terra incognita

Явлений, слабо изученных в волшебном мире даже спустя столетия исследований, на самом деле было не так уж много. Где-то практическое применение магии преобладало над теоретическим (как в случае с Убивающим проклятием), а в каких-то областях колдовства, наоборот, главенствовала теория (примером могла служить ментальная магия). Так или иначе, в каждом поколении волшебников существовали свои талантливые учёные, неизменно открывавшие всё новые и новые горизонты в изучении колдовства. Исключения касались, пожалуй, лишь трёх направлений, которые обобщённо окрестили как Время, Смерть и Судьба. Конечно, был ещё и четвёртый аспект, о котором Барти предпочитал не вспоминать вовсе — понятие Реальности до сих пор кружило ему голову. Но вернёмся же к трём основополагающим явлениям, процессам или, как именовал это ряд исследователей, сущностям. Основная проблема заключалась в их объективности и независимости от непосредственного исследователя. Ни один даже самый могущественный волшебник не мог исказить течение времени, отменить чью-то смерть или направить судьбу — свою либо чужую — в необходимом ему направлении. Но и тут всё же имелись определённые нюансы. Как ни странно, именно Время оказалось, пожалуй, тем явлением, что хоть как-то удалось поставить в рамки. Маховик времени был прямым тому доказательством. Конечно, Барти никогда конкретно этой областью колдовства не интересовался, но даже его поверхностных знаний, почерпнутых из потёртого фолианта «Основы магии Времени», а также некоторых бесед с Августом Руквудом, знакомым невыразимцем, вполне могло хватить. Фактически, сам Маховик был лишь вспомогательным устройством, оболочкой, хранящей в себе волшебную основу — Песок времени. Именно он и давал возможность перемещаться в прошлое, пусть и с определёнными ограничениями. Изготовление Песка было сложным и трудоёмким процессом, а все исследования, проводимые над ним, держались под строжайшим контролем Отдела тайн. Смерти, в свою очередь, уделялось наивысшее внимание. По слухам, Отдел тайн был сформирован вокруг древней Арки смерти, находящейся ныне в специальной Комнате смерти. К этому обобщённому и упрощённому понятию относили также загробную жизнь, бессмертие, призраков, некромантию и, как ни странно, Дары Смерти. Легенда, что легла в основу небезызвестной сказки Барда Бидля, в своё время положила начало восприятию Смерти как отдельной мыслящей сущности. Барти же к этому вопросу подходил рационально, полагая, что легендарные братья Певереллы самостоятельно создали три могущественных артефакта, не полагаясь на какие-либо высшие силы. Скорее, они просто очень умело продавали свои изобретения и свою фамилию, собственноручно отпечатав имена друг друга на страницах истории. Скептически он относился и к бессмертию, поскольку зафиксировать его с практической точки зрения было невозможно. Нападки прессы на министра Реддла как на бессмертного, а следовательно, и бессменного политика, он также не воспринимал всерьёз: да кто вообще в здравом уме поверит, что такой могущественный и самодостаточный волшебник будет заниматься подобными глупостями? При этом ни единого случая реального воскрешения человека из мертвых задокументировано не было, а загробный мир и вовсе до сих пор оставался не разгадан. Судьба, пожалуй, являлась той областью, куда волшебники заглядывали реже всего, но всё равно она находила их сама. Таинственная сила, определяющая существование человека от его рождения до самой смерти, от незначительных деталей до решающих развилок на жизненном пути. Пророчества, зелье удачи и ряд пакостных проклятий (вроде того, что ложилось на человека при убийстве единорога) — всё это вполне могло восприниматься волшебником на умозрительном уровне, но не давало даже приблизительного ответа на главные для любого исследователя вопросы: «Почему?», «Зачем?» и «Как?». Если пророчества определяют судьбу, то можно ли их