Ястребы и голуби

***

Дождь лил не переставая, стучал по крышам разрушенных домов и перевернутых машин, бурными потоками бежал по узким улицам, унося с собой весь мусор и следы ужасных разрушений. В ушах стоял шум и свирепо завывал ветер. Он чувствовал холод и тяжелые ледяные капли дождя, торопливо смывающие кровь с его полумертвого тела. Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами, но он видел только свинцовое небо, затянутое черными тучами. Они плыли медленно, неторопливо, задвигая огромную крышку гроба над его головой. Странные чувства обуревали его в последние минуты жизни. То была грусть, сожаление, скорбь и облегчение, словно огромный груз ответственности, возложенный на него с детства, наконец сняли с его плеч. Это и правда конец, подумал Годжо, закрывая глаза, что были ярче ясного неба. Он проиграл.

***

Сегодня судьба благосклонна к нему и дает второй шанс

Звук дождя сменился тихой трелью будильника и классической музыкой, доносившейся откуда-то издалека. Мокрая бугристая земля неожиданно оказалась мягкой и шелковистой, а в мыслях была удивительная ясность. В нос бил аромат тушеных овощей и свежевыжатых фруктов, что-то прохладное прижималось к щеке, а за стеной раздавался звонкий женский смех, который показался ему знакомым. Годжо перевернулся, приоткрыл глаза и застыл, увидев высокий белый потолок над собой. Разве еще пару минут назад он не лежал на земле, сраженный Сукуной? Он настороженно приподнял край одеяла и нахмурился, заметив, что одет в серую шелковую пижаму, а на теле не было ни единой царапины. Напротив, его светлая молочная кожа выглядела так, словно он за всю жизнь не держал в руках ничего тяжелее тренировочной гантели или ключей от дорогой машины. Иллюзия, подумал он, но, приглядевшись, быстро отмел эту мысль. Во-первых, техника не в стиле Сукуны, во-вторых, ни один маг не смог бы воссоздать столь огромное количество мелких деталей, вроде тоненькой нитки, торчащей из одеяла или крохотного пятна на полу. В-третьих, сам ход казался ему бессмысленным, так как полученные им травмы и так были несовместимы с жизнью. И, пожалуй, еще одна немаловажная деталь — он не чувствовал чужой магии. Годжо отбросил одеяло в сторону и сел на край кровати, уткнувшись босыми ногами в огромный белый ворсовый ковер. Комната, в которой он очнулся, походила на современную спальню в пентхаусе, только выглядела она слишком большой для одного человека, какой-то необжитой и одинокой. Музыка за дверью стихла, а женский голос стал отчетливее. Может, его спасли и перенесли в это странное место? Но кому такое под силу? Он вновь приподнял край шелковой пижамы и задумчиво прошелся пальцами по животу. Даже шрама не осталось. Вдруг стеклянные раздвижные двери отъехали в сторону, и на пороге появилась Мэй, держа в руках небольшой круглый поднос с двумя чашками кофе. Годжо опешил, увидев ее внешний вид. На ней была всего одна тонкая белая рубашка, едва прикрывающая обнаженную грудь и полные бедра. Светлые волосы были собраны в высокий хвост, а на губах ярко-красная помада и хитрая улыбка. — Давно ты так долго не спал, — произнесла она. — Принимал вчера что-то перед сном? Мэй поставила