(Э)Лэнзир

      Проводив взглядом ушедшего Лорда оборотней, с которым у нас состоялась весьма плодотворная беседа, я принялся за зачистку острова, не настолько тщательную, как устроил в вотчине Лагуса, без такого основательного затирания астральных следов. На нем не должно остаться ничего, ни зданий, ни их содержимого. Живых подопытный тут не осталось, а оставлять им исследования я не собирался.       Ключ к любому хорошо сделанному делу — методичность. И я собирался действовать в соответствии с принятом мной приоритетом, не распыляясь.       Ближайшая засветка находилась на побережье континента, а не защищенная подобным образом база на островах Японии. Но она меня не сильно интересовала, раз защиты от наблюдений нет, значит и никого интересного тоже. Оставалось ещё трое Старейшины и эту задачу я считал первоочередной. Остальные базы тоже подвергнуться аннигиляции, но после.       Это был чудесный, цветущий город, огромный, с высокими зданиями из стекла и бетона, с зелеными крышами, яркими огнями и множеством веселящихся людей на некоторых улочках. Город пронизывала река, закованная в камень набережных, его асфальтово-брусчатную строгость разбавляли парки и скверы. Красивый город. Не хочется приносить ему беду и разруху.       В свете заходящего солнца, я стоял на крыше недостроенного здания, найдя наименее людную область и дожидался, когда ведомые приказом местные уйдут подальше. Только после этого я перестану скрывать силу, надеясь, что здешние члены Союза сами придут ко мне, интересуясь вторженцем ли, самоуверенные в своей силе ли, преисполненные гордыней ли. Пусть я считал эту надежу тщетной, но не попробовать не мог. Придут они или вовсе сбегут из города — все лучше, иначе мне придется потратить куда больше времени на поиск и максимально возможно не тревожащую простых людей зачистку. Для подготовки к этому, не внушающему радости, мероприятию я старательно выуживал знание местного языка из сознания уходящих людей. Кропотливая работа скольжения по ассоциациям и выяснения значение тех или иных слов и понятий.

***

      Очередной пятничный вечер был героически преодолен. Дети ушли, уборка была закончена, руками двух новых приблудышей домывалась посуда. Чай для Мастера был готов. Идеально. И никаких крошек. Наливая очередную порцию чая, Франкенштейн не скрывал своей тихой радости. Нет, дети были замечательные, так хорошо приняли Мастера, посвящая его в маленькие и невинные человеческие радости на подобии настольных игр. Но какие же шумные, неаккуратные, гиперактивные, бесцеремонные! Впрочем Мастеру нравится, а это главное. Мысленно погрузившись в свежеполученные данные медицинских исследований тел Тао и Такео, ученый уже предвкушал поход в лабораторию и проверку одной занятной гипотезы. Это только кажется, что проведя все возможные анализы сразу становится ясно, что же наворотили эти «ученые», на практике придется потратить еще не мало времени что бы можно было сказать однозначно, что, как, для чего было сделано и чем это аукнуться для их организмов. К тому же их взаимодействие с препаратом D…       Мысли оборвало появившееся чувство присутствия в городе кого-то сильного. Какой-то наглец не считал нужным скрывать свою ауру благородного прямо посреди человеческого города!       А Мастер… Мастер…пролил чай… и будто не заметив этого кинулся к балконной двери. В одной рубашке, не одев пиджак! Мастер, что так щепетильно относится к своему облику! По связи донеслась целая буря невнятных эмоций, слишком много, не разобрать. Всего миг, и это явно не было сделано специально. Мастер его узнал? Осознание, что это нечто действительно серьезное пришло мгновенно. Дети тоже вскочили, стоят с обеспокоенными лицами, но не напуганы. Это хорошо. Надо поспешить, а вот детей лучше оставить дома, не по ним нынешний противник, совсем не по ним. — Мисс Сейра, вы за главную, до нашего возвращения дом никому не покидать.       