
Пэйринг и персонажи
Метки
Психология
Романтика
Нецензурная лексика
Частичный ООС
Экшн
Алкоголь
Как ориджинал
Отклонения от канона
Рейтинг за насилие и/или жестокость
Рейтинг за секс
Серая мораль
Элементы юмора / Элементы стёба
Демоны
Элементы ангста
Курение
Упоминания наркотиков
Второстепенные оригинальные персонажи
Насилие
Пытки
Смерть второстепенных персонажей
Жестокость
ОМП
Манипуляции
Нелинейное повествование
Элементы флаффа
Дружба
Психологические травмы
Шантаж
Характерная для канона жестокость
Элементы детектива
Антигерои
Друзья с привилегиями
Ангелы
Допросы
Фурри
Упоминания проституции
Вымышленная анатомия
Частные детективы
Коммунизм
Описание
Слово не воробей, вылетит - не поймаешь. Ещё хуже обстоят дела со сделками и контрактами. Порою, чтобы оспорить их силу, приходится погружаться в настолько глубокие воды, что тяжко сказать, останешься ли ты после этого самим собой.
Но по итогу, даже это может оказаться лишь началом истории, сложной и запутанной, словно настоящая паутина.
Примечания
Имейте в виду, что концепция данной работы готова не полностью. По мере того, как я буду продумывать сюжет и детали, могут меняться название, метки, персонажи, пейринги, и даже рейтинг, пожалуйста, следите за этим.
Посвящение
Посвящается достопочтенной госпоже Фауст, подарившей миру многие из описанных в данной работе сцен. Без неё, без её мастерства, её проработки персонажей и сцен, её вложенной в эти моменты души, этой работы бы не существовало.
Посвящается Элие Райт и "Розовому дыму". Без этого удивительного человека, и этой не менее удивительной работы, я бы ещё долго не нашёл в себе силы сесть за клавиатуру.
Глава LXVI - Во дворце Совинного Принца
09 января 2025, 02:08
Мягкий, едва ощутимый океанический бриз отдавал солью, и легко развевал пушистый мех, окутывая, словно пелена. Лёгкие волны раз за разом накатывали на берег, размывая песок, но каждый раз послушно возвращались обратно в необъятный водоём. Ветер и волны… Единственные две вещи, что нарушали почти идеальную тишину в этом месте. Даже если здесь и было что-либо живое, оно было достаточно далеко, чтобы издаваемые им звуки невозможно было услышать. Птицы летали где-то под горизонтом, иногда проскальзывая на фоне навеки застывшего в предзакатном состоянии Солнца, крабы жили на противоположной части острова, и их щёлканье не доносилось даже до чуткого слуха седовласки… Либо же он и вовсе не желал их слышать, позволив себе забыть об их существовании. Хотя нет, был ещё один звук… Если прислушаться, можно было разобрать едва ощутимый шелест колышимых ветром растений, что взяли под свой контроль центральную часть этого клочка земли. Но не то, чтобы их наличие сейчас кого-либо волновало.
Эта пустота, это активное отсутствие каких-либо внешних раздражителей было чем-то столь недоступным, столь неуловимым в жизни, что только здесь, он мог по-настоящему этим насладиться. Тело немолодого лиса было полностью расслаблено, расположенное в раскинувшемся чуть поодаль от песчаного пляжа лежаке, полностью обнажённое, лишённое привычной оболочки из ткани, кожи и металла. Он редко мог себе это позволить, в обычной жизни одежда служила не столько способом скрыть свою наготу, о которой, будем честны, старик мало беспокоился, сколько защитой от внешних факторов – сапоги были непробиваемой бронёй, позволяющей ему ступать почти не задумываясь, зная, что ни битое стекло, ни гвозди, ни даже медвежий капкан не нанесут ему никакого урона, а укреплённый кожаный плащ защищал от пуль малых и средних калибров, выпущенных в спину или со стороны. За голову он никогда не беспокоился, слишком уж ценной она была, чтобы повреждать её в бою – каждый из тех немногочисленных, кто осмеливался вступать с ним в бой, спали и грезили о том, чтобы повесить её у себя над камином, или ещё где, а потом брать её нужно было целой. Остальное же тело интересовало не столь многих, потому нуждалось в дополнительной защите.
Но здесь же… Здесь он был совершенно один. Никакая угроза не сможет настигнуть его здесь, никакая пуля не прилетит извне поля зрения, никакая засада не будет ожидать его за следующим шагом. Он был не просто один. Здесь и сейчас, он был единственным разумным существом, что ещё не сгинуло в безграничной бездне. За пределами этого места он редко мог позволить себе настоящее одиночество – семья, друзья, встречи по работе, постоянная слежка, отсутствие какой-либо приватности, нередкие покушения на его жизнь… Но здесь, ничего из этого никогда не существовало. Это место было только его, и никто иной не посмеет покушаться на него.
Мерфолк протягивает лапу, поднимает со стоящего рядом с ним столика свой бокал, и делает несколько неспешных глотков. Вкуса он не чувствует, запах различить получается лишь с большим трудом, но он почти уверен, что только что употребил красного вина. В нём не было особого смысла, опьянеть здесь и так не получится, но это уже скорее было силой привычки. Опустив взгляд бездонно-изумрудных глаз вниз, он несколько секунд наблюдал, как закатное Солнце отражается в алой поверхности внутри бокала… Было в этом что-то прекрасное. Поставив посудину на место, он вновь укладывает лапу себе на живот, где она и лежала до этого, и делает глубокий вдох. Воздух ощущается легко, с едва ощутимым привкусом соли от океана. Таким он его и запомнил.
