Белые крылья, чёрная краска

Bangtan Boys (BTS)
Слэш
В процессе
NC-17
Белые крылья, чёрная краска
автор
Описание
Он - ничто в их руках. Он лишь игрушка в руках коварного кукловода. Отличающийся от всех, не живой. Он лишь трофей, который мечтает заполучить каждый. Но не все знают, что за демоны в его голове. Безродный Ангел вновь распустит крылья. Породистый жеребец окажется простой бродяжкой. И никто даже не догадывается, что они одно целое.
Примечания
ТГ: https://t.me/Romanov_fic Тизер к фанфику: https://youtu.be/6H9RUTGp3n8 Тизер 2: https://youtube.com/shorts/eKA_9ohSxvA?si=mG3vTQgaqeG1aeps
Посвящение
Хочу сказать спасибо Карпику Зеркальному, который помогал мне в написании этого фанфика
Содержание Вперед

27

Чимин смотрел на огни города, блестящие как звёзды, разлетевшиеся по тёмному небосводу. Ветер пытался забрать его мысли, но память о Досунe, неожиданно взявшемся из ниоткуда, осталась как острый осколок. То, что они с Юнги успели стать ближе, радовало, но шепот внутренних сомнений терзал душу. Он ощущал, как тепло поет по его венам, но с каждым глотком радости приходила волна тревоги. Братская связь, восстановленная с таким трудом, щемила сердце Чимина. Ласковые моменты их общения — смех, наполненный светом; уверенные слова, звучащие, как музыка — начали заполнять его израненную жизнь. Присутствие Юнги стало для него основой, прочным замком против бушующей бурю одиночества. Однако теперь, когда правда раскрылась, Юнги чувствовал себя, как сама мечта, рассыпающаяся при солнечном свете. Бедный растерянный душой остался у разбитого корыта, когда взглянул на радостное лицо своего друга, очарованного возможностью возобновить отношения. Юнги, воодушевленный встречей с родственником, казался взлетающим над облаками, но симфония счастья Чимина была прикрыта мрачной пьесой внутри него. — Это просто совпадение, — шептал он себе, когда за его спиной Юнги весело беседовал с Досуном. Чимин с трудом разорвал свой взгляд от звёзд, чтобы посмотреть на братьев. Досун, светлый и уверенный в себе, словно несёт с собой магию, в то время как Юнги, всё ещё некоторый в своём, вновь обретённом счастье, устремлялся к нему с восторгом в глазах. Чимин не мог скрыть своей зависти. Если бы ему только удалось, он бы остался с До навсегда, защищая их маленький мир, но теперь он чувствовал себя неуместным в этой новой связи. Ветер усиливался, неся с собой запах свежести и снега — предвестника изменений. Чимин закрыл глаза, представляя, как его мир может безвозвратно измениться, если Юнги или Досун решат оставить его ради этого нового, яркого счастья. Как могла реальность оказаться такой жестокой? Он дрожал при мысли, что тем счастьем может делиться с кем-то другим, когда сам остался с пустотой, в которую, как черная дыра уйдет его счастье. Он все же заставил себя взглянуть на братьев. Принявшись за разговор с Досуном, Юнги смеялся, его голос звучал, как мелодия, резонирующая в его душе. И в этот момент Чимин осознал правду. Он не выдержит разлуки. Пустота, что образуется в его сердце, не выдержит. Настала пора делать выбор, и выбор был не в его руках. — Ты ведь понимаешь, что это лучше для него? — произнес он тихо, словно выдавая тайну себе, когда его голос заполнил нежное пространство. Он сам себя убеждал в этих словах, но душа металась, словно раненая птица, оглядывая обрыв, с которого должно было прыгнуть. К его рассуждениям присоединился знакомый голос здравого смысла, словно искрящийся маяк в океане неопределенности. Этот голос, столь привычный и близкий, стал тем оплотом, который помогал ему ориентироваться в бурном море мыслей и эмоций. Теперь он стоял рядом, уверенный и спокойный, как древний мудрец, готовый предложить свою поддержку в самые трудные моменты. Лицо его скрывала завеса кокона пения, мелодия которого была знакома только ему. Это было нечто большее, чем просто звуки. Это была симфония воспоминаний, уносящая его в те времена, когда все казалось проще. Каждый аккорд, каждое