Свет в бездне

*** Ночь окутала академию мягким саваном темноты. Звёзды висели высоко, редкими точками пробиваясь сквозь бескрайнюю черноту. Холод проникал в кости, застревал в лёгких, и каждый выдох Уэнсдей превращался в призрачные клубы пара, медленно растворяющиеся в воздухе. Она стояла на крыше, прислонившись к ледяным перилам, и лениво наблюдала за учениками внизу. Они расходились по домам, усталые, погружённые в свои мысли, будто не замечая, что за ними следят из темноты. Но её собственные мысли были далеко. В тупике. Расследование зашло в глухую стену, и теперь оставалось только ждать. А ждать Уэнсдей ненавидела. Ненавидела бессилие, ненавидела паузы, ненавидела, когда от неё ничего не зависело. Она машинально провела пальцами по металлу перил, ощущая их грубую поверхность. Ева в последнее время избегала её. Отнекивалась, говорила, что добавить нечего, ссылалась на занятость. Ускользала, будто ветер, и следить за ней было бессмысленно. Щелчок замка. Тихий скрип двери. Уэнсдей вздрогнула бы, если бы не привыкла всегда ждать неожиданного. Она не обернулась, только краем глаза уловила движение: лёгкий шаг, мягкий поворот головы, неуверенная пауза перед тем, как фигура наконец приблизилась. Тело, тёплое даже сквозь холод, приблизилось к перилам. Волосы, поймавшие слабый свет фонарей, отразили его золотистыми бликами. — Воздух такой чистый, — раздался голос, в котором всегда было что-то солнечное, даже в такие ночи. Уэнсдей позволила себе повернуться. Она не удивилась. Конечно, это была Энид. Стояла, чуть склонив голову, всматриваясь в раскинувшийся внизу город. Что-то в её лице показалось Уэнсдей особенно живым. Может, лёгкая улыбка, притаившаяся в уголках губ. Может, мерцающий свет фонарей, отражающийся в глазах. Она внутренне улыбнулась, но снаружи лишь кивнула и снова уставилась в ночную темноту. — Иногда твоя тишина пугает, — задумчиво произнесла Энид, чуть склонив голову набок. — А иногда… даже успокаивает. — Мне и добавить нечего, — тихо отозвалась Уэнсдей. — Размышляешь о чём-то? — Неважно. — Просто интересно, чем забита твоя умная голова, — хихикнула Энид, мельком взглянув на неё. — Шучу. На этот раз Уэнсдей посмотрела прямо на неё. Словно изучала. Или оценивала. Энид этого не заметила. Она запрокинула голову, и в глазах её отразилось ночное небо. — Это так красиво, — прошептала она. Уэнсдей не сразу ответила. В этот момент Энид смотрела не на небо. Она смотрела на Энид. На то, как её лицо смягчилось в этот миг, как губы чуть дрогнули, будто от искреннего восхищения. Лунный свет отбрасывал на неё мягкие тени, и в них было что-то почти нереальное. — Да, — наконец сказала Уэнсдей, и только после этого оторвала взгляд. Наступила пауза. Но теперь она не была пустой. Она заполнилась их дыханием, редкими звуками ночи, лёгким ветерком, пробежавшимся по их волосам. — Почему ещё не ушла домой? — первой нарушила тишину Энид. — Жду водителя, — ответила Уэнсдей. Ложь легко слетела с губ, будто так и должно было быть. — Думала, ты всегда возвращаешься на своей машине. — Иногда предпочитаю просто сидеть в ней. Энид кивнула, но ничего не сказала. Они снова замолчали, но теперь тишина казалась почти уютной. — А ты? — вдруг спросила Уэнсдей, повернув голову. Энид едва заметно улыбнулась. Обычно разговоры с Уэнсдей умирали ещё до этого момента. — Хотела подышать воздухом, — сказала она. — Здесь опасно, знаешь? — Так только интереснее, — пожала плечами Уэнсдей. Энид наклонилась чуть вперёд, заглядывая вниз. — Ты можешь упасть и разбиться насмерть, — сказала она, не глядя на подругу, но жестом указав вниз. Уэнсдей посмотрела туда же. Внизу, далеко внизу, камень и металл образовывали грубую, безразличную поверхность. — Я не боюсь смерти, — произнесла она ровным голосом. Энид медленно повернулась к ней, словно пытаясь найти в её лице трещину, хоть намёк на эмоции. — Это невозможно, — сказала она. — Все люди боятся смерти. Боятся, что их жизнь может оборваться. — Смерть — это не всегда плохо, — задумчиво произнесла Уэнсдей, не отрывая взгляда от тёмного горизонта. — Иногда она может стать концом чего-то ужасного. Энид глубоко вдохнула холодный воздух, будто надеясь, что он прояснит мысли. — Всё равно страшно, — её голос прозвучал мягко, но в нём ощущалась неуверенность. — Мысль о том, что всему этому когда-нибудь придёт конец… Что твоё дыхание может оборваться в любой момент. Уэнсдей слегка склонила голову, прислушиваясь к её словам. — Всему рано или поздно приходит конец, и с этим приходится мириться, — спокойно ответила она. — Например, я не хочу умирать так рано, знаешь? — Энид посмотрела вдаль, словно там, за крышами зданий, раскинулся её будущий путь. — У меня есть мечты, цели, которые я должна воплотить. Я не хочу уйти из жизни, толком ничего не узнав. Она сделала небольшую паузу, а затем добавила почти шёпотом, будто боялась произнести это вслух: — Не хочу уйти, так и не испытав любви. Уэнсдей почувствовала странное, почти неприятное чувство внутри, словно кто-то тонкими ледяными пальцами коснулся её сознания. Любовь. Почему все о ней мечтают? Разве можно стать счастливым, будучи привязанным к кому-то настолько, что твои эмоции зависят от чужого присутствия, чужих слов, чужого взгляда? — А ты? — вдруг спросила Энид. Уэнсдей перевела на неё взгляд. Вопрос висел в воздухе, как неизбежность. — Ты когда-нибудь была влюблена? В её голосе не было насмешки, только искреннее любопытство. — Нет, — ответила Уэнсдей резко. — Никогда. Энид какое-то время молчала, будто обдумывая её слова. Затем пожала плечами. — Я тоже… наверное, — задумчиво произнесла она, бросив на Уэнсдей мимолётный взгляд. В уголках её губ заиграла тёплая улыбка. — Но я всё ещё считаю тебя чертовски странной. Уэнсдей взглянула на неё, изучая выражение лица, словно пытаясь понять, шутка это или нет. — Это, как ни странно, взаимно, — ровно ответила она. Энид рассмеялась. — Хоть в чём-то мы похожи. *** Энид сидела на холодных деревянных трибунах спортзала, машинально сжимая в руках книгу. Страницы были слегка помяты, её пальцы оставили на них слабые вмятины, но она даже не замечала этого. Гулкие удары мяча о пол, крики игроков и свистки тренера смешивались в общий шум, который эхом разносился по просторному залу. Её взгляд снова метнулся вверх, словно сам по себе, к волейбольной площадке. Уэнсдей стояла у сетки — спина прямая, плечи расслабленные, но в каждом её движении чувствовалась напряжённая готовность. Чёрные волосы едва заметно качались при каждом шаге, а тёмные глаза следили за полётом мяча с хищной сосредоточенностью. Мяч взмыл в воздух. Уэнсдей сделала резкий шаг вперёд, её руки взлетели вверх, точно направляя передачу партнёру. Она двигалась плавно, легко, будто танцующая тень. Рядом с ней стоял Аякс, ухмыляясь — его глаза светились азартом. После удачно заработанного очка они без слов обменялись коротким ударом кулаками. Энид почувствовала, как её пальцы сильнее сжали края книги. Она невольно прикусила губу. Аякс всегда так улыбался рядом с Уэнсдей? — Она такая красивая… Как думаешь, у меня есть шанс? — донёсся чей-то мечтательный голос. Энид дёрнулась, словно её поймали на месте преступления, и опустила взгляд. В первом ряду трибун, чуть подавшись вперёд, сидела девушка. Она следила за Уэнсдей с лёгкой улыбкой, а её соседка задумчиво качала головой. — А у неё разве нет девушки? — спросила та, слегка нахмурив брови. Энид неосознанно сжала книгу