Вслед за этим следует тихий вздох. У него никогда не получалось обманывать себя слишком долго. Окружающее пространство, минуту назад казавшееся спокойным и расслабляющим, теперь отдаёт привкусом тлена и горечи. Если бы у него кто-то спросил, почему он выбрал именно это место для своих маленьких свиданий с самим собой, он не смог бы ответить. Что-то глубоко внутри него жаждало оказаться здесь ещё раз, вновь ощутить запах океанической соли, погрузиться в едва тёплую воду, понаблюдать за рыбой, проникнуть через подводный проход в запрятанную в глубинах острова пещеру, вечно тёплую от протекающей под ней вулканической магмы, либо же снова подняться на сам вулкан, где располагалась его старая лаборатория, может, снова смешать в котле какую-то бурду, после употребления которой синий и красный цвета поменяются местами, или ещё что-то в этом духе… Либо же просто ещё раз уснуть на гамаке, подвешенном рядом с домиком, прямо над обрывом, где внизу волны разбиваются о прибрежные скалы, а согнутые пальмы создают приятный полумрак, словно ограждая его от внешнего мира…
Но он знал, что этого не будет. Он знал, что уже не вернётся сюда. Всё вокруг него было нереальным… Окинув взглядом окружающее пространство ещё раз, он замечает всё больше и больше несоответствий. Трава выглядит однотипной, будто скопированная из двух-трёх разных шаблонов… Стволы растущих вдали пальм слишком идеальны, на них нет никаких повреждений, никаких трещин и неровностей, что были бы на них, будь они настоящими… И Солнце. Навечно застывшее в одном месте над горизонтом, и никогда не сдвигающееся со своего места. Оно никогда не зайдёт за этот горизонт, никогда не поднимется выше. Здесь никогда не наступит ночь, никогда не будет полудня. Потому что этого места нет. Оно нереально. Лишь отражение того, каким он запомнил всё это в свой последний визит сюда, до того, как всё окружающее пространство было поглощено бездной, растворилось во вселенской энтропии, стало не более, чем мешаниной из материи, не имеющей более различия между собой. До того, как всё это было уничтожено.
Он закрывает глаза, и вновь погружается в свои мысли. Где-то на фоне он слышит голоса – он не всегда был здесь один, его личное святилище не было таким уж «личным», его нередко посещали гости, хоть и входили в этот список лишь самые близкие к нему существа. Он не может разобрать ни слова, не может вычленить ни единого отдельного голоса, он слышит их все сразу, и они сливаются в единый комок, формируя химерную и неописуемую симфонию. Симфонию его старой жизни. От которой не осталось почти ни следа.
– И вот, ты снова здесь. – вдруг слышит он отчётливый голос.
Мерфолк даже не вздрагивает. Он не удивлён, не напуган, не взволнован. Он слышал этот голос, слышал его множество раз до этого, и услышит ещё столько же раз, сколько окажется в этом, или в любом другом из своих снов. Он знал, что этот голос принадлежал ему самому, хотя и узнать его было сложно. Он разливался вокруг могучим эхом, был смесью из множества голов, что сам седовласый себе приписывал. Таким уж он был, многоликим, многоголосым, с целой коллекцией разнообразных масок… И сейчас он слышал их всех одновременно.
– Ты ведь понимаешь, что ничего не изменится? – продолжал его собственный голос в голове. – Сколько бы раз ты сюда не возвращался, ты не найдёшь того, что ты ищешь.
Лис не отвечает. Это не нужно. Его собственный голос, говорящий с ним, уже заранее знает все ответы, которые он может дать. Это не разговор, не диалог, не обмен информацией. Это констатация факта, не требующая реакции.
– Ты делаешь себе только хуже, – вновь раздаётся голос. – Мы оба знаем, чем это закончится. Ты каждый раз будешь замечать изъяны. Каждый раз будешь напоминать себе об ушедшей эпохе, каждый раз…
– Я знаю. – наконец отвечает седовласый.
Голос замолкает. Ему нечего на это ответить, он ожидал такой реакции. Они оба это знают. Вернее, он один это знал, почему-то озвучивая это вслух сам для себя. Не было никакой другой личности, это всё был он, он сам произносил эти слова, хоть и казалось, что говорит кто-то другой.
– Это не имеет смысла, – продолжает старик. – Этот разговор, этот сон, это место… Во всём этом нет совершенно никакого смысла.
Расслабленность в теле уходит, он собирается с силами, и медленно поднимается на ноги, стряхивая с себя наваждение.
– Но разве меня это когда-то останавливало? – задаёт он риторический вопрос.
Голос не отвечает. Его больше нет. Он замолк, и вернётся ещё нескоро. Не раньше, чем снова придёт время оказаться посреди этого кошмарного рая, этого великолепного ада. Но это всё будет потом, а пока что…
Пришло время просыпаться.