колебание звука напоминали о потерянных моментах, о мечтах и надеждах. Эта музыка обнимала его, создавая невидимую защиту от мирской суеты. Пение, которое он знал наизусть, напоминало о красоте и глубине жизни. Оно вызывало образы, полные света и тени, радости и печали. Эти мгновения, наполненные смыслами, словно вспышки ярких огней, освещали его путь. В этом коконе он находил вдохновение и утешение, позволяя мелодиям вести его к новым открытиям. — У тебя есть — ваша связь, не стоит ее обесценивать, — его голос был полон мудрости, как старая книга, полная древних секретов. — У них обоих достаточно места для всех вас. Ответных слов не было. Они пришли словно бы в пору испытаний, когда Чимин ощущал груз, но в нём умирал тот самый эгоизм, что толкал его в вершины мира. Ужасное чувство привязки к Досуну в его сердце сталкивалось с лучами всеобъемлющей любви. Каждый дюйм его сущности взывал к тому, чтобы отпустить. Чимин медленно поднял глаза к небу. Небо раскрылось как книга, рассказывающая о давнем, невидимом, но чувственном соединении. Если старый осколок стал частью чего-то большего, значит, это будет написано на страницах аренда жизни. Может быть, даже счастье не завершится из-за одного выбора. — Если Юнги сможет быть тем, кто поддержит Досуна… То, может быть, и ты тоже поймёшь эту великую тайну, — прозвучало легкое дыхание ветра, когда он вдруг встал на путь, по которому ступало солнце. — Мы должны отпустить, — произнес он наконец, и это было не решением, а признанием, что любовь нельзя удерживать в цепях, ведь она способна сама найти путь. Однако этот вечер стал только началом. Все силуэты, затянутые облаками, казались ему неумолимо мрачными, и пустота, которая его поджидала, уже царила рядом. В сердце его стучали мысли о том, что они сделали. Чимин пусть и с надеждой в голосе, ждал, когда за окном начнут играть дождевые капли — как бы ни тоскливо это ни звучало, осознавая, что его любимый теперь станет меньше доступным для него. Город мягко купался в закатном свете, краски его проявлялись в ярких, теплых тонах, но в сердце Чимина царила холодная тень. Он стоял на балконе, вдыхая свежий вечерний воздух, который нес с собой отголоски жизни. Внизу, словно маленькие муравейки, пробегали люди, не подозревая о внутренних баталиях, которые происходили у него в душе. Блондин отвлекся от созерцания города и подошел к Юнги и Досуну, которые весело болтали, смех которых звучал как мелодия в унисон с вечерним светом. Юнги, его смех искренний и свободный, всегда умел ободрить окружающих, а Досун, являясь непревзойденным оптимистом, поддерживал разговор, словно щедро одаривая их обоих своей энергией. В этом мгновении Чимин почувствовал себя посторонним, словно его собственное сердце распалось на куски, обернувшись против него. Боль от осознания необходимости усыновления пронзала его, как острый нож. Он знал, что Досун нуждается в опеке, что Юнги будет лучшим отцом, способным осветить его жизнь. Но как же тяжело было принять это решение! Чимин всегда представлял себе семью по-другому, и сейчас ему казалось, что судьба бросила вызов его внутренним представлениям о счастье и уюте. Юнги мог стать опекуном Досуна, и в этом не было ничего неправильного, но для Чимина это означало, что он должен отпустить часть себя. — Хён! — вскрикнул Досун, заметив его приближение. Его глаза сверкали, и это освежающее выражение радости на лице друга скрасило немного тяжесть в душе. — Ты присоединишься к нам? Мы только что обсуждали планы на выходные. Чимин заставил себя улыбнуться, но эта усмешка, казалось, рассыпалась на глазах. — Я должен вам кое-что сказать, — произнес он, собираясь с силами. — Я понимаю, что Досун нуждается в стабильности и заботе. Поэтому, если вы оба согласны, я… я поддержу ваше решение об усыновлении. Его слова прозвучали громом среди радостного фона. Юнги и Досун мгновенно замерли, их улыбки исчезли, замененные удивлением и пониманием. Альфа переглянулся с братом, а