еще сильнее. Действительно, Уэнсдей с кем-то встречалась? Энид никогда об этом не задумывалась… или, возможно, просто не хотела задумываться. А если она вообще никого не любит? Тогда у неё тоже не было бы ни единого шанса. — Что ты тут задумалась? — внезапно раздался знакомый голос. Йоко, появившись незаметно, грациозно опустилась рядом. Она вытянула ноги и, склонив голову набок, с ухмылкой посмотрела на Энид. — Читаю, — быстро сказала Энид, переводя взгляд на учебник и поспешно перелистывая страницу. — Ага, вижу, как ты "читаешь", — хмыкнула Йоко, прищурившись. — А что? — Просто ты всё ещё на первой странице, — заметила она, наклоняя голову к книге. Энид машинально опустила взгляд на учебник. Биология. Чёрт, она и правда не сдвинулась ни на строчку. — Термины сложные, — пробормотала она, поспешно захлопнув книгу. — Пытаюсь вникнуть уже несколько часов. — Ага, конечно, — протянула Йоко. — Какой счёт? — 20:15, — ответила Энид, не задумываясь, но почти сразу нахмурилась, осознавая свою ошибку. Йоко фыркнула. — Уже двадцать один пятнадцать, — поправила она, кивая на площадку. Энид снова посмотрела на игру. Уэнсдей, едва заметно прикусив губу, сделала несколько лёгких прыжков на месте. Затем резко оттолкнулась от пола, высоко подпрыгнув, и вытянула руки вверх. На секунду показалось, что она парит в воздухе. Противник попытался перебросить мяч через сетку, но Уэнсдей выставила ладони и с громким хлопком отбила атаку. Волейбольный мяч со свистом ударился о пол. Очко. В этот момент её лицо озарилось улыбкой — не злорадной, не наигранной, а чистой, искренней, пропитанной азартом. Энид замерла, ощущая, как сердце пропускает удар. — Ты так и не рассказала, что случилось между вами, — пробормотала Йоко, с интересом наблюдая за реакцией подруги. — А? — Энид дёрнулась, будто её выдернули из сна. Йоко лениво облокотилась на скамейку. — Ты ведь была с ней недавно… Она же сама пригласила тебя кататься, — её голос был наполнен лукавством. — Да ничего особенного, — слишком быстро ответила Энид, чувствуя, как жар разливается по щекам. Йоко только усмехнулась. — Ну давай уже, рассказывай, что у тебя с Аддамс, — сказала она, закидывая ногу на ногу. Энид открыла рот, чтобы ответить, но в этот момент по залу разнёсся резкий звук свистка. Физрук поднёс свисток ко рту и сделал несколько шагов вперёд, собирая внимание класса. — Урок окончен! Все собираемся! Игроки начали медленно собираться. Уэнсдей сдержанно кивнула кому-то из своей команды, затем перевела взгляд в сторону трибун. На её щеках был лёгкий румянец от нагрузки, а прядь волос прилипла ко лбу. Энид резко отвела глаза. Йоко громко выдохнула, театрально закатив глаза. — Спаслась на этот раз, — пробормотала она, поднимаясь. Энид улыбнулась, чувствуя, как странная теплота расползается по груди. Вместе они спустились с трибун и смешались с остальными учениками. Ученики выстроились в ровный ряд, приглушённый шум голосов стихал, будто волна откатывалась от берега. В зале пахло спортивным покрытием, потом и лёгким электрическим напряжением ожидания. Кто-то нервно переступал с ноги на ногу, кто-то лениво зевал, а кто-то с явным раздражением скрестил руки на груди, предчувствуя очередной «приятный» сюрприз от физрука. Тот, сжав свисток в руке, шагнул вперёд и громко хлопнул в ладони. — У меня для вас хорошая новость, — объявил он. В ответ по рядам прокатился коллективный вздох. В этом звуке слышались и усталость, и обречённость, и лёгкое раздражение. Все знали: когда физрук говорит о хорошей новости, ничего хорошего ждать не стоит. — В этом году, как и всегда, состоится Кубок По! — продолжил он, снова хлопнув в ладони, будто пытаясь воодушевить присутствующих. Наступила пауза. Он нахмурился и окинул взглядом учеников, словно давая понять, что ждёт реакции. Несколько человек нехотя начали аплодировать, остальные подхватили хлопки скорее из вежливости, чем из реального энтузиазма. Энид, сбитая с толку, посмотрела на Йоко, стоявшую рядом. Та лишь кивнула в сторону физрука. — Для новичков объясню, — продолжил тот, расхаживая взад-вперёд перед строем. — Кубок По — это наше ежегодное соревнование, которое проверяет вашу силу, выносливость и командный дух. Вам предстоит преодолеть дистанцию на лодке, соревнуясь с другими командами. Он сделал театральную паузу, позволяя словам осесть. — А теперь о главном. Приз. Победители получат деньги и славу. Ваши имена будут выгравированы на доске почёта, рядом с чемпионами прошлых лет. Вы войдёте в историю школы! Физрук подмигнул, как будто рекламировал не спортивное состязание, а что-то по-настоящему великое. Некоторые ученики оживились, зашептались, переглядываясь. — Ну что, кто хочет участвовать? Поднимите руки. Энид почувствовала, как внутри разгорается азарт. Её тело само по себе откликнулось на вызов — рука взметнулась вверх, прежде чем мозг успел проанализировать решение. Рядом с ней Йоко скептически покачала головой и едва заметным движением велела опустить руку. Но Энид лишь упрямо улыбнулась и оставила её поднятой. — Отлично! Те, кто хочет участвовать, подойдите и запишите свои имена, — скомандовал физрук. — Остальные не расходятся! Энид уверенно направилась вперёд. Рядом уже толпились ученики, кто-то колебался, кто-то сразу записывал своё имя, не раздумывая. Она взяла ручку, прижала лист к столу и быстро вывела буквы: Энид Синклер. Когда список был заполнен, ученики снова выстроились в ряд. — А теперь я распределю вас на команды, — продолжил он, заглядывая в список. — Всего четыре команды. Он прочистил горло, медленно скользнул взглядом по рядам, будто раздумывая, с кого начать. — Капитан первой команды… Уэнсдей Аддамс. По залу пробежал негромкий шум — не удивлённый, скорее, ожидаемый. Все знали, что Уэнсдей — прирождённый лидер. Среди учеников она выделялась своей хладнокровностью, умением просчитывать действия наперёд и — что уж скрывать — пугающей целеустремлённостью. Уэнсдей не выразила никаких эмоций, лишь чуть склонила голову и ухмыльнулась, словно её вовсе не удивлял этот выбор. — Капитан второй команды… Сэмюэл Альманд, — объявил физрук. Энид машинально перевела взгляд на Сэмюэла. Высокий, с вечной доброй улыбкой и открытым, дружелюбным выражением лица. Они познакомились в актёрском клубе, и с тех пор он всегда относился к ней с тёплой заботой. Так он поочерёдно назвал всех капитанов, после чего перевёл взгляд на записанных участников. — Теперь распределю вас по командам. Запоминайте своих капитанов, позже получите полный список. Физрук начал перечислять имена, а Энид внимательно слушала, чувствуя, как внутри нарастает лёгкое напряжение. — Аякс — в команду Уэнсдей. Ну, это было ожидаемо. — Энид Синклер — во вторую команду. Она замерла на секунду. Доля секунды, и в её груди смешались два противоречивых чувства. С одной стороны, ей было приятно попасть в команду к Сэмюэлу. Он был хорошим парнем — добрым, справедливым, отзывчивым. Но в глубине души теплилось другое чувство — лёгкое, почти детское разочарование. Глупо было надеяться, но… Она хотела быть в команде Уэнсдей. Физрук, закончив перечислять имена, с шумом захлопнул блокнот и хлопнул им по ладони. В спортзале сразу стало тише — все ожидали дальнейших инструкций. — Все. После уроков приходите за списками, мне ещё нужно опросить остальных. Соревнование состоится на следующей неделе. Можете быть свободны. На несколько секунд повисла тишина, а затем спортзал ожил. Ученики заговорили