***
Прохладный воздух острова растворяется, оставляя вместо себя другие ощущения – что-то мягкое и тёплое. Тело вновь обретает массу, присущая сну лёгкой и невесомость улетучивается, её место занимает тяжесть нахождения в бренной оболочке из плоти и крови. Требуются определённые усилия, чтобы начать двигаться, и уж тем более, чтобы открыть глаза, но сделать это необходимо, и потому приходится в очередной раз переступить через себя. Движения даются непросто – старое, искалеченное тысячами лет непростой жизни тело повинуется с трудом, но всё же, лисофею кое-как удаётся сесть на кровати и открыть глаза. Пол секунды уходит на то, чтобы оценить окружающее пространство, и вспомнить, где же он находится – мозг всё ещё работает туго. Но затем он вспоминает, что прямо сейчас он сидит на большой, прямо-таки королевской, кровати, расположенной в спальне Столаса, его старого друга. Да, он ведь вчера был не в состоянии уже добираться до дома, да и возвращаться в него не хотелось, рискуя прервать действо его двух «подопечных», о котором думать прямо сейчас совершенно не хотелось. Впрочем, возможно дело было в том, что думать ему вообще не хотелось. Потупив так ещё несколько секунд, седовласка принимает решение, наконец, подняться на ноги, и начать свой день. Тело всё ещё слегка ноет после вчерашнего, такие нагрузки в его состоянии были не то, чтобы полезными, но он никогда не парился по этому поводу. Широко зевнув, и потянувшись, стряхивая с себя остатки сонливости, он вновь окинул взглядом помещение, ища кое-что. Вот она – бесформенная куча из ткани, кожи, и двух выбивающихся из-под неё кусков металла – здесь он вчера бросил свою одежду, не особо парясь о том, чтобы как-то её складывать, впрочем, не то, чтобы он хоть когда-либо это делал. Но одеваться прямо сейчас было как-то лень, да и находился он во дворце своего друга, тут-то ему точно ничего не угрожает, не так ли? Сделав несколько осторожных шагов через спальню, лис подходит к шкафу, и медленно открывает его. Он знал, что у такого чистоплюя, как Столас, было несколько совершенно одинаковых халатов, чтобы не надевать один и тот же несколько раз подряд. И, как он и ожидал, внутри шкафа нашлось как раз ещё несколько. Стянув один из них с вешалки, старик медленно облачился в мягкую, багряную ткань, и окинул себя взглядом. Разница в росте давала о себе знать, халат был куда длиннее, чем он привык, и рукава выступали дальше запястий, скрывая кисти, если их не подтягивать. Но его это волновало не так сильно, в конце концов… – М-м-м, а тебе идёт одежда не по размеру, – раздался вдруг слегка игривый голос совинного принца. Мерфолк едва заметно закатывает глаза. И как только эта громадная птычка умудрилась просочиться в комнату так, что он не заметил? Но всё же, он поворачивается к Столасу, и окидывает его деланно-недовольным взглядом. – И тебе доброе утро, – обращается он ещё не до конца прорезавшимся голосом. – Ты чо, мыш, что так кродёшься? В ответ на это Столас лишь едва слышно хихикает, прикрывая рот ладонью и явно получая удовольствие от своеобразного юмора своего друга. – Нет, я точно не мышь, мой дорогой, – отвечает он с улыбкой. – Да и не крался я, просто зашёл посмотреть, как ты тут, а ты, видать, не до конца проснулся. – Да-да, как скажешь, – Мерфолк вновь закатывает глаза, а затем слегка мотает головой, приводя себя в порядок. – Я в норме, спасибо. Сам-то ты как? Улыбка на лице Столаса становится более мягкой, и он делает осторожный шаг в сторону немолодого лиса, смотря на него сверху-вниз. – Ты знаешь, отлично, – так же мягко отвечает принц. – Уж не знаю, что именно помогло, но мне правда намного лучше. – Что ж, рад это слышать, – улыбнулся в ответ лисофей. В этот момент на него накатила ещё одна волна сонливости, заставляя его в очередной раз широко зевнуть, прикрывая глаза и обнажая зубки. – Увв, ты такой милый, – проворковал Столас, наблюдая за этим. – Такая мягкая и пушистая лисичка. Мерфолк хотел было закатить глаза, но решил, что это будет уже слишком, в третий раз подряд. Вместо этого, на его морде появилось едва заметное хитрое выражение, на которое были способны лишь представители его расы. – Да какой я милый? – запротестовал он. – Я узяс, летяссий на клыльях ноци! Р-р-рь! Он намеренно смягчал согласные в словах, от чего получившаяся на выходе фраза прозвучала ещё умилительнее. Совинный принц не смог сдержать такой натиск, и умилённое выражение отразилось на его лице против его воли. – Ох, да ты издеваешься, – совсем без злобы проворковал он, подходя ещё ближе к лису. – Ну я не могу, такой милашка. Столас протягивает вперёд руку, она ложится на пушистую лисью щёку и начинает нежно поглаживать мягкий мех. Лисофей не сопротивляется, послушно подставляя голову под ласки, и начинает достаточно громко урчать, умиляя совыча ещё больше. Тот, впрочем, не возражал, и пустил в ход ещё и вторую руку, начиная чухать немолодого лиса уже с двух сторон. Да, он был старым, потасканным жизнью, за его плечами было больше, чем у половины Ада вместе взятой, и