Тюльпан империи

Фатима Хатун вошла в просторный зал, где царила тишина, нарушаемая лишь шелестом бумаги. Свет от высоких окон падал на резные столы и стены, украшенные изящными узорами. Её взгляд сразу нашёл меня — сидящую за одним из столов с каламом в руке. — Что ты здесь делаешь, Лалия? — её голос прозвучал строго, но с ноткой любопытства. Я подняла глаза, аккуратно отложив калам. — Нет новостей о шехзаде? Кто из них отправляется в Манису? Селим? — спросила я, пытаясь скрыть волнение. Фатима демонстративно поставила руки в боки, её осанка выдавала негодование. — Если узнают, о чём ты говоришь, накажут! — её голос стал тише, но резче. — Кто меня накажет? Ты? — я попыталась сохранить спокойствие, но её слова задели меня. Фатима проигнорировала мой выпад, подошла ближе и наклонилась так, чтобы наши взгляды встретились. — Снова стихи писать будешь? Хюррем Султан они нравятся, я слышала, — в её голосе мелькнула усмешка. — Не уходи от вопроса, — я упорно не отводила взгляд. Я покрутила калам в руках и мельком взглянула в окно, за которым раскинулся сад. Солнечный свет играл на листьях деревьев, создавая иллюзию живой картины. — Шехзаде Селим поедет в Манису. Я уже всё узнала, — наконец произнесла Фатима, и её слова прозвучали как нечто неоспоримое. Меня всегда восхищало её умение добывать нужную информацию. Это может... пригодиться. — Я так и знала, — пробормотала я, стараясь скрыть свою тревогу. Почему-то мне казалось, что шехзаде Селим отличался от своих братьев. В его облике читались хитрость и холодность, словно он всегда был на шаг впереди. — Про него дурная слава ходит. Как ты могла это знать? — Про Хюррем Султан тоже пускали слухи, и что теперь? Это не делает её плохим человеком, — уверенно ответила я. Она подошла ближе, её голос стал почти шёпотом. — Послушай, Лалия. Если хочешь выжить, учись у неё. Но никогда не забывай, что её доверие — это нож с двумя лезвиями. — И что ты мне предлагаешь? — спросила я, чувствуя, как её слова проникают в самое сердце. — Не сомневайся, не бойся. Используй все свои чары, умения и красоту. Хюррем Султан может и не видеть всего твоего потенциала. Докажи, что именно ты сможешь направлять наследника. Судьба улыбается тебе, Хатун. Я сосредоточила взгляд на свёртке передо мной. Вдохновение пришло внезапно, и я начала выводить строки каламом: "Златые листья кружат в воздухе, Как шёпот времени, что мчится прочь. Ветры играют с душой граната, Что рвётся в небо, встречая ночь." Свернув пергамент, я поднялась и направилась к выходу. Госпожа позволяла мне выходить в сад, вдохновляться природой. Это давало мне привилегии перед другими рабынями. Перед зеркалом я задержалась на мгновение. Моё отражение показалось мне необычно ярким: светло-зелёные глаза сверкали, каштановые волосы мягкими волнами лежали на плечах, а фарфоровая кожа с золотистым оттенком отражала солнечные лучи. Я впервые заметила, что видели во мне другие. Капюшон накидки цвета водной сини прикрыл волосы. Я вышла в сад Топкапы, где воздух был свеж и наполнен ароматом цветущих кустов граната. Лёгкая фигура едва заметна среди деревьев. Широкая тропа, устланная мелкими камнями, слегка затрудняла шаг, а свитки с каллиграфией норовили выскользнуть из рук. Шехзаде Селим шёл мне навстречу. Я не сразу заметила его, и мы чуть не столкнулись. Один из свитков выпал из моих рук и упал прямо к его ногам. Лишь подняв взгляд, я поняла, кто передо мной. — Вы всегда так небрежно относитесь к искусству, Хатун? — его тон был насмешливым, но в глазах читался интерес. Я опустилась на колени, чтобы поднять свиток, и заметила изящную вышивку на его обуви. Это был он — шехзаде Селим. Мой голос дрогнул: — Прошу прощения, мой господин. Это не небрежность, а моя неловкость. Селим, заметив моё смущение, сам поднял свиток. Развернув его, он бегло прочитал строки. — Ты написала это? — спросил он, удивлённо подняв бровь. — Да, шехзаде. Эти строки принадлежат мне. Его взгляд стал внимательнее, он изучал меня, словно пытаясь понять, что скрывается за моими словами. — Ты не боишься, что твои слова могут быть осуждены? — спросил он, его голос звучал мягче. — Слова как мечи, могут ранить или защитить, — ответила я, чувствуя, как дрожь проходит по телу. — Всё зависит от того, кто ими управляет. Я верю, что мои слова найдут достойного слушателя. — Певчая Лалия, — произнёс он, прочитав подпись под стихом. — Так как зовут такую талантливую писательницу? — его голос звучал с лёгкой насмешкой, но в глазах теплился интерес. — Мне нужно идти, — попыталась я говорить твёрдо, но с уважением. Селим вернул свиток, его пальцы на мгновение задержались на моей руке. Я коротко поклонилась и пошла дальше, чувствуя его взгляд у себя на спине. Вернувшись в гарем, я взглянула на свиток. На нём были строки: "Я не боюсь ни тьмы, ни пустоты, В них нахожу я тайны мирозданья. Пусть мир затих, но в сердце свет мечты, Перо рождает жизнь без покаянья." В покоях для слуг я дописала работу и направилась в гарем. Ширин Хатун встретила меня белозубой улыбкой. — А где наша сеньора? — я упала на тахту рядом с подругой. — В темнице она. Пыталась на звёзды посмотреть, говорят. Такой переполох устроила. — На звёзды? — насторожилась я, вспоминая поведение Сесилии. — Пытается привлечь внимание Хюррем Султан. Но если всё-таки получит доверие госпожи… — Это помешает твоим планам, да? — спросила Ширин, прищурив глаза. — Я её не боюсь. Чтобы выжить в этом дворце, нужно быть хищником. Но чтобы править, нужно стать тем, кого боятся даже хищники, — ответила я, чувствуя, как мои слова звучат пророчески. Сюмбюль Ага и Фатима Хатун вошли в гарем. — Лалия Хатун, тебя ждёт Хюррем Султан. Собрав свитки, я вошла в покои госпожи. Она, как всегда, предложила мне место у её ног. — Твои работы с каждым разом всё лучше. Мои уроки не прошли зря, — заметила она, её голос был мягким, но в нём звучала нотка власти. — Я благодарна вам, госпожа, за ваши уроки. Но я научилась не только слушать, но и видеть, как строится власть. Теперь моя очередь. — О чём ты говоришь, Хатун? — её взгляд стал острым, как лезвие. — Для чего я вам, султанша? Вы воспитывали меня с ранних лет, сами выбрали. Зачем? Разве я не должна была стать наложницей шехзаде? — Здесь всё вопрос времени, не торопись. Вода точит камень не силой, а постоянством. — Думаете, я — вода? Много лет я вытачивала камень. Если ждать слишком долго, то от камня не останется и следа, моя госпожа. — Подумайте хорошо, чего я достойна. Либо избавьтесь от меня навсегда. Я увидела во взгляде Хасеки не презрение, а гордость. И это было для меня важнее любых слов.