наперебой, обмениваясь восторженными или разочарованными репликами. Кто-то облегчённо выдохнул, а кто-то с азартом ударил приятеля в плечо, радуясь, что попал в одну команду с друзьями. Энид повернулась к Йоко, которая равнодушно направлялась к выходу, сунув руки в карманы. — Почему ты не хочешь участвовать? — спросила Энид, догоняя её. Йоко только хмыкнула, но в её голосе не было ни капли веселья. — Я уже пробовала, — произнесла она, не меняя шага. — В прошлом году сломала руку ради этого соревнования. Не хочу, чтобы это повторилось. Энид невольно замедлила шаг и озадаченно посмотрела на подругу. — Серьёзно? — Ага. Это, знаешь ли, не просто милое соревнование с лодочками, как могло показаться, — усмехнулась Йоко, но её взгляд оставался холодным. Она остановилась и развернулась к Энид, скрестив руки на груди. — Ты не знаешь? В этом соревновании нет правил. Ученики могут делать что угодно, лишь бы победить. Она кивнула в сторону физрука, который продолжал что-то помечать в своём блокноте, даже не обращая внимания на разговоры вокруг. — Он, конечно, об этом не говорит, но так было всегда. Энид нахмурилась, впервые задумавшись, что же именно подразумевается под "соревнованием". — Оу… — медленно проговорила она, а затем на её губах заиграла улыбка. — Разве так не интереснее? Йоко тяжело вздохнула и покачала головой. — Ты скоро сама всё увидишь. Это словно "Голодные игры". Она усмехнулась, но в её голосе проскользнула тревога. — Но даже если ты и решишь рискнуть, у вас всё равно нет шансов. — Почему? — в голосе Энид зазвучало упрямство. Йоко чуть наклонила голову, изучая её выражение, а затем лениво пожала плечами. — Потому что каждый год побеждают Аддамсы. Это уже традиция школы. Ты что, не заметила? На доске почёта вечно висят их фамилии. В прошлом году тоже выиграла команда Уэнсдей. Энид задумалась, вспоминая стенд с именами чемпионов в коридоре. Действительно, рядом с последней датой значилось "Аддамс". Но вместо того, чтобы разочароваться, внутри неё вспыхнул азарт. Она вскинула подбородок, выпрямив спину, а в её глазах загорелся вызов. — Интересно, — сказала она, расправляя плечи. — Тогда я изменю эту традицию. В следующем году на доске будет стоять моё имя. Йоко фыркнула, но в её глазах мелькнуло уважение. — Тогда я стану твоей личной фанаткой. — Вот увидишь, — уверенно ответила Энид. — А теперь ты мне расскажешь, что случилось у тебя там с Аддамс, — сказала Йоко, обнимая Энид за плечи. Её голос звучал с нотками лукавого любопытства. Она слегка прижала подругу к себе и усмехнулась: — Думаю, теперь у нас достаточно времени. *** Уэнсдей зачерпнула холодной воды ладонями и плеснула себе в лицо. Капли скатились по её коже, смешиваясь с усталостью и напряжением, застывшим в глазах. Она подняла голову и встретилась взглядом со своим отражением в мутноватом зеркале. В раздевалке было слишком много людей, слишком много шума и чужих разговоров. Туалет оказался единственным местом, где можно было хоть на мгновение остаться наедине с собой. Но уединение длилось недолго. В зеркале Уэнсдей заметила, как в помещение вошла Элиана. Девушка шагнула внутрь с той самой надменной уверенностью, которая всегда её сопровождала. Уэнсдей повернулась к ней, намереваясь просто уйти, но тут ощутила внезапное, властное прикосновение. Пальцы Элианы сжали её запястье, не давая сделать и шага. Резкое движение — и Уэнсдей без усилий стряхнула её руку, взглянув прямо в глаза. — Что тебе нужно? — её голос прозвучал ровно, но внутри уже вспыхнуло раздражение. Элиана чуть улыбнулась, словно смакуя момент. — Ничего особенного. Просто хочу получить ответ на свой вопрос. — Поищи в своём телефоне, — отозвалась Уэнсдей и сделала попытку пройти, но Элиана ловко преградила ей путь, уперевшись ладонью в дверной косяк. — Меня интересует только одно, — её голос стал тише, но не менее пронзительным. — Ты затащила меня в раздевалку, провела жёсткий допрос… ради чего? Чтобы объявить, что преступника ещё не нашли? Уэнсдей склонила голову набок, уголки губ дёрнулись в тени улыбки. — Хотела увидеть там своё имя? Глаза Элианы вспыхнули. — Не играй в игры, Уэнсдей, — её голос прозвучал почти угрожающе. — Почему ты не сдала Еву? Это же очевидно — её рук дело. — Твои догадки оказались ошибочными. Как и твои «доказательства», — спокойно ответила Уэнсдей. Элиана рассмеялась — коротко, звонко, почти насмешливо. — С каких пор ты кого-то защищаешь? Влюбилась? — Не твоё дело, — безразлично бросила Уэнсдей. — Я лишь констатирую факт. А теперь отойди. Элиана не двинулась, но в её глазах мелькнуло что-то странное. — Посмотрим, Уэнсдей, — её голос вдруг стал тихим, но острым, как лезвие ножа. — Посмотрим, какое у них настоящее лицо… Тех, кого ты так отчаянно защищаешь. С этими словами она осталась в тени тусклого освещения, в то время как Уэнсдей уже выходила за дверь, не оглядываясь. Уэнсдей снова вошла в раздевалку. Здесь было тихо — слишком тихо. Гул школьных коридоров доносился приглушённым эхом из-за двери, но внутри царило почти стерильное безмолвие. Запах влажной ткани и дешёвого дезодоранта всё ещё витал в воздухе, напоминая о недавнем присутствии других игроков. Она спокойно подошла к своей скамье, опустилась на неё и, не торопясь, начала переодеваться. Ткань её игровой формы слегка липла к разгорячённой коже, но Уэнсдей это не заботило. Она методично сняла футболку, ощущая, как прохладный воздух скользнул по плечам, затем быстро натянула белоснежную рубашку и аккуратно застегнула пуговицы. Брюки легла мягкими складками, ремень щёлкнул, фиксируя одежду. Закончив, направилась в столовую, вошла внутрь, взяла поднос с едой и заняла своё обычное место рядом с Аяксом. Она не сразу обратила внимание на Бьянку, сидящую напротив, но что-то в её позе было непривычным. Обычно уверенная в себе, сегодня Бьянка выглядела замкнутой — сидела одна, подперев голову рукой, отстранённо ковыряя вилкой еду. Уэнсдей сузила глаза. — Где Ксавье? — спросила Уэнсдей, небрежно, как будто вопрос не имел для неё особого значения. На самом деле её больше интересовала сама Бьянка и её реакция. Та тяжело вздохнула, провела руками по лицу, словно пытаясь стереть усталость. — Мы поссорились, — глухо ответила она. Аякс перестал есть, отложив вилку. — Почему? Бьянка медленно опустила руки, глядя прямо на Уэнсдей. — После того как ты сцепилась с Ксавье, — начала она, — я пыталась ему всё объяснить. Но он разозлился, сказал, что я всегда на твоей стороне, и ушёл. Уэнсдей сжала вилку в пальцах, её взгляд на мгновение замер на лице Бьянки, затем уголки губ чуть дёрнулись вверх. — Хочешь, чтобы он умолял тебя о прощении на коленях? Бьянка вздрогнула и тут же замахала руками. — Нет, не нужно! Одного раза хватит, — поспешно сказала она, качая головой. — Я иногда забываю, что ты не шутишь. — Как хочешь, — пожала плечами Уэнсдей, поднося вилку ко рту. Её голос был безразличным, но в глазах плясал слабый огонёк. — Но моё предложение остаётся в силе. — Я поговорю с ним, — наконец сказал Аякс, задумчиво покручивая вилку в пальцах. — В последнее время он какой-то… странный. Бьянка лишь кивнула, но, кажется, не особо поверила в эти слова. Через секунду её взгляд скользнул по залу, задержался на Ксавье, сидящем за дальним столом среди других парней. Он разговаривал, смеялся, словно ничего не произошло. Губы Бьянки сжались в тонкую линию, но она быстро отвела взгляд и уткнулась в тарелку. — Я всё. Приятного