Внимание! Агент заметил вас.

      Большой камерамен.       — Кай! Смотри, вот это развалюха!       Камерамен стоит рядом с тобой, в задумчивости рассматривая непонятную вам обоим хрень. Эти припасы настолько древние, что вы оба удивляетесь — почему руководство не списало их или, на худой конец, не использовало по назначению. Ты чихаешь от поднявшейся пыли — это уже вошло в привычку, и тяжёлая ладонь обеспокоенно ложиться на твоё плечо. Ты чешешь нос, пытаясь аккуратно перелистнуть прилагающуюся документацию. Она хлипкая настолько, что боишься её порвать, но не хочешь доверить её своему коллеге — его руки созданы, чтобы скручивать кому-нибудь головы. Например скибидистам.       — Как думаешь, зачем оно им? — бубнишь ты, не замечая пристального взгляда чужого объектива.       Большой камерамен жмёт плечами, в голове перебирая возможные варианты того, куда тебя стоит сводить чтобы развеется. Вы неплохо сдружились и прекрасно работаете в команде, и он действительно вынес все лестницы и стремянки. Разумеется в тайне от тебя.       Ты ему нравишься — возможно, это не самый очевидный факт для тебя, но для него это сродни удара по системам. В процессоре мысли скачут от одной к другой, но все его внимание привлекает самый важный на данный момент вопрос: что ему делать?       Противится желанию быть немного ближе большой камерамен не может, оно настолько сильное, что ему кажется, что ты магнит, к которому его непреодолимо тащит. Возможно, он не сможет дать тебе всего того, в чем ты нуждаешься, но этот гигант может хотя бы попытаться.       Поэтому большой камерамен блаженно гудит системами, когда тебя приходится либо подсадить, чтобы достать очередной листок с высокого стеллажа, либо принять твои объятия — ты совершенно себя не контролируешь в моменты радости, каждый раз вводя его в ступор стоит тебе прижаться к нему, обхватив за торс. Он признается тебе… Но немного позже.       Большой ТВмен.       «Забавная» — вот какая мысль крутится в его процессоре, но сам твой начальник молчит, от чего ты чувствуешь себя неудобно. Ну, ладно, тебе ещё неловко от того, что тебя все ещё не поставили на ноги. Ты не поднимаешь свой взгляд на его экран, потому что чувствуешь всей кожей — он смотрит сейчас на тебя, и никакой закат ему в принципе не интересен. Ты вообще хоть раз задумывалась о перспективе оказаться на руках огромного робота, который твой начальник?       Ты ахаешь, стоит его рукам изменить положение, устраивая тебя… Поудобнее? То есть, тебя вообще не спустят?       — Г-господин Раут… — о, как очаровательно ты заикаешься, но как и в вашу первую встречу — он благосклонен к тебе, потому не утруждает говорить больше необходимого.       — Здания в аварийном состоянии, — гудит он тише обычного, от чего создаётся уж слишком впечатляющая атмосфера. — Я могу не успеть поймать тебя и телепортировать в безопасное место.       Звучит логично, и ты пытаешься расслабиться в достаточно тёплых типа объятиях, нервно загибая собственные пальцы. Ветерок лёгкий и почти незаметный, и будучи прижатой к его широкой груди это совсем не мешает тебе услышать шум внутренних механизмов. Ситуация запредельно романтичная: ты на руках интелегентного мужчины, провожаешь вместе с ним уходящее солнце, наблюдая за темнеющим небом и появлением первых звёзд. Вот только интелегентный мужчина — огромный, мать твою, робот, которому ты дышишь сама-помнишь-куда. Ты видела различные взаимодействия агентов между собой, и у тебя уже сложилось определённое впечатление о механических созданиях — они обладали вполне себе человеческими чувствами, так же дружили, грустили, злились и радовались. А могли ли они любить? Насколько ты помнишь, среди агентов есть от силы три девушки.       Ты ежишься от наступающей прохлады, и большой телевизионщик замечает это, думая о том, что вероятнее всего влип по полной программе.       — Не против, если я верну тебя сразу в твою комнату?       Ему совсем не хочется тебя отпускать, ты такая крохотная и тёплая, от чего ТВмен не может сдержать ласковый шум помех. Кто же знал, что он встретит такую милоту?       Ты киваешь, и только потом задумываешься: откуда он знает, где ты живёшь?..       Большой и обычный спикермены.       Сквозь сон ты чувствуешь невероятную жёсткость под собой, и вялый мыслительный процесс обрывается на корню — во рту оказывается жёсткий сушняк, а голова трещит так сильно, что впору просто умереть. Глухо стонешь от паршивого состояния, когда до тебя доходит причина твоего плачевного положения — вчера ты перебрала с алкоголем. Потому что ты не умеешь пить, бестолковка.       