Last for me

      На следующее утро погода преподнесла неожиданный сюрприз и оказалась не предназначенной для путешествий. Ливень лил такой, что добираться до следующего пункта остановки пришлось бы вплавь. Хёнджин расслабился и поставил спутника перед фактом, что проведёт день в режиме ‘нормальных’, не обременённых выживанием людей. После королевского завтрака со сладким кофе и консервированными персиками, оба решили заняться собой, своими вещами и досугом в удовольствие, что оказалось чтением для Феликса и рисованием для Хёнджина. И это очень удивило младшего. Выяснилось, что Волк почти не умеет читать, но божественно рисует. У него был собран целый угол с полными сундуками карандашей и стопок старых листов бумаг. Ликс был в шоке, увидев многочисленные арты и скетчи. В Хёнджине однозначно было гораздо больше, чем он показывал. И эта глубина притягивала Феликса невидимым магнитом.        День прошёл очень быстро. Личные вещи были разобраны, разложены и постираны.          — Ты пропустил место, — Феликс оставил зубную щётку во рту и тыкнул пальцем в щёку Хёнджина. — Вот тут.         Хёнджин осуждающе покосился на парня, но провёл по коже ножом ещё раз.        — Теперь окей?         — Нет, — юноша мотнул головой и неожиданно ловко забрал нож из руки Волка, проводя по его коже лёгким плавным движением.        — Тебе жить надое…?        — Вот, — улыбнулся Ликс, любуясь результатом. — Идеально.        Хёнджин посмотрелся в зеркало. Ну, да. Ровно, гладко…        — Да, ты прирождённый бритьёр, — ухмыльнулся Хван, демонстативно забирая у юноши заточенный предмет.         — Нет такого слова, — Феликс продолжил чистить зубы, хитро лыбясь и косясь на Хёна.        — А какое есть?         Закатил старший глаза и наклонился ближе к зеркалу, продолжив привычно бриться. ‘Умник’, дочистив зубы, сполоснул щётку и, сложив руки на груди, уставился на старшего.         — Не знаю… — признался он через минуту тщательных раздумий. — Может, такого нет?… Хён, давай я тебя побрею.        Хван скептически поднял бровь и покосился на ‘бритьёра’, раздумывая, насколько же этот гений оторван от этого мира. Затем, весело хмыкнув, протянул нож.         — Развлекайся, — сказал он и вальяжно сел на сложенную из кирпичей стопку.        Феликс подошёл и, приставив нож к загорелой коже, аккуратно приступил к делу, одновременно рассматривая уже привычное лицо с непозволительно близкого расстояния. С каждым скольжением лезвия по намыленной коже, юноша высматривал всё больше и больше деталей и мелочей. Горбинка на носу, шрамик над бровью, родинка под глазом, ещё шрамик на подбородке. Чем дольше голубые глаза смотрели, тем больше незамеченных ранее мелочей обнаруживалось.         — Великолепный мерзавец, — едва ли шевеля губами, прошептал минут через семь Феликс.        — Что? — Хван не расслышал фразу и вопросительно переспросил, проводя рукой по щеке на пробу. Гладко, как жопка младенца.        — Давай я тебе остальное побрею.         Феликс ляпнул фразу раньше, чем сам успел допетрить, что предложил. Щёки парня мгновенно порозовели от столь беспардонного предложения.         — Ты хочешь побрить и мои яйца? — Хёнджин с усмешкой оттопырил резинку своих штанов, заглядывая к ‘питону в шерстяной жилетке’. Ну, ладно подмыхи, но ‘там’…        — Тебе понравится. Это удобней, чище, не жарко, — убедительно кивнул парень, неосознанно поднеся руку к низу своего живота.        Хёнджин проследил взглядом за чужой кистью и весело усмехнулся.        — Короче, хочешь, чтобы я был бабой, как ты.         — Что?? Нееет, — Феликс обиженно нахмурился. У Волка, конечно, словарный запас не велик, и чёткой мысли иногда он изложить не может, но всё равно данное сравнение было обидно. Тем более, что и ‘бабы’ в его общинах пренебрегали данной простой процедурой. — Я не баба! С хуя ли ты вообще так…        — Брей, — перебил Хёнджин, прежде чем словесный вулкан начал извергаться во всю мощь.        — Чё, серьёзно?? — опешил Ликс, удивлённо вздёрнув бровями.          — Раз, говоришь, удобно.        Волк, как обычно в своём репертуаре, бесцеремонно спустил штаны и, подняв одну руку, протянул нож доверительным жестом. Феликс взял нож, но уверенности в себе у него заметно поубавилось. Он посмотрел на деликатное интимное место другого парня. Ручонки неуверенно задрожали… Юноша такой же ‘голубой’, как и его глаза. Учитывая жизненные интересы, смысла в предложенном для Феликса было гораздо больше, чем для Хёнджина. В отличии от Хёнджина, Феликс давно мечтал подержать в руке чужой член. Просто подержать!          Побрить подмышки старшему было простейшей задачей для такого опытного ‘садовника’. Вот на последнем пункте ‘остановки’ парень нервно сглотнул. Чтобы было удобней, встал на коленки. Нет, не то… Опомнился.        — Подожди, я по-своему…         Юноша поднялся, убежал куда-то и через минуту вернулся с ножницами и найденными с салоне бритвенными станками. Ради такого события можно и сокровенным поделиться.         — Я сперва обстригу.         Аккуратно, стараясь не задевать чужой орган, Феликс начал процедуру стрижки природного утеплителя. Хёнджин стоит, скрестив руки на груди с каменным выражением лица. Ликс, стоя на коленочках, приводит человека в божеский вид. Со стороны, наверное, картина бы показалась нелепо комичной.         Через пару минут в ход пошли вода, мыло и бритва. Лобок было выбрить легко. А дальше… Под внимательным следящим взглядом старшего, юноша с трепетом двумя пальчиками приподнял чужой член. Тот, в ответ на банальное физическое раздражение, шевельнулся и стремительно начал увеличиваться. И тут, впервые за всё их знакомство, неуютно стало Волку. Тому явно не понравилась реакция своего организма на чужое мужское прикосновение. Хёнджин глянул вниз и, недовольно сжав губы, отвернулся. Феликс чуть ли не дышит. Чужая плоть всё больше и тяжелее, уже и в руке не умещается. Тёплый, бархатный, рельефный, так и источает мощь и силу хозяина. ‘Бритьёр’ делает вид, что для него происходящее – ничего особенного, что всё нормально, и бреет дальше. Аккуратно, тщательно. ‘Хмм, а кукуруза-то в руке поменьше была точно’.         Всё время, пока Хвана избавляли от ненужной растительности, тот воевал со своим стояком. Член то вставал, то снова падал. Хёнджина не смущает дрочить при Феликсе, не смущает дрочить и на его женственно-круглый белый зад, пофиг бы было и на секс с какой-нибудь тёлкой при нём. Хван отвык от людей и делает фактически, что хочет в любой момент. Но вот с мужчинами… его член в мужской руке…Необычно? Неприятно? Уязвимо? Нет. Это однозначно не его. Незнакомая территория. Мужики для Волка чаще враги, и их восприятие у него соответственное.         Из напряжённых мыслей Волка вывело движение чужой руки вдоль всего его ствола, приятным электричеством отстреливающее вдоль позвоночника. Хёнджин, поджав пальцы ног, нахмурился и посмотрел на наглеца вниз. Феликс моментально стушевался от своего смелого действия и, заливаясь краской, убрал руку.         — Я закончил, — отчитался он необычно низким голосом и неловко кашлянул, пялясь на мощный стояк, и ещё больше пытаясь его игнорировать. На коже ладони обжигающим теплом осталось фантомное чувство прикосновения, — Видишь… гхм… красиво и удобно.        