аппетита, — сказала она, вставая из-за стола. Аякс не успел даже раскрыть рот, как Бьянка уже развернулась и направилась к выходу. Он лишь тяжело вздохнул, переводя взгляд на Уэнсдей. Она сидела неподвижно, её взгляд был прикован к тарелке, но в глазах застыло что-то глубоко спрятанное. — Опять думаешь о постере? — осторожно спросил Аякс. Её глаза слегка дёрнулись, словно он выдернул её из размышлений, и она медленно повернула голову к нему. — С чего ты взял? Аякс скептически фыркнул. — Ты даже не заметила, как Бьянка ушла, — напомнил он. — Я же говорил, это просто чья-то дурацкая шутка. Не стоит так зацикливаться. — Я не… — начала было Уэнсдей, но Аякс перебил её: — Ты даже на волейболе не сосредотачиваешься так, как раньше. Все уже забыли об этом после твоей речи, и тебе тоже стоит. Она молча кивнула, но внутри понимала — забыть не получится. Она не рассказала Аяксу о Еве. Не могла. Обещала ей. Но теперь что-то тревожило её сильнее, чем раньше. А если Ева всё-таки солгала? Или скрыла что-то важное? Но тогда зачем? Когда она говорила о странном человеке, её голос звучал искренне, почти с испугом. В её глазах было нечто настоящее. Может, она просто хотела, чтобы Уэнсдей отстала от неё? Но если так, то почему кому-то, не связанному со школой, вдруг понадобилась Энид? Она не была дочерью известных людей, не привлекала излишнего внимания. Если только… это не кто-то из её прошлого. *** Уэнсдей стояла возле шкафчика, застёгивая пальто. Холодные пальцы ловко пробежались по пуговицам, мысли уже уносились прочь из школьных стен. Время возвращаться домой. Она бросила взгляд в сторону и заметила Энид. Та стояла у своего шкафчика, ссутулившись, её светлые волосы немного растрепались. Она что-то искала среди учебников, но двигалась медленно, будто её мысли были где-то далеко. Их взгляды встретились— короткий, но напряжённый миг. Энид, будто вспугнутая птица, быстро отвела взгляд, сосредоточившись на чем-то невидимом. Уэнсдей нахмурилась. Она уже сделала шаг в сторону Энид, но тут чей-то голос прорезал пространство. Внезапное движение, тень, падающая на плечи Энид, а затем — чужая рука, небрежно обнимающая её за шею. Громкий смех, беспардонный, хрипловатый, заполнил коридор. Сэмюэль. Рядом с ним тут же материализовались его друзья, словно тёмные тени, ограждая Энид от остального мира. Они вели себя так, будто окружили добычу, с лёгкостью заполняя собой пространство. Уэнсдей остановилась, её пальцы сжались на ремешке рюкзака. Почему именно сейчас? Сэмюэль что-то знает? Или он просто вмешивается, как всегда, бесцельно, но с самодовольной ухмылкой? Губы Уэнсдей дрогнули от раздражения. Она закатила глаза, резко захлопнула шкафчик, гулкий звук ударился о стены пустого коридора. Она обошла Энид и направилась к выходу, не желая тратить своё время на бессмысленные сцены. Энид сначала замерла, её плечи напряглись. Но стоило ей услышать этот приторный смех, как всё стало ясно. Конечно, это Сэмюэль. Она бросила взгляд в сторону входной двери, замечая, как Уэнсдей скрывается за порогом. Хотела ли она уйти с ней? Да. — Как дела, Энид? — голос Сэмюэля звучал чересчур легко, небрежно, почти лениво. — Нормально, — коротко ответила она, натягивая пальто, словно оно могло стать её защитой. Сэмюэль прищурился, заметив её движение. — Пока рано идти домой, — протянул он. — Нам нужно готовиться к соревнованиям, ты же помнишь? Мы должны победить. Позади него возникла Элиана, её взгляд был скользким, как лёд. — Она хочет присоединиться к команде, — добавил он, слегка наклоняясь к Энид. — Она знает, как выиграть. У нас есть план. Энид почувствовала, как внутри что-то неприятно сжалось. Всё это казалось плохой идеей, и появление Элианы лишь подтверждало это. Но, глубоко вдохнув, она всё же последовала за ними. *** День Кубка По выдался прохладным и свежим. Небо затянуло серыми облаками, ветер пронизывал до костей, заставляя учеников плотнее запахивать куртки. Возле школы, среди густых деревьев и дикой растительности, располагалась искусственная река, созданная ещё во времена основания академии специально для соревнований. Вода в ней была тёмной, мутной, будто таила в себе что-то древнее и непостижимое. Берега покрывал мягкий мох, кое-где виднелись гладкие камни, а дальше, за рекой, начинался лес, где участники должны были забрать флаг своей команды и вернуться к финишу. Именно там решалась судьба победителей. Стартовая и финишная черта находились в одном месте — возле высоких деревянных трибун, заполненных учениками. Болельщики возбуждённо обсуждали предстоящую гонку, азарт в их голосах был почти ощутимым. Для школы это мероприятие было обязательным — каждый должен был присутствовать, наблюдать и помнить, что традиции Невермора нерушимы. Энид стояла среди участников, слушая своих товарищей по команде. Они обсуждали стратегию, обменивались уверенными взглядами, но она едва слышала их. Её улыбка была натянутой, фальшивой, между словами друзей она машинально кивала, вставляла ничего не значащие реплики, но внутри неё царил хаос. Её взгляд снова и снова возвращался к Уэнсдей. Уэнсдей выглядела… странно. Она стояла немного в стороне, скрестив руки, её лицо сохраняло обычное хладнокровие, но Энид видела больше, чем другие. Её брови были едва заметно нахмурены, пальцы подрагивали. Она выглядела обеспокоенной.Но чем? Энид вздохнула, переводя взгляд вниз, и вдруг заметила кое-что странное.Кроссовки. На Элиане были точно такие же кроссовки, как у неё. Почему? Энид нахмурилась, но не придала этому значения. В конце концов, это могло быть просто совпадением… верно? Тем временем Уэнсдей стояла рядом с Аяксом и остальными участниками своей команды. Она старалась сохранять спокойствие, но внутри неё росло беспокойство. Её лицо, как всегда, оставалось непроницаемым, но внутри всё было иначе. Она не волновалась в обычном смысле этого слова — её тревога не походила на нервозность, сжатый в груди страх или неуверенность. Нет, её беспокойство было холодным, тяжёлым, давящим. Она не просто хотела победить. Она должна была победить. Её тело помнило прошлогоднюю гонку — как вода ледяными пальцами впивалась в кожу, как приходилось сдерживать дыхание, продираясь сквозь поток, как лёгкие горели от напряжения, когда она вырывалась вперёд. И помнилось то, как она встала на финише, промокшая, но триумфующая, и увидела, как её родители удовлетворённо кивнули, признавая: она оправдала ожидания. Они были здесь и сейчас, сидели на трибунах среди остальных зрителей, но не сливались с ними. Мортиша выглядела так же безупречно, как всегда: её длинное чёрное платье струилось вдоль скамьи, а лицо оставалось спокойным, почти отстранённым. Её губы были чуть изогнуты в лёгкой, загадочной полуулыбке, но в глазах читалась сосредоточенность. Она наблюдала. Гомес, сидя рядом, выглядел куда более эмоциональным. Он держал руки на коленях, с трудом подавляя желание вскочить и выкрикнуть что-то воодушевляющее. Но даже несмотря на его природную страстность, в его взгляде была та же уверенность. Они не сомневались. Именно это раздражало Уэнсдей больше всего. Победа была само собой разумеющейся, её долгом, продолжением традиции. Она выиграла в прошлый раз и выиграет в этот. Это даже не обсуждалось. — Всё нормально? — внезапно спросил Аякс, легко коснувшись её плеча. Уэнсдей дёрнулась, словно её выдернули из мыслей. Она молча кивнула и чуть подалась в сторону, убирая его руку. Но не могла