Цветы Холодного Холма

«Не в том беда, что мы несчастны здесь — А в том беда, что песня не допета» © Финрод-Зонг Маглор смотрел, как дева с темными косами и светлым, как свет Лаурелин, лицом, смеясь, вплетает ему в волосы мелкие розовые маргаритки. Он смотрел на нее снизу вверх, положив голову на ее колени, и видел, как улыбаются ее губы, как поднимаются и опускаются ее длинные ресницы, то и дело пряча от него веселый взгляд сияющих глаз. Он сказал, улыбнувшись: «Что же ты сделала, melissënya, мои братья будут теперь смеяться надо мной». А она тихо ответила: «Просыпайся, Кано, больше нельзя спать». Маглор подхватился и сел с колотящимся сердцем. В тот же миг дверь распахнулась, и его оруженосец, полуодетый и босый, задыхаясь, едва смог выговорить: «Там!.. Огонь идет по земле!» И огонь, правда, там был. Даже слишком много. И потом он все мчался, кричал, рубился, пел песни Чар и, кажется, горел сам… Огнем — снаружи, а внутри — ненавистью к Тьме, к лживым змеиным глазам, посмевшим оборвать сон, где цветы были в косах. Маглор открыл глаза. Из окна светило солнце. В луче света плыли пылинки, на столе, заваленном бумагами, лежал его вчерашний рисунок — в безумном ритме грубых, быстрых штрихов соткалась тонкая фигура эльдэ, чьи темные волосы свободно летели по ветру. Рвано выдохнув, он уселся и провел рукой по лицу, затем выругался, обозвав вала Ирмо непристойным аданским словом.

***

— Нет, Гэлир, хватит. С тебя хватит, ты приходишь уже третий раз, больше никаких перевязок сегодня. Твоя рука в порядке, порез небольшой и уже заживает, так что… Идя утром мимо двери целительских покоев, Маглор, случайно услышав сказанное, сбавил шаг, и даже немного вернулся. За приоткрытой дверью помощница лекаря Ломелот строго выговаривала светловолосому повару, а тот мялся и медлил, поддерживая забинтованную руку здоровой, глядя зачарованно и совершенно не беспокоясь, что выглядит глупо. — Ступай, все хорошо, ты будешь жить. — О Ломелот, но я страдаю… — Ерундой, Гэлир. Иди уже. У меня много дел сегодня. Свой путь по целительскому этажу лорд Маглор продолжил, приподняв бровь и несколько задумавшись.

***

В тот день в зале для трапез, в самом конце длинного стола сидели всего двое. Лорд Химринга, со времени отъезда короля Фингона пребывавший в неизменно скверном расположении духа, медленно пил квенилас, с отвращением глядя на еду на столе. Его брат, увлеченно поглощая поздний завтрак, или уже обед, изредка бросал на него обеспокоенные взгляды, но предпочитал не комментировать изрядно помятый вид старшего брата. Закончив с едой, Маглор, все же, заметил:

