Эйрис Великий

      Джейме злобно чертыхнулся и раздосадовано пнул землю, но, не рассчитав силу замаха и собственную усталость, неловко плюхнулся на задницу. Громкие ругательства, окрасившие тишину, заставили птиц, притихших в зелёных, густых кронах вспорхнуть, покинув уютное пристанище. Они закричали, ехидно потешаясь над незадачливым юношей.       Тело ныло, Джейме вновь ощущал давно забытые со времён усердных юношеских тренировок выворачивающие спазмы в мышцах. Меч, с которым он, казалось, уже спал в обнимку, час от часу не становился роднее. Мужчина чувствовал холодную отчуждённость. Клинок не являлся продолжением руки, как в былые дни, скорее груз, с коим ты пытаешься совладать. И тело Эйриса не желало ему помогать. Они отличались.       Лёд и пламя. Дракон и лев.       Таргариен оказался гораздо выше, нежели помнилось Джейме. Что ж, недоедание, практикуемое королем в последние годы, явно не пошло на пользу. Сгорбленный старик с жёлтыми когтями, таковым запечатлел его Ланнистер. Юный же Эйрис отличался, хотя и мог похвастаться тем же жилистым строением. Джейме успел изучить его вдоль и поперёк в первые дни, когда надеялся, что происходящее — лишь жуткий кошмар.       Он тратил часы в тщетных попытках почувствовать Эйриса, приловчиться к иной длине рук и ног, к новым пальцам, ощущающим эфес меча иначе. Выпад — то слишком короткий, и Джейме почти грудью налетал на собственное лезвие, принятое противником, то слишком длинный, выбрасывающий его вперёд и вновь приводящий к поражению. Затупленным клинком Джейме не дрался давно, излишне уверенный в собственном мастерстве. Однако, даже ему не хотелось лишаться жизни столь глупо.       Гордость мужчины, запрятанная глубоко внутри, всё же побаливала. Одолеть рыцаря средней руки он мог едва с натяжкой, и то, возможно, тому причиной служило имя принца. Джейме не ведал, но осознание, что раньше такие недотёпы лишились бы жизни спустя три удара сердца от начала боя, ранило острее валирийской стали.       Чёртово место. Чёртов Эйрис. Чёртовы боги. Чёртово всё.       Катись они все в пекло.       Он проклинал каждый ярд земли, застроенный камнем под Королевскую Гавань. Джейме держался за ярость, клокочущую внутри, ибо она всё, что осталось от него самого. Чужой мир, чужие люди, чужое лицо в отражении зеркала, чужой голос, вслух кричащий богам о ненависти, крупными горстями багрового винограда зреющий внутри. Он не смог, не додумался даже до малейшего способа вернуться обратно. Ланнистер знал о колдунах и жрецах, живущих за Узким морем, но они оставались недосягаемы, как солнце, как луна, как небо и звёзды, как Серсея.       Сжав правую руку в кулак, Джейме едва смог подавить глупую улыбку, трогающую губы каждый раз при осознании, что оная на месте, а не болтается чудовищным амулетом на шее. Однако он заплатил слишком большую цену за неё. Серсея. Он помнил её горячий шепот. — Мы один человек, запертый в двух телах, — повторяла она и Джейме верил. Не мог иначе.       Его львица имела острые когти и клыки, но был ли толк, если сражаешься одна? Псы нападали стаей и не брезговали бить со спины. В то время, как он просиживал портки здесь, среди любезных улыбок и напускного мира. Он бы так и продолжил сидеть на разогретом горячим солнце камне, урвав минуту единения, если бы не внезапная мысль, шальной стрелой угодившая прямо в яблочко.       Отец уже пытался навязать Джейме удачное замужество, милых дитяток и место лорда Утёса Кастерли. Однако он смог выкрутиться, всего-навсего найдя того, кто обладает большей властью нежели склоняющий. Наследный принц имел влияние на Эйриса, но и король же неспроста нацепил обруч на белу голову.       