поднос на прикроватный столик и, прежде чем Годжо успел что-либо ответить, она взобралась на его колени и обвила шею руками. Мягкая теплая грудь коснулась его собственной груди, твердой и напряженной. Между ними и прежде была искра, особенно в студенческие времена, но никогда дальше флирта дело не заходило. — Мэй? — тихо и неуверенно позвал он. — Что ты делаешь? Девушка глухо засмеялась и нехотя отстранилась. — Я поняла в чем дело, — ответила она, сощурив красивые раскосые глаза. — Ты такой напряженный из-за этого детектива? Думаю, в скором времени выйдет запрет на приближение, и он оставит тебя в покое. — Я такой напряженный, потому что ты сидишь полуголая у меня на коленях, — он обхватил ее за талию и, словно она ничего не весила, переложил на кровать, а затем поднялся и встал напротив панорамного окна, мрачно разглядывая вид снаружи. Это место было ему не знакомо. — Что произошло? Как я тут оказался? Что с Сукуной? — Кто такой Сукуна? — Мэй потянулась с тихим зевком и обхватила ладонями чашку с горячим кофе. — Покажи-ка старшей сестрице, что ты вчера употреблял. Ее голос звучал все так же игриво, однако Годжо не мог не заметить в нем взволнованные нотки и то, как напряглось ее тело. Он повернулся и смерил ее пристальным взглядом. Чем дольше они беседовали, тем сильнее становилось чувство какой-то неправильности происходящего. С Мэй было что-то не так. С его восприятием магии и с этим местом. — Старшей сестрице? — спросил он, пытаясь придать голосу больше обыденности. — Только не начинай… — улыбка окончательно сошла с ее лица. Мэй поставила чашку на поднос и поднялась, краем глаза разглядывая прикроватную тумбу и вещи, лежащие на ней: ключи от машины, телефон, мятые полупустые блистеры и банковские карты. — Я пришла только потому, что отец волновался и просил проверить, как у тебя дела. После всех несправедливых обвинений в убийстве и тайных преследований папарацци мы боялись, что ты снова… сорвешься, — она тяжело вздохнула. — Нанами уже связался со мной. Он приедет через два часа. Приведи себя в порядок и езжай прямиком в офис. Сейчас за твоими действиями наблюдает вся страна. Не давай им лишнего повода судачить о тебе. Так и не дождавшись ответа, она сползла с кровати и вышла из спальни, испустив горестный вздох. Годжо долго смотрел ей вслед, все больше теряясь в догадках. Это была не Мэй. И мир этот пах иначе. Нет привычного запаха проклятий, въевшегося в воздух, чувства подступающей опасности, колыхания знакомой шаманской силы. Сатору подошел к прикроватной тумбе и расправил мятые блистеры. Значит, «этот» Годжо принимал перед сном сильные снотворные и успокоительные. Бросив таблетки обратно, он взял телефон и провел пальцем по экрану. На сером фоне отобразилось несколько сообщений и три пропущенных вызова, один из которых был от Нанами. Имена остальных людей он видел впервые. — Интересно… — подумал он с мрачной улыбкой. У кого-то отменное чувство юмора. Задумчиво покрутив телефон между пальцев, он вдруг взглянул на свою ладонь, затем, вытянув руку, негромко произнес: — Черная молния. Спустя несколько секунд в повисшей тишине раздался тихий смех и громкий удрученный вздох.

