куда делась ася?

— Это было не очень культурно… — икая, сказала Алина. Руневский молчал. Он не смотрел на нее вовсе. Лишь упрямо глядел на дорогу. Мужчина лишь однажды посмотрел в ее сторону и то его взгляд был прикован к стеклу, которое от пьяного дыхания стало матовым. — Товарищ Руневский, *ик* вы куда меня везете? Он снова не ответил. Просто не посчитал нужным. В целом, это было в его духе. Отношения у него с людьми редко складывались. Семьей был лишь пожилой генерал – Свечников. Родители Руневского давно умерли. А друзьями следователь за годы службы так и не оброс. Вот поэтому привычки отвечать на вопросы он не имел. Они ехали в абсолютной тишине. Алина обратила внимание, что машина стремительно покинула черту городка. Тревога затаилась в душе девушки. Они ехали по незнакомой дороге минут пять, но журналистка уже представила своим затуманенным сознанием жестокие сцены убийства. Ее убийства. Она спросила куда более серьезно, чем в прошлый раз: — Куда мы едем? Следователь вновь проигнорировал ее. Паника захватила Алину. Казалось, она вмиг протрезвела. Девушка пыталась достать из кармана телефон. И как только ей удалось это сделать, Руневский выхватил его и положил к себе в карман. Алина закричала: — Отпусти! Дай мне выйти! Девушка, не осознавая рисков, начала дергать за дверную ручку. Она была заперта. Журналистка почувствовала безысходность. Казалось, что сама смерть наступала ей на пятки. Вдруг машина затормозила посреди лесной дороги. Суровый голос мрачно сказал: — Выходи. Алину парализовал страх: теперь перспектива выйти с ним прогуляться по лесу казалась не столь приятной. Она замотала головой. Руневский лишь тяжело выдохнул и сам вышел из машины. Он галантно открыл дверь пассажирского сидения и присел на корточки. Журналистка не ожидала подобного и лишь посмотрела на него с недоумением. Руневский заговорил: — Если боишься – открой бардачок и возьми пистолет. Алина так и сделала. Она открыла его. Ящик был абсолютно пуст, и в нем одиноко болтался табельный пистолет в кобуре. Девушка взяла его в руки. Вытащила из «чехла». Оружие в руке выглядело инородным объектом. Алина ощущала его также. Она привыкла сражаться с дерьмом с помощью слов и фотографий, а не пуль и пороха. По ней все еще бежала легкая дрожь. Руневский продолжил: — Алина, то, что ты себе накрутила, могло спокойно произойти. Ты пьяная пошла к одному из подозреваемых. Ты хоть понимаешь, что могло случится? Балабанова была в шоке. Она не понимала, что возмущало ее больше: нравоучительный тон следователя или сам поступок. Девушка не понимала, как реагировать на подобную заботу. Она не придумала лучше ничего, кроме пощечины. Казалось, хлопок оглушил всю пустынную лесополосу. — Что ж свое недовольство вы высказали крайне ярко, — натягивая улыбку, произнес следователь. – Надеюсь, инструкцию вы поняли. Возвращаемся в город? Его улыбка раздражала. Алина лишь прошипела: — Я никогда тебе этого не прощу! Но из машины она не вышла. Девушка дождалась, когда следователь сядет за руль. Как только это произошло, журналистка протянула руку, безмолвно, но требовательно посмотрев на него. Руневский в ответ улыбнулся еще шире: - А! Конечно, ваш телефон. Он вложил смартфон аккуратно ей в руку. Их пальцы случайно соприкоснулись. Это касание создала неощутимый электрический разряд, который питал цепь их рук. Алина, осознав это, поспешила притянуть телефон к себе. Руневский же постарался моментально ухватиться за руль. Он распрямил пальцы, словно пытаясь зацепиться получше за баранку. Мимо Алины это движение не прошло. «Неужто так неприятно», — подумала она. Но ее мысли вскоре унеслись к дому. Она скучала по Москве. Скучала по друзьям. По работе в редакции. По Феликсу. Она часто вспоминала, как собирала его на тусовку. Он, казалось, перемерил сотню образов прежде, чем определиться окончательно. Это была его коронация в качестве главного редактора. Поначалу он невзлюбил Балабанову. На первом же брифинге на предложение младшего сотрудника о новой рубрике тогдашний начальник отдела спец.проектов сказал: — Большие дяди сами разберутся. А после она вместе с ним отправилась в командировку. Модный показ обернулся трагедией, а они вместе пытались восстановить картину по лоскутам. Так кроваво-дизайнерской нитью связалась их дружба. После они были неразлучны. Юсупов стал своеобразным и очень эксцентричным старшим братом. И она по нему скучало. По каждой его несносной фразочке. «Не жужжи» — его любимая. Кажется, в их переписке она употреблялась раз сто. Коллеги даже сделали стикер в телеграмме с его фоткой и этой фразой. Алина смотрела на рыжие кроны деревьев и вспоминала друга. Она, несмотря на пережитое, смогла отвлечься и не заметила, как оказалась на пороге дома Дианы Олеговны. — Алина, еще раз простите, — сказал Руневский. Девушка не хотела отвечать на его извинения. Она лишь ответила: — Завтра в 14:00 я к вам приду. Руневский улыбнулся, но это была искренняя улыбка, а не натянутая маска. Алина же все еще злая, но остывшая скрылась за дверьми временного пристанища. Тем вечером она не пересеклась с хозяйкой. Алина лишь зашла на кухню заварить себе чай. Она засела в своей комнате. Вновь дополняла папки. Описала место убийство Нюры и Бульбы. Создала для них отдельные папки. Сходила в душ. В трекер дел она записала: «Сходить к Карпович. Распросить о детях. После похорон» «Пойти с ДО на похороны» «Руневский 14:00» «Скинуть заметки Феликсу до понедельника» После всего она рухнула в постель. Алина чувствовала, как постепенно к ней подкрадывается похмелье. Но оно не успело настигнуть ее прежде, чем девушка провалилась в сон.