Резко подскочив, Ланнистер едва успел ухватиться за ближайшую колонну. Колени опасно задрожали, пред глазами замерцали цветные огни. Стоило сделать перерыв в тренировках. Определённо. И всё же решение отделаться от отца с Баратеоном оказалось весьма удачным. Эти двое не отходили от него ни на шаг, словно дополнительная гвардия. Хотя их общество Джейме, даже если бы захотел, не смог назвать неприятным. Однако он отчаянно не желал привыкать и признавать людей этого мира. Они не принадлежали ему, как и каждое их слово, каждый поступок.       Ланнистер хотел своих.       Свой мир. Сложный и трудный.       Но свой.       Даже не удосужившись сменить одеяния после тренировки, Джейме тараном ринулся навстречу новообретённой цели, не замечая преград.       Стражники у двери склонились в вежливом поклоне, но путь не освободили в тщетных попытках растолковать принцу, что король занят. По их скисшим физиономиям было ясно: сие занятие они сочли неблагодарным, ибо Джейме даже не пытался внять их упорным мольбам. Он отпихнул одного из них и с размаха ударил по запертым дверям. Те протяжно скрипнули и отворились в широком проходе. Стража скисла ещё больше, не рискнув применить силу против наследника драконьей крови, и с позором приняла поражение.       Джейме ворвался в Великий зал, пышущий уверенностью и непоколебимой решимостью. Однако острые взгляды членов Малого совета несколько затупили клинок необузданной прыти, заставив прочувствовать мужчину, каким же идиотом в очередной раз себя выставил. Он мог бы покраснеть и сбежать, мог бы извиниться, потупив взгляд. Но он был Джейме Ланнистером до кончиков ногтей, и даже грязная, потная рубаха не способна была остановить его, хотя пыл и поугас.       Гордо вздёрнув подбородок, будто не он сейчас выглядел, как самый последний попрошайка из Блошиного конца, Джейме прошёл дальше, под тень Железного трона. Уродливая махина высилась над ним, опасно скалясь во все стороны кривыми, изогнутыми, скрюченными, оплавившимися под адским пламенем Балериона Чёрного Ужаса клинками.       Однако высокие лорды не выглядели изумлёнными, иль даже малость удивлёнными. По-видимому, каждая блоха в королевстве ведала о вздорном нраве принца. И приняли они его вторжение со всем присущим уважением, склонив посеребренные челы в поклоне.       Всего на мгновение, на один удар сердца Джейме замер, узрев одну из величайших своих детских фантазий. Сир Дункан Высокий в доспехах гвардейца стоял подле трона, смотря на принца с немалых семи без одного дюйма футов. Истинное воплощение Воина со сверкающим снежным плащом за спиной и тонкой полоской шрама на лице. Джейме так бы и продолжал глупо пялиться, если бы не голос короля, эхом пролетевший по сводам замка. — Эйрис, случилось что-то серьёзное, раз ты решил прервать Совет? — Эйгон поддался вперёд, пара золотых волосков выбилась из переплетённых прядей. — Я отказываюсь жениться на Рейлле. Если потребуется, то я готов уйти в гвардейцы, — он топнул ногой, как рассерженное дитя, — или на Стену! Я отказываюсь от брака!       Король нахмурился, сзади послышался изумлённый ропот и шепотки. Лорды оглядывались, на чьих-то лицах появлялись загадывающие наперёд улыбки, зарождались тайные желания выдать юных дочурок замуж. Взгляд Таргариена ядовитой змеёй метнулся в них, безжалостно жаля всех и каждого. Советники вытянулись, словно под звучным ударом хлыста. — Оставьте нас. Мы продолжим позже. — Доблестные мужи Вестероса не заставили себя уговаривать и едва ли не бегом бросились прочь. Дождавшись полного уединения с внуком, король раздосадованно вздохнул и откинулся обратно на трон. — С чего ты взял, что женишься на Рейлле? — Так сказал Дж… — он замялся, наградив себя в мыслях крепкой оплеухой. — Приказ отца. — Думаю, ты знаешь, что я был против их брака с Шейрой. Однако все мои дети отличаются своеволием, граничащим с непростительной дерзостью, забывая, что я не просто их отец. Я король Семи Королевств, — он устало помассировал виски, выбив из аккуратной причёски ещё несколько прямых прядей. — Значит мне не придётся выходить за Рейллу? — Джейме чувствовал себя до глупости счастливым. Неужели у него наконец-то вышло что-то из задуманного? — Придётся, — в тёмных