затем снова посмотрел на Чимина, его лицо еле заметно расплывалось от сомнения и радости. — Ты действительно так думаешь? — спросил брюнет, и в его голосе звучала надежда. Чимин кивнул, хотя внутри него бушевал ураган эмоций. — Да, я так думаю. Я хочу, чтобы Досун был счастлив, — сказал он, хотя в его сердце нарастала волна печали. — Но я не могу скрыть, что мне будет тяжело с этим смириться, — слова падали, словно тяжелые камни, вторя его внутренним переживаниям. — Чимин, я обещаю, что сделаю всё возможное, чтобы мы все были частью нашей новой семьи, — сказал Юнги, его голос звучал уверенно и глубоко. Чимин почувствовал прилив тепла от этих слов, и на его глазах появились слёзы. Он знал, что, возможно, это была одна из самых трудных решений в его жизни, но и одной из самых необходимых. Он вдруг осознал, что вместе они способны создать нечто поистине красивое и важное, даже если это новое начинание не вписывалось в его прежние представления о семье, которые он выстраивал на основе традиционных ценностей. Эта новая глава их жизни только начинала распускать свои лепестки, подобно цветку, который, несмотря на неблагоприятные условия, стремится к свету. И хотя путь, который лежал впереди, мог оказаться тернистым, полным неожиданных поворотов и испытаний, в его сердце зарождалась искренняя надежда. Надежда на то, что настоящая любовь и поддержка могут стать мощными инструментами. Они способны превратить их раненую душу в нечто удивительное. Каждый шаг, который они делали вместе, напоминал о том, что в мире существует многообразие форм счастья. Он понимал, что их связь, хотя и не идеальна, может стать основой для новой, уникальной семьи. Они могли создать свои собственные традиции, основанные на совместных переживаниях и воспоминаниях. Этот процесс не был легким, требовал терпения и смелости, но он верил, что в этом путешествии они смогут открыть новые горизонты. В конечном итоге, именно в самых трудных моментах часто вскрываются истинные глубины человеческой природы. И только преодолев все преграды, они смогут оценить ту красоту, которую создадут вместе. Каждое мгновение станет значимым, каждая радость — важной. Надежда, что их совместная жизнь станет шедевром, росла с каждым днем, как весенний цветок, распускающийся на свету.

***

Хосок медленно шагал по коридорам студии, ощущая, как каждый шаг возвращает его в мир, где музыка все еще жива. Стены были обиты звукопоглощающими панелями, а звуки инструментов и шепот музыкантов стали фоном, к которому он в конце концов привык за все годы работы. Но сейчас каждый нота, каждый аккорд резонировали в нем по-особенному. После того как его бабушка ушла из жизни, он ощутил потерю, но парадоксально, именно это помогло ему вновь сосредоточиться на своем творчестве. Он быстро пришел в себя после похорон, и уже через пару дней начал возвращаться к работе над новым альбомом. Хосок всегда знал, что течение жизни не стоит на месте, и в его случае это стало спасением. Погружение в музыку дало ему возможность убежать от собственной боли и неоплаченных счетов, которые больше не раздирали его сознание. В тот момент, когда он услышал слова своей бабушки о том, что семья всегда должна оставаться в центре жизни, он понял: это именно та опора, которая нужна ему сейчас. Но в то же время эта опора оставила его одиноким. В танцевальном зале было жарко и душно. Он уже несколько часов репетирует свой танец, желая сделать его всё лучше и лучше. — Убедительнее, — говорил он себе, когда очередное движение не удовлетворяло. — Нужно сделать так, чтобы люди почувствовали это. Бабушка всегда говорила, что музыка — это язык души, и теперь, когда ее не стало, он чувствовал ответственность сделать своего рода шедевр, который затронет сердца людей. Единственное, что немного облегчало его сердце — это то, что ему больше не приходилось прикладывать усилия, чтобы казаться кем-то другим перед незнакомыми людьми. Хосок перестал играть роль соблазнительного