Небожитель

Длинные тени, отбрасываемые от деревьев в пронзительном свете новых фонарей, казались живыми. Их когти перебирали мелкий гравий дрожек, заставляя парк наполняться тихими шорохами камешков. Тонкие пальцы играли с почти черной сухой листвой, заставляя её то подниматься к верхушкам древних ясеней и яблонь, от опускаться к их корявым корням. Такая тьма не отпустит путника, случайно забредшего в её глубины. Заворожит, зачарует и утащит на самое дно, откуда выбраться мало кому удастся. Тем страннее было видеть в этом месте юную девушку. Ее длинные, до пояса, рыжие волосы спадали на белоснежное платье. Кожа была светлая, словно жемчуг. Губы были подведены алой краской, носик с веснушками чуть вздернут, а глаза.. глаз не было. Вместо них были два чёрных провала, откуда на белую ткань, пачкая дорогую вещь, стекала отвратительная смесь из слизи и бордовой крови. В их глубине светились два белесых огонька. Её алые губы приоткрылись и растянулись до середины щек, обнажая ряд острых, как бритва, зубов. Они были везде - на нёбе, на длинном склизком языке. Из глубины чудовищной пасти раздался утробный вой. Старые деревья жалобно заскрипели, а из ниоткуда взявшийся ледяной ветер закружил вокруг твари сухие листья. А оно все выло и выло, выло и выло. И в этом вон вдруг отчетливо послышалось именно мое, я его ни с чем другим не спутаю, имя. - Полина! Стало трудно дышать. Сухие листья забились мне в легкие , царапая изнутри. Сделать простой вдох стало невозможно, паника буквально царапалась в груди и..

Я проснулась.

Вздрогнув, я распахнула глаза. Моё сердечко билось будто сумасшедшее от очередного, никак не связанного с прошлым, кошмара. Надо мной возвышалась фигура. Одна из её рук была заложена на спину, второй она сжимала мне нос. Спустя мгновение и пару судорожных взмахов ресницами я опознала Фёдора. Видя, что нерадивая студентка пробудилась, преподаватель усмехнулся краем губ и дал возможность мне нормально дышать. - Сударыня, не подскажите ли, какой это уже по счету раз? - голос сочился язвительной насмешкой, словно ядом. В нашу сторону уже повернулась добрая половина курса. Остальные лихорадочно строчили что-то в тетрадях. Сглотнув и попытавшись успокоиться, я перевела взгляд на Достоевского. «Все хорошо, я в аудитории, все нормально. Это всего лишь преподаватель, и никто более» - безуспешно пытался убедить меня мозг. Подобные «пробуждения» стали за эти два месяца практически нормой. Если сначала молодой человек был более-менее снисходителен и будил меня легким толчком в плечо, то сейчас он не стеснялся лишать меня кислорода, просто закрыв двумя пальцами нос, или бить меня по макушке небольшой указкой из японской сакуры. Видимо, испортить имущество университета он не боялся совершенно. Как оказалось, Достоевский-то был совершенно не таким жутким, как показался всем на первый взгляд. Человечности в нем было больше некоторых, но проявлялась она, к сожалению, не часто. С момента нашего с ним знакомства Фёдор Михайлович успел обзавестись своей, если можно сказать, «фанбазой». По-простому говоря, просто кучей девушек и женщин всех возрастов и полом в пределах нашего университета. Кто-то глазел тайно, а кто-то, особо наглый, не стеснялся названивать симпатичному мужчине. Правда, через пару недель подобных знаков внимания, Достоевский хвалил весь тот курс огромными работами и нескончаемыми проектами, так что к «Демону» прибавилось прозвище «Крыса». Но так как оно совершенно, в отличии от «Демона», не лестное, называть преподавателя так можно было только наедине с очень проверенным человеком. В подземном бункере. В звуконепроницаемый комнате. - К сожалению, я не веду записей подобных пробуждений. - легким движением немного дрожащей руки я откинула назад отросшую челку, теперь смотря прямо в черные глаза Фёдора. Тот лишь прищурил их и усмехнулся ещё ехиднее. - Вы хоть какие-то записи ведете, драгоценная? - была бы я одной из тех, кто практически волочились за холодным красавцем-преподом, точно бы упала прямо к его, без единого пятнышка, туфлям. Но во мне подобное прозвище вызвало лишь волну негодования, оттеснив липкий страх на задний план. Потянувшись за тетрадью, дабы ткнуть её Достоевскому прямо в аккуратный нос, я остолбенела. Тетради не было. Мгновенно вернула взгляд к нему, и Фёдор, будто прочитав мои мысли, с наинежнейшей улыбкой вытянул вперед руку, ранее согнутую за спиной. Кончики моих уши загорелись, едва слуха коснулись перешептывания однокурсников и их смешки. Длинные пальцы, прикрытые тканью чёрных перчаток, ловко сжимали мою бедную, потрепанную жизнью и неаккуратным обращением хозяйки, тетрадочку. Преисполнившись желания ее освободить, я потянулась вперёд, но Достоевский тут же согнул руку обратно. - Не так быстро, сударыня.