Ну, уже замечательно то, что ты понимаешь почему тебе так плохо, но это не решает твою проблему сейчас. Да, выходной после корпоратива — лучшее, что могло с тобой случиться, но тебе срочно необходимо встать и попить, иначе ты просто рассыпешься в прах. Но для начала: разлепи свои сонные глаза.       Ты смотришь расфокусированным взглядом в темноту помещения, что на самом деле странно — в твоей комнате всегда горит ночник, а утром и вовсе пролезают лучи солнца через узкое окно почти под потолком. Когда над головой разносится тихий непонятный звук, ты взвизгиваешь от неожиданности и подрываешься столь стремительно, что тут же об этом жалеешь. Голова так закружилась, что ты едва не шлепнулась со странной неровной поверхности, но тебя вовремя схватил некто из темноты за руки, притягивая обратно. Спины так же касается что-то… Твёрдое и слегка вибрирующее.       Твоя дурость не оставляет тебя без последствий: ты хрипло скулишь, прикладывая свою ладонь к раскалывающейся голове. Руки незнакомца перемещаются на твои плечи, и тишину разрушают одновременно два голоса:       — Чем я могу помочь?       Ну, теперь ты начинаешь припоминать, что нажралась в слюни на вечеринке, а после столкнулась с Милашкой. А потом он отвёл тебя к Задире. И ты сидела в обнимку с обоими, пока не начала возмущаться, что детское время уже закончилось и тебе пора спать. Что у тебя не отнять — ты всегда помнишь, что делаешь в пьяном виде, но утреннее похмелье не стоит ни одной стопки элитного алкоголя.       Значит, сейчас ты находишься, вероятнее всего, в их комнате, а темно тут банально потому, что им не нужен свет для ориентира в пространстве. Ты шумно дышишь, пока оба спикера обеспокоенно гудят рядом. В твоё тело отдаёт лёгкая вибрация от их тел, и тебе приходится хрипло просипеть на грани слышимости:       — Воды…       Тебя удивляет это их спокойное перемещение в кромешной тьме — ты не видишь вообще, даже ладонь перед своим лицом. Стрематься уже поздно, ты с прошлого вечера сидишь на большом агенте, в то время как обычный спикер крутится где-то рядом. Он возвращается немного погодя, с лёгкостью находя твои руки вручая тебе стакан с водой. Ещё одна хорошая новость — ты не умрешь от обезвоживания.       Ты привлекаешь внимание своей неоднозначностью, милым голосом — оба агента не могут отвести от тебя «взгляд», вслушиваясь в твоё дыхание и биение сердца. Ты жадно пьешь воду, и от окружающих тихих звуков они жадно «смотрят» на твоё маленькое горло.       — Мы не знаем, где твоя комната, — голос грубоватый, но эта грубость его совсем не портит. Ты откидыааешься спиной на… ладонь Задиры, и он мягко тебя придерживает.       — Поэтому отвели в свою, ведь ты хотела спать, — а этот голос мягкий, ты бы сказала даже юношеский. Милашка находит твои руки, забирая пустой стакан.       Тебе смешно от того, что они действительно поверили в твою отмазку и позаботились о тебе. Но откуда ты могла знать, что эти двое уже не собираются делить тебя с другими?       Камерамен.       Твой начальник сверлит тебя постоянным пристальным взглядом. И ты это прекрасно замечаешь.       Не сказать, что это напрягает, но в твоей голове такой ворох разнообразных мыслей, что ты даже не знаешь, на что думать. Теперь твоя осанка старается держаться достойно, плечи расправлены, но все равно камерамен смотрит так, словно ты странная, не поддающаяся решению ошибка. Тебя это сбивает с толку, но не мешает твоей основной работе.       Ученый думает о том, что познавать человеческое тело через книгу — скучно, если не закреплять знания какой-то практикой. Вообще-то это не по его части, но камерамен считал людей весьма сложным механизмом из плоти и крови, и твоё мельтешение рядом наводило на целую кучу странных, будоражащих мыслей.       Ну, он во всяком случае не собирается тебя вскрывать, его интересует больше внешняя составляющая. Камерамен думает о том, что может попросить о помощи любого человека, но… Зачем, если рядом есть личный ассистент? Красивенький такой.       Он боится озвучивать своё предложение тебе, потому что с людской точки зрения это неприлично. За потоком мыслей ученый подвисает, признавая для себя истину — он хочет не только изучить на практике, но и испытать с тобой близость.       