артиста, занимающегося выпрашиванием денег. Время, проведенное за сценой, теперь ощущалось для него как тяжелый груз, с которым он отделался. Он мог быть настоящим, пусть и одиноким. В его жизни оставалось много вопросов, но он не собирался искать на них ответы сейчас. Хосок занялся работой, активно общаясь с продюсерами и музыкантами, создавая альбом, который зазвучит очень личным и глубоким. Он помнил андеграундные клубы, где проводил долгие ночи, где искал вдохновения, и его внутренняя борьба теперь обрела новый смысл. — Почему так сложно быть настоящим? — спросил он в пустоте студии, но ответ пришел не сразу. Он начал писать, и слова выходили из него, будто сами искали выход. Тем не менее, внутри все равно оставалась пустота, отголоски недосказанного и безвозвратно ушедшего. Одинокая жизнь Хосока теперь стала его новым креативным пространством — мира, где он мог продолжить писать свою историю, даже если она стала печальной. новый альбом мог стать не просто проектом, а попыткой запечатлеть ту непередаваемую связь с бабушкой, которую он так хотел сохранить, даже на расстоянии. Он посмотрел в окно, видя, как легкий дождик окутывает город. Будто сама природа плачет с ним, но в то же время это напоминало о том, что дождь рано или поздно прекратится, и снова придет свет. Хосок знал, что, несмотря на свою одиночество, он не оставался один — его музыка будет с ним, и это стало его личным способом общения с тем, кого он потерял. С этими мыслями он вновь погрузился в работу, убеждая себя, что каждая нота, каждое слово, каждое движение — это шаг к исцелению. И в этом процессе он мог создать что-то совершенно новое, вместо того чтобы оставаться в тени сожалений. Юнги сидел за столом в своём кабинете, погруженный в работу над очередным проектом. Он листал страницы с яркими изображениями и перечнем идей, но его мысли постоянно возвращались к Хосоку. На этот раз что-то в его поведении удивляло и радовало. Хоуп, казалось, наконец-то осознал важность труда и постоянства — это были не просто слова, а настоящая истина, которую он, наконец, принял. Когда Юнги стартовал продвижение Хосока как айдола, он помнил юного стажера, который искренне мечтал о сцене. Юный омега был полон надежд и амбиций, но, как многие молодые артисты, он еще не понимал, что успех требует упорства. Теперь же, наблюдая за ним, который снова отдается тренировкам с рвением, Юнги ощутил прилив гордости. Хосок работал как никогда, а его преданность делу напоминала Юнги о тех временах, когда мальчик, умывающийся потом и усталостью, в буквальном смысле изнурял себя на репетициях. — Неужели ты решил наконец-то поработать? — вскрикнул Юнги, когда заметил, в каком состоянии Хосок выходит из репетиционного зала. Его волосы были влажными, а лицо сияло от усилий. Хосок обернулся, и на его лице появилась уверенная улыбка. — Мне нужно больше работать над собой, если я хочу, чтобы этот альбом закрыл круг, — признался он, уверенно надавив на мышцы, будто бы показывая на них своим примером. — Мне нужно сделать так, чтобы люди поняли, кто я, и что я могу предложить. Юнги не мог не улыбнуться, наблюдая за Хосоком. В его глазах отражалась та искренняя искра, которая когда-то осветила их дружбу. Хосок, словно яркая звезда, вновь напоминал юного мечтателя, полного надежд и амбиций. В его поведении ощущалась энергия, которая когда-то толкала его на поиски новых возможностей. Он всегда стремился к большему, искал приключения и новые горизонты. — Мне очень жаль, что ты потерял бабушку. Ты как? — Я? Нормально. Жить буду. Просто надеюсь, что она в лучшем месте. Юнги знал, как непросто было Хосоку справляться. Он помнил те моменты, когда тот чувствовал себя потерянным, как будто заблудился в бескрайних просторах жизни. Но сейчас, когда тот вновь обрел себя, альфа понимал: это не просто возвращение, это новый этап. Этот этап полон амбиций и стремлений, которые указывают на яркое будущее. Юнги кивнул, чувствуя, как тепло гордости разливается