Внимание! Агент заметил вас.

      Дребезжащее отчаяние. Примерно так можно было описать твою ситуацию, хотя и не сказать что все было прямо так и дерьмово. Ну влюбилась. Втрескалась по самые помидоры, с кем не бывает? Вот только он тебя, скорее всего, даже и не знает по имени. И, вероятно, до кожанных ему дела нет.       Импульсивный придурок, отвешивающий странные шутки направо и налево. Он находится везде и нигде одновременно. Для агента, который стабильно отправляется на боевой выход, он всегда возвращается подозрительно целым. Не то чтобы тебя это не радовало, но... стоило бы ему для разнообразия не только поджигать пальто и жопу.       Кстати о жопе.       Нервно перегрызая колпачок на ручке, ты откровенно пялишься сквозь стекло. Пялишься на странное сочетание цветов - Господи, кто дал ему эту рубашку с этим костюмом? - на то, как оно идеально сидит по его фигуре (ты пялилась на него долго и много, чтобы понять, что цвет костюма совсем не серый). Приталенная жилетка, чистые брюки, начищенные туфли (он точно солдат?!). Пальто небрежно висит перекинутым через руку, и хотя ты знала - знала, - что их тела созданы из металла, но сейчас...       Сейчас объект твоего воздыхания выглядит до страшного мягким.       Стиснув кулаки, ты в конце концов перегрызаешь несчастный колпачок.       Соберись! Возьми себя в руки, тряпка! Судорожный вдох мешается с нервным движениями рук, попыткой пригладить волосы, поправить вещи. Ты прикрываешь на миг глаза, чувствуя как немного закружилась голова. Ты сможешь! Ты баба кремень, неугасаемый огонь, ты сильная и отважная, и плевать что ты безбожно ссышься, камон, он тебя не съест и не ударит!       И все равно трусливо дожидаешься, когда он останется один. Ни о какой работе речи идти и не может - ты залипла, окончательно и бесповоротно, а твои грязные фантазии не дают тебе никакого морального удовольствия и отдыха. Главное не взболтни ему, что упоительно дрочишь на него каждый гребанный вечер.       — Ты чего залипла? - хлопок по плечу вывел из хрупкого забытия. Ты пару раз моргаешь, поднимаешь взгляд на своего друга, а после трагически вздыхаешь.       — Он меня убьет.       — Не попробуешь - не узнаешь. Он не хам, да и вроде бы не агрессивный. Ну, насколько мне известно... - парень трет подбородок, щурится и тоже кидает взгляд на пустеющий коридор.       Вот спикеры несутся куда-то, бурно переругиваясь на уменьшенной громкости. Вот девица прошмыгнула с кучей документов. Вот два коренастых мужика практически маршировали вдоль стены, негромко обсуждая последние новости. И он, который был вечно кем-то облеплен, хотя ты знала, что все с точностью, да наоборот.       Это камерамен лип ко всем, кого видел, словно желал не то приподнять, не то отравить чье-то настроение. И ему, в общем-то, плевать, кто станет его жертвой. Он умудряется поговорить со всеми.       — Короче, славный малый, - отмахивается он, оторвав свою задницу от твоего стола.       Ну, он пытает поддержать тебя в меру своих возможностей. Никто же не виноват, что ты боишься.       "Я не боюсь." - повторяешь про себя, выключая комп на минут пятнадцать раньше, чем закончится рабочий день.       "Я не боюсь..." - выскальзываешь из кабинета прежде, чем высокая стройная фигура исчезнет за поворотом. Он один, просто догнать и сказать. Просто догнать и сказать, да?...       "Я не боюсь!" - и ты бежишь, по пути одергивая вечно задирающуюся юбку. Мягкая подошва кед смягчает шаг, и тебя едва слышно за гулом работающих систем на этом этаже.       Набираешь полную грудь воздуха, спускаешься с бега на шаг, едва шевеля деревенеющими ногами. Подходишь к складу, в который он зашел. Зачем он туда зашел? Боже, да тебя не волнует!       Губы пересохли, ты их торопливо облизываешь, смачиваешь слюной и заходишь за ним следом, прищурившись чтобы сориентироваться в полумраке. И замираешь с приоткрытым ртом, наблюдая как он разговаривает... с кем-то.       