подделать? Если судьба определяет пророчества, то можно ли её предугадать? Связаны ли они в действительности? Как Феликс Фелицис определяет, что есть удача для человека, а что — невезение? Как именно работают проклятия, сулящие неминуемую смерть или увечья своей жертве? Ну и, наконец, что станет с судьбой человека, исчезнувшего из реальности? Будет ли это считаться смертью? Останется ли у него прошлое и случится ли будущее, если настоящее окажется украдено? Как бы Барти ни пытался обойти стороной эту тему, обдумывая содержание своего доклада на собрании, он так или иначе возвращался к понятию Реальности. В своё время, учась на первом курсе Академии при Отделе магического правопорядка, Барти задался элементарным, казалось бы, вопросом: как быть аврору-следователю, если человек исчез без следа? Конечно, для таких ситуаций существует категория «пропавший без вести», на которой специализируется небольшой Комитет по поиску пропавших волшебников, также заседающий на втором этаже. На этом объяснении можно было и остановиться, но Барти решил копнуть глубже: что, если о пропаже человека не было заявлено? Если о преступлении никто не знает, это не означает, что оно не было совершено. Или означает? Что, если человек не просто не пришёл с утра на работу, не встретил ребёнка на платформе 9¾ и не покормил вечером книззла — что, если он вдруг перестал существовать? Оказался вне времени, пространства и человеческих воспоминаний? Возможно ли это, учитывая, что все писаные и неписаные законы магии не то что не запрещают — не упоминают об этом? Закопавшись в вопросах, выдуманных им самим, Барти направился к тому, чьей непосредственной задачей являлось предоставление ему ответов. Аластор Грюм, будучи матёрым воякой с колоссальным, прожжённым многочисленными битвами опытом за плечами, однако, лишь развёл руками и предложил выкинуть эту дурь из головы и заняться нормальными делами. На время Барти действительно оставил свои размышления, погрузившись в учёбу в Академии, однако спустя пару лет, уже гордо нося звание аврора, всё равно спустился в Отдел тайн. Неохотно, но ему предоставили доступ к местному архиву, хранящему книги и записи приостановленных или закрытых исследований, которые по тем или иным причинам не были помечены грифом секретности. Там же Барти провёл добрую половину года, ища хоть какие-нибудь свидетельства и подсказки в деле, которого, возможно, никогда не существовало. Спустя несколько месяцев безрезультатных поисков, Барти, решив, что следующий поход в архив Отдела тайн станет последним, неожиданно нашёл его. Непримечательный дневник в кожаной обложке, без дат, без подписей, без архивного штампа. Единственная зацепка — инициалы, меняющиеся от страницы к странице, и почерк, то мелкий и убористый, то крупный и размашистый. Дневник неизвестного невыразимца представлял собой короткие записи и заметки об экспериментах, происходящих в мире событиях, а также запутанные, расплывчатые, а местами и полубезумные авторские размышления. Барти потратил на чтение несколько часов, по окончании которых чуть было не поседел. Автор, помимо всего прочего, описал один эпизод с загадочным исчезновением, которое Барти уже было отчаялся найти. Так, некая волшебница М. (полное имя не было указано) исчезла из своей съемной квартиры без каких-либо следов. С её пропажей квартира быстро оказалась заселена новыми жильцами, хозяин же, однако, ни о какой постоялице М. не слышал и не знал. Спустя двадцать лет волшебница М. оказалась в прихожей данной квартиры и весьма удивилась, узнав, что в её жилище проживают посторонние люди. Родственников или друзей у волшебницы М. не оказалось, личности, чьи имена она называла, либо не существовали, либо не имели о ней представления. Эта короткая запись, словно сделанная впопыхах, обрывалась на полуслове. Барти проверил несколько раз, прежде чем пришёл к выводу: в дневнике не хватало нескольких