-голос красноречиво окрещенного всем универом «Демона» напоминал то ли мед, то ли сахарную вату. Он открыл тетрадь и стал пробегаться глазами по страницам, все еще улыбаясь. Я потихоньку начала закипать не на шутку. А его тихие комментарии под нос, типо: „так-так..“, „это уже интересно..“, „как поразительно.“ лишь добавляли спирта в горелку моего гнева. Немного сжавшись, я, подобно пружине, дернулась в его сторону, стараясь выхватить несчастный предмет канцелярии, но Федор в который раз поразил весь курс. Он ловко отстранился от меня, увеличив дистанцию на полметра. Я, в свою очередь, неловко грохнулась со стула на пол, растянувшись как лягушка, которую вот-вот вскроют. По аудитории проникся дружный ржач однокурсников. Если бы не злость, я бы точно покраснела от корней волос. Хотя, я и так была красная, как вареный рак. Локти, на которые я имела неосторожность приземлиться, тут же заныли. А Достоевский даже глазом не повел. Все также стоял и читал мои каракули. Лишь когда хохот резко поутих, мужчина подошел ко мне и, предварительно стянув перчатку, протянул ладонь. Пару секунд недоумения - и вот я уже схватилась за его, на мое удивление, теплые пальцы, поднимаясь из позы дохлого земноводного. Едва я села на свое место, преподаватель положил на край парты мою тетрадь и, как ни в чем не бывало, вернулся к доске. Ребята провожали его настороженными и молчаливыми взглядами, будто не понимая, как вообще можно было сохранять такое спокойствие вкупе с каменным выражением лица. Тому, что он помог мне встать, мало кто удивился. При всем его отвратительном характере, благородством Достоевский обделен не был.  *** Беда настигла меня и мой курс откуда не ждали. Под конец злосчастной пары «Демон», поправив очки и оглядев нас взглядом единственного адекватного человека, задал аж учетверенное задание, абсолютно игнорируя возгласы у том, что это бесчеловечно, жестоко и прочие возмущено-обиженные наречия, а на мою голову свалилось очередное посещение его кабинета после занятий. А так как это занятие и было последним, то я даже не надеялась попасть домой пораньше. Сгребя негустую канцелярию в сумку, я со вздохом провела по её швам пальцами. Либо надо купить шелковые нитки, ибо обычные точно также порвутся, либо новую сумку. Но второй вариант был не допустим. С этой сумкой я ходила ещё со школы, и просто так бросать своего верного помощника - совершенно не дело. Пальцы прошлись вбок и задели край одной из многочисленных нашивок. Эта была с еще советской группой «Аквариум». Дальше виднелись «Король и шут», «Агата Кристи», «Земфира» и другие, популярные и не очень, исполнители. Далее я перешла на значки. Лак на их поверхностях был неплохо так исцарапан жизнью и моими многочисленными поездками, в которые обязательно ехала и любимая сумка. Больше всех досталось значку с цитатой группы «Дайте танк(!)». -Как курьер несу тебе солнце-тихо прошептала я, погрузившись в ностальгию и совершенно забыв про преподавателя, который, подобно очередному ночному кошмару, уже стоял в метре от меня. - У вас неплохой вкус.  От неожиданности я аж подпрыгнула. Совершенно забыла про этого демона, поэтому пробурчала куда-то в сторону - Вам-то какое дело.. - а он, казалось, даже не смутился подобной реакции. Лишь подошел поближе и поставил перед моим носом кружку с крепко заваренным чаем. -Вот. Выпейте, это поможет от усталости.  -А кофе нет?-нагло спросила я и принюхалась к запаху. Кажется, это был зелёный чай. -Отсутствует, к сожалению. И не бойтесь. - Федор заметил мой настороженный взгляд, направленный в сторону напитка. - травить вас мне незачем.  - это как знать, как знать..- но все же я отпила немного. Жидкость не оправдала моих опасений, поэтому через пару глотков кружка была пуста. Под пристальным и чего-то выжидающим взором преподавателя я подняла руки ладонями вверх. - Все-все. Каюсь, сдаюсь и прошу прощения. Проблемы со сном решать буду дома, а не на вашем предмете, и в будущем.. - Достоевский перебил, прервав мой бесконечный поток слов. -Ваш словарный запас я оценил еще в сентябре, Лукьянова. А вот выполнять сказанное - не заметил совершенно. -Жизнь тяжелая, Федор Михайлович. С этого дня обязательно.. -Попрошу прощения и пары минут молчания, сударыня. - я прикусила длинный, и совершенно без костей, язык и, выгнув бровь в выражении «да ладно», принялась пытаться слушать Достоевского. Голос, к слову, был приятным. Он никогда не повышал его, всегда говорил негромко. Будь у голоса его цвет, он был бы оранжевым, как мед. Сладким, к слову, он был таким же. Особенно, когда нужно было кого-то попрекнуть.  -Милая леди - на этой фразе я фыркнула - вы прекрасно понимаете, как важен мой предмет для того, чтобы вы и дальше могли обучать на этом факультете.. Но, впрочем, как обычно, моя головушка уже начала постепенно выключаться, будто кто-то нажал на кнопку и все мысли о учебе, вперемешку с желанием поскорее вернуться домой пропали. Привычная тьма окутала усталое сознание мягкой ватой, из-за чего голос Достоевского доносился глухо и неразборчиво. Не противясь этому чувству, я закрыла глаза. Откуда-то сверху, чуть громче обычного, раздался странный шум, похожий на шорох ткани. Чья-то мягкая ладонь ласково коснулась моей щеки. Погладила, задела краешком пальца бровь. Прошлась по коже и попыталась заправить за ухо прядь торчащих волос. Та тотчас выскользнула, но кто-то не попытался заправить ее вновь. Он лишь нежно дотронулся до мочки уха, погладив подушечкой мягкого пальца. Все это ощущалось настолько правильно, настолько безопасно, что я даже не открыла глаз. Лишь сморщила нос от легкой щекотки, которая прошлась по коже ненавязчивый волной, и уткнулась в сложенные руки лицом. Ладонь в это время уже перешла на волосы, играя с ними и периодически почесывая тонкую кожу головы. На секунду, всего лишь на одну-единственную секунду, мне захотелось прижаться к этой ладони. Получить ещё больше этого всепоглощающего и греющего изнутри тепла. В глубине сердца будто на мгновение растаял весь лед, и, на месте мерзлой и покрытой вечным инеем земли, расцвели слабые, не особо большие, но все же цветы. Но я только пробурчала что-то себе под нос, даже не попытавшись очнуться от тянущей сладкой дремы и понять, кто же это меня гладит. И у кого завелась настолько ненужная рука. *** Проснулась я от очередного шлепка указкой по затылку. По ощущениям, это был если не десятый, то точно не первый удар. И без того не особо умная голова, казалось, потеряла ещё несколько очень нужных вещей, которые из неё беспощадно выбил преподаватель. Видя, что я соизволила поднять голову со скрещенных рук и стала яростно тереть заднюю часть черепа, Достоевский вздохнул и отложил многострадальную палочку обратно на учительский стол. Я мгновенно зацепилась взглядом в его пальцы - они были в перчатках. А в полудреме моей кожи отчетливо касалась чужая кожа. Но кроме него тут никого не было, поэтому подозрения все ещё были в силе. Заметив выражение моего лица, на котором было практически написано все, что я прокручивала в голове, Достоевский вздохнул и язвительно выгнул бровь. - Я вновь чем-то барыне не угодил? - Нет-нет-нет, что вы! - сделав невинные глазки, замотала я головой. Ссориться с преподавателем было опасно, если учитывать, что я умудрилась заснуть аж у него на выговоре. После такого было страшно вылететь, поэтому пришлось заткнуться, хоть и не хотелось. Но узнать, что вообще произошло, и не трогал ли меня этот прекрасный, по общественному мнению, мужчина. Столь прекрасный, что при виде его фигуры на горизонтальной поверхности мне хотелось то ли сделать харакири, то ли стукнуть его чем-то увесистым, даты хоть чуть-чуть убрать этот вечно снисходительный пронзительный взгляд. Ей богу, будто насекомое на булавку насадил и смотрит, как бедняга трепыхается в предсмертной агонии, хаотично дергач лапками. - Вы вновь уснули. - подвел итог Фёдор, стоя напротив меня. - либо вы реально - на этом слове он сделал четкий акцент - устаете, либо вы просто имеете ко мне личную неприязнь, ибо на предметах других преподавателей такое происходит чрезвычайно редко, если вообще возникает. К вашему сожалению, я.. Моё внимание привлекла странная тень в углу кабинета. Я не сразу заметила её, но едва взор зацепился за неё - отцепиться уже не смог. Худой силуэт, вроде бы человеческий, стоял в тени за огромным шкафом со справочниками и словарями. Это была она. Та самая девушка, из моего первого сна. Или, скорее сказать, существо. На пол из его разодранного рта стекала вязкая чёрная субстанция, пачкая чистый паркет, на котором нерадивые студенты уже успели наследить. Сгнившие губы не были видны во сне, но сейчас, в свете солнца, который еле-еле проникал в помещение, я отлично их рассмотрела. Как и покрытую множеством трещин кожу, и мерзких опарышей, извивающиеся в этих трещинах. В ушах звоном разнесся голос Достоевского: «..буду вынужден принять меры, которые могут вам не особо понравиться..»

Разинув мерзкую пасть, оно кинулось в нашу сторону.