Рванув вслед за Господином, осознал, что он уже довольно далеко, хоть и прошло всего ничего, и смысла идти в след нет никакого, надо на полной скорости мчаться к «гостю», что оказалось правильным решением. Мастер шагнул на нужную крышу уже будучи в моем поле зрения, миг, и я подле Господина в полной сосредоточенности, готовый в любой момент призвать Черное Копье.       Гость стоял к нам спиной, еще не успев повернутся, когда Мастер приоткрыл ауру. Обернулся неизвестный стремительно, и я обомлел. Он был копией Мастера! Один рост, одно лицо, одно телосложение, даже одежда! В подобной Мастер был в Лукидонии. Единственное отличие — его волосы велись чуть больше, но даже прическа была идентична! Что происходит?!       Тем временем этот… неизвестный прибывал в ступоре. Если бы ни годы проведенные с Мастером, вряд ли я смог бы это заметить. — Рей.зел? — в его голосе звучало откровенное неверие, будто он не ожидал его увидеть. Не тут, а вообще. Мог ли он быть причастным...? — Лэнзир. — вот только голос Мастера...таким констатируют факт собственного сумасшествия. — Рейзел. — уже утвердительно — Я получил известие о твоем…о твоей…о том, что тебя… Рейзел! Я бесконечно счастлив видеть тебя живым! — Господь Всемогущий, он что, реветь тут собрался?! Вот только это все не имело значения, от этих слов Мастер явственно вздрогнул и сжал кулаки. Меня обуял ужас — из глаз моего Господина текли кровавые слезы. Но он же еще не использовал силу. — Лэнзир. Я тоже… Ответь мне. Ты изменил свое решение? — Сколько боли и тихого надрыва было в его голосе. Мастер был натянут как струна, ожидая ответа. А этот… улыбнулся! Заставляя себя ждать! Вместо затребовоного ответа! Да как он смеет! — Да. Да —да и еще тысячу раз да! Если тебя это успокоит, я могу поклясться впредь все подобные решения обсуждать с тобой. — Из его глаз текли кровавые слезы, что в сочетании с нежной улыбкой смотрелось специфично. Сначала неуверенно, но с каждым шагом все тверже, он подходил к Мастеру. — Прости! Прости меня, Рейзел. Твой глупый брат никогда не желал тебе боли. — он остановился за три шага, смотря с беспомощной надеждой. В ответ Мастер быстро пересек это расстояние заключил в крепкие объятья... своего брата? У Мастера есть брат? Никто и никогда...ни одного упоминания! А слезы? Ноблесс плачут кровью? То есть вместо слезных желез... Не время! — Лэнзир, я тоже безмерно счастлив видеть тебя живым. Я не смел и мечтать. — братья стояли в крепких объятьях друг друга. — Ну-ну, — Лэнзир отступил на полшага, беря в ладони лицо Господина, — посмотри, ты весь запачкался, мой маленький Рейзел.       В ответ раздался чистый и искренний смех Мастера, — Ты тоже, брат мой. — Я впервые слышал его смех. Это было прекрасно. Да же нет, Прекрасно, ничего Прекраснее я не слышал. Тем временем, оба успели привести себя в порядок. — Рейзел, ты в домашнем, — эти слова явно предполагали вопрос «почему», но задан был совершенно другой, — Тебе здесь нравится?       Мастер окинул ночной город в тысячах огней, поднял взгляд к звездному небу, и озарившись счастливой улыбкой ответил. — Очень. — Мастер. — В который раз за этот вечер мое сердце дрогнуло. Все старания не зря, ему нравится! При чем не просто, а «Очень»! Меня переполняло счастье. Тем временем Господин переместился, так что бы находится сбоку от меня и своего брата. — Позвольте вас представить. Кадис Этрама Ди Лэнзир, мой старший брат. Франкенштейн, человек, мой контактор.