аметистах скользнула неуловимая печаль, грузом былых дней тяготившая плечи короля. Ланнистер не особо помнил о хитросплетениях власти тех лет, да и это уже не волновало его столь сильно. Зубы скрипнули от напряжения. — Знаешь, Эйрис, в своё время я женился по любви, того же мне хотелось и для своих детей. Я нашёл им супругов и надеялся, что они будут счастливы. Однако они сделали иной выбор, и я смирился. Брак Рейллы и твой же — целиком и полностью забота ваших родителей. Это дела семейные. — Что? — Чарующее двуличие. Джейме едва не завыл от досады не хуже старковских лютоволков.       Чёртовы Таргариены. Чёртов Эйрис. Чёртово время. — Попробуй поговорить с ними. У Шейры и Джейхейриса добрые сердца, они внемлют тебе. — Тогда дай мне вступить в Королевскую гвардию.       Где-то в груди болезненно кольнуло. Нет, не в сердце Цареубийцы. В сердце малыша Джейме, обнимающего маму, такую тёплую и невероятно родную. Джоанна любила петь им на ночь о славных рыцарях, о спасённых принцессах, о поверженных монстрах и других самых-самых дивных вещах в мире. Мелодичный голос сливался с плескающимися далеко внизу волнами, принося покой в душу мальчика. Она всем сердцем верила, что её сын исполнит мечту, станет величайшим мечником, войдя в историю и став легендой. Однако Джейме не стал. Он не стал Эртуром Дейном, он превратился в Улыбчивого рыцаря, не ведающего милосердия.       Когда же? Когда умер этот мальчик, что умел мечтать столь отчаянно и преданно? Когда надел белый плащ? Или, когда вскрыл горло короля? Джейме и сам не ведал. Его надежды обернулись в прах, развеянный над полем разочарования. И в такие моменты он был рад, что мать не дожила до того дня, когда её сын впервые отозвался на Цареубийцу. — Это абсурд! — король дёрнулся вперёд, словно желая нависнуть грозным грифом над внуком, покрыть его тенью своей власти и воли. — После отца ты следующий в очереди на престол. — Так пускай они с матерью наделают новых детишек и наследников или отдайте трон Стеффону. Мне нет дела. Если такова цена за свободу, то я готов, — упёртость Эйгона не ведала границ, выводя Джейме на новую ступень гнева. — Ты просто не понимаешь, о чём говоришь. Вступая в Королевскую гвардию, дают суровые обеты, отказываясь от многого: от дома, от семьи и главное — от самого себя. Ты становишься частью братства. — «Да, расскажи мне об этом, я же не торчал с мечом наперевес более пятнадцати лет под дверью королевских покоев. Сначала, слушая, как твой внук зверски насилует твою же внучку, а после, как воняющий кислым вином, потом и лошадьми Роберт имеет там же мою сестру». Однако вслух Джейме смог лишь закатить глаза и сложить руки на груди.       Рубашка, некогда прилипшая к разгорячённому телу, остыла, покрывая спину и грудь мужчины мелкой дрожью, рябью, расходящейся по телу. Его кидало из стороны в сторону, злость и отчаяние обернулись двумя сторонами одной монеты. — Я готов их дать, — процедил Джейме сквозь сжатые зубы. — Но я не готов их принять, да и в Королевской гвардии нет свободных мест, только если только ты не желаешь взять в руки меч и уменьшите количество моих рыцарей, — не без иронии сказал король, вызвав у Ланнистера новый шквал ярости и негодования.       О, да, даже безумный старикашка, спаливший собственное семейство потешался над ним. Конечно, каждому во дворце было известно о напрасных потугах принца держать меч вертикально более десяти минут. Извечная проблема многих мужчин. Однако Джейме никогда себя к подобным не причислял. Сталь всегда уверенно лежала в руке, а выносливость позволяла выматывать даже самых стойких противников. Серсея не дала бы соврать.       Мужчина развернулся на пятках и стремглав выскочил из зала. Лицо пылало алыми пятнами унижения и невысказанных слов. Хотелось взять клинок и лично продемонстрировать Эйгону, за что он получил имя Цареубийцы. Он не разбирал дороги, гонимый желанием оказаться в покоях, а очередной план пенными приливами шелестел в голове.       