больше крови на руках, чем в этой же половине поместится… Но прямо сейчас, это не имело совершенно никакого значения, потому что в такие моменты, когда он не натягивал на себя серьёзную маску, и его мордашку не искажало строгое или угрюмое выражение, он был самым настоящим очаровашкой. Тёмные круги под глазами не казались чем-то странным, в приоткрытых глазах едва заметно пылал тот самый озорной огонёк, в который влюблялись столь многие, а длинные, спадающие волнами белоснежно-седые волосы лишь придавали ему элегантности, вместо того, чтобы подчёркивать его возраст. Да, он был стар, как мир. Но какое это имело значение, если под всем этим налётом древности покоилось мягкое, пушистое, донельзя харизматичное и, чего таить, местами инфантильное создание? Но долго продолжаться это не могло, и в конечном итоге, лисофей аккуратно отодвинулся от Столаса, получая в ответ недовольный совиный звук. – Прости, птычка, но ты так будешь лапать меня до второго пришествия, – с лёгким смешком проговорил он. – А я, увы, не могу позволить себе отсутствовать так долго. И сколь бы я не хотел стать твоей личной мягкой игрушкой… Предложение он не закончил, позволяя это сделать своему другу. Столас не стал возражать, и медленно убрал руки от лица седовласки. – Да, да, я понимаю, у тебя миллиард дел, и я даже не единственный, кто жаждет твоего внимания, – совсем без обиды продолжил принц. – Так что всё, не смею больше задерживать. – Спасибо, – легко кивнул лис. Он аккуратно обошёл Столаса, направляясь к выходу из комнаты, но где-то на пол пути остановился, полуоборачиваясь к хозяину дворца. – Ты же не против, если я попользуюсь твоей кухней? – уточнил он. – Мне бы навалить чего-нибудь крепкого, а то совсем ещё не соображаю. – Да-да, конечно, – мягко ответил сова. – Мой дом в твоём полном распоряжении. – Однажды ты пожалеешь об этих словах, – с игривой угрозой хихикнул лисофей. Он вновь развернулся, и продолжил свой путь к выходу из спальни. Открыв дверь, он ступил в мягкий полумрак коридора, погружаясь в свои мысли, вернее, пытаясь призвать из головы карту этого дворца, и вспомнить, где же находится эта самая кухня. – А, да, кстати… – раздался позади голос Столаса, вспомнившего о чём-то, но его слова утонули в шторме чертежей и визуализаций, потому что уж там он пытался сказать, Мерфолк так и не услышал.***
Седовласка по памяти продвигался по запутанным коридорам этого дворца, на ходу вспоминая, где ему нужно повернуть, и в какой именно проход войти. Но почему-то именно сейчас сосредоточиться на этой задаче было не так просто, его отвлекало почти всё. Он был здесь уже столько раз, почти наизусть знал планировку этого места, но конкретно в этот раз, ему в глаза бросались декорации, портреты, какие-то редкие артефакты в витринах, гобелены, украшенные резные двери, мягкие ковры… Ах, ковры. Он так не привык ощущать под своими лапами что-либо кроме металла собственных сапог, и теперь их мягкая поверхность отвлекала ещё больше, заставляя иногда замедлять шаг, а то и вовсе останавливаться, чтобы ощутить, как чувствительные подушечки лап погружаются в ворс. А ещё когда он переходил с ковра на деревянный пол, или плитку, ощущения полностью менялись, вновь сбивая его с толку и заставляя заново к ним привыкать. Может, дело, конечно, было в том, что он не до конца пришёл в себя после сна, и потому всё казалось таким новым, волнующим, захватывающим всё его внимание, и не позволяющим ему сосредоточиться на поиске пути. В какой-то момент, заблудившись в очередной раз, и тихо про себя чертыхаясь, пытаясь вспомнить, где он повернул не туда, Мерфолк прошёл мимо очередного портрета, висящего на стене. Таких по всему дворцу было великое множество, и этот, казалось бы, ничем не отличался от десятков, а то и сотен точно таких же, но почему-то именно этот заставил немолодого лиса остановиться, медленно вернуться на пару шагов назад, и обратить свой взор на полотно. Он уже видел этот портрет, он знал, что на нём изображено. И всё же, прямо сейчас, он смотрел на него, как баран на новые ворота. Громадный, почти в натуральную величину, портрет изображал его старого и очень близкого друга, Столаса, в уже привычном для всех одеянии, в шляпе, сквозь которую проглядывала вторая пара глаз, и всей прочей атрибутикой. Однако смотрел лисофей не на него. Рядом с ним была изображена другая фигура, столь сильно отличающаяся от Столаса. Столь же высокая, как и остальные демоны Гоэтии, с белоснежными перьями, в почти полностью белом платье, лишь слегка отдающим розовым, с раскидистой причёской, золотой короной на голове и длинными, острыми ресницами… Стелла. От одного взгляда на неё что-то внутри седовласого начало закипать. Он не был из тех, кто легко придавался гневу, но сейчас, внутри него пылал адский огонь, угрожая поглотить собой всё его существо. Ох, как же ему хотелось, чтобы перед ним был не портрет, а оригинал… Как жаждал он протянуть лапы вперёд, вцепиться ими в глотку невыносимой стервы, и сжимать, сжимать, пока не прекратит слышать жалобные