Далекие странницы

В маленьком домике на отшибе Чжоу Цзышу последний раз посмотрела в зеркало на свое настоящее лицо и взялась за маску, скляночки с косметикой и кисти. Неподражаемая техника смены облика, которой Цзышу обучил наставник, еще никогда не приносила столько удовлетворения: Цзышу любила перевоплощаться, обожала менять лица и притворяться разными людьми.  В юности ей нравилось притворяться мальчишками на побегушках, незаметными и вездесущими, которым был вход в любое место, где серьезные люди беспечно делились вслух своими серьезными планами. Позже она выросла, вытянулась, став чуть выше среднего мужчины, и пришлось придумывать новые роли. В этот раз, выбирая, какое лицо надеть, она сомневалась недолго: выбрала свой самый затасканный, самый любимый, самый омерзительный облик нищей бродяги: такой грязной и болезненно желтоватой, что в её сторону не взглянул бы и самый отъявленный извращенец. Красивое точеное лицо, на которое засматривалась бы большая часть придворных, если бы не репутация главы Тяньчуан, покрыла бугристая уродливая маска из человеческой кожи. Оставалось переодеться в заготовленные лохмотья, нацепить на пояс любимую флягу из тыквы-горлянки, и можно было отправляться свободно доживать свои дни.

✼　 ҉ 　✼　 ҉ 　✼

— Ох, какие юные прелестницы, так и услаждают взор этого старика, — проскрипела Цзышу, блестя глазами из под кустистых наклеенных бровей, придающих ей сходство со старой собакой. — Фу, — брезгливо скривилась одна из красавиц и достала из рукава платок, прижимая к лицу, — Ты, старик, вообще не видишь, к кому обращаешься? Поди прочь отсюда! Цзышу сгорбилась еще сильнее и покачала головой. — Такая молодая и такая грубая! А ну как не найдешь себе мужа с таким характером, что будешь делать? Отольются тебе мои слезы, юная госпожа. Но не все потеряно, могу научить тебя, как быть… — Фу!!! Мерзкий старик!!! — Взвилась девушка, настолько шокированная, что не знала, что и делать. Но её подруги быстро сориентировались и начали поднимать камни с дороги, чтобы обкидать наглого старого пройдоху. С веселым гиканьем Цзышу выбралась из под обстрела, слишком уж бодро для горбатого старика стуча палкой, и скрылась в подворотне, хрипло хохоча. Это было весело. Дьявол, как же это было весело! И мерзко. Сама она такого мерзкого старика могла бы выгнать пинками из города, но сейчас мерзким стариком была она сама, а её еще поди догони. Довольная собой, Чжоу Цзышу направилась дальше. В этом городишке она по въевшейся под кожу привычке собирала слухи и искала местных соглядатаев Тяньчуан: помнила, как лично отправила сюда парочку новых подчиненных, чтобы те привыкали к своим обязанностям. Цзышу могла бы и не делать этого, ведь все из Тяньчуан были лично натасканы их главой, а это гарантировало полный профессионализм. Ну, как раз и проверит. Ошиваясь поодаль от одного из юношей, притворившегося торговцем зонтами, Чжоу Цзышу испытывала азарт сродни тому, что вызывали детские шалости в Поместье четырех сезонов. Цзышу редко проказничала, потому что это было не в её природе, но зато каждый раз это было неожиданно для всех. А госпожа Цинь со всей веселой яростью гоняла хулиганку по всему поместью, призывая на её голову громы и молнии. В случае провала сейчас, вместо палки госпожи Цинь, её ждала разве что казнь за предательство, но желание ходить по краю от этого меньше не становилось. Чжоу Цзышу пристроилась неподалеку. Она уселась прямо в грязь между двумя лотками с овощами и фруктами, достала щербатую миску для сбора податей и принялась причитать, моля о помощи немощному старику. Из под огромных бровей, полностью скрывающих глаза, она искоса посматривала на мальчишку из Тяньчуан, который, вознаграждать её терпение, начал пальцами отстукивать код. «В городе тихо. Главу не нашли. Принц удвоил усилия.» Дьявол. Чжоу Цзышу чертыхнулась, замаскировав ругательство под яростный кашель, и случайно напугала какую-то маленькую девочку, что бросила в миску мелкую монетку. — Спасибо, маленькая госпожа, — прохрипела Цзышу старческим баском. Она выждала еще немного времени, а после направилась прочь выверенной ковыляющей походкой. Находиться здесь больше было нельзя.