***

Он молчаливо бродил по дому, разглядывая интерьер. Привыкший жить в традиционном японском доме, в окружении многих людей, Годжо чувствовал некую хандру, глядя на эти серые стены, высокие потолки, пустые необжитые комнаты и идеальный порядок повсюду. Очевидно, кто-то следил за этим. Вероятно, домработница, приходящая в отсутствие хозяина, чтобы не попадаться ему на глаза, и торопливо уходящая до его возвращения. Заметив огромный портрет в гостиной, Годжо встал напротив, в замешательстве разглядывая знакомые лица. Это были его отец и мать, странные, не похожие на себя и какие-то угрюмые. Сам он, или, скорее, его более юная версия, стояла рядом, облаченная в строгий черный костюм, и Мэй в длинном кружевном платье сидела на стуле, скромно опустив бледные ладони на колени. Так вот что она имела в виду под «старшей сестрицей». Опустив руки в карманы пижамы, он вышел на балкон и поморщился от яркого солнечного света. Время перевалило за десять утра. Теплая нагретая плитка неприятно покалывала пятки. В большом прозрачном бассейне одиноко плавал надувной шезлонг и несколько широких пятнистых листьев, принесенных ветром. На столе стояла открытая бутылка недопитого виски и один стакан. Кто-то накануне выпивал здесь в одиночку. Годжо подошел к стеклянному ограждению и, положив ладони на перила, посмотрел вниз. Судя по виду, сороковой этаж, не меньше. Он сощурил глаза, разглядывая мелкие машины, припаркованные возле дома, торопливо проходящих мимо людей, парки и дороги, небоскребы, забегаловки и аттракционы. Как много раз он наблюдал за ночным городом? Бесчисленное количество раз Годжо лицезрел этот вид, сбегая от опостылевших будней, ворчливых стариков, глупых приказов и заданий. Только вот… то, что он видел сейчас перед собой, разительно отличалось от «его» города. Всецело убедившись, что не находится в иллюзии, он помрачнел. — Почему ты еще не собрался? Годжо вздрогнул, услышав за спиной знакомый голос. Его сердце пропустило удар, а пальцы крепко впились в стеклянные перила. Как он мог оказаться здесь? Или это очередной трюк? Сатору резко обернулся и ошеломленно уставился на Кенто, стоявшего у порога. — Нанамин… — прошептал он и, едва сделав два шага, застыл на месте, пристально и недоверчиво разглядывая мужчину, глядевшего на него с легким раздражением. — Какой я тебе Нанамин, идиот? — буркнул он и бросил быстрый взгляд на барную стойку. — Смотрю, уже пригубил с утра. — Это не… Аа-а, неважно, — Годжо с улыбкой махнул рукой, продолжая рассматривать его во все глаза. Взгляд определенно как у настоящего Нанами. О, и этот вечно недовольный хмурый вид и ворчливый тон. И одежда почти такая же! Не отличить от оригинала. — Неважно? Ты уже должен был находиться в офисе! — произнес он. — Мэй сказала, что ты ведешь себя странно. Что вчера произошло? Разве я не довез тебя до самого дома? Или мне теперь еще и до спальни тебя провожать?! Сатору молчал, с тоскливой улыбкой выслушивая его брань. Он бы солгал, сказав, что не скучал по нему, не скорбел больше, чем остальные, что не винил себя, потому что был далеко, когда в нем нуждались. Он был разбит, когда собственные ученики обвинили в черствости и безэмоциональности. Но статус Сильнейшего — это неразрушимые оковы. Мало кто помнил, что Годжо Сатору тоже живой человек из плоти и крови. Что и в его груди бьется такое же сердце, способное сопереживать, любить, ненавидеть и горевать. Когда все вокруг смотрят на него с надеждой, ждут спасения и утешения, имеет ли он право разочаровать их или уподобиться простому смертному? Статус Сильнейшего — это оковы, вынуждающие влачить одинокое существование без любви и привязанности до самой смерти. — Сатору?.. — окликнул его Нанами негромко. Раздражение на его лице сменилось обеспокоенностью. — С тобой все хорошо? — Да-а… Да, — он