избавиться от тревоги, гнездившейся внутри. Следующее, что её насторожило, —Энид. Она стояла в команде Сэмюэля. В команде её противников. Уэнсдей сузила глаза. Всё это начинало нравиться ей всё меньше и меньше. Почему это так её задело? Она стиснула зубы, ощущая внутри неприятное жжение. Это не имело значения. Она победит. Она должна победить. А всё остальное — неважно. По указанию Уимс и физрука они заняли свои места в лодке. Уэнсдей сидела первой, за ней расположились Аякс и остальные участники команды. Их лодка была окрашена в глубокий чёрный цвет, зловеще выделяясь на фоне водной глади. Она была длинной и узкой, специально созданной для скорости и манёвренности. Гладкий корпус с белыми полосами вдоль бортов поблёскивал на солнце, отражая искрящиеся блики на поверхности реки. Внутри находились четыре прочных сиденья с кожаными ремнями, надёжно фиксирующими гребцов. На носу лодки красовался символ их команды — искусно вырезанный череп ворона. Его пустые глазницы словно высматривали финишную черту, предвещая соперникам неизбежное поражение. Весла, ровно уложенные вдоль бортов, выглядели лёгкими, но при этом мощными. Их широкие лопасти обещали рассекать воду с точностью хищника, настигшего свою добычу. Корма была оборудована небольшим рулём, который позволял корректировать курс. Металлический механизм выглядел старым, но надёжным, покрытым лёгкими следами ржавчины — немым свидетелем множества прошлых соревнований. Внутри пахло деревом, лаком и немного рекой. Деревянные перекладины под ногами были отполированы до гладкости, а на боках лодки виднелись царапины и едва заметные вмятины — напоминания о прежних гонках. Уэнсдей крепко сжимала в руках весло. Оно было длинным, идеально сбалансированным для точных и мощных гребков. Гладкое, полированное древко приятно ложилось в ладони, его поверхность была чуть тёплой, потемневшей от времени и воды. На нём оставались тонкие насечки, обеспечивающие лучшее сцепление, а сама лопасть весла выглядела прочной и уверенной, словно продолжение её руки. Она слегка повернула голову, чтобы осмотреть соперников. Её взгляд сразу же нашёл Энид, сидящую в центре другой лодки. Их судно было ярко-жёлтого цвета, словно пламя, готовое сжечь любого, кто встанет у него на пути. На носу гордо возвышалось изображение льва — символа их команды. Уимс подняла руку, держа стартовый пистолет, и на мгновение воцарилась напряжённая тишина. Затем раздался резкий выстрел — громкий, пронзающий воздух, эхом раскатившийся над рекой. В тот же миг деревянные лопасти одновременно вонзились в воду, словно когти хищника, устремившегося за добычей. Гребцы наклонились вперёд, их тела двигались в идеальном синхроне. Вёсла вошли в воду, разрезая её гладкую поверхность, а затем, подчиняясь усилию рук и ног, мощным толчком отправили лодки вперёд. Вода взбивалась белой пеной, волны расходились от каждого гребка. Кораблистые корпуса лодок слегка покачнулись, но вскоре обрели ритм, устремляясь к финишу. Команда Уэнсдей вырвалась вперёд. Они тренировались для этого момента, и каждое движение было отточено до автоматизма. Вёсла входили в воду и выходили из неё с безупречной чёткостью, их сила и сосредоточенность превращали лодку в неудержимую машину. Их вела не только физическая подготовка, но и нечто большее — жажда победы, дух соперничества, стремление не подвести свою команду. Но река не собиралась уступать просто так. Хотя она была искусственной, её характер напоминал настоящее дикое течение. Первая преграда — скрытые под водой сильные завихрения, из-за которых лодки начинало кренить в сторону. Вёсла с трудом пробивали сопротивление воды, а каждый неверный поворот грозил потерей скорости. Затем появились подводные камни. Огромные, гладкие, покрытые тонкой рябью, они прятались под поверхностью, вынуждая участников напрягаться ещё сильнее, ловко маневрируя между ними. Стоило зазеваться — и дно лодки с треском ударилось бы о препятствие, оставив трещину или вовсе перевернув команду. Но самое зловещее таилось в глубине. Никто никогда не видел дна этой реки. Даже те, кто участвовал в соревнованиях год за годом, не знали, что скрывается в её тёмных водах. Говорили, что кто-то когда-то упал за борт — и так и не всплыл. Что на дне покоятся старые лодки, осколки прежних поражений, затянутые в водную бездну. Никто не хотел проверять, были ли эти слухи правдой. Кубок По всегда был не просто соревнованием — это было испытание, проверка силы, выносливости и даже смелости. На берегу, словно стражи, стояли несколько медсестёр, готовых вмешаться в случае несчастного случая. Каждый год кто-то получал травмы — вывихи, синяки, иногда и серьёзные раны от столкновения с камнями или падения за борт. Но несмотря на все риски, ученики участвовали вновь и вновь. А родители, вместо того чтобы запретить это безумие, приходили наблюдать. Они боялись. Но азарт, адреналин, накалённая атмосфера, громкие крики болельщиков — всё это затягивало, не позволяя оторвать взгляд. Зрелище обещало быть по-настоящему захватывающим. Команда Сэмюэль шла второй, напряжённо следуя за лодкой Уэнсдей. Вёсла рассекали воду с чётким ритмом, ученики работали слаженно, выжимая из своих сил максимум. Над ними нависал массивный камень, угрожающе торчащий из воды. Сэмюэль метнула быстрый взгляд на Энид и едва заметно кивнула. Команда моментально отреагировала: ученики с левого борта вложили в движения больше силы, в то время как те, кто сидел справа, ослабили гребки. Лодка накренилась, плавно меняя курс, обходя препятствие. Но внезапно воздух прорезал крик Элианы. Лодку резко качнуло, и Энид почувствовала, как земля — вернее, дно лодки — буквально уходит из-под неё. Течение рвануло её вниз, и холодная вода с глухим всплеском сомкнулась над головой. Как только Энид ушла под воду, её тело пронизал леденящий холод. Он впился в кости, в лёгкие, в самые нервы, вырывая из груди короткий судорожный вдох. Вода тут же хлынула в рот и нос, заполнив их тяжестью, от которой невозможно было избавиться. Тёмная глубина окружила её со всех сторон. Она пыталась грести руками, но течение схватило её, как невидимые пальцы, и тянуло вниз. Её волосы плавно разметались вокруг, подобно шёлковым лентам, но движения были замедленными, словно она проваливалась в другой мир — чужой, холодный, беспощадный. Страх сжал грудь, сердце колотилось быстро, но тихо — настолько тихо, что казалось, оно тоже замерло от холода. В тот же миг Уэнсдей заметила, как её исчезающая фигура мелькнула в воде. Ни мгновения не раздумывая, она отбросила весло, коротко кивнула Аяксу и резко нырнула. Ледяная вода сомкнулась вокруг неё, словно жидкий камень. Уэнсдей почувствовала, как её тело на секунду замерло от шока, мышцы напряглись, а затем начали бешено работать. Дыхание резко сбилось, но она не позволила себе паниковать. Вода была густой, мутной — вокруг ничего нельзя было разглядеть, кроме размытых теней. Она широко открыла глаза, заставляя их привыкнуть к темноте, но едва могла различить очертания. Кожа горела от холода. В груди нарастало ощущение нехватки воздуха, но Уэнсдей знала, что у неё есть время. Ещё немного. И вот она увидела её. Энид медленно опускалась, беспомощная, раскинув руки, словно сломанная кукла. Река держала её в своих объятиях, не отпуская. Уэнсдей сжала челюсти, напрягая мышцы, и сделала мощный гребок. Она разрезала воду, как нож, пробиваясь вперёд. Вода сопротивлялась, обнимала, сковывала каждое