Ты комфортная, не лезешь куда ни поподя, выполняешь работу на все сто. Ему нравится наблюдать за реакцией на всякие мелочи, и его искренне огорчает твоё разочарование от ошибок и неудачи. Изучив достаточно литературы камерамен приходит к выводу, что просто влюблён в тебя.       Он думает о том, как сказать тебе это и плавно подвести к своей нескромной просьбе. Но твой начальник, как ученый знает, что может заинтересовать тебя — учёного — в ответ. Кто откажется изучить камерамена, да ещё и в более тесной обстановке?       Твмен.       Тебе правда оформили больничный. Вот только даже банальных лекарств в медпункте не оказалось. Тебе просто померили температуру — теперь по нормальному, градусником в подмышку, — и отправили на пару дней лежать в собственной кровати, наказав пить при этом больше жидкости. Ты чувствуешь себя омерзительно, потому что к температуре подключились сопли, и ты уже просто на автомате кутаешься в чужое пальто по пути в жилой отсек. Недопонимание недопониманием, но мёрзнуть из-за гордости ты не станешь.       Поэтому ты засела в своей комнате, даже не горя желанием кушать недавно принесенную со столовой еду, расхаживая по холодному полу в тёплых махровых гольфах, шортах и толстой пушистой кофте. Хлюпая носом, ты сгорбилась над кипой бумаг, которую захватила с собой, чтобы не сидеть совсем без дела, как вдруг раздаётся стук в твою дверь.       На твоём лице отображается недоумение — ты никого не ждала, а людям запретили к тебе подходить во избежание распространения инфекции. Поэтому ты торопливо встаёшь, еле переставляя свои ноги топаешь до двери, открывая её.       Ты едва успеваешь разглядеть рубашку с жилеткой и разошедшийся в помехах экран, и не думая пытаешься резко закрыть дверь. Но ТВмен хитрее, успевает просунуть мысок туфли, и просто вопреки твоему нежеланию открывает дверь, проходя внутрь.       Ты смотришь на него недовольно, моментально закипая и от злости, и от смущения — ты все ещё в красках помнишь, как он чуть не трахнул твой рот пальцами. Отпустим момент, что он, вообще-то, мерил тебе температуру, а все остальное ты надумала себе сама.       ТВмен не чувствует себя тут чужим, окидывая внимательным взглядом твоё слегка неприбранное убранство.       — Миленько, — шипит он динамиками почти что ласково, и его «: з» на экране развязывает тебе язык.       — Что вы тут делаете? — ты гундишь из-за заложенного носа, и предусмотрительно отступаешь назад, когда агент идёт прямо в твою сторону.       — А благодарность? — звучит даже не обижено, и тебя оттесняют назад.       Ты упираешься поясницей в стол, но не успеваешь отойти в сторону. ТВмен уже прямо перед тобой, между вами нет даже расстояния вытянутой руки. Тебе приходится запрокидывать голову, чтобы глядеть прямо в его экран, и ты не сдерживаешься:       — Что это вообще было?! — хрипишь возмущённо, и агент наклоняет телевизор на бок. — Почему вы вообще мерили мне температуру, да ещё и таким образом!       — Хм… — наигранно задумчиво гудит он динамиком, наклоняясь чуть ниже. — Этот способ был самый доступный. Я не понимаю, как измерять температуру на лбу, но чисто теоретически я мог померить не орально, а ректально прямо в…       — Не продолжайте! — ты вспыхиваешь так сильно, что сразу отпускаешь взгляд на его начищенные туфли. — В-ваша забота излишняя, сэр Каин, не стоило мерить мне температуру… Особенно так…       ТВмен молчит, а после его руки опускаются на столешницу по обе стороны от твоего тела, и ты прогибаешься до хруста в спине, когда он наклоняется ещё ниже, и шипение помех сливается с шёпотом:       — А-а-а… Так ты не о том подумала, верно? — звучит вкрадчиво, и ты избегаешь прямого контакта, отворачивая лицо. — Интересно было бы узнать, какие мысли посетили твою голову…       Ты слышишь шорох перчатки об стол, почти чувствуешь кожей легкую статику его приглушённого экрана. Тебе неловко и ты даже не можешь найти слов, чтобы отогнать наглеца от себя.       Ему нравится смотреть на твоё смущенное личико, и это выливается в бесконтрольное желание прижаться ближе и... И сделать тебя своей.       — Но я забежал буквально на пару минут, отдать лекарства, — продолжает он обычным голосом, выпрямляясь и похлопав рукой твоё лицо. — Лечись, позже навещу тебя и проконтролирую твоё самочувствие.       ТВмен исчезает в чёрном тумане, а ты стоишь огорошенная неожиданным поворотом возле стола, не глядя нащупывая позади себя пакет с медикаментами.       Ты чувствуешь себя глупой и грязной, ведь то, как этот заносчивый телевизионщик ведёт себя по отношению к тебе, вызывает столько же возбуждения, сколько и негодования.