— Майтимо, ты… выглядишь неважно. Я бы посоветовал тебе наведаться в лекарские палаты. Вот, хотя бы к моим лекарям. Там как раз Ломелотэ сейчас — очень талантливая юная целительница, да-да. Подающая большие надежды на поприще… м-м… Медицины. Ты так посмотрел сейчас, тебе что, хуже? Брат? — Мне нормально, отстань. Никуда я не пойду. — Тогда давай, я ее сейчас сюда позову… — Нет, не смей! — Маэдрос, мгновенно подобравшись, грозно уставился на брата, — Уймешься ты или нет, оставь меня в покое! — Что ж, нет так нет… Я всего лишь беспокоюсь о тебе. И о твоем здоровье, Майтимо. У тебя бледный вид… — У меня похмелье. В это время слуга принес запечатанный конверт и почтительно подал его Маэдросу: — С Амон Эреб, господин. — Благодарю, — сказал Маэдрос, ломая печать. Развернув письмо, он принялся читать, кивая и хмурясь. — Итак! — воскликнул Маглор, но увидев болезненную гримасу брата, сказал тише, — Итак, что же пишет Карнистир? — «Приветствую… Желаю процветания. Спешу сообщить, что наши труды увенчались успехом, твоя доблесть и мои старые связи приносят свои плоды, и наш союз с наукор Синих Гор весьма успешен. Я получил из Белегоста первые обозы с отменным оружием и доспехами, и нужно сказать, что слава подземных кузниц вполне заслужена. Гномы также принесли вести об увеличении числа племен новых людей, удущих через Синие Горы в Белерианд. Одно из этих племен уже желает заключить с нами союз и принести клятвы верности лично мне. Советую и тебе подумать о предоставлении своего покровительства истерлингам — народу воинственному и многочисленному…» — зачитал вслух Маэдрос. — Отличные новости! — заметил Маглор. Маэдрос продолжил: — «Своим любимым старшим братьям, так же, передают поклон два рыжих безобразника, так и не достроившие одну крепость на двоих, что опять же, легло на мои плечи… и которые требуют теперь называть их не иначе, как князьями всех юго-восточных земель и Оссирианда Дамродом и Дириэлем». — Ах, наши лисята уже совсем большие… — вздохнул Маглор, умиленно всплеснув руками. — «Охота в здешних краях чудо как хороша, и мне порой отчаянно не хватает Тьелко и Курво…», — хмыкнув, Маэдрос отложил письмо и снова взялся за чашку с квениласом. — Что, все? А обо мне, что же, совсем ничего?.. — спросил, несколько расстроенно, Маглор. Маэдрос вновь взял лист бумаги: — «Теперь о важном: Макалаурэ должен мне полторы тысячи золотых…» — Что! Сколько?! Было всего тысяча сто! — звонко воскликнул Маглор, так, что Маэдрос, забывшись, попытался взяться за голову отсутствующей рукой, но мрачно взглянув на свое предплечье, раздраженно посмотрел затем на брата. — Оу, прости… Но почему так много?! — Постскриптум: «Четыреста — это проценты, по монете за год…» Ты что, четыреста лет не возвращал?.. И куда можно было столько потратить? — У меня были расходы! Еще брат, называется… Проценты! Маэдрос поднял бровь, глядя вопросительно. — Я… Я проиграл Курво с Тьелкормо в кости. Маэдрос, тяжело вздохнув, лишь покачал головой: — Кано… Они жульничают. Еще бы с Амбаруссар сел играть. Или с Морьо… Что? Ты играл?.. — Да я уже понял, все… Хватит!

***

Ближе к вечеру, тихо зайдя в покои своего лорда, оруженосец Маглора озадаченно замер у порога: Маглор, расхаживая по комнате, ожесточенно спорил с кем-то. В комнате больше никого не было. — Нет! Нет-нет, это, однозначно, никуда не годится! Это просто… — Потрясающе! — прервал он восторженно сам себя, шагнув в сторону и переменив выражение лица на радостное, — Это потрясающе, невероятно гениальный план! — Это недопустимо! — тут же возразил он себе, отойдя на шаг и сделав возмущенное лицо, — Аморально и неэтично, это даже, можно сказать — попрание основ! — И все же, я настаиваю! — вновь изменив лицо, Маглор энергично взмахнул кулаком, доказывая свою правоту, — Иного выхода у нас нет! Внезапно остановившись вполоборота, он замолчал. Затем проговорил: — Гильдор… — сказал, все еще не оборачиваясь, — Не знаю, много ли ты видел… Но, раз уж ты здесь — раздевайся. Э-э… Гильдор, я имел в виду — сними, пожалуйста, куртку, а не… — обернувшись, он смерил оруженосца взглядом, качая головой осуждающе, — Да что с вами не так! Оставь мне куртку ненадолго, после заберешь. И да, Гильдор, сбегай, принеси-ка мне быстрее какие-нибудь башмаки похуже. Ступай, прочь-прочь! О светлые… подштанники…

