Изящная сила

Холод, пронизывающий тело до самых костей, заставлял поёжиться и сильнее укутаться в несчастные лоскутки белого шифона. В полумраке сырого подвала дрожало несколько девушек. Абсолютно беспомощные и лишенные каких-либо надежд. Их измученные лица выдавали долгие дни, проведенные в этом аду. — М-меня кто-нибудь слышит? — прошептала одна из девушек и, не дожидаясь, продолжила, точно боясь не получить ответа. — Давайте, пока его нет, мы попытаемся что-то сделать. Ее перепуганный взгляд заметался по сырым стенам, вглядываясь в кромешную тьму, словно пытаясь вырвать из нее хоть кого-то живого. — Но мы ведь заперты. Что мы можем? — ослабшим голосом ответила ей другая жертва. — Где мы? — Не знаю, но рядом должны быть люди. Я слышу звуки и гул от машин. Может, попробуем позвать на помощь? — несмело предложила самая молодая из них. Ее большие, испуганные глаза были полны слез, и она дрожала от страха. — Хорошо, попробуем. — Начинаем кричать «помогите» на счёт три. — бедняги встали возле решёток и одна из них хрипло начала счет. — Раз, два... Три! Помогите! — Помогите, кто-нибудь! Из подвала начали доноситься нечеловеческие крики. Они срывались от отчаяния и были похожи на выплеск души, раздавленный горем и болью. Пленницы и не думали останавливаться, но, услышав, как в конце подвала раздались тяжелые шаги, резко замолкли, сдерживая истеричный вой. Свет от тусклой лампочки над дверью задрожал, и в проеме появилась устрашающая массивная фигура. Она стала медленно подходить к клеткам, скользя взглядом по каждой из женщин, вызывая у них леденящий ужас. Остановившись возле девушки, которая предложила позвать на помощь, лицо мужчины перекосило от злобы. Он зарычал, словно дикий зверь, и его глаза налились кровью. — Нельзя потакать таким, как ты. Мужчина открыл клетку и грубо вытащил ее за волосы наружу. — Пожалуйста, не надо! Пожалуйста, отпустите меня! — молила бедняга, пытаясь вырваться. Другие девушки забились в свои углы, с силой закрывая глаза. Они все знали и осознавали, что сейчас произойдет. И та жуть, что приходила им в голову, сводила с ума и рвала душу на части. Раздавались звуки насилия, перемежающиеся с мольбами о пощаде и хриплыми стонами. Когда крик перерос в рвущий глотку вопль, жертвы забились в клетках в истерике. Обреченные на то, чтобы быть свидетелями этого зверства, они рвали на себе уши, лишь бы больше не слышать этого. Но кошмар продолжался и не думал заканчиваться. *** — Натаниэль! На звук его имени он обернулся. — О Хлоя, — тихо выдохнул Нат и стал приближаться к прибывшей в больницу девушке. В его интонации сквозила тревога, и он по-привычке стал осматривать ее на наличие повреждений. — Что-то случилось? — Лука признался, что ему давно нравится другая. — сказала она, не сводя с того взгляда. Пауза повисла в воздухе, тяжелая и неловкая. — Так и сказал? – возмутился Натаниэль, стараясь сохранить спокойствие в голосе. — Да, — она запнулась, — сказал, что одна девушка настолько заполонила его сердце, что он не в силах с этим бороться. Я смутно догадывалась… Пока мы встречались, я не чувствовала, что нравлюсь ему по-настоящему. Теперь понятно почему. — Как ты? — тихо спросил он, словно боясь нарушить их хрупкое равновесие. Натаниэль сделал паузу, чтобы дать ей возможность выговориться, но Хлоя упорно молчала. Тогда он медленно выдохнул, подходя ближе. — Хлоя, я… Она перебила его, словно прочитав в его глазах то, что он собирался сказать. — Я всё время задавалась вопросом... Это и есть любовь? Мы вообще друг другу нравимся? С тобой же всё по-другому. — она говорила искренне, без тени сомнения, и в ее словах чувствовалась такая