Седьмое пекло!       Сильный удар, копьём прилетающим ровно в голову на турнире, отложил дела Джейме. Мир пошатнулся, ослабевшие ноги окончательно предали его, и гвардеец приземлился прямиком на многострадальную задницу, окончательно отбивая её о шершавый камень. Копьё же, в свою очередь громко охнув, отлетело в другую сторону. В воздухе закружились задорным танцем ткани всех оттенков белого, столь схожих и разных одновременно. Джейме даже мог восхититься внезапной метели из мягких шелков и атласа, пока ему в лоб не прилетела небольшая шкатулка, выплюнувшая наружу горсти колец, медальонов и ожерелий, со звоном покатившихся по полу.       Из глаз фонтаном брызнули мириады искр, стоило затылку соприкоснуться с полом. Шорох платья и тихий молебный лепет были первым, что он услышал, когда сознание соизволило посетить его. Зелёные глаза. Серсея. Джейме дёрнулся, пытаясь угнаться за ускользающим мороком. Однако ничего не изменилось, кроме вставшей крупным комом в горле тошноты. Яркие изумруды остались гореть перед ним. Зрение начало возвращаться, и он уже мог соединить расплывающиеся черты воедино. Сестра осталась видением минувших дней с бархатом кремовой кожи и диким огнём, пылающим в очах. Не здесь — там, в грядущем прошлом.       Острые черты смягчились, рябью проходя по драгоценному облику, посыпались грибами после дождя веснушки, не оставляя на лице чистого угла, чеканное золото утратило блеск, обращаясь в колеблющийся всполохами огонь, и вновь непослушные пряди, выбившиеся из причёски, падали на обеспокоенный лик. Она продолжала лепетать нечто неразборчивое, но наверняка очень раскаивающееся, прижимая к его лбу ткань. Перед глазами без конца рябила бархотка с насыщенным оранжевым камнем. Бриллиант или сапфир. Джейме не особо разбирался в женских цацках, а вот Серсея любила нацепить одну из них и войти в его объятия королевой, имеющей все и даже больше. — Выше высочество, простите меня. Я действительно вас не заметила, все эти ткани и шкатулка! — она взмахнула рукой, желая показать масштабы возложенного на неё груза. Однако находясь в непосредственной близости от его лица, смогла лишь отвесить ему новую порцию синяков, попав крупным перстнем в нос. — О, Семеро!       Джейме согнулся, хватаясь за пострадавшее лицо. Абелла, а это оказалась именно она, фрейлина принцессы, в ужасе дёрнулась, вновь задев его бессчастное лицо. Он застонал и резко вскинул руку вперёд, стараясь отгородиться от незадачливого спасителя, покалечившего его более, нежели само происшествие. — Возьмите платок, мой принц, — девушка осторожно протянула ему всё ту же оранжевую ткань, на сей раз умудрившись не задеть Джейме. Маленькая рука подрагивала. — Я ещё раз приношу свои глубочайшие извинения.       До Ланнистера доносилось недовольное сопение Белого Быка, наконец обнаружившего пропавшего принца. Однако гвардеец даже не соизволил поздороваться с племянницей, всячески игнорируя её присутствие, лишь молча собирал застилавшие коридор на манер ковра атлас и шелка. Разлад в милом семействе?       Гудящая голова мешала здраво мыслить. Однако, вопреки этому, он всё же смог припомнить, что Хайтауэр в последние дни вёл себя странно и находился исключительно подле принца, подчёркнуто обходя стороной принцессу Рейллу с компаньонками. — Я в порядке, — выдавил из себя Джейме, поднявшись не без помощи того же гвардейца, успевшего с недовольным лицом вручить весь груз обратно девушке. — Но не стоит об этом кому-либо знать.       Он красноречиво махнул в сторону уже распухшего лица и, дождавшись быстрого, несколько нервного кивка, двинулся дальше, стараясь сохранять остатки достоинства. Джейме чувствовал, как спину ему прожигает чужая пара глаз цвета молодой поросли. Однако, едва они скрылись за поворотом, мужчина привалился к стене, сражённый накатившей тошнотой. В покои он смог вернуться лишь при помощи гвардейца, сгорая от стыда поболее, нежели часом ранее.