страниц. Стремясь найти хоть какие-то ответы, Барти приобрёл лишь дополнительную пищу для размышлений и рой вопросов, с которыми уже не мог справиться самостоятельно. Но когда он вернулся туда на следующий день, то не смог объяснить архивариусу, за какой конкретно рукописью он пришёл. В архивной описи искомый дневник не числился, а на той полке, где Барти оставил его меньше суток назад, его не оказалось. Появившееся было чувство тревоги только усилилось, когда Барти не смог пересказать содержание дневника, хотя никогда не жаловался на плохую память или косноязычие. Как раз-таки наоборот: он помнил всё, вплоть до последней точки, но озвучить или записать по какой-то неведомой причине не получалось. Тогда Барти попытался извлечь воспоминания, чтобы просмотреть их в Омуте памяти. В собранных серебристых нитях не оказалось и намёка на тот день, когда Барти нашёл дневник. Он помнил о нём, но эти воспоминания ускользали всякий раз, когда их пытались забрать. Северус Снейп — легилимент высочайшего уровня и человек, которому Барти мог довериться, — вторгся в его разум самым подлым образом: заговорив о Гарри Поттере. Барти даже не успел выставить ментальные щиты — его защита растаяла под чужим напором, словно ледяной замок, оставленный без присмотра в сердце пустыни. Северус Снейп ничего не нашёл. Барти даже не смог объяснить ему, зачем он пытался достать этот дневник. Ни одна из попыток не увенчалась успехом — и тогда Барти стало по-настоящему страшно. Он помнил эти записи, но уже не был уверен в том, что они действительно могли существовать. Неужели он мог выдумать их от отчаяния? Спустя столько месяцев безуспешных поисков, его мозг, дабы успокоить хозяина, создал эти ложные воспоминания. Или… Или они исчезли, как та самая волшебница М.? А сколько таких «пропавших из реальности» магов и маглов могло быть в мире? И никто об этом никогда не узнает, а преступник (если он, конечно, есть) — не будет наказан. Тогда же Барти прекратил поиски. Его интерес, вызванный гипертрофированной жаждой справедливости, вбитым с первых курсов Академии принципом «Любое преступление обязано быть раскрыто», в итоге превратился в навязчивый страх исчезнуть. Позже Барти, конечно, справился с ним — как и со всеми страхами, что преследовали его по жизни. Но понимание Реальности всё ещё оставалось для него запретной темой, в которой он не смог — и более уже не хотел — разобраться.

***

— Я говорю о Времени, Смерти и Судьбе, — сказал Барти, обводя своих коллег взглядом и остановившись на отчего-то хмуром Нотте. — Первое, с одной стороны, кажется наиболее вероятным, ведь старость, если мы говорим о сердце мистера Яксли, неразрывно связана с понятием времени. Но единственное устройство, предназначенное для перемещений во времени, не предназначено для подобных целей. Мы обсудили данный момент с мистером Малфоем, он также пришёл к выводу, что Маховик времени здесь не мог быть применён. Судьбу за основу мы взять также не можем, слишком мало исходных данных, да и не думаю, что какая-нибудь старуха-провидица нагадала Корбану Яксли смерть от старости в сорок. Последний пункт… — на этих словах Теодор чуть дёрнулся. Барти сощурился. Что этот прохвост опять задумал? — Смерть. Не в смысле, что он умер — вот так новость! Смерть как загробный мир, как попытки достичь бессмертия и прочая чепуха — вот на чём я хотел бы остановить ваше внимание. Барти достал копии отчёта, датированного 1853 годом, и отлевитировал каждому из собравшихся. Не считая Нотта, остальные принялись листать материалы. Барти подавил желание закатить глаза. Идиот, кажется, вновь пытался раздуть конфликт на ровном месте. — В канун Рождества 1853 года лорд Магнус Эйвери был найден задушенным у себя в покоях, — продолжил доклад Барти, решив, что с Ноттом он ещё успеет разобраться. — Авроры не нашли остаточных следов магии и пришли к выводу, что убийцей мог оказаться обычный магловский вор, пробравшийся