сила, что Нат невольно затаил дыхание. — Сейчас же я точно знаю, что чувствую, и не хочу терять время. Ему так хотелось ответить ей взаимностью. Обнять и закружить от счастья, что так всё сложилось. Но рассудок вспоминал о здравом смысле, спасая от поспешных решений. — Мы с Лукой друзья. И это будет немного неловко. Надо немного подождать. — он стыдливо опустил голову. — Прости меня, но я правда в этом нуждаюсь. Ее глаза, наполненные нежностью, переместились с его лица на бейджик на халате. Подойдя к нему совсем вплотную, Хлоя потянулась руками к нему и поправила, тихо произнеся: — Я буду ждать. *** Адриан почувствовал металлический вкус на языке, когда слишком сильно прикусил щеку. Челюсть непроизвольно сжалась еще сильнее, усугубляя ситуацию. — Я разберусь. — голос его отца звучал в голове глухо и не сулил ничего хорошего. Он знал, что рано или поздно, Габриэль узнает о том, что произошло и обязательно захочет вмешаться. Но Адриан к такому вовсе не был готов. Он не хотел его ни видеть, ни слышать. — Не раздувай из мухи слона, — устало отозвался парень, глядя в сторону. — Он метил не в меня. Ничего страшного не случилось, оставь это. — Дело не в том, что тебя ранили, — Агрест старший повысил голос, и в нем послышались стальные нотки. — Речь о моем достоинстве. Как он посмел напасть на моего сына? Забыл, кому всем обязан? О как же он мог подумать иначе? Разве его отца когда-то волновало его состояние? Адриан непроизвольно хмыкнул, убеждаясь в своей глупой наивности. — Я же сказал, они на меня не нападали, — он поднял на него упрямый взгляд и вздохнул, чувствуя, как назревает конфликт. — А на кого? Зачем тогда под нож полез? Мозги-то есть у тебя? — Габриэль распалялся все больше. — Да-да, рана совсем не болит, — в голосе его сына прозвучала горечь, когда он показательно проигнорировал его грубость. — Спасибо, что поинтересовался. — Что? — Ничего страшного говорю, — юноша поднял взгляд, и в его глазах блеснул вызов, — Мне от тебя похуже доставалось. — Гаденыш! — мужчина приблизился к нему, лицо исказилось от гнева. — Кто тебя кормил, одевал? — Да какой я вам сын? — спросил Адриан в чиьх словах звучало лишь презрение. — И братьям я не брат. Для мачехи вообще просто головная боль. Вот я кто. Зачем? Надо было меня бросить, как вы бросили мою мать. Зачем кормили и одевали? — Как ты смеешь, поганец? — Агрест схватил его за предплечье, совершенно не заботясь об установленной рядом капельнице. — Я запретил тебе говорить о матери. Я всем тебя обеспечил. Раз встал на ноги, можно мне теперь хамить? — Уходите, — Адриан грубо вырвал свою руку из его хватки и спокойно отчеканил, — Мне такой отец не нужен. И компания ваша тоже. – Мерзавец, как ты смеешь! – взревел отец, и его голос эхом прокатился по палате. В Габриэле вспыхнула неконтролируемая злоба. Слова, как красная тряпка для быка, вызвали в нем агрессию. Он замахнулся, готовый обрушить на сына всю свою ярость, но в последний момент его дрожащая от переизбытка эмоций рука остановилась рядом с щекой блондина, и мужчина застыл. В глазах Адриана отражалась лишь пустота и чудовищное отражение отца. Его сын не стал кричать, не прикрыл глаза и не сдвинулся ни на миллиметр. Как и тогда, будучи совсем маленьким мальчишкой, он... Он просто смотрел. Смотрел прямо в глаза отцу, сквозь пелену разочарования, пытаясь найти там хоть немного сожаления или... Любви? Он помнил, как они вместе собирали маме любимые цветы с внутреннего дворика. Как рисовали новые дизайны в папину весеннюю коллекцию. Как отец читал ему сказки на ночь, меняя голоса, изображая то драконов, то принцесс, пока он не засыпал, прижавшись к его теплому