по его сердцу. Ему было приятно видеть, что Хосок, несмотря на трудности и потерю, все же движется вперед. Это был не просто артист, это был человек, готовый бороться за свою мечту, а это уже много значило. — Ты на правильном пути, Хоуп. Продолжай в том же духе, и результаты не заставят себя ждать. Я верю в тебя, — сказал Юнги, и он на самом деле это чувствовал. Хосок снова стал сиять, наполненный новым смыслом и решимостью. — Твой новый альбом должен побить все рекорды. По возвращению домой Чон ощутил на себе тяжесть усталости, которая словно окутала его, когда он переступил порог пентхауса. В воздухе витал аппетитный аромат домашней еды — это была непередаваемая смесь пряностей и тепла, которую, без сомнений, создал Джин. Омега, стоя в коридоре и прислушиваясь к звукам из кухни, задумался о том, как быстро изменились его чувства за последние несколько недель. С самого начала их романа с альфами Чон двигался исключительно из практических соображений. Денежная поддержка, которую они ему предоставляли, казалась единственным важным фактором. Однако теперь, когда он оказался в окружении этого уюта и заботы, он начал сомневаться в своих прежних мотивах. Что он чувствует сейчас? Эти мысли терзали его, словно неугомонные тени, отказываясь покинуть. Сможет ли Хосок принять их отношения такими, какие они есть? Чон знал, что между ними возникла настоящая эмоциональная связь, но страх перед возможными последствиями не отпускал его. Он медленно направился к кухне, где Джин, улыбаясь, накрывал на стол. В этот момент все его тревоги словно отступили, уступив место надежде на то, что, возможно, настоящая любовь все же существует. Он был готов рискнуть, чтобы выяснить, что на самом деле чувствует. Но стоит ли ему открыться или лучше оставить всё как есть? Внутренний конфликт рождал у него сомнения, но теплая атмосфера пентхауса напоминала о том, что истинные чувства не всегда поддаются логике. Чон понимал, что необходимо сделать выбор — и этот выбор определит его будущее. — Ты уже дома? — радостно спросил альфа, завидев айдола, но когда увидел его настроение, то сразу же смутился. — Что-то случилось? Опять Юнги достаёт? — Нет. Я просто… — он отвёл взгляд в сторону, будто так сможет найти ответ на все вопросы. — Когда Намджун придет? Он вообще планирует сегодня быть? — Да. Он будет чуть позже, — Джин нахмурился, таким он Хосока еще никогда не видел. Альфа заметил, что после смерти бабушки Чон изменился до неузнаваемости. Это событие, безусловно, оставило глубокий след в его душе. Ранее он был ярким и эксцентричным человеком с уникальным стилем, смелостью и обаянием, которые притягивали к нему людей, как магнит. Казалось, он мог легко завоевать любую аудиторию, делая мир вокруг себя более ярким и интересным. Но теперь, словно с уходом бабушки, ушло и его внутреннее сияние. Хосок стал тихим и скромным, словно бы растворился в серых буднях города, среди множества обычных омег. Это было тяжело наблюдать. Сокджину не хватало той искры, которая раньше горела в глазах омеги. Вместо этого он стал выглядеть потерянным, как будто у него отобрали что-то очень важное. Альфа понимал, что такая перемена была неизбежной. Утрата близкого человека всегда оставляет шрамы. Он чувствовал, что не может оставить его в этом состоянии. Несмотря на перемены, альфа не хотел расстаться с омегой. Его привязанность к нему только усилилась. Ему было жаль потерять ту уникальную часть личности Чона, которая делала его таким особенным. Джин осознавал, что сейчас время поддержки и понимания. Он готов был стать опорой в трудный период, помочь ему справиться с горем. Они могли вместе пройти через эту темную полосу, и Джин надеялся, что со временем айдол сможет вновь обрести себя. Сокджин чувствовал, что, несмотря на изменения, он по-прежнему любит Чона таким, какой он есть. Это было важно — поддерживать друг друга в трудные моменты, находить свет даже в самые мрачные дни. Они могли вместе преодолеть это