***

Алина проснулась с головной болью. Казалось, внутри ее головы поселился дятел, который своим острым клювом выстукивал ритм по ее мозгам. Девушка еле дошла до ванной. Сделав все процедуры, она вернулась в комнату. Наконец у нее было время отмыть белые кроссовки от слоя грязи. Они хоть и не стали белоснежного магазинного цвета. Но приблизились к посеревшей газетной бумаге. Решив, что вернуть былую белизну нельзя, она представила, как пойдет в ТЦ в Москве и купит новые. Алина не была большой любительницей шоппинга, но эта мысль заставила ее забыть о ноющей голове. Когда часы пробили полдень, она спустилась на кухню. Там ее ждала Диана Олеговна. Она смотрела какую-то программу о здоровье. — Ооооо проснулась! — громко сказала она четко поставленным голосом. Алина поморщилась от боли. Громкие звуки все еще были неприятны ее наполненному токсинами телу. — Понятно, пьянчужка, — проговорила хозяйка дома. Она встала и начала что-то упорно искать по шкафчикам. В фанерных коробах, прибитых к стене, стояли сотни банок: с вареньем, квашеной капустой, солеными огурцами, маринованными помидорами. И среди них она нашла одну банку с мутной белой жидкостью. Диана Олеговна ловко открыла ее. И неприятный запах наполнил кухню. Хозяйка достала самую большую кружку, которая у нее была. Туда она перелила мутную жижу. — На, выпей залпом. Алина осторожно пригубила напиток и сразу закашляла. — Ну-ну потерпи. Сделав большой вдох, журналистка залпом выпила содержимое кружки. Вкус был настолько омерзительным, что сводил ее скулы. — Вы же отравить меня не решили? – горько посмотрела Алина, вглядываясь в старушечье лицо. — Хотела бы – давно сделала бы, - мрачно ответила она. - К тебе тут Игнатка заходил. Он просил передать это. Диана Олеговна ушла в коридор. Через пару минут хозяйка вернулась с вазой в руках. А в вазе белые, как снег, лилии. Такие красивые едва распустившиеся. Они наполнили комнату ароматом перебивая запах анти-похмельной жижи. — Какие красивые! — сказала Алина с наслаждением. — Они от Игната? Старушка засмеялась. Ее смех не был добрым или веселым. Такое чувство, что Диана Олеговна была злой школьницей, которая травила отличницу. — Игнат? Ха-ха-ха! Этот олух! Ой насмешила! Не, он сказал, что это он просто передачку привез. Алине стало неприятно от ее тона. Игнат был хоть и не очень умным, но довольно славным. Наверное, он один из местных жителей был симпатичен Балабановой. Он и его брат. Но мысли вернулись снова к цветам и их отправителю. — Наверное, это от Петра… — произнесла она. Диана Олеговна помрачнела. Вся хохма сползла с ее лица. Она стояла будто на похоронах. Во взгляде читалось неприкрытое беспокойство. — От Каразина? Алина не предала значения смене настроения старухи. — Да, от него. Диана Олеговна быстро пересекла комнату и села напротив девушки. Она взяла ее за руки. Это был их первый физический контакт. Кожа была у нее никак у бабушки Алины. Мама отца всегда была нежной и слегка маслянистой, как сдобная булочка. Пальцы же Дианы Олеговны были сухие, как осенняя листва, безжизненные и режущие. Балабанова хотела освободиться от хватки, но старушка охватила ее, словно кандалы. — Не связывайся с ним, Алинка. Он – дурной человек. Балабанова уже нервно закатила