***

Вечером повар Гэлир вновь пришел в целительские палаты. Помощник лекаря Хальдир, усмехаясь, сразу без слов кивнул ему в сторону кладовки — Ломелот наводила там порядок, расставляя по полкам склянки. Увидев Гэлира в дверях, она даже глаза закатила: — Опять ты… — Привет, — сказал ей Гэлир, зайдя, и плотно закрывая за собой дверь. Ломелот, тянувшаяся вверх со склянкой в руке, недовольно уставилась на него: — Ты что это? Гэлир, ты мне сегодня уже надоел, я рассержусь! — О, нет-нет, не надо сердиться, прошу, — сказал он, в то же время красивым, и будто давно привычным светским жестом приложив на миг руку к сердцу, — Я всего лишь — хочу поговорить… Позволь помочь тебе, давай, я поставлю на верхнюю полку. — Гэлир… Ты что, подрос за день? И манерам выучился… — удивилась Ломелот, разглядывая его, — Вот так дела… А твоя рука, что — зажила? И что это за куртка на тебе?.. — Ну что ты, тебе показалось, — улыбнулся он — одними лишь губами, не меняя выражение глаз, смотревших холодно, изучающе. — У тебя взгляд поумнел… — проговорила удивленно Ломелот, не узнавая своего друга, хоть его светлые волосы все так же были сплетены в тонкие косицы у висков, а бровь и лоб украшал все тот же старый шрам… — Лотэ… — Гэлир, глядя на нее, и продолжая улыбаться, склонил голову чуть вбок и сказал вкрадчиво, — Мы ведь с тобой — друзья… — голос его странным образом теперь зазвучал будто бы отвсюду одновременно, отражаясь множественным эхом от стен, воздух в кладовой странно задрожал и поплыл, как над огнем, — Я знаю тебя всю твою… Эм, очень давно, скажем так. И я беспокоюсь о тебе так же сильно, как и об… О прочих, всех остальных. Поэтому, скажи: что тревожит тебя в последнее время? Или… кто? Ломелот смотрела, застыв, расширив глаза с остановившимся взглядом. Медленно кивнула. — Я думаю… — сказала она, но начав, замолчала, и тут слезы сами собою потекли по ее щекам, — Что мир совсем сошел с ума… — прошептала затем едва слышно. — О, Ломелот, ну что ты, это не новость. Не та новость, какие способны заставить много думать и вздыхать юную деву… Поверь, я знаю. Очень надеюсь, что это не я причина твоих слез… Ломелот покрутила головой отрицательно. Гэлир, радостно кивнув, заметно повеселел. Ломелот смотрела сквозь него в пространство, прядь ее черных волос, съехав из-за уха, закрыла одну щеку со следами слез. Она сказала: — Мне страшно, Гэлир. Раньше, живя, я лишь теряла… Сейчас же я будто обрела нечто. Но это пугает меня. Это похоже, как если бы искра от огня, сверкнув, прожгла насквозь сердце… Я словно в страшном сне теперь… Где рыжий хищник и туман… Словно стою над пропастью с огнем. И стоит только сделать шаг… Но и уйти я никуда не могу, это уже… навсегда. Ты понимаешь?.. — О да. Даже больше, чем можешь представить. Ломелотэ. Рыжий — это же прекрасно, это новость куда как лучше! Не нужно больше плакать, теперь все будет хорошо, — он улыбнулся, на этот раз и глазами тоже, осторожно заправил за ухо Ломелот выбившуюся прядь и порывшись в кармане, подал ей помятый носовой платок, — Поверь, нашему рыжему хищнику приходится тоже весьма непросто… Хотя, на мой взгляд, большая часть проблемы и является сильно надуманной, а препятствия к счастью, вроде сомнений и самокопания, лично я за препятствия не считаю. В отличие, от, скажем, безбрежных вод Белегаэр… И диаметрально противоположных взглядов на политику Фэанаро по отношению к светлым Валар, — Гэлир тяжело вздохнул, снова ободряюще усмехнувшись Ломелот. — Я не понимаю тебя, — сказала она, вопросительно глядя на него снизу вверх, хмурясь и нервно комкая платок, — Ты все еще говоришь на синдарине сейчас?.. — Ну разумеется. Я же синда — беззаботный обитатель Серединных Земель… Чья совесть чиста, как небо в Лотэссэ, а руки запятнаны лишь кровью куриц… Пожалуй, я уже пойду. И, Лотэ, давай договоримся: если вдруг я — сегодня или завтра, а лучше, вообще когда-либо, приду снова — вон там в углу кочерга, видишь? Возьми ее и врежь мне прямо по макушке, хорошо? Нет-нет, не сейчас! — он выставил вперед ладони, — Если снова приду. Ты мне очень этим поможешь, да-да, верь мне, Ломелотэ. Мы ведь с тобою друзья. Друзья-друзяшки, а как же иначе! A Lotё-Lotёnya, — пропел он затем, и улыбнувшись, тихо выскользнул за дверь. Ломелот огляделась удивленно — отголосок некой странной мелодии все еще звучал у нее в голове, но саму мелодию вспомнить никак не удавалось, хоть на сердце от нее, кажется, стало легче. И кажется, Гэлир опять заходил только что… Ну сколько можно! Захотелось даже стукнуть его — вот, кочергой — но тогда ведь он уж точно скажется раненым, и поселится здесь надолго…