протер лицо и присел на мраморные ступени, разглядывая редкие облака в небе. — Просто устал, и, кажется, что-то не так с моими воспоминаниями. — О чем ты? — спросил Кенто, встав рядом. — Я ничего не помню, — тихо произнес Сатору, наблюдая за его реакцией. В данной ситуации это был единственный правильный ответ. Сделать вид, что он ничего не помнит, кроме имен и некоторых лиц, окружавших его людей. Как бы сильно его сознание ни противилось фактам, в итоге он был вынужден признать, что никто не замешан в его странном перемещении из одной реальности в другую. Несмотря на мир, в котором вырос Годжо, полный магии, добра и зла, страшных и запрещенных техник, способных низвергнуть сами небеса, он никогда не слышал о других мирах или перерождении после смерти. Может, об этом просто некому было поведать? Может, смерть всего лишь конец одной из множества других жизней? Он потер висок и вскинул голову, больше не желая тратить время на пустые беспочвенные предположения. Здесь и сейчас, чтобы разобраться в этой неразберихе, в первую очередь ему нужно было обезопасить себя. Вряд ли у него получится долго водить всех за нос, даже не имея представления о том, каким был иной Годжо Сатору. Даже Мэй, проведя с ним всего пару минут, заподозрила неладное. — Что значит, ничего не помнишь? — голос Нанами был спокоен, но Годжо хорошо был знаком его нрав. Чем тише звучал его голос, тем сильнее разгоралась буря. — Вчера я неважно себя чувствовал, — произнес Сатору и подумал «так как одна часть моего тела отделилась от другой», но вслух произнес: — Поэтому выпил кое-какие таблетки. Кажется… — он начал быстро щелкать пальцами, делая вид, что усердно пытается вспомнить их название. — Что именно ты не помнишь? — нетерпеливо перебил Кенто. — Как пришел домой? Как лег спать? Говори конкретнее! — В общем… — Годжо виновато улыбнулся и поскреб лохматую голову. — Ничего. Даже тебя. Ничего… кроме имени. — Ты шутишь? — прошипел Нанами, бросив на него яростный взгляд исподлобья. — Сатору… ты! — взревел он и в следующую секунду, грубо схватив его за запястье, поволок вниз по лестнице. — Что с тобой, черт возьми, не так?! Откуда эта тяга к саморазрушению?! Чего тебе не хватает в этой жизни?! Годжо ошеломленно уставился на Кенто, потеряв дар речи. Неужели он ошибся, решив, что между этими двумя личностями нет никаких отличий? Нанами, которого он знал, всегда был сдержан и хладнокровен. Может ли быть, что и люди в этом мире не такие, какими он привык их видеть? Сатору покорно шел за ним, молча слушая, как этот мужчина распаляется все сильнее, а на его висках и лбу вены вздуваются от напряжения. Вероятно, в прошлом он был проблемным парнем, раз Кенто так разгневали его слова. Вместе они спустились с веранды, прошли через гостиную и наконец оказались в огромной спальне, в которой он проснулся всего пару часов назад. — Покажи, что ты пил! Годжо огляделся, подошел к прикроватной тумбе и бросил Нанами мятые блистеры. Пока тот отвлекся на их разглядывание, сам он присел на край кровати и, подперев голову рукой, вновь принялся разглядывать его, пряча ностальгическую улыбку в уголках глаз. Нет, отличие все-таки есть. Этот мужчина легко возбуждаемый и вспыльчивый, одевается во все серое, в порыве гнева не сдерживает эмоций, но тем не менее в извергаемых им ругательствах не чувствуется искренней злобы. Скорее, какая-то усталость или привычка, выработанная годами. Пока Кенто внимательно обследовал разбросанные таблетки и банковские карты на столе, Годжо перевел взгляд на высокие полки, стоящие возле домашнего кинотеатра, и хмыкнул, заметив пустые рамы без фотографий. Внимательно приглядевшись к обстановке в этой комнате, нетрудно было догадаться, что живущий здесь человек одинок. Никаких посторонних вещей, идеальный порядок; сложенный домработницей плед лежал