глаза. Журналистку начало раздражать излишняя сопричастность чужий людей к ее личной жизни. Петр казался ей хорошим парнем с дурной репутацией. Некий бэд бой, которого можно исправить. Жажда Алины к независимости тянулась прямиком из детства. Всю жизнь она стремилась стать кем-то. В школе бойкая девчонка вела местную газету. В первом же выпуске она написала статью о местной банде гопоты, которая страшила началку. Во втором Алина рассказала об инфляции на столовскую пиццу. После третьего выпуска газету закрыли. Директору не очень понравился разгромная статья об экономии на туалетной бумаге. Оппозиционерку вызвали к завучу и долго отчитывали. В институте девушка устроилась в стрипклуб, чтобы узнать «внутреннюю кухню». После разоблачила какое-то веб-кам агентство. Казалось, в плотном графике борьбы с окружающим миропорядком не было место для парней, секса и отношений. Но это было не так. Алина влюблялась. И влюблялась по крупному. В классе одиннадцатом ей понравился одноклассник. Он был ее лучшим другом. Алина разрывалась между подготовкой к экзаменам и своими чувствами. Ее тяготила и терзала влюбленность. Об этом знали лишь несколько ее подруг, которые остались приятным воспоминанием о детских годах. Чувства Балабановой остались тайными. Она пережила тот океан, что разрушил ее позднее подростковое сердце. Журналистка позже стала вспоминать о том мальчике лишь с приятной тоской и печалью в сердце. В институте она начала встречаться с парнем, который был очень хорошим. Очень хороший – идеальное описание. Такой романтичный, тонко чувствующий, внимательный. Алина не испытывала к нему пожирающей страсти. С ним было просто хорошо. Такой усталый брак пожилых людей не наскучил им. Он просто понял, что его влюбленность прошла, затем прошла и любовь. И Алина отпустила его. Ему она желала только счастья и ничего больше. После он даже пригласил ее на свою свадьбу. Балабановой даже понравилась концепция «бывшая на свадьбе». Она пришла в самом обычном платье, подарила чайный набор, похвалила наряд невесты. Жена ее бывшего была в недоумении. Так странно это было. Алина тоже испытывала смешанные чувства. Она всю жизнь была собственницей. Это касалось и игрушек, и подружек, и парней. Но его она отпускала в тот момент, ничего не чувствуя. Сейчас, оказавшись по уши в белушкской грязи, она хотела расслабиться спастись от этого свинцового неба, от зелени елей и трупов детей. Петя смог ей помочь, как никто другой. С первой встречи ей показалось, что он участливый, сильный, даже немного жестокий. Но это в нем и привлекало. Даже эти лилии были знаком для нее, что стоит попробовать. Алина не боялась окунуться с головой в какое-то приключение, потому что все, что происходило на фоне, медленно убивало ее. — Диана Олеговна, я разберусь, — мягко, но с напором сказала Балабанова. — Он жестокий человек, Алина, — не отступая, произнесла она. Старушка передала ей вазу с водой, чтобы журналистка поставила в нее цветы и отнесла их в комнату. Алина так и поступила. Она поставила их на стол рядом с ноутбуком. Их приятный аромат наполнил комнату. Балабанова решила позвонить Феликсу. Долгие гудки соединили пермскую глушь с английской столицей. — Hallo, darling. Как твоя российская хтонь?