испытание, и, возможно, Хосок снова обретет ту самую эпатажность и шарм, которые когда-то привлекали к нему так много людей. — Нам всем надо поговорить, — сказал Хосок, снимая с себя куртку. — Как он придет, пожалуйста, скажи. — Я так понимаю, что ужин будет приправлен тяжёлым разговором? Хосок на эти слова лишь кивнул и удалился в свою комнату. Сокджин устало вздохнул, готовясь к неизбежному. Ким Намджун пришел с работы, усталый, но довольный. На его лице сохранялась легкая улыбка, когда он поднялся по ступенькам к квартире Хосока. Внутри царила уютная атмосфера — вечерний свет мягко освещал в комнату, а аромат пищи пьянил и заставлял чувствовать себя как дома. Сокджин, всегда заботливый и внимательный, встретил его с доброй улыбкой и предложил сесть за стол, где уже был накрыт ужин. — Как прошел день? — спросил Сокджин, распределяя рис по мискам. Намджун пожал плечами, стараясь не загружать его неприятными новостями. — Хосок хотел с нами поговорить. И я, кажется, знаю о чем. Разговор будет тяжёлым для всех нас. — Не переживай, Джинни, я уверен, что всё будет хорошо, — альфа поцеловал любимого, притянув за талию к себе. Когда они сели за стол, Хосок, казалось, был погружен в свои мысли. Он смотрел на еду, но его взгляд был пустым, а уши не воспринимали веселые обсуждения вокруг. Каждый укус, который он делал, отразился на его лице, придавая ему все более серьезное выражение. Намджун, сидя напротив, заметил это изменение. Он не мог не чувствовать, как внутри их тройничка что-то меняется. Даже несмотря на легкость атмосферы, что-то невидимое тянуло их вниз. Это ощущение было таким явным, что его не стоило игнорировать. — Хосок, ты в порядке? — спросил Намджун, стараясь сохранить дружеский тон. Но вместо привычной улыбки тот лишь кивнул, не отрываясь от своей тарелки. Это вызвало у Намджуна тревогу. Он знал, что иногда проблемы могут скрываться за маской смеха. — Мне нужно с вами поговорить, — произнес Хосок наконец, его голос чуть дрожал от волнения. Сокджин, как бы предчувствуя важность момента, внимательно слушал. Намджун поднял взгляд от тарелки и сосредоточился на Хосоке, ощущая, что он готовится раскрыть нечто значительное. — О чем? — спросил Намджун, стараясь звучать спокойно, хотя внутри него закрались легкие волнения. Хосок сделал глубокий вдох, и его глаза встретились с глазами альфы. Климат в комнате стал более напряженным. — Я хочу говорить о нас… о наших отношениях, — сказал Хосок, его голос вновь дрогнул, и Намджун почувствовал, что это не будет простым разговором. — Я долго думал, и… я не знаю, могу ли я продолжать это. С самого начала наши отношения были построены на деньгах, и мне стыдно это признать. Точнее, я не понимаю, что чувствую сейчас по отношению к вам. Вы многое для меня сделали, правда, не каждый мой любовник способен на такое, но все же мне стыдно признать, что я соблазнил вас лишь бы поиметь что-то. Его слова падали в воздух, тяжелые и полные сомнений. Намджун почувствовал, как в груди что-то ёкнуло. Он знал, что финансовая сторона их отношений всегда была частью уравнения, но думал, что между ними есть и больше — есть дружба, поддержка, понимание. — Хосок, это не значит, что чувства не настоящие. Может быть, тебе нужно просто время, чтобы разобраться в своих эмоциях, — произнес Джин, стараясь смягчить ситуацию. — Но я не уверен в своих чувствах! — сказал Хосок, и его голос звучал очень грустно. — Я не знаю, люблю ли я вас, или это просто удобство. Запутанность внутри меня растет, и я не хочу быть причиной вашего будущего разочарования. Если я не могу быть искренним, почему продолжать? — Хосок, чувствуешь ли ты хоть что-то, кроме финансовых отношений? Это важно. Если нет, лучше честно признаться себе и нам, — сказал Сокджин мягко, пытаясь дать Хосоку пространство для размышлений. Хосок задумался и, похоже, рассматривал каждое слово, которое ему сказали. Он, наконец, произнес: — Временами я чувствую, что между нами есть связь, но она так запутана… Мне