движение. Где-то наверху солнечный свет дрожал на поверхности, но здесь, внизу, всё было иначе. Словно кто-то накрыл её тяжёлым серым покрывалом. Она вытянула руку вперёд. Почти. Ещё немного. А Аякс, сидя в лодке, услышал громкий всплеск. На поверхности воды пошли пузырьки. Ещё кто-то прыгнул. Пальцы сжали весло, сердце забилось сильнее. Он напряжённо всматривался в речную гладь, надеясь увидеть, как Уэнсдей вынырнет обратно. Уэнсдей добралась до Энид и обхватила её руками сзади. Она яростно работала ногами, но внезапно почувствовала жгучую боль в одной из них. Игнорируя это, она собрала все силы, подтолкнула Энид вверх и увидела, как кто-то подхватил её и вытащил на поверхность. Лишь тогда Уэнсдей опустила взгляд. Металл вонзился в её плоть, жадно впившись в кожу, как клыки хищника. Стальные дуги капкана сомкнулись вокруг её лодыжки, глубокие, с зазубренными краями, которые не просто держали – они рвали. Ткань ботинка была разодрана в клочья, а под ней – порванная кожа, из которой тонкими, ленивыми струйками поднималась кровь, расползаясь в воде багряными облаками. Уэнсдей рванулась, чувствуя, как металл ещё глубже врезается в рану. Боль пронзила её, острая, жгучая, но это только разозлило её сильнее. Она вцепилась пальцами в капкан, ногтями сдирая ржавчину, пытаясь найти слабое место. Подушечки пальцев немели, вода делала движения замедленными, но она продолжала. Спусковые пластины... они должны быть где-то по бокам. Она ощупала металл, игнорируя, как острые края царапают её кожу. Да, вот они! Она нажала, пытаясь развести дуги, но они не поддавались. Чёртово давление воды. Чёртов холод. Дыхание срывалось. Она чувствовала, как лёгкие сжимаются, умоляя о глотке воздуха. Виски пульсировали, в глазах начало темнеть, но она не могла остановиться. Уэнсдей сменила тактику. Уперлась другой ногой в грязное дно, вдавливая ботинок в ил, и попыталась вывернуть ногу из капкана, используя всё, что у неё осталось. Металл скрежетнул. Острая боль вспыхнула в ноге, пронзив её, словно нож, но дуги едва дрогнули. Она снова надавила на пластины, стиснув зубы. Холод сковывал мышцы, делая их неподатливыми, словно они принадлежали не ей. Воздуха больше не было. Грудь сдавило так сильно, что казалось, ещё секунда – и она задохнётся. Мир начал рассыпаться на пятна, голос разума кричал, требуя всплыть, но ноги были прикованы к проклятому дну. Тело звенело от напряжения, но пальцы всё ещё скользили по металлу. Она не умрёт здесь. Не умрёт вот так. Последний рывок. Она собрала всю силу, всё отчаяние, всю ярость – и нажала, выкручивая ногу из железного капкана. Аякс всматривался в воду, сердце колотилось в рёбрах, сжимая грудную клетку железным обручем. Из глубины вынырнули двое. На миг в нём вспыхнула надежда — но, вместо Уэнсдей, он увидел Энид и Сэмюэля. Вода стекала с их одежды, их дыхание было сбивчивым. Они, не теряя ни секунды, забрались в лодку и тут же начали грести прочь. Но что-то было не так. Энид тревожно озиралась, её глаза метались между чёрной гладью воды и Аяксом, словно ища подтверждение тому, чего она боялась. А Уэнсдей всё не было. В ледяной тишине глубины она боролась. Капкан мёртвой хваткой сжимал её лодыжку, отравляя ногу болью, будто разлившимся ядом. Её пальцы цеплялись за металлические дуги, но под водой они были беспомощны, словно налитые свинцом. Время тянулось, как смоляная лента, воздух в лёгких таял с каждой секундой. И вдруг перед ней возник силуэт. Человек нырнул беззвучно, словно сама тьма спустилась за ней в глубину. Он схватил со дна длинную палку и, ловко действуя под водой, попытался разжать капкан, одновременно помогая Уэнсдей. Сталь скрипнула, пальцы мужчины сильнее вжались в древко, мышцы напряглись. Рывок. Ещё один. И, наконец, капкан поддался, отпуская её, но оставляя в теле жгучий след. Лёгкие горели, в голове гудел нарастающий звон. Она знала — если не всплывёт сейчас, то уже не всплывёт никогда. Из последних сил она рванулась вверх, пробиваясь сквозь толщу воды, которая на мгновение показалась бездонной. Мир дрожал, рассыпался на пятна, солнечный свет был где-то там, далеко над головой, но она всё-таки прорвалась. Воздух. Она жадно вдохнула, кашляя, хватая ртом жизнь . Чьи-то сильные руки подхватили её, помогая удержаться на плаву. И только когда её тело оказалось в лодке, когда вода тяжело потекла с одежды, когда сознание прояснилось, Уэнсдей поняла, кто её спас. Аякс. Он молча протянул ей руку, помогая сесть. Его взгляд тревожно скользнул по её лицу, затем остановился на раненой ноге. Кровь всё ещё текла, алыми лентами стекая на дно лодки. Уэнсдей заметила, что их лодка немного отстала. — Двигайтесь! Быстрее! — голос Уэнсдей был твёрдым, командным. Она махнула рукой, будто подгоняя их. — С ногой я разберусь сама. Аякс кивнул, и лодка качнулась, двигаясь быстрее. Уэнсдей оторвала взгляд от горизонта и снова посмотрела на рану. Всё было хуже, чем казалось — кровь не останавливалась. Рана была глубокой — рваные края плоти багровели, а металл оставил после себя грубые вмятины, где капкан сжимал её лодыжку. Вокруг раны уже начинали проступать синяки, багрово-синие, словно тёмные омуты на бледной коже. Она опустила руку, плотно прижимая пальцы к месту укуса капкана. Горячая кровь залила ладонь, липко стекая между пальцами, но ей было всё равно. Нужно было остановить это. Она сжала кожу пальцами, зажимая место укуса капкана, затем дрожащими руками достала из кармана свой чёрный платок. Она быстро сложила его в несколько слоёв, затем стиснула зубы и резко прижала ткань к ране. Боль взорвалась. Будто в ногу вонзили раскалённые иглы, будто кто-то сжал её в тиски и выкручивал, не зная пощады. Глаза заслезились от резкой вспышки боли, но она продолжала. Перехватив один конец платка зубами, другой рукой ловко закрутила его вокруг ноги, натягивая так сильно, что суставы пальцев побелели. Рана снова отозвалась яростным всплеском боли, но теперь кровь хотя бы не хлестала наружу. Уэнсдей шумно выдохнула, тяжело дыша. В висках пульсировало, голова кружилась от потери крови, но она заставила себя поднять взгляд. Рядом, на другом конце лодки, Аякс наблюдал за ней, его пальцы нервно сжимали вёсла. В глазах застыло беспокойство, но Уэнсдей проигнорировала это. — Всё в порядке, — выдохнула она, хоть голос выдал слабость. Она видела, что он не поверил. Но говорить больше не стала. Она просто закрыла глаза, выдерживая накатывающую тошноту, и стиснула зубы. Такие вещи она терпеть давно научилась. Они стремительно приближались к берегу. Вода тяжело ударялась о борта лодки, всплески эхом отдавались в воздухе. Аякс уже собирался выбраться, когда вдруг почувствовал, как чья-то холодная рука схватила его за запястье. — Я сама, — сказала она, встречаясь с его обеспокоенным взглядом. — Всё будет в порядке, не переживай. Присмотри за лодкой. Он колебался, но в конце концов кивнул. Флаг должен был забрать капитан команды — таковы были правила игры. Уэнсдей не могла позволить себе нарушить их из-за какой-то там раны. Она шагнула на землю. Резкая, жгучая боль пронзила лодыжку. Она будто наступила босой ногой на раскалённое лезвие. В висках застучало, но она заставила себя двигаться вперёд, стиснув зубы так сильно, что чуть не закрошилась эмаль. Лес встретил её безмолвной стеной. Она знала его, как свои пять пальцев. Выбрала самый короткий путь и побежала. Деревья проносились мимо, ветви цепляли рукава, воздух резал лёгкие. Но