***

      Едва рассвет забрезжил над Королевской Гаванью, как Джейме уже был в седле. Сумки с небольшим количеством провизии, собранной из одинокого ужина в покоях, и тугим кошелём, забитым деньгами, покоились в подседельных мешках. Коль никто здесь не собирался внимать гласу рассудка, значит он сам примет верное решение. Подбитый нос продолжал болеть, но Джейме упрямо игнорировал мелкие неприятности. Ему несказанно повезло, что сир Харлан отчего-то решил вздремнуть, обманутый предрассветным сумраком.       Ударив бока коня, Ланнистер двинулся к одному из черновых выходов, ведущих прямиком к желанной свободе. Он принц, в конце концов, стражники обязаны были выпустить его. Джейме ехал по пустынному двору, почти не встречая дворцовую чернь: те либо дрыхли в своих узких постелях, либо суетились, подготавливая всё к пробуждению господ. Холодный ветер зарывался в гриву коня, грубыми касаниями трепля его наспех собранные в хвост волосы. Длинные серебряные нити порядком раздражали его, побуждая желание обрезать очередную цепь, связывающую с Эйрисом.       Соловьиная песнь пронизывала карминовый рассвет, плещущийся вдали. Крупные алые мазки проступили на небе под опытной рукой художника. Утренняя роса отживала последние мгновения свободы, пред неминуемой гибелью в забвении. Конь недовольно всхрапывал и, казалось, недобро косился на замершего в задумчивой неге принца.       Тяжёлые двери были всё ближе, давая Джейме призрачную надежду выбраться из душащего стальными оковами замка. Пускай, он готов был оставить шелка, духи и придворные интриги на других, променяв их на жизнь без правил и упрёков, на возможность самому определять будущее. Ожидание не пугало и не страшило, а план виделся совершенно отчётливо и ясно. Пару лет он просидел бы в дозоре на Стене, а после сбежал бы на Запад, к Серсее. Да и если не вышло бы, то, что с того? Джейме не желал ощутить на себе кандалы навязанного брака. Он отказал в том родному отцу, плоти от плоти его, крови от крови. Так с чего ему соглашаться на то же ради чужих людей, вызывающих лишь стойкое чувство отвращения и невероятной брезгливости? После их взглядов, слов и сумасшедших планов хотелось провести часы в горячей ванне, смывая с кожи грязные касания.       Джейме был столь увлечён размышлениями, что не сразу заметил высившихся рядом с обычной стражей гвардейцев. Снежные плащи развевались, надвигающейся метелью суля беды заблудшему путнику. На лице сира Хайтауэра не осталось и отпечатка спугнутого сна, лишь гнев, блестевший на дне глаз. Рядом с ним стоял проспавший побег Харлан, взвинченный и посеревший. Похоже, Белый Бык уже успел отчитать брата по оружию и в выражениях явно не скупился. Джейме помнил, каково выслушивать от сира Герольда. По позвонкам прошёл могильный холодок. — Мой принц, вы собрались на прогулку, верно? — А как иначе? Каждый в Семи Королевствах мечтает о прогулке в дорожном плаще с мечом на перевес и с тюками, забитыми всем необходимым для побега. «Очевидно же!» — хотелось воскликнуть Джейме, но он упрямо молчал, поджав губы.       Проклятье, как они узнали?       Словно прочитав его мысли иль же в насмешку, сир Харлан выступил вперёд: — Королева сообщила нам о вашем желании прогуляться и в порыве беспокойства просила приглядеть за вами, — его лицо почти болезненно искажала едкая улыбка.       Часовые задумчиво переглянулись, но не решились вмешиваться в разговор господ, лишь потупили взгляды, становясь очередной уродливой статуей в королевском саду. — И я хотел бы сделать это в одиночестве, — сказал Джейме с нажимом. Ситуация сгущалась непокорными грозами над Штормовым Пределом, раздражение кипело в крови, раскалённой магмой растекаясь по венам. — Приказ Её величества не подлежит обсуждению, — Герольд взял коня под уздцы и направился обратно. Ланнистеру же хотелось рвать на себе волосы от досады и унижения: его, словно маленького обиженного ребёнка тащили обратно во дворец.       Грёбаные Таргариены!