Хёнджин отошёл на шаг, провёл рукой по мошонке и основанию члена. Непривычно. Будто без одежды, но действительно, это безусловно приятно, и касания ощущаются куда более чувствительно. Вывод. Опыт положительный и достаточно убеждающий, чтобы ввести данную процедуру в свою рутину. Как говорится, а что, так можно было? Теперь главное, чтобы это при ходьбе не отвлекало. Было бы крайне досадно закончить жизнь в холодных объятиях Кликера из-за отвлёкшей теплоты во время бега, приятно скользящей между ног мошонки.          — Ты странный… Что в бритых яйцах красивого?        Хван однозначно не так задал вопрос. Потому что ни в каких яйцах в принципе красоты не видел.         — Ну, приятнее же? — Феликс смотрит на Хёна, но его взгляд то и дело возвращается к его эрегированному члену. — И чистенько.        Хван усмехнулся на такие странные причины. Всё это время он жил в облике ‘а-ля Йетти’ и норм же было.        — Ты явно не в то время родился, пацан, — Хёнджин начал снимать одежду, чтобы сполоснуться перед сном и смыть остатки мыла. — С твоими запросами и… видом жизни тебе бы в удобства, как раньше.        Хван набрал ковш воды из бочки и вылил на себя. Феликс от этого шоу только что слюной не захлёбывается, видя Волка в новом обличии. Высокий, худой, мускулистый, загорелый, весь в ушибах и шрамах, а теперь благодаря ему ещё и сексуальный. Правда, зачем это было Ликсу - непонятно, но, безусловно, его внутренний перфекционист сейчас в восторге.    — Да, мне и сейчас неплохо. Я не помню прежнего мира, — юноша смотрит в лицо старшему, но взгляд подвластный членному земному притяжению то и дело опускается вниз. — А ты помнишь?        — Нет, — откровенно соврал старший, намыливая своё воинское тело.         Хёнджин помнил. Помнил жизнь ‘до’, помнил и смертельный хаос, творившийся на пике эпидемии. Помнил свою обратившуюся семью и родную мать, которая пыталась его загрызть… Это не хотелось вспоминать. Никогда… В тех воспоминаниях не осталось ничего, что могло принести пользу в теперешней жизни. Они делали его слабым, а слабость в нынешних реалиях недопустима. Слабость – смерть.           — Хён, давай помогу? — тихий не уверенный голос, оказавшийся непозволительно близко, как и небесного цвета глаза, нарушившие личное пространство и смотрящие в самую душу.        — С чем? — Хван искренне не понял предложенного. Что этому ‘помощнику’ опять не так?          Юноша робко указал пальцем на чужой стояк, неосознанно обхваченный широкой ладонью хозяина:         — С этим.          Феликс, такой же голубой, как и его глаза, сегодня дорвался до мечты и теперь, немного до неё дотронувшись, боится упустить возможность и жалеть о ней всю оставшуюся жизнь. Парень искренне надеется, что Волк всё-таки даст ему шанс нормально потискать своего необласканого питомца.         Хёнджин посмотрел на свой привычно неугомонный стояк и саркастично хмыкнул.        — А говоришь не баба, — не баба, однозначно. У Хвана разделение чётко. Но задница красивая, на зависть любой тёлке. И за неимением лучших вариантов, подрочить на неё вполне себе не зазорно. Всё равно не в первой. — Поворачивайся.          Хван довольно шмыгнул носом в предвкушении приятной реалистичной визуализации на расстоянии вытянутой руки. Однако идеальный персик владелец явно зажопил. Феликс стоит с нахмуренным лицом и не собирается спускать штаны и поворачиваться. Волк удивленно поднял брови.        — Что такое? Без початка помощь не помогается?        — Да ты заебал уже! — в сердцах высказался юноша, а его голубые глаза раздраженно закатились вверх. Запятнанная навсегда репутация явно не стоила тех трёх минут глубоко-рельефного кайфа. Или стоила? — Я тАк хочу!         