страшно, что моя потребность в вас может затмить истинные чувства. Я не знаю, как это правильно понять. Намджун наклонился немного ближе, стараясь передать поддержку. — Что бы ты ни решил, мы с Сокджином будем рядом. Но, пожалуйста, знай, что искренность и открытость — это основа любых отношений. Откровенность может быть страшной, но она может освободить и дать тебе возможность двигаться вперед. Хосок кивнул, его глаза блестели от неподдельных чувств. Он понимал, что разговор этот — лишь начало. Внутри него кроется нечто гораздо большее, чем просто денежные обязательства, и это что-то требовало время, чтобы выйти на поверхность. Он чувствовал, что нужно разбираться в своих чувствах и открыто говорить о них — не только с Намджуном и Сокджином, но и с самим собой. Ужин продолжался в тишине, но напряжение постепенно спадало. Мысли о будущее висели в воздухе, но альфы знали, что поддержка друг друга была важнее любых преград. Каждый из них стремился к искренности, а это отличало их отношения от всего, что было ранее. — Мы готовы дать тебе время на размышления, Хоби, — сказал Джин, когда альфы уже стояли на пороге дома, готовясь уходить. — Мы понимаем твои чувства, особенно после событий, который произошли. — Я не уверен, что хочу это продолжать, — хмуро сказал омега. — Мне стыдно перед вами, если хотите, то деньги верну. И за реанимацию, и за похороны. Спасибо. — Не стоит, — сказал Намджун. — Просто прими это как подарок. Хосок лишь кивнул на эти слова. Сокджин не смог сдержать эмоций и крепко обнял омегу, будто на прощание, не зная, чем это всё закончится. Возможно, они больше не смогут стать друг для друга любовниками, и это разбивало сердце всем. Когда омега остался один, то включил музыку на аудио системе, налил себе любимого вина и сел на диван в гостиной, размышляя о жизни. Тишина обволакивала его, и он почувствовал, как тепло разгрузившихся разговоров и смеха постепенно уходит в вечерний воздух. Наливая себе бокал любимого вина, он искал утешение во вкусе, который его всегда успокаивал. Сидя на диване, он посмотрел в окно, наблюдая за тем, как за окном медленно падает ранний снег. Размышления о жизни начали переплетаться с его мыслями о том, что произошло за последние недели. Отношения втроем совсем недавно стали для него реальностью, и Хосок не мог избавиться от чувства, что впервые в жизни он нашел нечто, что действительно могло бы его наполнить. Его чувства к Джину и Намджуну были более глубокими, чем он предполагал. Каждый из них приносил в его жизнь что-то особенное, и он уже успел привязаться к ним. Джин был теплою и заботливой поддержкой; его оптимизм и готовность быть рядом создавали атмосферу безопасности. Намджун, в свою очередь, был источником мудрости и глубины, который заставлял Хосока смотреть на себя и свои чувства под другим углом. Каждый из них резонировал с ним, и чувство любви стало накатывать, как волны на берег. Но с этим приходило и множество вопросов. «Смогу ли я построить здоровые и качественные отношения?» — думал он, потягивая вино. Его сомнения напоминали о гудении в ушах — постоянный и тревожный фон, который не давал ему покоя. Он понимал, что отношения втроем могут быть сложными. Как их динамика будет меняться со временем? Смогут ли они находить общий язык и поддерживать баланс любви и внимания? Хосок понимал, что нужно открыто говорить о своих чувствах — это главное для любого типа отношений. Но чем больше он размышлял об этом, тем больше сомнений возникало: «А что, если я наврежу нашей связи? А если все триатлонные представления о любви не смогут выстоять под давлением реальности?» С эти мыслями он снова посмотрел в окно. Хосок ощутил, как в его сердце появляется надежда. Быть уязвимым — это риск, но, возможно, именно в этом кроется секрет истинной связи. «Может быть, нам нужно просто доверять друг другу?» — подумал он и снова потянулся к бокалу, позволяя себе расслабиться.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.