в поместье. Дело уже собирались закрыть, но один из авроров в последний момент проверил помещение, где было совершено убийство, на следы эктоплазмы. Опуская подробности, скажу, что убийцей оказался призрак покойной жены лорда Эйвери. Стандартные диагностические чары не подразумевают обнаружение призрачного следа, в том числе остатков эктоплазмы. Убийства, совершённые самими привидениями или с их помощью, можно пересчитать по пальцам, однако факт их существования нельзя просто проигнорировать. К сожалению, для более детального рассказа мне необходима повторная диагностика. Здесь Барти, конечно, кривил душой. Проблема была не в диагностике, а в том, что он буквально не успел ознакомиться с прочими делами, прочитать соответствующую литературу, а также выработать мало-мальски удобоваримую версию. Впрочем, в этот раз вроде прокатило. И действительно: Макнейр задумчиво чесал подбородок, Гамп и Праудфут на пару удовлетворённо качали головами. Роули поглядывал на потолок — для полноты образа ему не хватало только ковыряния в носу. Теодор Нотт же… — Очень интересная версия! — произнёс Нотт, с демонстративным воодушевлением хлопая в ладоши. Барти напрягся. Он так и знал, что этот идиот что-то задумал! — В следующий раз необходимо обязательно её рассмотреть! — У тебя есть другие предположения? — Макнейр заинтересованно приподнял бровь. Нотт едва заметно вздрогнул под его взглядом и отвёл глаза. — Да, — ответил он. — Я пошёл примерно по тому же пути, что и Крауч. Отсутствие улики ведь тоже своего рода улика, верно? Кто не оставит никаких следов при убийстве? Вероятно, тот, кто на короткой ноге с самой Смертью, — он вскинул взгляд на Барти и гадко усмехнулся. — Я говорю о некромантах. Амброуз Гамп хохотнул, постучав себя по животу. Праудфут состроил такое скорбное выражение лица, словно его вот-вот должны были похоронить. Даже Роули перестал глазеть в потолок и удивлённо приподнял брови. — Последний некромант был зафиксирован на территории Англии более трёх веков назад, — заметил Макнейр. Крауч был с ним согласен. На секунду и он допустил мысль о причастности некроманта, но не стал развивать её дальше. — И что же запрещает ему появиться сейчас? — с вызовом спросил Нотт. — Мы не можем исключать какие-либо варианты развития событий лишь потому, что считаем их маловероятными. Если за сотни лет не родился новый Мерлин, Слизерин или Гриффиндор — это ещё не означает, что они не родятся впредь. На своей прежней… работе я отдельно изучал вопросы, связанные с некромантами. Даже среди тёмных магов они считались изгоями, а процесс вступления в этот, скажем так, дар, сопровождался мощным выбросом магической силы. И знаете что? — Нотт широко усмехнулся. — Я проверил: последний аномальный скачок был зафиксирован полтора месяца назад, 23 апреля, на кладбище неподалёку от деревни Литтл Хэнглтон. Прибывшие на место специалисты из Отдела тайн не обнаружили ничего подозрительно, поэтому сослались на сбой в датчиках магических выбросов. — Полезно иметь своего человека в Отделе тайн, — хохотнул Гамп, выглядя при этом донельзя довольным. Ни для кого не было секретом, что до начала службы в Аврорате Теодор Нотт работал невыразимцем. Тем не менее, о причинах, по которым он решил сменить деятельность, оставалось только догадываться — Нотт собственные мотивы никому не озвучивал, а на все вопросы только огрызался. Барти вся эта напускная загадочность не очень нравилась: мало того, что Нотт теперь занимал добрую половину его кабинета, к которому Барти за несколько лет уже успел прикипеть, так ещё и отравлял ему слух своими язвительными замечаниями и идиотскими вопросами, хотя сам же ни на один за всё время их совместной работы не ответил. — В таком случае, версия вполне рабочая. Молодец, — Макнейр подошёл к нему и легонько похлопал по плечу. Нотт вздрогнул и снова отвёл взгляд в сторону. Барти подозрительно оглядел их обоих. Рука Макнейра