***

Вскоре, вместе с вассальной клятвой людских вождей Маэдрос принял и приглашение на какой-то священный для них праздник, куда, как утверждали послы истерлингов, съезжались все вожди и главы родов обязательно раз в год. И приехав, высокие князья эльфов оказывали огромную честь главному вождю — смуглолицему Бору, усиливая тем его влияние не только на землях Лотланна, дарованных племени, но и среди всех родов восточных смертных, прибывших из-за Синих Гор. Несчетными чашами нолдорского вина и вастачьего хмельного напитка из сбродившего молока, множеством подарков от новых подданных был скреплен союз эльфов со смертными, и пир в шатрах людей продолжался, пока солнце не совершило круг в небесном своде, уйдя на Запад и снова вернувшись с Востока. После этого отряд владыки Химринга отправился обратно, а приземистые раскосые вожди еще долго кланялись вслед, в полном восторге от огромных белолицых нолдор, от Огненноволосого Железнорукого вождя, с нечитаемым лицом пившего с ними, и не пьяневшего, от заката до восхода… Когда шатры племени людей почти скрылись из виду, Маэдрос сделал знак остановиться. Он спешился — бледен и хмур, мрачнее тучи. Отойдя на несколько шагов, согнулся, уперев руками — живой и металлической в бедра, судорожно выдохнул… — Майтимо, что случилось, — Маглор, прыгнув с коня и подойдя следом, тронул его за плечо, — Тебе плохо? Маэдрос в ответ хрипло рассмеялся, а потом зло рявкнул: — Да, мне плохо! Я тут пытаюсь проблеваться, тьма! Маглор положил ладонь ему на затылок: — Сейчас пройдет. Если только… Что, неужели яд?! Не доведи Эру! Я сейчас же вернусь и сожгу эту баранью деревню, а пепел развею к раукор, так, что и костей не останется, — закончил Маглор необычно низким тоном, угрожающе, страшно. Маэдрос рвано вдохнул-выдохнул: — Проклятье… Это не яд… Я в порядке, Кано. — Что же тогда? Маэдрос — бледный, злой — обернулся: — Они! Предлагали рабов! Мне! — Маэдрос задыхался от гнева. — Майтимо, брат, держи себя в руках. В смысле, возьми себя в ру… ладно. Они всего лишь дикие восточные фиримар, живущие на свете лет по тридцать-сорок, совершенно не знающие истории, тем более — твоей, и это часть их культуры… — Культуры?! Культуры… — Маэдрос расхохотался злым, почти безумным смехом, — Тьма и кровь! Как они посмели! Мне, невольников… и даже невольниц! — Ну… — Маглор немного задумался, — Вообще, от парочки красивых невольниц возможно, и не стоило отказываться столь категорично… — Ты спятил?! Зачем они тебе? — Ну, знаешь… — Маглор пожал плечами, — Комфорт, забота — это не плохо. Горячий чай по утрам прямо в постель, плетенье кос, массаж стоп… Маэдрос посмотрел на него с отвращением: — Меня сейчас точно вывернет тут. Самому не противно? Гильдору скажи, пусть помассирует тебе стопы. Маглор, в свою очередь, скривился, будто наступил новым сапогом в нечто нехорошее. — Ну нет, Гильдор — это, как бы, несколько не то, знаешь ли… И если серьезно желаешь знать мое мнение на этот счет, то я скажу: ты зря позволил смертным жить на твоей земле по их темным искаженным обычаям. Мне не по душе все это. Сильно не по душе… — Нам нужны их воины. Эти люди плодятся с невероятной скоростью, и менее, чем через два десятка лет уже способны сражаться… Несмотря на свои омерзительные обычаи и вид. Им нужно мое покровительство и место на моей земле, мне — отряды их всадников. Проклятье, до чего же мы дожили тут, брат. — Плевать. Главное, чтоб не задумали отравить или еще какую подлость. Я вот так и не смог заставить себя отведать их дурно пахнущих угощений… — Ерунда, мне и не такое доводилось жрать. Я в порядке. Пошли. Маглор, обернувшись, бросил долгий взгляд в сторону поселения вастаков.