плечу. Адриан бережно хранил драгоценные воспоминания в глубине своей души, не позволяя никому очернить их. Но Габриэль делал всё, чтобы сейчас они лишь резали ему сердце, доставляя только боль. Они же были счастливой семьей. — Что ты сделал с нами? — тихо, будто одними лишь губами спросил Адриан, переводя взгляд на нависающую над ним руку отца. И Агрест услышал. Ярость, подобно неожиданному шторму, так же внезапно схлынула, оставив после себя лишь противную тишину. Габриэль опустил руку и отшатнулся от сына. Медленно разворачиваясь, он поплелся к выходу из палаты. Каждый шаг отдавался в голове Адриана, очередным осознанием того, что произошло. У самой двери его отец остановился и, не оборачиваясь, прошептал: — Я… я навещу тебя позже. Затем, не дожидаясь ответа, мужчина вышел, оставив сына в одиночестве. В палате повисла тишина, нарушаемая лишь тихим писком медицинского оборудования. Адриан отвернулся к окну, ощущая, как замыливается его взгляд, глядя на сгущающиеся сумерки. Он знал, что отец вернется. Но что изменится от этого визита? Хотел ли он вообще его теперь видеть? Проморгнув, Адриан наконец почувствовал, как скатившиеся слезы упали на его больничный халат. *** Маринетт, застывшая в тени коридора, слышала обрывки их разговора. Гнев, клокотавший в ней, сменился тревогой за Адриана. Она чувствовала, как ее сердце разрывается от жалости. То, что Маринетт услышала за дверью, та отвратительная сцена между отцом и сыном, вызывала в ней ярость, которую она едва сдерживала. Дождавшись, когда Габриэль всё же уйдет, она тихонько проскользнула в палату, стараясь не привлекать внимания, и замерла, услышав его отстранённый голос. — Иди домой. Его слова, полные усталости, эхом отозвались в ее сердце. Она не могла его оставить. Точно не сейчас. — Нет, я останусь тут. — твердо ответила Маринетт, подойдя ближе и устроившись на край кровати. — Я хочу побыть один. — повторил он, не поворачиваясь. Адриан понимал, что сейчас звучал слишком жалко, если не вовсе безнадежно. Однако что-то делать с этим он не хотел. Не было сил. Вдруг Агрест почувствовал осторожное и теплое прикосновение к своей руке и неосознанно обернулся. Милая Маринетт стала поглаживать его тыльную сторону ладони большим пальчиком, пытаясь любым способом передать свою поддержку. — Агрест, почему вы всегда хотите остаться один, когда вам плохо? — нежность одновременно с упреком сорвались с ее губ. – Всегда вы так. Когда вам нужна поддержка, вы наоборот, от всех прячетесь. Не надо так. Забыли? Вы мне обещали так больше не делать. Я останусь с вами. Маринетт ожидала услышать недрвольства, выпущенные со стороны парня колючки, но тот лишь сильнее сжал ее руку и, словно завороженный, стал наблюдать за размеренными движениями пальцев. Конечно, ей не хотелось прерывать сие хрупкое спокойствие, но Маринетт не могла не спросить. — Есть хотите? На мгновение она почувствовала, как Адриан замер, словно обдумывая ее слова. — Хочу. — Что-то конкретное? — Маринетт слегка улыбнулась, надеясь немного развеять его мрачное настроение. — Чем вы меня дома кормили… – прошептал он, не глядя на нее. В его голосе прозвучала детская тоска, которая пронизала ее до глубины души. Маринетт нахмурилась, стараясь держать свои эмоции при себе, взяла телефон и быстро напечатала сообщение Алье о просьбе заехать к ним в больницу с папиной стряпней. Отложив мобильный, она взглянула на Агреста, заметив, как немного съехал клейкий пластырь на месте катетера. Маринетт аккуратно поддела его ноготками и вновь приклеила к коже, заботливо погладив в конце. Подняв глаза, она резко смутилась. Адриан смотрел на нее долгим, изучающим