на кресле без единой складочки; на стеклянном журнальном столике пусто; на второй прикроватной тумбе стоял телефон и ночная лампа; на холодных серых стенах висели дорогие бесчувственные картины, являющиеся всего лишь частью интерьера. Вся эта спальня выглядела словно декорация для съемок. Это одиночество или нездоровая мания порядка? Даже просто находиться в этом месте было неприятно. — Это еще что? — спросил Нанами, протянув ему черную карту с белым порошком на краях. — Я спрошу еще раз, Сатору. Что ты употреблял прошлой ночью? — злость в его голосе сменилась стальными нотками. — Не помню, — ответил Годжо и безразлично пожал плечами. Кенто прикусил губу и, нахмурившись, начал ходить кругами по комнате, о чем-то угрюмо раздумывая. Остановившись напротив панорамного окна, он достал телефон и набрал чей-то номер. Не прошло и трех секунд, как из динамика раздался приятный женский голос: — Что на этот раз? — Разве я не могу позвонить тебе просто так? — справился Нанами, поглаживая пальцем серебряную запонку на рукаве идеально выглаженной рубашки. — Брось. Мы оба знаем, что ты вспоминаешь обо мне, только когда твой взрослый ребенок что-то учудит. Сатору в порядке? — Нет… — он тяжело вздохнул и взъерошил волосы. — Не могла бы ты… приехать, Секо? Вопрос срочный. Годжо тем временем, присев на одно колено, распахнул дверцы прикроватной тумбы. Внутри, как он и думал, было почти пусто, разве что на верхней полке лежали старые выпуски газет месячной давности. На заголовке одной из них пестрила жирным шрифтом огромная надпись: «Наследник GL-company обвиняется в серии убийств». Ниже красовалась его фотография возле полицейского участка с небольшим кофейным пятном на углу. Несколько человек провожали его в участок, яростно отталкивая агрессивных папарацци, нагло сующих микрофон ему в лицо. На запястьях Годжо были застегнуты наручники, и одет он был неподобающе наследнику крупной компании: в потертые джинсы и черное худи, из-под капюшона которого торчали только светлые волосы. Внимательно присмотревшись к фотографии, Сатору вдруг вздрогнул и едва не выронил газету, заметив среди людей в полицейской форме Гето Сугуру. Нанами, следивший за ним краем глаза, отключил телефон, подошел к нему и опустился рядом на корточки. — Сатору, тебе нехорошо? — увидев газету в его руках, он потянулся за ней, намереваясь отобрать, но Годжо оказался проворнее. — Сколько раз ты еще будешь читать эту статью? Тебя оправдали, забудь о ней. — Кто этот человек на фотографии? — спросил он, показав пальцем на Гето. — Ты знаешь его? — Почему спрашиваешь? Вспомнил что-то? — Лицо кажется знакомым, — солгал он. Нанами бросил презрительный взгляд на фотографию. — Этот ублюдок нацепил на тебя наручники средь бела дня, не имея веских улик. И все из-за личной неприязни. — Но меня ведь освободили? — Вместе с памятью ты потерял и способность ясно мыслить? — Кенто сел на пол и, согнув колени, водрузил на них руки. — После того, как тебя задержали, активы компании рухнули всего за пару дней. Мы потеряли несколько крупных инвесторов и прибыльных контрактов. А эти чертовы журналюги начали рыться в грязном белье вашего семейства. Но кто не без греха, — мрачно произнес он, потирая идеально выбритый подбородок. — Пострадали все. А особенно досталось Мэй как незаконнорожденной дочери твоего отца. — Так Мэй мне не родная сестра? — с нескрываемым облегчением спросил Годжо, вспоминая, как она прижималась к нему почти обнаженной грудью. — Это многое объясняет… — особенно это утро, подумал он, пристально разглядывая фотографию Гето. Хоть Нанами и сказал, что он был одержим идеей схватить его, на его лице не было ни толики радости или ликования. Скорее, какая-то усталость и отчужденность. — А в убийстве кого меня подозревали? — Дзюнко Амари. Девочке всего семнадцать