так и осталась лежать на плече молодого аврора. — Разве в арсенале некромантов имеются чары с эффектом старения? — спросил Барти, не отводя взгляда от руки руководителя. Пальцы на плече Нотта чуть сжались и, наконец, исчезли. Макнейр поймал взгляд Барти и усмехнулся. Ох. Либо Барти что-то надумывает, либо это видит действительно только он один. Нотт, чуть отодвинувшись от Макнейра, ответил ровным голосом: — Такой случай действительно был зафиксирован. В XV веке некромант восточного Уилтшира, Эдвард Мерзкий, поссорился с местным зельеваром, продавшим ему некачественное зелье. Источники, которые мне удалось раздобыть, описали ту ситуацию следующим образом: Эдвард Мерзкий схватил недобросовестного зельевара за правую руку и, указав на стоящий неподалёку кипарис, произнёс: «Коли увянет кипарис, так и отсохнет рука твоя!» Зельевар посчитал, что тёмный колдун решил его запугать, но на всякий случай провёл несколько ритуалов, чтобы очистить себя от возможной порчи или проклятья. Через неделю в тот самый кипарис ударила молния, хотя день был спокойным и безоблачным. Тем же вечером правая рука зельевара почернела по самое плечо, иссохла и отвалилась. Закончив со своей речью, Нотт, казалось, уже пришёл в себя и заметно повеселел. Он кинул в сторону Барти насмешливый взгляд, словно пытаясь донести до него какую-то очень важную мысль. Барти подавил желание закатить глаза. Конкуренция — это прекрасно, пока она не начинает переходить границы разумного. Нотт рамок, видимо, не видел никаких. И с чего он вообще взял, что Барти вообще когда-либо хотел с ним соревноваться? — Очень интересно, Теодор, вы проделали хорошую работу, — мягко отозвался Макнейр и, мельком коснувшись спины Нотта, от чего тот чуть ли не подпрыгнул, прошёл к своему креслу, располагающемуся во главе стола. Барти эта ситуация начинала понемногу злить. Остальные что, действительно ничего не замечают? И почему вечно говорливый Нотт ведёт себя так, словно на него наложили заклинание немоты? Макнейр же чуть ли не в два раза его старше, да ещё и руководитель их группы! Да это же точно также, как и у... Ох. Глаза Барти расширились от внезапно пришедшей ему в голову мысли. Как только собрание закончится, он обязан отправить Гарри самолётик с предупреждением. В каком там году родился министр Реддл? И эти его скабрезные фразочки прямо на рабочем месте… Это же ненормально! — Ну допустим выйдем мы на этого вашего некроманта, — сказал вдруг до сих пор молчавший Торфинн Роули. — И как нам с ним справляться? Это оказался на удивление хороший вопрос, учитывая, что задал его Роули. Если Нотт на самом деле был смышлёным парнем — как-никак, в невыразимцы кого попало не берут, — то Роули прошёл Академию в основном за счёт счёт своих физических, но никак не умственных способностей. — Как и с любым другим волшебником, — отмахнулся Макнейр. — Даже если у нас вдруг нарисовался колдун, способный взглядом поднимать инферналов, это всё ещё не даёт ему иммунитета ко всем нашим атакующим чарам. Мне интересно другое — мотив. Кому мог настолько насолить Корбан, чтобы его прикончили таким изощрённым способом? — не дожидаясь ответа, он обратился к Ральфу. — Праудфут, на тебе всё та же задача: поговори с окружением, покопайся в мозгах проституток, с которыми он спал в течение последних двух месяцев, отследи, наконец, приезд в Англию его неблагодарного щенка — прошло уже несколько дней, а он всё прохлаждается у себя в Дурмстранге. Ну и выкинь, наконец, всех этих метаморфов из своей головы — с Тонкс тебе всё равно ничего не светит. Барти поморщился, даже не понимая, от чего конкретно: то ли от слов Макнейра, то ли от гипотетической ситуации, при которой Праудфут действительно мог выдвинуть свою гипотезу только из-за Нимфадоры. Впрочем, учитывая, как градус доверия Барти к руководителю падал с каждой секундой, можно было поставить на первый вариант. — Амброуз, — обратился к старику