***

      Джейме прожигал взглядом серебряное блюдо с ежевичным пирожным. Не любимый ли то десерт Эйриса? Королева пыталась задобрить отбившегося от рук внука сладким? Они его совсем за дитя малое держат? Ещё розгами бы по пяткам дали.       Однако мужчина не испытывал желания даже попробовать вежливо предложенный гостинец. Из-за проглоченной вместе с желчью злости он не собирался даже смотреть на Чёрную Бету, сидевшую напротив. Насыщенный запах роз кружил голову, карминовое платье королевы рябило в глазах. И на нём они вышили драконов. Чокнутые Таргариены, настолько помешавшиеся на мёртвых ящерицах размером с дом, что даже срали в долбанные ночные вазы с огнедышащими тварями.       Женщина молчала, лишь бокал с вином то и дело бряцал о стол, действуя на нервы. Наконец он поднял глаза, словно в напрасной надежде на понимание, словно желая показать все чувства, изводящие его внутри. Боль и агонию, свербящие под рёбрами отточенным ударом ножа. Джейме не хотел находиться здесь, в мире и спокойствии, пока его дом горел в огне восстания, пока его женщина находилась в опасности. Однако проницательный взгляд королевы, пронизывающий до костей, не был способен видеть столь далеко. В нём она имела честь лицезреть лишь побитую жизнью псину, притаившуюся в стоге сена чужой конюшни. Жалкий. Иль может различила лишь избалованное дитя, привыкшее, что всем его капризам потакают, а тут несносные родители посмели отказать, и он решил выказать очередное «фи»?       Да, ей было не понять зова расколотой души. — Как вы узнали? — Джейме подал голос первым, не выдержав молчания. — Эйгон рассказал мне о вашем разговоре, и я подумала, что ты можешь перенервничать и совершить непоправимое, Эйрис, — она вновь пригубила из кубка. — Да что вы знаете? — рассвирепел он, вскакивая с места. Упоминание Безумного короля лишь подкинуло дров в костёр пылающих эмоций. — Я не желаю брака с Рейллой. Во мне нет любви к ней, как к женщине. Нет ничего, а вы хотите, чтобы я сделал её свой женой, обрекая нас обоих на несчастье? — Поверь, Эйрис, и мы с супругом не желаем сего брака. Однако решение ваших родителей неизменно. — Вы король и королева, которые не в состояние определить судьбу единственных внуков? Тогда в чём смысл вашей короны? К чему нужен трон под задницей, если за ним лишь пустота?! — в гневе воскликнул он.       Этот брак. Сама мысль о нём была предательством чувств к Серсее. Встань он в септе подле другой женщины, возляг он с ней в постель, то, в чём же тогда была сила важнейшей из клятв его жизни? Он обещал всегда быть подле неё, охранять днём от грязных взглядов и любить ночью до болезненного изнеможения. Он обещал не оставлять, клялся, что они едины до встречи с самим Неведомым и даже после. Он обещал найти её.       Серсея.       Мёд души его. Его погибель. Его отрада и спасенье.       Серсея. Одно лишь имя — сладкий яд, выжигающий внутренности, разъедающий в груди бездонную дыру. Она же и спасенье. Противоядие от всех невзгод и горестей печальных. Таинственный отвар, дающий всё и забирающий ещё больше.

***

      Джейме открыл глаза, очнувшись в лучшем из миров. Напротив стояла она. Дева во плоти. Тончайший шёлк юбок, невесомый и парящий, сотканный из лучей солнца, бьющих в широкое окно, укутывал её. Создание невиданной красы. Была ли в мире девица краше?       Она сияла, и дело было далеко не в камнях, украшающих подвенечное платье. Серсея светилась изнутри божественными золотыми отблесками. И он не мог оторвать взгляд, готовый лично отсечь правую руку за возможность ещё хотя бы миг понаблюдать за ней.       Потоки жидкого золота струились поверх ткани мягкими волнами, волосок к волоску. На голове, словно созданной для того, покоилась маленькая диадема, увенчанная россыпью изумрудов. — Сегодня я стану королевой, как и желал отец. Как желала я, — голос её не дрогнул, не дал усомниться в твёрдости мечтаний, лишь между строк едва читалось, что Рейгар должен был предстать пред ней, а не разнузданный Баратеон.       В родных, похожих до болезненного скрипа в лёгких, глазах пылал огонь. Необузданное дикое пламя, что несла она с детских лет, с возрастом лишь крепло. А он, он увядал от безысходности с разбитым на мириады осколков, беспощадно пронзавших плоть, сердцем. Серсея не его и никогда не будет в полной мере. Джейме всегда был вынужден делить её с мужем, с их детьми, с миром.       Мелкая рябь подёрнула лик сестры, светлые покои потемнели, и пред ним появилась дверь. Он знал её, под ней Джейме коротал долгие часы, охраняя покой Роберта Баратеона. Изнутри слышалось пьяное кряхтение и возгласы, долгое копошение и возня. Вскрик Серсеи прорезал ночную тишину. Рука его лишь сильнее сжала эфес меча. Мужчина крепче зажмурил глаза, желая пробудиться. Джейме помнил ту ночь. Ночь после королевской свадьбы. Однако на сей раз он ощутил перемены. Ему чудилось нечто странное и чужое, то, чего здесь не должно было быть.       К нему приближался другой гвардеец. Лицо его — бледное с тонкими красивыми чертами, волосы струились вниз потоками серебра. Губы самозванца внезапно исказились в сардонической ухмылке, голова по-птичьи склонилась набок. Образ прояснялся. Джейме дёрнулся, отшатнулся, пытаясь нащупать исчезнувший клинок. Эйрис смеялся, громко и жестоко. — От себя не сбежать, мой мальчик! — безумно повторял он.