взглядом. Ее щеки вспыхнули, и Маринетт поняла, что теперь и она сама не может прекратить пялиться. Его кожа, наконец, приняла здоровый вид, сменив болезненную бледность на легкий румянец. Даже под утомленными глазами больше не залегали тени, что делало его взгляд еще более пронзительным. Сейчас он казался уязвимым и сильным одновременно, и это зрелище заставляло ее сердце биться чаще. А в голове застрял вопрос, над которым она не могла перестать думать. Почему он закрыл ее собой? Было очевидно, что это не просто минутный порыв. Это было осознанное решение, принятое в долю секунды. И этот факт еще больше ее смущал. Ведь, по сути, они были партнерами, возможно, друзьями, но не более. Почему же он так поступил? Что же касалось ее саму, так Дюпен-Чен не понимала, что чувствовала. В ней таились восхищение его смелостью, удивление его самоотверженностью, и что-то еще… Что-то, что заставляло ее сердце биться чаще, а ладони становиться влажными. "Это больше, чем просто благодарность, — подумала Маринетт. — Это что-то гораздо большее…" Она перевела взгляд на его руку, которую все еще держала в своей. Ее пальцы слегка дрожали. — Почему вы это сделали? — внезапно спросила она, тут же становясь серьезной. Адриан вопросительно вскинул бровь, не понимая. — Что? — Почему закрыли меня собой? — Маринетт ощущала непонимание и беспокойство, из-за чего голос немного подрагивал. – Вы могли пострадать куда сильнее. В глазах Адриана мелькнула тень и его губы тронула легкая улыбка. — Все как тогда, при нашей первой встрече. — звучащая в его голосе надежда совсем сбила с толку. — Это ведь ты? Маринетт растерялась. — В смысле? — Тогда у автобуса. Ты же его остановила? Верно? — Адриан утвердительно кивал, будто и не нуждался в ее подтверждении. Однако глаза все также настороженно ждали ее реакции. Маринетт покраснела, когда в ее голове наконец всплыл тот день. Она сбежала с последнего урока, спешила к папе в пекарню. Увидев приближающуюся катастрофу, она действовала инстинктивно, бросаясь к автобусу прежде, чем успела убедиться, что за ней никто не смотрит. Маринетт не знала, но до сегодняшнего дня верила, что по счастливой случайности осталась незамеченной. Ей тогда сильно досталось от матери за испорченную обувь. Потому что ее подошва сожглась, когда та пыталась тормозить автобус ногами. — Это был первый раз за очень долгое время, – тихо призналась она. – Когда я использовала силу ради других. Странные ощущения. Адриан усмехнулся, и его глаза наполнились теплом. — Я правда думал, что ты ангел-хранитель, которого послала мне мама. — Адриан весь так и светился. Ведь тайна, мучащая его так долго, стала раскрыта. — Мне даже не верится. — Ангел-хранитель? Да что вы... — Маринетт зарделась еще больше, чувствуя себя неловко от такого сравнения. — Я ехал на могилу к маме, прогуливал школу, — перебил ее Адриан, словно оправдываясь. Глаза Маринетт расширились от удивления. — Прогуливали? А в какую школу вы ходили? Ее заинтересованность сразу же передалась Агресту, а он и не заметил, как искусно Маринетт смогла перевести тему. *** Куффен, хмурый и сосредоточенный, шел по коридору полицейского участка, стараясь не отставать от своего начальника, капитана Бертрана. В воздухе висело напряжение, а телефонные звонки и обрывки разговоров создавали какофонию, привычную для этого места. — На месте преступления нашли сумочку и наушники, — начал Куффен, перебирая в голове скудную информацию. — Похоже на похищение. — Опять? — пробурчал Джозеф. По его выцветшему взгляду было понятно, что он уже порядком устал от этих дел о пропавших девушках, которые так и оставались нераскрытыми. Это была четвёртая