она не могла проиграть. А затем всё пошло наперекосяк. Мир захлебнулся тишиной. Острая, внезапная слабость прошла по телу, как волна, и ноги предательски подогнулись. Лес вокруг перевернулся, будто её столкнули в бездну. Воздух вырвался из лёгких, но вдохнуть снова она уже не успела. Уэнсдей рухнула вперёд. Грудь с силой ударилась о землю, выбивая остатки воздуха, а колени и ладони впились в влажную почву. Боль вспыхнула мгновенно, отзываясь в каждом уголке её тела. Лоб ударился о корень дерева, и перед глазами взорвалось россыпью белых искр. Глухой звон в ушах заглушил всё вокруг. Грудь горела, сдавленная невидимым обручем. Воздуха не хватало. Вдох — хриплый, рваный. Почти ничего. Лёгкие дрожали, словно не могли решить, впустить ли в себя хоть каплю кислорода. Она попыталась пошевелиться, но тело не слушалось. Мышцы налились свинцом, словно принадлежали не ей. Лежала, прижатая к земле, ладонями вжимаясь в сырую, пахнущую дождём почву. Боль теперь была повсюду — пронизывающая, давящая, волнами накатывающая изнутри. Каждое сокращение грудной клетки отзывалось вспышкой мучительного огня. Но ещё хуже был страх. Она не боялась боли. Не боялась упасть. Но боялась этого чувства — беспомощности, хрупкости. Она, Уэнсдей Аддамс, которая всегда держала себя в руках, сейчас была сломлена. На секунду ей захотелось закрыть глаза. Позволить тьме забрать её, хотя бы ненадолго. Отдохнуть. Сквозь завесу головокружения и слабости мысли плескались, как волны в шторм: встать, дышать, двигаться. Но тело упрямо оставалось недвижимым. Она стиснула зубы. Нет. Она не сдастся. Пальцы сжались, вонзаясь в землю, и в этом движении было всё: упрямство, гнев, отчаяние. С губ сорвался короткий, сдавленный звук — не то стон, не то вздох. Лёгкие задыхались. Горло сжималось. Всё вокруг плыло, как в забытьи. Но она не могла потерять сознание. Не сейчас. Сквозь гул в ушах пробился голос — далёкий, неразборчивый. Или ей показалось? Она не знала. Всё, что имело значение сейчас, — это найти в себе силу. Собрав последние остатки воли, дрожащими пальцами она нащупала карман. Там был её единственный шанс. Пластик ингалятора коснулся кожи, и этот холодок будто вернул её обратно в реальность. Собрав последние крохи энергии, она дрожащей рукой вытащила из кармана ингалятор. Холодный пластик приятно коснулся пальцев, давая ощущение спасения. Она перекатилась на спину, поднесла ингалятор к губам. Уэнсдей знала, что в таком положении принимать лекарство неэффективно, но сесть у неё не было сил. Она слегка приподняла голову, опираясь на локоть. Дышать лёжа было трудно, но выбора не оставалось. Перед вдохом она попыталась сделать медленный, полный выдох. Грудь сжало ещё сильнее. Мундштук коснулся её губ, она плотно прижала его и нажала на клапан. В лёгкие устремилось холодное облако аэрозоля. Вдох — резкий, судорожный. Лёгкие неохотно принимают воздух, словно противятся ему. Он прорывается внутрь холодной волной, но не полностью — часть оседает в горле, оставляя жгучее першение, кислый привкус металла на языке. Грудь вздымается с усилием. Ещё секунда, другая… Она старается задержать дыхание, давая лекарству время подействовать. Но тяжесть не уходит. Сердце колотится быстрее, гулкими ударами отдаваясь в висках. Голова слегка кружится, мир на секунду становится зыбким, но она не поддаётся. Медленный, осторожный выдох. Воздух выходит тёплым, но оставляет после себя неприятную химическую горечь. Горло ноет, протестует. Её организм знает — часть аэрозоля осела не там, где следовало, но другого шанса нет. Она опускает ингалятор, пальцы машинально сжимают пластик, прежде чем он исчезает в кармане. Закрывает глаза. Прислушивается к себе. Лёгкие ещё протестуют, дыхание сбито, но оно уже не рвётся из груди с болезненной судорогой. Становится легче. Чуть-чуть. Этого достаточно. Она открывает глаза и заставляет себя подняться. Ноги подгибаются, мышцы дрожат, но она выпрямляется. Медленно, шаг за шагом, идёт вперёд. Первые движения — словно по зыбкому льду, неуверенные, осторожные. Но вскоре её шаг становится быстрее. Увереннее. И вот уже бег. Когда она добирается до места, её сердце всё ещё колотится, а лёгкие работают с трудом, но… Она третья. Не победа. Но и не поражение. Хороший результат. Она схватила флаг, сжала его в руке, словно это было самое важное, что у неё осталось, и бросилась вперёд. Ноги сами несли её по узкой тропинке, ведущей к лодке. Сердце колотилось, дыхание сбивалось, но она не останавливалась. Уэнсдей уже видела, как вторая команда отчалила от берега, их лодка медленно, но уверенно удалялась. Время было на исходе. С резким жестом она подала знак своей команде. Лодка дрогнула, вода зашумела под веслами, и они начали движение. Сначала медленно, почти нехотя, но потом, будто почувствовав азарт, прибавили ходу. Весла врезались в воду, брызги летели во все стороны. Уэнсдей чувствовала, как каждая мышца в её теле напрягается, как дыхание становится всё тяжелее, но она не сбавляла темпа. Они догоняли. С каждым гребком расстояние между лодками сокращалось. И вот они почти рядом. Уэнсдей позволила себе улыбнуться, но это была лишь краткая передышка. Она знала, что нужно больше. Ещё больше усилий, ещё больше скорости. Её взгляд был прикован к лодке Сэмюэля. Они должны были догнать их. Должны. Но судьба, как всегда, оказалась быстрее. Лодка Сэмюэля первой коснулась берега. Уэнсдей выпрыгнула из своей лодки, едва та остановилась, и побежала к финишной черте. Ноги горели, сердце готово было вырваться из груди. Она видела, как Сэмюэль пересекает черту, как его команда ликует. И в этот момент что-то мелькнуло перед её глазами. Розовая кроссовка. Чья-то нога. Она споткнулась. Аякс промчался мимо, выхватив флаг из её ослабевших рук. Он пересек черту, и команда Уэнсдей оказалась третьей. Третьими. Позор. Она закрыла глаза, пытаясь заглушить шум вокруг. Вокруг звучали крики, смех, аплодисменты, но для неё всё это было далёким гулом. Она проиграла. И это было хуже, чем просто поражение. Это было унижение. До её ушей донёсся смех — насмешливый, звучный, как удар молота по сердцу. Уэнсдей подняла голову, и её взгляд сразу встретился с насмешливым лицом Сэмюэля. Он стоял там, с компанией своих друзей, все они были как будто слепы к боли, которую она переживала. Его смех разрезал воздух. — Ну что, Аддамс? Как вкус проигрыша? — его слова срезали тишину, а смех его друзей подхватил его в унисон. — Каково это — быть неудачницей? Словно тяжёлый груз, Уэнсдей медленно поднималась на колени, вытирая с лица комья грязи, оставшиеся от падения. Боль в теле была ничтожной по сравнению с тем, что творилось внутри. Она подняла взгляд, и перед её глазами снова оказался Сэмюэль, с его ухмылкой, которую она не могла стереть из памяти. — Боишься, что теперь родители тебя накажут? Или вообще выгонят из дома? — его голос звучал как тяжёлый металл. — Как ты теперь посмотришь им в лицо после такого позорного поражения? Уэнсдей, стиснув челюсти, бросила взгляд в сторону трибун. И её сердце замерло. Её родители уже уходили, не оглядываясь, как будто их не было там, в этом моменте. Их исчезновение было резким, немым ударом. Уэнсдей опустила взгляд, и в её груди вскипел гнев — огонь, который не может быть потушен. Её рука сжалась в кулак. Она готова была вонзить этот кулак в их улыбки. — А теперь позвольте представить героя сегодняшнего дня! — с усмешкой произнёс Сэмюэль и повернулся, подавая