всхлипы. Как хотелось схватиться за эти длинные, столь хрупкие руки, и вывернуть их под неестественным углом, выламывая суставы, слышать хруст, крики, возможно даже мольбы, к которым он будет глух. Как хотелось вцепиться когтями в это столь горячее, но столь отвратительное ему тело, рвать на части, отрывать целые куски, не допустив даже мысли о том, чтобы утолить свою жажду, ведь даже думать о вкусе её крови было противно и вызывало тошноту. Как же хотелось запустить руку ей в глотку, не забыв сломать в процессе челюсть, намотать на кисть её длинный, острый язык, и одним движением вырвать его с корнем. Хотелось выдавить эти глаза, деланная невинность в которых вступала в столь резкий контраст с её истинной, мерзкой сущностью. Как же хотелось… Лису пришлось сжать правую лапу в кулак, чтобы хоть как-то остановить разбушевавшуюся ненависть. Длинные когти погрузились в собственную плоть, проливая кровь. Боль отрезвляла, возвращала в реальность, но даже этого было мало, чтобы полностью прийти в себя. Самообладание его подводит, и рука движется быстрее, чем мозг успевает её остановить. Один резкий взмах, и его багряная кровь брызжет на поверхность портрета, алой линией из капель перечёркивая лицо Стеллы. И это ощущается… Правильным. Словно плевок в её мерзкое лицо, только куда более токсичный, куда более опасный, и… Поэтичный. Окидывая чуть более трезвым взглядом получившееся изображение, лис тихо хмыкает, отдавая должное своим инстинктам – выглядит весьма концептуально. Словно бы её вычеркнули из этой сцены, из этой жизни, и сделали это не абы чем, а кровью. Понаслаждавшись этой картиной ещё несколько секунд, Мерфолк с трудом заставляет себя отвести взгляд. Он смотрит вниз, на свою ладонь, наблюдает, как неглубокое ранение на глазах затягивается, не оставляя после себя и следа. Рана ушла… Но не забыта. Подняв взгляд на портрет в последний раз, и на мгновенье задумавшись, оценит ли Столас такое «улучшение», лисофей хмыкнул, повернулся, и продолжил свой путь. Она не стоит его времени. Он и так уделил ей больше своего внимания, чем она заслуживает. Дальнейший путь до кухни проходил относительно спокойно. Вся эта двухминутка ненависти позволила ему слегка прийти в себя, очистить разум, и сосредоточиться на поиске пути, так что блуждал он уже куда меньше, напротив, всё увереннее и увереннее направляясь к своему пункту назначения. И он бы пришёл к нему, если бы кое-что другое не отвлекло его внимание. Проходя мимо очередного т-подобного перекрёстка, намереваясь пройти прямо, как ни в чём не бывало, Мерфолк вдруг почувствовал что-то странное. Что-то, чего он не чувствовал уже какое-то время. Что-то, что поднималось глубоко изнутри него, оттуда, куда никогда не добирался свет, оттуда, где хранились его самые потаённые секреты, и плевать, что это было тавтологией. Его словно окатило ледяной водой, когда осознание настигло его. Здесь. Нет. Перекрёстка. Повернув голову в сторону прохода, которого не существовало в выученном наизусть плане дворца, он увидел… Тьму. Она тянулась далеко вперёд, казалось бы, до бесконечности. Относительно узкий коридор не был освещён ни лампами, ни окнами, ни чем-либо другим, он был видим лишь на несколько метров вглубь, а дальше, лишь непроглядная тьма. Тяжёлая, вязкая, будто бы живая и дышащая. Он вздрогнул. Он никогда не боялся темноты, она была его естественной средой обитания, но конкретно в этой тьме было что-то… Иное. И тогда, он услышал голос. Тот самый голос, который не слышал в последние пару дней, и который надеялся более никогда не услышать. Как и до этого, он не мог разобрать ни единого слова, лишь шипение, хрипы, и какофонию множества слившихся в единую тональностей, говорящих к нему на языке, которого он не знал, либо же не помнил. Ему и не требовалось, он и так знал, чего от него хочет эта тьма, чего хотят тянущиеся из неё искорёженные, почти бесформенные руки, пытающиеся подобраться как можно ближе, не задевая яркого, губительного света настенных ламп. Они хотели, чтобы он пошёл к ним. Присоединился к ним, стал с ними единым целым, навечно забыл, что такое свет, что ждёт его за пределами, и растворился в бесконечной тьме. Они жаждали его, взывали к нему, молили и угрожали, зная, что однажды, он не сможет более им сопротивляться, особенно теперь, когда все его вещи, включая заветную баночку с таблетками, остались где-то там, в спальне, до которой, казалось, было бесконечное, непреодолимое расстояния. В такие моменты восприятие начинает искажаться, играя с мозгом злые шутки, растягивая пространство, замедляя время, и как-то ещё нарушая законы физики, способами, которые лис не мог даже осознать. В любой другой ситуации, оказавшись столь беззащитным перед лицом этой тьмы, Мерфолк запаниковал бы, не знал бы, что делать, как спасаться от подступающего к нему липкого, вязкого, сковывающего по рукам и ногам, парализующего ужаса. Но сейчас… Его не было. – Не-а. – на удивление спокойно произнёс он. – Не сегодня. Повернув голову обратно вперёд, он продолжил свой путь, оставляя ожившие тени позади себя. Он ещё встретится с ними, и это будет ужасающая встреча… Но сейчас, у него нет сил даже пугаться. Ему просто нужно было выпить кофе.***