— Привет. Ну три трупа, один не найден. Ты как? Все еще трахаешь лондонскую золотую молодежь?

— Да, недавно был такой мальчик, — мечтательно произнес голос на том конце провода. – Так я отвлекся, че звонишь. Ты же знаешь, я — дядя взрослый, дел куча.

Алина закатила глаза.

— Я слышу, как ты закатила орбиты, — рассмеялся Феликс.

— В общем, я тут еще на пару недель. Я подумала: может сделаем подкаст. У меня столько записей. Или лонгрид. Что-нибудь такое…

Голос мужчины перебил ее.

— Алина, что происходит? – Юсупов звучал обеспокоенно.

— Феликс, я заебалась. Я хочу домой.

— Детка, я знаю. Потом вернешься, укатим с тобой куда-нибудь в Адлер или Грузию.

Балабанова не удержалась от сарказма.

— А почему не на Мальдивы?

— Извини, редакция не потянет твои аппетиты, — засмеялся он. — Скучаю, роднулькина.

— Я тоже.

— Давай не кисни. Переспи с каким-нибудь пермяком.

Алина вновь закатила глаза.

— Почему всех сегодня так волнует это.

— Ретроградная Венера.

— Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха, ладно пошла в ментуру.

— Кстати, следователь твой ничего такой.

— Ой да иди ты.

— Пока! Положив телефон в сумку, она вышла из дома. Вновь Балабанова шла по дороге к участку. Этот путь уже стал своеобразным символом жизнь здесь. Она здесь и грязь топтала, и рыдала, и на машине Игната каталась. Казалось, что все нахождение в Белушке сводилось к этой дороге. Она удивительно быстро добралась до пункта назначения. Дотянувшись до двери, некто снес ее. Балабанова пошатнулась и чуть ли не рухнула навзничь. Но девушка взяла в руки собственную координацию. Тараном, снесшим ее, оказался Петр Каразин. Осознав, кого он сбил, парень заметно стушевался. Он произнес: — Алина, господи, прости пожалуйста. Я тебя не заметил. — Ничего страшного, - демонстративно отряхивалась она. — От кого бежишь? — Следак этот все мозги вытрахал. — Да, он может, — сказала Балабанова. Карамора смутился и даже разозлился. Его желваки начали бежать марафон. Он не воспринял слова Алины в верном контексте. Тренер почувствовал какое-то покалывание в груди. Жар ярости заполнил все пространство под его кожей. Это не прошло мимо Алининого цепкого взгляда. Она даже не поняла, что так сильно задело его. Балабанову даже оскорбила подобная реакция. Но, решив смерить свою гордость, она сделала глубокий вдох. Девушка подумала, что самым подходящим выходом из этой ситуации будет смена темы. — Спасибо за цветы. Они очень красивые, — с улыбкой произнесла Алина. Теперь глаза Караморы стали шире, чем обычно. — Цветы? Ах, цветы, — ответил он сконфуженно. Балабанова поняла, что таинственным поклонником был вовсе не Каразин. Ситуация становилась все более неловкой. — Боже, прости меня, я не подумала. Видимо, единственным выходом остался побег. Но кто решит стартануть первым? Карамора подумал начать первым. — Алина, давай потом встретимся, поговорим. У меня тренировка. — Да, конечно. Мне тоже пора, - и она скрылась за железными дверьми.