Макнейр. — Поскольку я беру в работу обе версии диагностиков, на тебе артефакты, в перспективе способные справиться и с привидениями, и некромантами. — Со вторым придётся покопаться, — беззлобно проворчал Гамп. — Роули, ты, раз уж так хочешь побороться с некромантами — должен будешь сначала изучить чары, которыми они пользовались. Знаю, что библиотека Аврората — последнее место, которое ты хотел бы посетить, но там, я уверен, найдётся пара-тройка книжек по нашим полумёртвым друзьям и методам борьбы с ними. Роули лишь хмуро кивнул в ответ, очевидно, не сильно вдохновлённой открывшимися ему перспективами. — Наконец, Нотт и Крауч — на вас лежит проработка выдвинутых версий. Завтра отправитесь в дом Корбана, ещё раз проверите там всё. Дату следующего собрания я назначу позже. Все свободны. Барти тут же подскочил на ноги и направился к выходу. Нехорошее предчувствие, преследовавшее его с самого утра, не оправдалось: по шляпе ему не надавали, даже своего рода похвалили. Но уже будучи у двери, он вдруг услышал голос Макнейра: — Нотт, остаёшься. Желудок неприятно скрутило. Никто не обратил внимание на стандартную фразу руководителя — все уже расходились по своим делам, один только Барти замер, так и не дойдя до выхода. Он кинул взгляд на Нотта — тот не выглядел особо воодушевлённым, скорее он вообще… никак не выглядел. Полное безразличие на лице — и это у того, кто только что утёр нос своему конкуренту! Барти работал с Ноттом около трёх месяцев и успел уже настолько пропитаться желчью по отношению к нему, что даже опешил от новых чувств, захлестнувших его в этот самый момент. Нотт с самого начала будто метил на его место, всеми силами пытаясь доказать, что он лучше — и Барти был бы только рад, честно, ведь он никогда не хотел становиться в чём-то «главным» или «первым». Только вот поведение Теодора порой выходило за всякие рамки разумного. Конечно, Барти не мог просто взять и принять этого парня как своего коллегу с распростёртыми объятиями. И тут — Макнейр с этими его поигрывающими мышцами, будто кто-то запустил в них упрощённую версию Таранталлегры, просит остаться новенького аврора. И Нотт, в одно мгновение растерявший всё своё ехидство и спесь. — Сэр, если вы не против, я бы также хотел обсудить с Ноттом пару моментов, — решился вдруг Крауч, на ходу выдумывая оправдания. Макнейр смерил его недовольным взглядом и махнул рукой. — Полно, Крауч. Вы и так целые дни проводите вместе в своей каморке — у вас будет достаточно времени, чтобы всё обсудить. К тому же, — Макнейр бросил взгляд на Нотта, — наш разговор продлится не так уж и долго. Барти попытался поймать взгляд Нотта, но тот даже не смотрел в его сторону. Он хотел было сказать что-то ещё, придумать, сделать — но ни одной дельной мысли в его голову не лезло. А что, если он всё-таки ошибся? Кабинет он покинул в странных, смешанных чувствах. Нотт всё равно ему ничего не скажет — сколько ни пытайся, он всё равно посчитает, что над ним издеваются. Но ведь можно было попытаться? Или лучше не лезть?.. Барти устало развалился на своём рабочем месте. Горгулья на стене показывала одиннадцать утра. Прошло всего-ничего, а Барти уже готов был сломать палочку и никогда не возвращаться в волшебный мир. Нехорошее предчувствие всё ещё его не покидало. Взяв перо, Барти настрочил на зачарованной бумаге короткую предостерегающую записку для Гарри, сложил её в самолётик и отправил в полёт на первый этаж. Ответ пришёл поразительно быстро. На полученном самолётике возмущённо прыгали во все стороны буквы самых разных форм и размеров — у Гарри был неплохой почерк, но здесь он, видимо, очень уж торопился. Барти принялся читать.

«В смысле он старый?! И что, что он мой начальник?! Барти, давай поговорим об этом когда-нибудь потом — и НОРМАЛЬНО! Я не хочу читать сейчас твои возмущения насчёт отношений, которых даже не существует! И нет — НИКТО. НИКОГО. НИ К ЧЕМУ. НЕ ПРИНУЖДАЕТ!!!!!!!»