Спустя ещё несколько минут, старик всё же добрался до кухни без каких-либо дополнительных происшествий… За исключением того, что он ещё раз свернул не туда по пути, конечно, но это уже такое. Оказавшись, наконец, в обители еды и напитков, Мерфолк прямой наводкой направился к кухонной поверхности, и полез в верхнюю тумбочку, ища ту самую заветную жестяную банку. Увидев её среди всех остальных продуктов и прочей пищевой лабуды, он протянул вверх лапу, едва дотягиваясь, и вытащил на свет красный полый цилиндр, содержащий в себе то, чего его тело так жаждало в этот момент – чёрный молотый кофе. Легко кивнув себе, лис повернул голову, обнаруживая электрический чайник, который как-то не слишком вписывался в антураж, но всё равно был здесь. Сейчас, он не задавался вопросами, почему среди всего этого деланного средневековья оказался столь современный прибор, не стыкующийся с остальными вещами, его это не сильно волновало, даже, скорее, обрадовало. Убедившись, что в нём была вода, старик нажал на кнопку, включив его, а сам вернулся к банке. Открыв её, он вдохнул запах этого дишманского, но крепкого кофе, который он сам притащил чёрт знает когда, потому что после очередной попойки ему нередко нужна была подзарядка. Шутка ли – пить с тем, кто спокойно глушит абсент из горла! Едва заметно улыбнувшись от тёплых воспоминаний об их алко-похождениях, Мерфолк открыл ещё одну тумбочку, извлёк из неё неприметную кружку, и одну из своих любимых ложек, после чего принялся насыпать молотый кофе в посудину. Одна ложка, вторая, третья… Пятая… Ему нужно было прям ядерное количество, чтобы полностью привести себя в порядок, во всяком случае, ему так казалось. Закончив с этой частью, седовласка принялся так же насыпать сахар ложка за ложкой. Не то, чтобы он сильно любил сладкое, но сахар давал энергию, которая ему сейчас была ох как нужна. Разбираясь со всем этим, и ожидая, пока чайник закипит, он начал едва слышно мычать себе под нос какую-то мелодию, позволяя длинному, пушистому лисьему хвосту легко покачиваться в такт. Не будь он таким вымотанным после вчерашнего и после странного сна, может, он танцевал бы и активнее, как иногда делал во время готовки, пока никто не видит. Но прямо сейчас, ему было как-то лень. Да и потом… Всё то время, что он возился с чёрным и белым порошками, его не покидало едва заметное, странное, тянущее ощущение. Он не мог толком понять, что это было, потому просто отмахивался от него, списывая на не до конца ушедшую сонливость, или что-то в этом духе. Но вот если б он прислушался к своей интуиции, погрузился поглубже, и попытался понять, что же это ощущение ему подсказывает, для него бы не оказалось таким уж сюрпризом, что… – Так-так-так… – раздался за спиной знакомый женский голос, заставив его едва ли не подпрыгнуть. – Что же у нас здесь? – голос был игривым, лис прямо затылком чувствовал эту хитрую улыбочку. – Приближённый нашего дражайшего короля… С утра пораньше на нашей кухне… В одном лишь домашнем халате. Что бы это могло значить? Мерфолк едва слышно чертыхнулся, проклиная себя за невнимательность, но послушно повернулся к источнику звука. Он уже знал, кого там увидит. На одном из диванчиков, за столом, в месте, которое окажется вне поля зрения входящего через дверь, притаилась относительно невысокая совинная фигура с серыми перьями, белым лицом и яркими, пронзительными розовыми глазами, одетая в розовое звёздное платье, и с тиарой на голове, надетой поверх «бомжарской», как её называл про себя лис, шапки. – Вия? – осведомился седовласый. – Так ты же… Ты же вроде у каких-то родственников была, не? Октавия в ответ на это лишь пожала плечами, и чуть отодвинула от себя тарелку с хлопьями. – Типа да, – почти безразлично проговорила она. – Но, папа сказал, что скучает по мне, поэтому я решила вернуться домой. – Мгм… Понятно, – едва заметно кивнул Мерфолк. – И те родственники… Поддержали эту затею? – Нет, – спокойно призналась совушка. – Я просто съебалась. Лисофей слегка обалдел от такой прямолинейности, даже не найдясь, что особо ей ответить. Впрочем, не то, чтобы он мог её осуждать, но… Всё же. – Ну а что такого? – вновь пожала плечами Октавия, поднимаясь на ноги из-за стола. – Я уже большая девочка, если я хочу вернуться домой, я вернусь домой. – Справедливо, – только и смог выдать Мерфолк. На несколько мгновений между ними повисла тишина, нарушаемая лишь шумом чайника где-то на кухонной поверхности. Но затем, на личике принцессы появилось хитрое выражение, и она сделала шаг в сторону седовласки. – Так… Может объяснишь, что столь важная политическая фигура делает в гостях у скромного принца Гоэтии? – продолжила расспрос она всё тем же игривым голосом. – В ЕГО домашнем халате? – Ну, я, эм, это… – Мерфолк даже не сразу нашёлся, что ответить, такой допрос поставил его в тупик. По правде говоря, он не хотел посвящать Октавию во