На планшете человек. Мужчина средних лет, в прикольных очках, но в целом весьма солидного вида. Тебя бы ничего не смутило в общем и целом, если бы индикатор подключения защиты не горел зеленым.       Зеленым, блять.       Ты, конечно, все еще не понимаешь принципы таких ухищрений (и как это дерьмо вообще работает?), и зачем для каждого типа агентов разный канал цифрования, но однозначно запомнила, что в альянсе всего три цвета. Красный, синий и фиолетовый. Но запомнила ты это лишь потому, что однажды штаб взломали скибидисты. И потому что прибывшие телевизионщики орали реверсным матом.       А тут зеленый!       Шаг назад, медленный и осторожный, чтобы не подать виду что ты, вообще-то, здесь, и стала свидетелем того, чего не следовало. О признании и речи быть не могло, у тебя это тупо вылетело из головы, оставив при себе лишь неловкость и смятение.       Может, это руководство? Какой-нибудь вышестоящий начальник, ну в конце концов кто-то же должен руководить Альянсом? Вряд ли это враг?...       Дверь предательски скрипнула, и камерамен поворачивает камеру в твою сторону так резко, что ты невольно забеспокоилась о сохранности его шеи. И он смотрит на тебя.       — Я... - голос падает до сиплого шепота. Он смотрит, смотрит, СМОТРИТ! Камерамен отключает видеосоединение. — Я ничего не видела!       Ты выскакиваешь с подсобки так быстро, как только можешь, и устремляешься прочь по коридору, к лифту на жилой этаж.       — Подожди!       Нет, ты не подождешь. Ты бежишь, и не совсем понятно от чего. Не хочешь узнать, что он предатель? Не хочешь выслушать его, чтобы он потом спросил "какого хера ты пошла за мной, кожаный мешок"? Страшно, страшно, как же страшно...       Уже у самого лифта он догоняет тебя, берет под руку почти галантно, создавая видимость что все прекрасно. Что это просто диалог. Что он снова прилип к первому попавшемуся, потому что он делает так всегда.       А в твоей груди сердце стучит, стучит так быстро и сильно, что вот-вот сломает ребра. От страха, от неописуемого восторга, от смущения.       Он жмет на кнопку нужного тебе этажа, двери закрываются с мерзким скрежетом и эта просторная кабина поплелась со скоростью улитки. Ты, словно только сейчас пробудившись, пытаешься стряхнуть его руку.       Потому что под его прикосновением кожа горит. Горит так сильно, так больно и желанно, что это мучительно...       — Надо поговорить, - начинает камерамен будничным тоном, словно не он только что обосрался по полной программе.       — Я ничего не видела. И не слышала. Мне плевать.       Давишь из себя сквозь зубы, смотря в стальную дверь. Замечаешь боковым зрением, как он склонил камеру на бок. А после из его динамиков вырывается веселое фырканье.       — Знаешь, я не могу тебя все равно отпустить, потому что... В общем, это важно. Мне нужно, чтобы ты сохранила это в тайне, птенчик.       О каком выборе идет речь, если чаши весов заняли безопасность Альянса и нездоровое влечение к, как оказалось, говнюку? А говнюк ли? Он все еще держит тебя под локоть, крепко, но безболезненно. Лифт мерзко качается и скрипит тросом, проезжая половину пути.       — Можем обсудить цену твоего молчания, - мягче добавляет он, и ты чувствуешь мимолетную ласку.       Как он огладил большим пальцем твое предплечье. От этого стало почти плохо, ты шумно выдохнула и вздергиваешь голову вверх.       К черту страх, ты и так достаточно молчала, терпела, и хотя ты бы все равно никому не сказала (потому что это же твоя секс-мечта), но поторговаться можно. Хотя бы какой-нибудь крохой.       — И что ты предложишь мне взамен, Лакки?       Смотришь прямо в объектив. Никакого страха, нельзя идти на попятную. Это шанс. Пусть это достигается и не самым чистым и благоразумным путем, но ты совершенно не благоразумна.       Была бы умной, если бы текла по человеку.       Он играет фокусировкой объектива, склоняет камеру по птичьи в бок, говорит почти одновременно с пиликнувшим о прибытии лифтом:       — Могу предложить себя.       Предложение, сделанное столь невозмутимым тоном, выбивает из твоих легких весь воздух.