сцену своей новой звезде. — Энид. Когда Уэнсдей увидела Энид, внутри всё перевернулось. Это чувство было хуже любого удара, хуже боли от падения, которое она пережила. В её груди что-то схватило и сжалось, как стальная пружина, готовая вырваться наружу. Это было не просто разочарование — это было ощущение, как будто кто-то, кому она доверяла, ударил её в спину. Энид, с её виноватым взглядом и поникшей головой, стояла рядом с Сэмюэлем, а Сэмюэль, словно победитель, обнимал её за плечи. Она не могла понять, как это произошло, как человек, которому она когда-то верила, мог так легко перейти на сторону тех, кто смеялся над ней. Это было предательство, тихое и холодное, как нож в сердце. Она стояла, как в каменной клетке, не в силах двигаться. Весь мир вокруг стал мрачным и чуждым. Энид, этот человек, что когда-то был близким, теперь стал частью того, что приносило ей боль. Каждое её движение было как последний гвоздь в гробу той дружбы, которую Уэнсдей так ценила. В груди она ощущала пустоту, зияющую пропастью, которую ничем не заполнить. Энид выглядела виноватой, почти не смотрела на Уэнсдей, опустив взгляд. Уэнсдей проследила за ним — и замерла. Розовые кроссовки. Всё встало на свои места. С трудом поднявшись на ноги, Уэнсдей почувствовала, как мир снова держится на своих ногах, хотя и качается. Она не знала, что сказать и что чувствовать. В груди было пусто, как после удара. Она просто хромая развернулась и ушла. Рядом появился Аякс, помогая ей удержать равновесие. *** Уэнсдей вышла из школы. Аякс, Ксавье и Бьянка давно уехали с родителями, а она сказала, что её заберут. Ведь она ждала каких-то слов или наказания от своих родителей. Но, стоя перед воротами, Уэнсдей увидела нечто хуже. Их не было совсем. Водителей тоже не было. Это означало, что ей придётся идти домой пешком. Недавно она обмотала ногу в медблоке. Медсестра оказала первую помощь, но посоветовала не перегружать её и обратиться к врачу. Казалось, всё это теперь не сбудется. Вдыхая воздух ночного города, она медленно двигалась к дому. Ночной город был тихим, но не пустым. Улицы, скрытые в мягком свете уличных фонарей, словно поглощали звук шагов, превращая каждый звук в отголоски, которые исчезали в ночной тишине. Небо было темным, с тусклыми звездами, что едва пробивались через лёгкие облака. Свет от фонарей растекался по асфальту, создавая длинные тени, которые извивались, будто живые, в темных уголках. Уэнсдей шла по пустынным улицам, её шаги эхом отдавались в тишине, но она не обращала на них внимания. Тёмные витрины магазинов не манили, а холодный ветер тянул за собой её мысли, будто скрывая их от окружающего мира. Каждый поворот, каждое здание казались знакомыми, но в этот момент все они казались чужими, как если бы город, в который она привыкла, вдруг изменился. Её шаги были неуверенными, уставшими, ноги были тяжелыми, но она продолжала идти. Пешеходные переходы и пустые лавочки, которые обычно были заполнены вечерними прохожими, теперь казались забытыми. Уэнсдей не спешила, но её взгляд был устремлён в даль, как будто она искала что-то или кого-то в темноте. Время шло медленно, а улицы, словно в ожидании чего-то, были наполнены тенью. Мимо неё проезжали машины, но их свет лишь ещё сильнее подчеркивал одиночество её пути. Она повернула на знакомую улицу, и, несмотря на её пустоту, здесь было какое-то ощущение безопасности. Она продолжила идти, зная, что её ждёт впереди. Вдруг, устав, она оперлась на дерево и опустилась на землю. Подняв голову, она посмотрела на звезды и закрыла глаза, чтобы хоть немного отдохнуть. Она посмотрела на свою ногу и заметила, как из-под бинта слегка проступают следы крови. Она не сидела долго. Вскоре, с трудом преодолев этот ночной путь, она оказалась дома. Войдя в дверь, она глубоко вздохнула, но этот вздох был тяжёлым, полным беспокойства и усталости. Были и худшие случаи, конечно, так что, наверное, переживать по этому поводу ей не стоило… ведь что уж там, всё могло быть и хуже, правда? Мортиша сидела в гостиной, в своем привычном кресле, а рядом с ней, как всегда, стоял Гомес, раскрывая бутылку вина. Он с деланным достоинством разливал его в два бокала, заполняя тишину вечернего дома своим тихим, привычным действием. Гомес, не спеша, опустился на место рядом с ней, бережно потягивая вино, как будто не спеша наслаждаться каждым глотком. Уэнсдей не хотела затягивать это молчание, поэтому шагнула в их сторону и встала перед ними, словно готовая принять неизбежное наказание, которое, по её мнению, она давно заслужила. — Знаешь, как поступали с людьми, которые нарушали традицию в прошлом? — вдруг заговорила Мортиша, задумчиво осматривая свой бокал, как если бы сама размышляла о давней истории. — Верно. Социальная изоляция — нарушителей могли изгнать из сообщества или из семьи. Это наказание было особенно суровым в небольших общинах, где принадлежность к группе была основой жизни. Или же физические наказания — в жестоких обществах наказания могли быть ещё более страшными, включая телесные страдания или даже смертные приговоры, если нарушение было сочтено слишком тяжким. Уэнсдей лишь молча проглотила слёзы, внимательно слушая её. — Но мы этим не занимаемся, — произнесла Мортиша, словно эти слова могли бы успокоить дочь. — Разве мы не говорили тебе не общаться с той девочкой? Уэнсдей резко перевела взгляд на неё. В её глазах мелькнула искра отчаяния и боли, но она не позволила себе слез. Это было слишком. — Видишь, никому нельзя доверять, — продолжил Гомес, отпив из своего бокала. — Тот человек, которого ты так рисковала защищать, предал тебя ради жалкой победы. Но для нас эта победа значила всё. Ты же проиграла, и проиграла так унизительно, что вся твоя команда едва не пришла последней. Ты даже не стала второй, твоя команда пришла третьей — почти последней. Её сердце сжалось от этих слов. С каждой секундой всё глубже утопая в собственной пустоте, она стояла перед ними, не зная, что ответить. — Впервые на доске победителей не будет стоять наша фамилия. И кто же виноват? — голос Мортиши был холодным, как лёд, но в нём звучала ярость, которую невозможно было скрыть. — У тебя была одна задача! Одна! И ты даже с ней не справилась, не говоря уж о других. Они обвели тебя вокруг пальца, понимаешь? Ты поверила им, спасала их, а сама едва не утонула. И всё это ради чего? Чтобы над тобой смеялись? — её слова звучали, как нож в сердце. — Не всех героев похвалят. Ты позорила фамилию Аддамс. Очередной раз. Когда же ты начнёшь думать? Когда ты начнёшь осознавать последствия своих глупых поступков? Мортиша вздохнула, и взгляд её потёмнел, словно сама тьма стала её спутницей. Она посмотрела вниз, на ногу Уэнсдей, которая с трудом держалась на месте. — Иди в свою комнату. Видеть тебя не хочу, — произнесла она, как приговор. Уэнсдей почувствовала, как её грудь сдавило. Она знала, что это означало: к ужину она тоже не будет спускаться. Как же ей хотелось поесть, но перед этим ей нужно было пережить эту тяжесть, что сидела внутри, от каждого слова матери. Осторожно, почти как ползущая тень, она поднялась по лестнице, её нога, ещё не заживая, напоминала о себе с каждым шагом. Войдя в свою комнату, она закрыла за собой дверь, и тут же рухнула на пол, обхватив колени. Она присела, прижав их к себе, как будто это могло помочь хоть немного унять боль. В голове роились мысли, не давая покоя. Может, всё, что говорили её родители, правда?