все подробности жизни её отца, тем более в те, в которых он сам был замешан. Он не знал, как она на это отреагирует, и тем более, не знал, не ёбнет ли его Столас за такие откровения. Поэтому, нужно было как-то с этого спрыгнуть, не вызывая лишних подозрений. – Если честно, я немного перебрал вчера… – осторожно начал лис. – Засиделись до вечера, возвращаться домой было уже как-то лень… Вот и решил заночевать тут. В его голове, объяснение звучало логичным, продуманным, правдоподобным, и в целом, таким, в которое можно было легко поверить. Однако, проблема была в том, что он забыл, с кем разговаривает. – Лень возвращаться домой… Через портал? – чуть подняв бровь уточнила совушка. Это седовласому было нечем крыть. Действительно, он мог просто открыть портал, хоть прямо до собственной спальни… Зря он вообще в это ввязался, пытаться сочинять историю на ходу было не лучшей идеей, тем более учитывая как его состояние, так и проницательность его собеседницы. – Вия, а, Вия, – в конце концов подал голос лис. – Иди в жопу. В ответ на это Октавия легко засмеялась и отступила чуть в сторону. Конечно же, она не обижалась на такие вещи, она относительно хорошо знала этого старика, и общение их давно было уже далёким от формального. И такие выпады в сторону друг друга были делом привычным для обоих, даже если перед Столасом они пытались это скрывать. – Ох, даже так? – деланно «возмутилась» девушка. – А проводишь? Ты-то дорогу туда отлично знаешь. – Так, блэт. – Мерфолк фыркнул и легко погрозил ей пальцем. – Не это, не провоцируй меня. – А что что? – с вызовом спросила Октавия. И до того, как он успел что-либо сказать, она ухмыльнулась шире, переступила с ноги на ногу, выгибаясь чуть в сторону, и окинула его взглядом, который идентифицировать было затруднительно. – Отшлёпаешь меня? – закончила она своё предложение. Сам лисофей, уже открывший рот, чтобы что-то ответить, внезапно осёкся. Слова застряли в горле, а к лицу предательски подступала горячая кровь. Что, чёрт возьми, происходит?! Он приближённый Люцифера, закалённый в боях ветеран, чёртов мастермайнд, дёргающий за ниточки, а тут какая-то мелочь вот так легко вгоняет его в краску! Ответить ему на это было попросту нечего, его мозг работал в режиме перегрузки, но даже так не находил ни единого предложения, ни единого слова, которое в данном случае послужило бы достойным ответом. Она морально задоминировала, и всё, что ему оставалось, это признать поражение. Вот только, озвучить его он не успел, потому как Вия продолжала наступление. Опёршись рукой на одну из тумбочек рядом, она выгнулась ещё сильнее, даже чуть поворачиваясь к нему спиной, в процессе выворачивая шею, чтобы не спускать своих хитрых глаз с морально побеждённого лиса. – Если так, я даже не буду сопротивляться… – продолжала она, и в данной ситуации, лисофей не мог даже опознать, была ли её соблазняющая интонация издёвкой или нет. – Оказаться в руках такого сильного, крепкого, опытного… – Так, хватит! – Мерфолк резко прервал её поток сознания, отворачиваясь и пытаясь унять клокочущее где-то под подбородком сердце. – Ты и так уже победила, добивать лежащего это низко! Он был настолько сосредоточен на том, чтобы хоть как-то восстановить самообладание, что даже со своей способностью видеть на 360 градусов вокруг себя, он не заметил тени разочарования, проскочившей на лице Октавии, когда он отвернулся. И слава яйцам, что не заметил, а то откачивать его пришлось бы уже Скорой Немощи. – Ладно, ладно, прекращаю, – с деланным смешком ответила Вия, хотя лис и не заметил натянутости в её интонации. – Хватит с тебя, а то ещё сердце прихватит. Совушка выпрямилась, вновь полностью поворачиваясь к лисофею, и чуть одёрнула свою одежду, поправляя её в плечах. Однако, заметив, что старик всё ещё пытается отдышаться от всего этого, она чуть наклонила голову, и на лице её проскользнуло беспокойство. – Хэй? Ты в порядке? – осторожно спросила она, подходя чуть ближе. Мерфолк от этого едва заметно вздрогнул, но всё же, кое-как собрался с силами, глубоко вдохнул, и смог повернуться к ней. Пульс всё ещё не был в пределах нормы, но, по крайней мере, он уже мог говорить спокойно, да и выглядел получше. – Да, да, всё в порядке, – заверил он. – Скорая не нужна, – фыркнул он со смешком. – Ну вот и отлично, – улыбнулась в ответ принцесса. – Не хватало ещё, чтобы из-за меня тебя в больницу упекли. – Это да… – легко кивнул седовласка. И вот, опять, между ними на несколько секунд воцарилась тишина. Чайник щёлкнул, извещая, что бодрящий напиток можно было уже готовить, чем лис и занялся, залив кипяток в свою кружку. – Где… – осторожно начал он. – Где ты вообще этому научилась? – поинтересовался он. – Всё вот это вот, с… Ну… – Ах, это? – Вия вновь хитро улыбнулась. – Не беспокойся на счёт этого, я умею обращаться с… Мужчинами постарше. От такого заявления Мерфолк в очередной раз вздрогнул, вновь вперив свой взгляд в кружку, в которой заваривался его кофе. – …хорошо, что Столас этого не слышал… – пробормотал он. – Мгм, надейся. – раздался