Ликс протянул руку и смело обхватил чужой стояк, прищуриваясь и готовясь отхватить звонкого леща. Не предугадал. Волк, как только его член оказался обхвачен маленькой ладошкой, вздрогнул от неожиданности и, отбивая от своего органа наглую хватку, другой свободной рукой схватил наглеца за горло.         — Ты не понял? — процедил он сквозь зубы. — Я не по мужикам.         Вот только член Хёнджина с его мнением оказался не согласен. То ли Феликс весь целиком на бабу похож, то ли у старшего диссонанс с самим собой. Потому что как только мужской кадык упёрся в ладонь, а жилистая шея оказалась в захвате, организм его предал. Потребность застонать оказалась несоизмерима даже с его профессиональной выдержкой. Волк издал гулкий рычаще-грудной стон, а массивный, налитый кровью член дёрнулся, и из головки вытекла тянущаяся паутинкой порция предэякулята.        Феликс же сперва испуганно поднял обе руки в знак капитуляции и собрался уже было начать вымаливать прощение, однако услышанное, почувствовавшееся и увиденное подстегнуло к риску, граничащему с безумием.            — Да я же помочь хочу! — с явным напряжением в голосе возразил парень. Волк отбитый на голову дикарь в этом плане, но он, к сожалению, не по мужским агрегатам, а по женским кискам. Хотя, казалось бы, чем Феликс хуже, если явно лучше? — Я же не трахать тебя собрался… или ты меня, — (эх, а идейка-то заманчива) — Просто подрочу. Какая тебе разница чья рука?! Глаза закрой и кайфуй! Лучше же, чем самому себе!        — Не умни…ча…й…— начал громко за здравие, а закончил тихой фразой за упокой Хван.         Небольшая ладошка настырно обхватила его горячий стояк снова, и на этот раз, в сочетании с податливым горлом в руке, противостоять ей он не смог. Хватка на чужой шее усилилась, зубы стиснулись, а ладонь свободной руки, лежащей вдоль тела, сжалась в кулак до белых костяшек. Пацан же… Феликс – мужик! Неправильно!! Не по его (Хвана) природе! Это мучительно!.. Мучительно приятно…        Хёнджина затрясло от переизбытка противоречивых эмоций. Младший встревоженно наблюдал нервный тремор брюнета. Он буквально осязал его внутреннюю борьбу.         — Закрой глаза, — просипел Феликс, делая решающее движение рукой вдоль горячего напряженного ствола. Или ему щас свернут шею, нахрен, или он добьётся своего и исполнит свою грязно-мокрую мечту. — Это просто рука… как девушка… — сравнение Ликсу неприятно, но на что только не пойдёшь ради своих маленьких (ОГРОМНЫХ) фантазий.        Двадцать долгих секунд сложных раздумий, и Хёнджин с шумным тяжёлым вдохом закрыл глаза. Хватка на шее ослабла, а скольжение на чувствительном члене усилилось. Волк громко засопел и ссутулился, выдвигая бёдра вперёд и подставляясь чужой умелой руке. Это действительно было несравнимо с самоудовлетворением. Ощущения были ярче. Механика была иной. Ладонь меньше. Свои руки свободны, не двигаются, а наслаждение доставляется неимоверное. Это запомнится навсегда… Главное, глаза не открывать…        Феликс же, наоборот, смотрел на весь процесс широко открытыми глазами. Он старался запомнить всё – цвет, тепло, бархатистость, размер, каждую венку и каждую складочку крайней плоти. Это был его первый и, скорее всего, последний член в его жизни. Он был обязан запомнить всё. Юноша упивался этим запретным деянием. Еле дышал, боясь сделать неверное движение и спугнуть так наивно соблазнённого Хёна. Собственный болезненный стояк сейчас вообще не имел никакого значения. Душа юноши трепетала. Он дрочит чужой член! Раньше, в том мире, это бы было чем-то менее значимым, но сейчас найти согласного… да сейчас вообще кого-то живого найти сложно.           