***

Она оказалась у кабинета Руневского. Постучала, а из-за дверей послышался уже знакомый голос: — Войдите! Алина вошла в помещение. Она все еще была зла на мужчину, но работа есть работа. — Алина Сергеевна, здравствуйте! Выглядите свежей, — усмехнулся он. — Не в ваших интересах шутить, товарищ Руневский, — холодно ответила она. Словестные дуэли стали их любимым занятием. Бессознательно они воевали каждый раз, когда виделись. Их борьба была подобна танго. Вроде идут вместе по одной траектории, но при этом ведут в танце оба попеременно. — Алина Сергеевна, профессия такая. А смех жизнь продлевает. — Гейси с вами бы не согласился, — улыбнулась журналистка. Руневский рассмеялся. Ему показалось забавным, что девушка с легкостью говорила о клоуне-убийце. Вообще, Балабанова была для для него тоже своеобразным делом. Он хотел разгадать ее собственную загадку. Поэтому мужчина каждый раз внимательно вглядывался в ее лицо, пытался понять ее реакцию, хотел узнать, что она скажет в том или ином случае. И он решил провернуть новый эксперимент. — Вы получили цветы? Подумал, такое извинение примирит нас. Алина, конечно же, не подумала, что именно Руневский был отправителем. Но в их негласном соревновании она проигрывать была не намерена. Либо победа, либо выигрыш. И никак иначе. — Да, они прекрасны. Но неужели слова для вас столь неподъемны. Простого «простите, госпожа Балабанова, я был полным мудилой, когда чуть недовел до инфаркта» было бы достаточно. — Ну, я понадеялся, что лилии окажутся более красноречивыми, чем ваши фантазии. Этот раунд остался за ним. Алина решила, что стоит перейти к работе. — Что с делом, товарищ Руневский? Бульба – убийца? Мы уезжаем по домам? — Вы сами-то в это верите? — Нет, конечно. Парень так любил свою сестру, думаю, до инцеста бы не дошел. Да и Дусманова не найдена. — Вы правы. На его руках нет следов от орудия убийства. Биоматериала нет. А записка не написана, а напечатана. А принтера у него не было, - сказала следователь, протягивая бумагу в файле.

«Это я убил ее. Мама прости. Я виноват. Я буду гореть в аду»

— Красноречиво. А можно определить, что за принтер? — В теории да, но это проблематично. — Понятно, есть какие-то еще зацепки? — с надеждой спросила журналистка. — Нашли неподалеку след от ботинка, а Бульба был в кроссовках. Не стал бы он переобуваться. А еще он был под наркотой, что по его анализам на него не похоже… Речь Руневского прервал стук. — Войдите! На пороге кабинета оказалась женщина. Ее глаза были пустыми и обезумевшими. Это была мать Алены и Виктора Карповичей. Она заметно осунулась за два дня, что Балабанова ее не видела. — Здравствуйте, Светлана Игоревна. — Александр Константинович, меня преследуют, на заборе пишут гадости, — зарыдала женщина. — Я знаю, что Витя не сделал бы этого. Не с Аленочкой. Он не стал бы. Женщину затрясло еще сильнее, чем тогда в лесу. Алина встала и подошла к ней. Она легонько прикоснулась к ее плечам и повела ее к стулу, где только что сидела журналистка. Посадив Карпович за стол, Балабанова подошла к тумбе, где стоял чайник и кружка. Она налила еле теплой воды в нее. И предложила ее женщине. — Спа-спа-сибо. Александр Константинович, он не мог. Не мог. Понимаете? — Светлана Игоревна, мы работаем. Мы дойдем до истины. Обещаю. Женщина подняла свои глаза. В них на секунду появился какой-то огонек. Казалось, они обрели цвет. Но когда она заговорила, то он вновь стали безжизненными. — Я же не могу похоронить убийцу рядом с дочерью. Не могу, — и вновь заплакала. Алина, которая все это время стояла у окна, подошла к ней, присела на корточки перед женщиной. Она вложила ее руки в свои и сказала: — Светлана Игоревна, мы найдем убийцу ваших детей. Я знаю, что Виктор – невиновен. Вы это знаете. И плевать, что говорят другие. Женщина измученно улыбнулась и сказала так тихо, словно и вовсе безмолвно шевелила губами: — Спасибо, — еле слышно. Она обратилась к Руневскому: — Что подписывать? Мужчина протянул какие-то документы. Карпович трясущимися пальцами поднесла ручку к документу. Она поставила свою подпись. После женщина покинула кабинет. Руневский и Алина молчали. — Бедная женщина. — Врагу не пожелаешь, — вторил Александр ей. Они продолжили работу. Балабанова изучала новые материалы дела, а Руневский заполнял какие-то документы. Вдруг журналистка почувствовала вибрацию телефона. Ей пришло сообщение от Дусманова:

«Алина, здравствуйте. Я вернулся в город. Хочу узнать ход вашей работы».