откуда-то со стороны двери знакомый, звонкий голос. – …бля… – в один голос выдохнули лисофей с совушкой. Как по приказу, они оба обернулись к, как оказалось, стоящему в дверях Столасу, явно с интересом слушавшему их разговор. Да что ж такое сегодня?! Уже второй раз лис не заметил, что рядом кто-то есть, ВТОРОЙ, КАРЛ! – С мужчинами постарше, значит? – с едва-едва уловимым сарказмом спросил совинный принц, медленно входя в кухню и шагая чуть ближе к этим двоим. Октавия от такого вопроса резко покраснела, путаясь в своих мыслях, и не зная, что толком на это ответить. Мерфолк это заметил, и, хотя с одной стороны он был рад увидеть, что всё обернулось, и теперь краснела уже она… С другой, он тоже не хотел, чтобы она получала пиздюлей. Возможно, ему стоило бы вмешаться, но… – П-пап, э-это не то, о чём ты подумал! – опередила его Вия. – Я просто шучу, окей? Это, типа, фразы из инета, всё такое. – Да, кхм, интернет в наши дни и не такой хуйни подсказать может… – вписался седовласый, пытаясь хоть как-то спасти ситуацию. – Кстати, как раз хуйни там много, не слушай всё, что там пишут, – показательно обратился он к Октавии, а затем схватил свою кружку. – Ла-а-адно, пойду-ка я, мне ещё одеваться, и домой пиздовать, а там, скорее всего, свои приколдесы, так что… Кхм, удачи тут. И не дожидаясь ответа ни от одной из сов, старик на удивление ловко выскользнул из кухни, обогнув Столаса, оставляя его наедине со своей дочерью. Сама же совушка проводила его слегка печальным взглядом, в котором будто читалось «эх, оставил меня тут на растерзание…», но винить его она не могла. Потому лишь вздохнула, и перевела взгляд на своего отца. – П-пап, честно, ничего такого, я бы не… – начала было она, но Столас её перебил. – Значит, это всё несерьёзно? – спросил он. – Ты не пыталась на самом деле к нему подкатывать? – Ч-что?! Н-нет, конечно! – уверенно заявила принцесса, хотя лицо её чуть дрогнуло. – Я п-просто, типа, дразнила его, чтобы посмотреть, как он будет выкручиваться! – Мгм… – медленно кивнул принц. – Ну что же, ладно. Он пожал плечами, прошёл мимо Октавии, чей пульс можно было почти буквально услышать, и направился к холодильнику, принимаясь потрошить его. Сама девушка ещё несколько секунд всматривалась в него, пытаясь понять, что только что произошло. И самым странным было то, что сколько бы она не прокручивала в голове события последних двадцати секунд… Она так и не смогла различить в голосе своего папы ни гнева, ни осуждения. Как будто… Вия помотала головой, отбрасывая от себя эту мысль. Не хотелось думать об этом сейчас, когда её вот так поймали за руку. Может, она осторожно спросит об этом… Но позже, когда всё уляжется, и когда она не будет в таком невыгодном положении. А пока что, нужно было вернуться к тарелке недоеденных хлопьев, переводя внимание со Столаса, который, скрывшись за дверь холодильника, едва заметно улыбнулся, ведь сам лишь сделал вид, что поверил ей на слово.***
А сам лис, между тем, стремительно выбежав из кухни, остановился у одного из подоконников через десяток дверей, и попытался отдышаться. Что за нахуй только что было вообще? Его, конечно, и раньше дразнили, но он ещё никогда не чувствовал себя настолько беспомощным перед кем-то! Ну… Может и чувствовал, но это было в далёком прошлом, когда он ещё был молод, неопытен, и не знал, как на подобное реагировать. Сейчас же, он гордился своим самообладанием, своей способностью с каменным лицом вести беседу даже если в этот же момент под столом ему… Так, нельзя было об этом сейчас думать, становилось только хуже! Он помотал головой, выбрасывая подобные мысли из головы. Ну почему, почему именно на этот раз он отреагировал как какой-то школьник, впервые увидевший титьки? Ему не хотелось даже допускать мысли, что это была не издёвка, не попытка вывести его из себя, а… Предложение. Не хотел, потому что боялся развивать эту мысль дальше. Не хотел думать, что бы он ответил на это предложение. Да ему и не надо было, это же было не серьёзно, так, поддразнивание, правда ведь? Правда?! Помотав головой в очередной раз, Мерфолк ещё раз попытался выбросить всю эту сцену у себя из головы. Наконец подняв кружку на уровень лица, он сделал несколько больших глотков, даже не заметив, как горячий напиток обжигал его ротовую полость и глотку. Он не чувствовал этого. Мысли были заняты совершенно другим. И почему, чёрт возьми, Столас выглядел таким спокойным? Чертыхнувшись на себя в очередной раз, седовласка оттолкнулся одной лапой от подоконника, выпрямляясь, и продолжая свой путь обратно в спальню принца, где он и оставил своё барахло. Ему и правда нужно было одеться, и отправляться домой, правда, он уже даже не мог вспомнить, почему именно. Единственное, на что он надеялся в данной ситуации, это на то, что дальнейшие события этого дня помогут ему выбросить из головы всю эту сцену, и забыть её, как очередной бредовый, бессвязный, и не имеющий отношения к реальности сон. Он не мог допустить и мысли, что у всей этой истории последует какое-то продолжение. Зря.