил. — А вы можете делать только золото? — Алмазы, изумруды, что угодно. — Нет-нет-нет, Вы не так поняли, я имел в виду другие металлы калифорний, иридий… Погодите, Алмазы? Монокристаллы! Вы можете сделать монокристаллы? — Я не знаю что это, но если будет образец, то сделаю. — я слегка опешил от энтузиазма Франкенштейна. — Сконструировать новый хромато- масс… амн, извините — Его лицо приняло фанатично-предвкушающее выражение, он начал бормотать, распространяя вокруг себя ауру безумия, чем напугал, шумно отодвинувшегося на пуфике Тао. Этот звук и привел в чувство человека. — Кхм-кхм, я ученый, и свободный доступ к подобным материалам позволит мне создать более совершенное оборудование для исследований, тут дело даже не в деньгах. Поймите, тот же калифорний невероятно трудно заполучить. Впрочем, это частности, главное, это сильно мне поможет продвинуться в исследованиях! Фармакология, генетика, поднять старый проект по сверхпроводникам. Такие возможности! — Франкенштейн очень старался держать себя в руках, тем не менее под конец его тон стал мурчащим. — Такой сверхпроводник подойдет? — Я достал часть медной проволоки, добытой на базе Союза, что не пошла на Зеркало. — А? — ученый растерянно уставился на небольшой моток проволки. — Это? Это сверхпроводник? — Если ты имеешь ввиду то, что проводит электрический ток не нагреваясь, то да. — И для подобного эффекта его не надо остужать? — Франкенштейн взглядом буквально ощупывал предлагаемое. — Нет, ее собственная температура не играет роли, даже если расплавить, своих качеств она не потеряет. — Подтвердил я, протягивая проволоку этому энтузиасту. — Благодарю. — Франкенштейн глубоко склонил голову, в прочем его жест был лишь данью формальности, все его внимание сейчас было сосредоточенно на мотке. — Материал сильно напоминает медь, но ей быть конечно не может — бормотал ученый. — Это и есть медь. — Прервал я его. Но после непонимающего взгляда, пояснил. — Осталась лишнее после изготовления артефакта. — Артефактная медь, ну конечно. — Франкенштейн весь поник, от былой радости не осталось и следа, впрочем, он тут же немного взбодрился, и с робкой, готовой немедленно испарится, надеждой, спросил. — А где вы ее брали? — Конкретно эту сделал. — Возможно он считает, что подобная медь добывается только из месторождений внутри аномалий? Я решил окончательно развеять эти заблуждения, дополняя. — Из проводов, что были внутри стен. — Вот, теперь брат недоволен, дети разочарованны, зато Франкенштейн сияет. Не хотел поднимать эту тему сейчас, но придется. — Базы Союза. — все же закончил я. — Кх.Кх.Кх-кх. — Такео в этот момент делал глоток и закашлялся. Все еще сияющий ученый похлопал его по спине.