***

      Кивнув на заверения Франкенштейна о том, какой великой честью для него является знакомство со мной, погрузился в себя, отыскивая причины появившейся тревоги. Само ее возникновение было странным. Казалось бы, после всего произошедшего желать мне более нечего. Брат жив! Он находится вне дома, там где хочет находится сам. И ему это нравится. Смел ли я мечтать о подобном еще совсем недавно? Разве что, до пробуждения. После стольких лет Рейзел сам обнял меня. После всего, что я совершил. Когда подобное было в последний раз? Кажется, тогда брату и ста не было. После он считал себя слишком взрослым для такого. Как же он вырос. Совсем перестал стесняться собственных чувств, свободно их выражает, не закрывается от меня. Но в океане бескрайнего счастья показали свои острые клыки рифы тревоги. В том ли дело, что я не считал себя заслуживающим прощения? Нет, не так. В моих сомнениях касательно того, что прощение фактически не было? Ведь была только радость брата от лицезрения меня живым, что делало его не братоубийцей. Нет, брат по прежнему любит меня, и много боли он пережил в те мгновенья, когда считал, что от своей затеи с истреблением человечества я не отказался и ему придется опять меня убивать. Но имел ли я право считать то счастье, коим фонтанировал мой маленький брат в моих объятьях за прощение? И да и нет, сомнения вполне обоснованны. Да, он, как и я, безмерно рад видеть своего брата живым, но это не равнозначно прощению. Сколько ему пришлось жить виня себя в моем уходе в Вечный Сон? Сколько боли он испытал по моей вине? Нет, для того что бы загладить вину просто явится живым и попросить прощения — совершенно недостаточно.       Вот опять. Как я смею решать за него? Нет, если после обдумывания произошедшего он решит стать для меня не братом, но беспощадным суровым Истинным Ноблесс, я приму его решение и не буду манипулировать, давя на только что произошедшее, однозначно трактуя его в свою пользу. Смирюсь, пусть это и будет больно. Но это тоже не было причиной той тревоги.       Продолжая проработку внутренних ощущений я нашел ответ. И мне он не понравился. На первый взгляд, ей являлось весьма рачительное отношение Рейзела к своей жизненной силе — убирая с лица кровь, он не развеял ее, а забрал, поместив в Море Крови. Нет, подобное бережное отношение достойно всяческого одобрения, но оно зародило во мне сомнения относительно хорошего состояния моего маленького брата. Но на самом деле это был лишь предлог. Настоящей причиной был мой эгоизм и невозможность полного контроля Рейзела.       Мне было жизненно необходимо убедится, что с моим маленьким братом все хорошо. Даже глубоко гипотетическая возможность снова его потерять порождает в моей душе бурю совсем не светлых чувств. Мне были нужны гарантии его безопасности.       К сожалению, даже истинным зрением невозможно определить ни объем Моря, ни степень насыщенности жизненной силой крови, что там находится. Подобным приемом можно рассмотреть лишь тонкие тела, если их не скрыли, но Море Крови находится в подпространстве, своеобразном кармане, и является скрытым от глаз.       Есть, конечно, способ узнать и об этом, но подобное не сделать скрытно, для этого нужен телесный контакт и отсутствие сопротивления. И пусть я делал так тысячи раз, но Рейзел уже не дитя, и подобное просто невместно, и оскорблять его недоверием я никакого морального права не имею. Но и оставить все как есть, приняв решения брата, не могу, не после того что пережил. Не после обретения, считавшегося ушедшим в Вечный Сон. — Я был несказанно удивлен наличию брата у Мастера. За все годы жизни с ним, никто ни разу не упомянул о Вас. Если это не затруднит, не могли бы Вы рассказать, где были все это время? — тем временем продолжал разливаться соловьем взбудораженный контактор. Интересный человек.       Высокий голубоглазый блондин, изящно сложен и весьма достойно себя держит. Судя по ауре, имеющий сильную волю, но легко увлекающийся перфекционист, не лишенный храбрости, но склонный к хитростям, обладает незаурядной пытливостью ума, довольно честен и знает что такое верность. Но, видит Небо, если бы он не был контрактником Рейзела, я бы и присматриваться не стал, уничтожил бы и после тщательного расследования всей его жизни, зачистил любые источники его знаний.       Человек был заражен демоническим паразитом. Не контрактом с демоном, не одержимостью, а имел в своей душе откормленную Мерзостную дрянь, что потихоньку его пожирала. Очень неспешно, медленней его регенерации, но его прямо сейчас употреблял в пищу неразумный житель Темных миров, пытаясь влиять на его чувственный дух, внушая подспудные желания. К его чести, он этого влияния даже не замечал, отсекая на автомате. Чему способствовала сковывающая паразита печать, явно авторства Рейзела. Причем печать с возможностью частичного снятия, пусть и после дублированного подтверждения: сначала от брата, потом от Франкенштейна. Интересно, зачем? Впрочем, это их дела. Весьма приятно видеть, что у Рейзела появился кто-то близкий, а то что они довольно близки видно без всякого истинного зрения, как и то, что контактор искренне радеет за моего маленького брата и понимает его желания на лету. Вон с каким интересом взглянул на меня Рейзел, услышав вопрос. — Спал. — мой ответ чем-то сильно ошеломил человека Рейзела. — Все это время? Века? Тысячелетия? — Ах, вот в чем дело, его смутил срок. Не уж то брат поведал ему и о таких нюансах? Мгновенно уточнить не выйдет, мысли Франкенштейна были закрыты от меня силой брата, это спасало от случайного чтения, а вот лезть целенаправленно уже дурной тон, это его человек. — Я просыпался множество раз, но, как выяснилось, под водой гроб не открывается, что поставило меня в затруднительное положение. — Мастер! — Франкенштейн, переполненный виной и болью за Рейзела, пал на колено и воззвал к моему брату, что явно не был этому рад. Под моим серьезным взглядом он все же решился пояснить. — 820 лет я провел на морском дне, и лишь совсем недавно проснулся уже здесь. Франкенштейн, большую часть времени я спал, нет нужды приписывать мне придуманные тобой муки. — Вот только его человек не спешил верить своему Господину, пусть и принял его волю, поднявшись. — Я не знал о таких ограничениях, — тем временем продолжил Рейзел, не заостряя внимания на эмоциональный фон своего человека. — Из того что я выяснил, препятствием может служить погружение в любое текучее вещество вплоть до лавы. — поспешил удовлетворить интерес своего маленького брата, затолкав подальше свое беспокойство. — И уже нашел решение, пусть оно и не кажется мне достаточно элелегантным. — Рейзел принял мой ответ, прикрыв глаза, показав тем самым, что не против принять от меня это знание, что наполнило мою душу радостью. Мой маленький брат действительно меня простил. — Позвольте пригласить Вас в мое скромное жилище, где я имею счастье принимать Мастера. — встрепенувшись, выдал приглашение Франкенштейн. И он был абсолютно прав, продолжать столь личную беседу, стоя на крыше переполненного людского города — неуместно. Как и идти в жилище человека в людском городе в клановом одеянии, не будучи здесь по делам Лукидонии. — С удовольствие принимаю Ваше приглашение. Но у меня возникло затруднение, я не знаю какие одежды здесь приняты. — Рейзел, перехватив брошенный на него взгляд, изменил мои одежды на белые, явно забавляясь моим внешним видом. Современные люди называют подобное костюмом.