лет было, — Нанами облокотился о спинку кровати, вспоминая эту наглую назойливую девицу, одержимую Сатору. Амари несколько раз пыталась проскочить мимо охраны и ресепшена, после чего ей запретили ступать на территорию компании. Однако ее пыл это не остудило, а напротив, больше раззадорило. Дзюнко днями и ночами топталась перед дверьми компании, а порой тайком проникала на парковку неизвестно какими путями и подолгу пряталась за машинами. И однажды удача ей все же улыбнулась. Как только Сатору спустился на парковку, затаившаяся поблизости Амари бросилась ему навстречу и вцепилась в него, громким и дрожащим от волнения голосом признаваясь в чувствах. Конечно, не обошлось без зевак, снявших все на телефон. И уже на следующий день «сенсацией» пестрили все газеты и новостные сайты, обвиняя Годжо в связи с несовершеннолетней. Перчинки добавил и Тоджи Фушигуро, позже грубо отшвырнувший от него девчонку почти на три метра. — Она была по уши в тебя влюблена и постоянно преследовала. Каким-то образом умудрилась выяснить, где ты живешь, и даже личный телефон. От зорких глаз прессы ее назойливое внимание не ускользнуло. Сначала тебя обвиняли в связи с ней, а потом… в убийстве. Дзюнко нашли расчлененной в мусорном баке. Сатору молча слушал рассказ Нанами, вперив пустой взгляд на фотографию Гето Сугуру. Значит, и в этом мире они враги? Но чем он насолил ему, раз Гето столько сил положил, чтобы упечь его за решетку? Были ли они знакомы прежде, или простому детективу не давал покоя его статус? А может, он вцепился в шанс быстро подняться по карьерной лестнице? Но все предположения вдруг показались ему такими абсурдными, нелепыми и совсем не вязались с характером того Сугуру, которого он знал. Впрочем, какая разница. Он жив, и то уже хорошо. Кто-то позвонил в дверь. Сатору и Нанами одновременно вскинули головы. — Наверное, Секо пришла, — Кенто поправил волосы и вышел из спальни, а спустя две минуты на первом этаже раздался ее голос и стук каблуков. Однако на полпути звук стих, и два голоса, мужской и женский, опустились до шепота. Наверняка Нанами вводил ее в курс дела. Сатору напряг слух, но, вспомнив, что в этом мире нет магии, сердито пнул ногой открытую дверцу тумбы. Как долго ему придется торчать тут? Как, не имея магии, вернуться в свою реальность? Ведь Сукуна все еще не повержен. Найдется ли человек, который сможет сравниться с ним в силе? А куда, собственно, ты собрался возвращаться, если твое тело уже мертво? Он помрачнел, по-настоящему осознав в какой безвыходной ситуации оказался. — …Сатору? — кто-то настойчиво звал его и щелкал пальцами. Подняв голову, он встрепенулся и издал странный звук, увидев напротив лицо Иери, склонившуюся над ним. — О чем задумался? — ее губы разошлись в странной улыбке. — Мое лицо так сильно тебя пугает? — Секо, — позвал Нанами и протянул ей блистеры, найденные у Годжо. Иери, едва взглянув на них, подняла тонкую бровь и вновь обратилась к Сатору с ухмылкой: — От простого успокоительного и снотворного память не теряют, дорогой. Может, ты забыл рассказать нам о чем-то важном? — она опасно сощурила карие глаза, обхватив его подбородок пальцами. — Я рассказал все, что помню, — улыбнулся Годжо, стойко выдержав ее взгляд. — Что насчет этого? — Нанами протянул ей банковскую карту. — Можешь сказать, что за вещество на ней? — Я что, похожа на собаку-ищейку? — с недовольством бросила Иери и тем не менее, бережно забрав карту из его рук, переместила ее в маленький прозрачный гриппер и убрала в карман пиджака. — Ничего конкретного сейчас я сказать не могу. Дождемся результатов теста. — Конечно, — тут же ответил Нанами. — Спасибо тебе за все. Ты столько раз нас выручала… — Не стоит благодарности, — она усмехнулась, хлопнув затихшего Годжо по плечу. — Благодаря вам я скоро куплю себе новую машину.