Ликс старался молчать и сдерживать собственные стоны от этого незабываемого шоу, которое устроил своими же руками (рукой). Конечно, это не то, чего бы он действительно хотел. В мечтах всё было бы куда разнообразней. Но, как говорится, дарёному коню в зубы не смотрят. Зато смотрят на член, головка которого блестит от растекающегося предэякулята, которого оооочень много. Феликс неосознанно облизывает губы, а собственный член подёргивается в намокших штанах в необходимости скорейшей разрядки. Старший не открывал глаз. Держался. Но Феликсу это лишь помогало. Этакая иллюзия уединения. Которой нельзя было не воспользоваться. Спазмические, вызванные перевозбуждением, слабые толчки в свои же штаны помогали получать двойное удовольствие.         — Быстрее, — приказал вдруг старший, прерывая свои сдержанные тихие стоны и облизывая пухлые губы.         Понял, принял. Феликс ускорил движения руки, надрачивая с более широкой амплитудой и выводя ‘партнёра’ на финишную прямую. Стоны Волка стали похожи на грудное тихое рычание. Еле заметные толчки блондина теперь осмелели и стали просто наглым траханием воздуха и своих серых штанов. Секунда, две… семь… Пальцы ног Хёнджина подогнулись, а голова непроизвольно запрокинулась назад. С облегчённым гортанным стоном он достиг умопомрачительного оргазма. Белёсая струя брызнула из напряженного органа.        Реакция же тела Феликса на сие безобразие оказалась быстрее его инстинкта самосохранения. Юноша с коротким стоном молниеносно рухнул на колени и бездумно насадился ртом на выстреливающий семенную жидкость член. Глаза Волка распахнулись в ужасе, а тело тряхануло в экстазе. Его реакция была такой же инстинктивной и опережающей сознательное мышление. Белые длинные волосы оказались в мощном кулаке, чтобы оттащить бессовестного мерзавца. Однако рука совершила движение в обратном направлении, и наглый рот был насажен на кончающий член ещё глубже. С шумом в ушах и со злобным рычанием Хёнджин жёстко дотрахал податливый рот юноши, пока заключительный спазм не излил последнюю каплю спермы.         Секундная передышка - и до Волка доходит весь масштаб личностной трагедии. Поганое чувство неприязни, обиды, предательства и чего-то ещё… чего-то большого, чего он разобрать пока не может. Не расслабляя кулак на охапке белых волос и гримасой нескрываемой брезгливости, Хван высунул член из чужих губ. Рука второй руки снова сжалась в кулак. Тотальная потеря контроля над ситуацией. Всё, что сейчас хочется – это вмазать обидчику и восстановить справедливость и свой авторитет…        Кулак остановился в трёх сантиметрах от идеального лица. Голубые глаза даже ни разу не моргнули. Хёнджин прищурился. Бесстрашие? Вызов? Доверие?…         — Придурок! — выплюнул ядовито Волк и отшвырнул парня от себя.         Тот отлетел на метр и приземлился на задницу, успев подставить руки. Взгляд виноватый. На уголке рта белёсая капля ‘украденной’ семенной жидкости. А ниже… На серых поношенных штанах красовалось большое расплывшееся тёмное пятно. Феликс кончил в штаны, даже не тронув себя. Хвану захотелось взвыть волком на всё произошедшее. Его использовали… Лучше бы это была кукуруза!         — Хён, прости. Я…        — Заткнись! — Хёнджин сделал шаг в сторону провинившегося и, нависая над ним, угрожающе выставил вперёд указательный палец. — Если хочешь жить, заткнись!        Прежде, чем вытворить что-то непоправимое, брюнет попятился назад и, резко развернувшись, вышел из ванной, оставив Феликса наедине со сбывшейся мечтой и её тяжёлыми последствиями.        Несмотря на то, что жилая комната в этом доме была всего одна, старшего ни вечером ни ночью юноша больше сегодня не видел. Зато слышал…        Теперь, если его однажды спросят, могут ли плакать волки, Феликс уверенно ответит, что один точно может.