Барти несколько раз перечитал записку, не совсем понимая, как на неё реагировать. Он поспешил с выводами? Перегнул с выражениями? Полез не в своё дело? Все свои предыдущие любовные похождения или намёки на них Гарри либо высмеивал, либо заливал слезами и огневиски, а потом всё равно высмеивал. Исключение составлял разве что один Малфой, но с ним там было всё не так просто и однозначно, тем не менее, хотя у Барти были подозрения насчёт белобрысого хорька и его до сих пор не увядших чувств, со стороны Гарри с ним было покончено. А тут — министр Реддл. И Гарри, краснеющий хуже первокурсника. Как Барти на это реагировать? Среди всех тех тонн книг, которые он перерыл, не нашлось ни одной, где бы объяснили, что делать, если твой лучший друг влюбился в начальника в три раза старше него, пусть и выглядящего всего на тридцать. Только Барти собрался рвать на голове волосы от безысходности, дверь в его кабинет отворилась, и Теодор Нотт, слегка взвинченный, растрёпанный, но с показательно безучастным видом, прошёл к своему столу. Барти снова задумался: и что говорить? И нужно ли? Это же не его дело. С Гарри понятно — он его друг, но Нотт — как лишний хвост у демимаски, только мешается. С другой стороны, если он этот вопрос даже не попытается поднять, то точно не сможет уснуть. — А Макнейр неплохой руководитель, скажи? — начал Барти. Нотт, начавший перебирать бумаги на столе, пожал плечами и кивнул. — Один раз я попал в группу под руководством Пия Толстоватого — вот чего не советую, того не советую! Наверное, бодрости в голосе надо было всё же поубавить. Нотт отнял взгляд от бумажек и злобно уставился на него. — Чего тебе надо? — Да ничего, ничего, — Барти замахал руками, срочно придумывая план дальнейших действий. Ничего, кроме прямых вопросов, на ум не приходило. Всё-таки он был не мастак в подковёрных играх и тонких намёках. — О чём говорили с Макнейром? — Он хвалил меня за проделанную работу, ничего более, — ответил Нотт, снова отводя взгляд в сторону. — У тебя, кажется, был ко мне какой-то вопрос? — Да, точно, вопрос, — спохватился Барти. — Впрочем, он подождёт. Он же уже похвалил тебя, зачем тогда оставлять после собрания? Нотт сжал челюсть так, на его виске проступила бьющаяся жилка. — Он просто оценил мою работу, Барт, — прошипел он сквозь зубы. — Он ничего тебе не сделал? — предпринял последнюю попытку Барти. И тут Нотт подскочил со своего места, опрокидывая назад стул и бросая на пол документы, что держал до этого в руках. Злой, взбешённый взгляд впился в лицо Барти. — Я не понимаю, что тебе от меня надо? — отчеканил он. — Не лезь не в своё дело! — Хорошо, я всё понял, прости, — затараторил Барти, поднимая руки. — Я перегнул палку, признаю. Я… пожалуй, пойду, схожу за кофе. Тебе принести? Теодор в ответ показал ему жест, за который в приличном обществе могли бы вызвать на дуэль чести.

***

Барти шёл по коридору с двумя стаканчиками кофе, благоразумно решив, что даже если Нотт не примет напиток в качестве извинения, сегодняшний день уже успел утомить Барти настолько, что две порции ему точно не повредят. Когда же он проходил мимо дверей лифта, всё его нутро завопило о тревоге. Он тут же отскочил в сторону, готовый в любую секунду выхватить палочку. Секунда, две, три. Лифт звонко дзинькнул и бесцветный женский голос произнёс: «Уровень два. Отдел магического правопорядка». Двери начали открываться. — Ну что, сучечки, соскучились?! Я вернулся! — раздался громогласный голос, словно подкреплённый Сонорусом. Барти в ужасе уставился человека, из-за которого его с самого утра преследовало предчувствие надвигающейся беды. Он совсем забыл, что сегодня из командировки возвращался Антонин Долохов — Угроза Номер Один для спокойствия всего Аврората.