***

— Скорее всего, у главного входа нас будут поджидать журналисты. Заедем с другой стороны. Ни с кем не разговаривай, сразу поднимайся в свой кабинет. И… Сатору, — Нанами предостерегающе посмотрел на него через зеркало дальнего вида, — никому не рассказывай о своей проблеме. В компании у нас много врагов, и эта ситуация сыграет им на руку. К тому же обществу покажется странным, что ты потерял память сразу после скандала с Дзюнко Амари. Я разберусь с некоторыми делами и зайду к тебе. — Хорошо, — ответил Годжо, понуро глядя на город через приоткрытое окно машины. Все вокруг казалось ему чужим, непривычным и отталкивающим. Незнакомые постройки, люди, запахи, шумы и даже ритм жизни. Без привычного чувства бурлящей в его теле магии ему казалось, словно кто-то вырвал часть его души, отделив ее от плоти. Никогда прежде он не сталкивался с чем-то подобным и впервые за всю свою жизнь был по-настоящему растерян. Было бы куда проще, окажись он каким-нибудь бедняком, зарабатывающим себе на хлеб тяжелой работой. Как просто было бы смешаться с толпой и свободно вести собственное расследование, чтобы найти способ выбраться из этого мира. Машина остановилась на светофоре. Из кафетерия через дорогу по всей улице разносился приятный аромат кофе и свежеиспеченных булок. Чуть поодаль громко стучал отбойный молоток и несколько человек, одетых в рабочие костюмы, сидели на бордюрах вдоль дороги, потирая пыльные каски. Годжо, подперев голову рукой, принялся скучающе разглядывать огромные рекламные щиты, изображения на которых сменялось каждые несколько секунд. Глубоко задумавшись, он не заметил, как справа подъехала красная спортивная машина с черными затонированными окнами. Но спустя всего полминуты его охватило странное чувство, словно кто-то сверлит его пристальным глубоким взглядом по ту сторону окна. Сатору повернул голову, и в ту же секунду владелец красной машины опустил черное стекло. Годжо замер, ошарашенно уставившись на лицо человека, сидящего за рулем. Каков был шанс в столь огромном городе, среди множества автомобилей, тысячи дорог и светофоров, четырнадцати миллионов человек встретить именно его? За какие грехи он расплачивается в этом бренном мире? — …Эй, ты! Слышь, белобрысый, я с тобой говорю! — из машины раздался знакомый грубый и надменный мужской голос. — Встречайся со мной. Годжо Сатору, доселе повидавший немало странностей в жизни, вдруг впал в ступор. Медленно закрыв окно, он прижался спиной к белому кожаному сидению и огромными от удивления глазами вытаращился на коротко выбритый затылок Нанами. Что это вообще… сейчас было? — Ты оглох?! — из соседнего окна высунулся рослый бритоголовый мужчина в солнцезащитных очках. Выдержка никогда не была сильной стороной Сатору, и тем не менее он терпеливо прикрыл глаза, взывая самого себя к самообладанию и сдержанности. — Босс тебе вопрос задал, мудила! — бросил тот вдогонку. Мигом вспыхнув, Сатору ударил кулаком по кнопке на двери и, опустив стекло, высунул голову. — Это ты меня сейчас мудилой назвал, уебок плешивый?! — крикнул он. — Выйди из машины и повтори еще раз! — Ты хоть знаешь, с кем говоришь, а?! Знаешь, кто мой босс?! — Сатору! — гаркнул Нанами. — Сядь на место! — Передай своему боссу, что его разукрашенная морда не в моем вкусе! — рассмеялся Годжо. — Пусть для начала научится вежливо разговорить с людьми! — А ты сам, типа, пиздец какой вежливый?! — гневно взревел лысый. Цвет на светофоре замигал красным, и две машины разъехались в разные стороны. Одна тут же сорвалась с места, вторая же стояла еще какое-то время, несмотря на громкую ругань и недовольные сигналы водителей позади. — Что этот отброс себе позволяет?! — Закрой рот и пробей номер тачки, — с хищной ухмылкой произнес Сукуна, задумчиво постукивая пальцами по рулю.