из этой серии, не считая первую погибшую девушку. — В этот раз у нас даже есть свидетели, — продолжил Куффен, — Но нет права расследовать дело. Без ордеров у нас связаны руки, да и спецгруппа отказывается делиться информацией. Джозеф фыркнул. Он много рассказывал своим сотрудникам, что с этим отделом у них особая любовь. Для него спецгруппа – это вечная головная боль. Они всегда работали отдельно и никогда не делились добытой информацией. Они продолжили путь, углубляясь в лабиринт кабинетов. Капитан Бертран проворчал: — Всё это время Лоран Берг ни разу не покидал здание на свалке… Куффен остановился, заставляя своего начальника сделать также и развернуться в его сторону. — Что? Ложный след? – переспросил он. — Именно, — подтвердил коп, — Похоже, нас намеренно пытаются увести в сторону. Куффен покачал головой, не понимая. — Никогда такого не было, чтобы преступник сам приходил в участок. Это же каким бесстрашным надо быть? Или... глупым? Джозеф пожал плечами. Он тоже был в недоумении. Это выглядело слишком просто, слишком очевидно. — Пока не известно наверняка, — ответил он. — Я отправил парней следить за свалкой по очереди. Нужно быть уверенными, что там ничего не происходит. И Луке ничего не оставалось, как продолжить свой путь по коридору, погруженный в мрачные размышления. *** В палате стало тихо, Адриан лежал на кровати, дожидаясь Маринетт. Ей позвонили, и она вышла из палаты, обещая скоро вернуться. Но время шло, а ее все не было. Зачем же тогда она взяла с собой сумку? Этот вопрос назойливо крутился в его голове, подпитывая его тревожные мысли. Адриан был уверен, что Маринетт достали его перепады настроения, его вспышки то радости, то пессимизма. Он и сам себя иногда не выносил, что уж говорить о ней? Наверняка, она решила, что с нее хватит, и решила по-тихому смыться. Адриан попытался прогнать эти мысли, но они лишь усиливались, подтачивая его уверенность. Но Маринетт ведь не сделает так, верно? — Может, и права, что ушла. — подумал он, с горечью глядя в потолок. — Нельзя требовать, чтобы она оставалась рядом со мной, когда я так невыносим. Его самобичевание продолжалось бы и дальше, если бы не стук в дверь. Его глаза, наполненные надеждой, тут же потемнели от злости. Злость на этого отброса, который сейчас стоял в дверях, словно побитая собака. Голос Дежардена, хриплый и виноватый, нарушил тишину: — Адриан… Я… я хотел попросить прощения. Я не хотел… так получилось. Адриан холодно посмотрел на него, в глазах не было ни капли сочувствия. — Если бы на моем месте была она, — процедил он сквозь зубы, — ты бы уже был мертв! Уходи. В словах Адриана звучала такая ненависть и угроза, что мужчина невольно отступил на шаг. — Я понимаю, что вы злы. Но я правда не… — Уходи, — повторил Адриан, повышая голос. — Надеюсь, больше не увидимся. Никогда. Дежарден замялся, словно собираясь с духом, а затем, не в силах сдержаться, выпалил: — Что вас связывает с Дюпен-Чен? Лицо Адриана исказилось от гнева. Как он смеет спрашивать его об этом? — Ты не в том положении, чтобы спрашивать. — отрезал он, его голос был полон презрения. — Ты напал на нее! Ты чуть не убил ее! Адриан, несмотря на боль, смог привстать с кровати, опуская ноги на холодный пол. — Если бы не ваше отношение к Дюпен-Чен, вы бы не пострадали, уверяю вас! Адриан не выдержал и крикнул. — Убирайся! — закричал, — Проваливай, пока я не позвал охрану! Дежарден поспешно ретировался из палаты, оставив Адриана одного, кипящего от злости и беспокойства за Маринетт. Ему хотелось немедленно увидеть ее, убедиться, что с ней все в порядке. Где она сейчас? *** В больничном коридоре царила давящая тишина, нарушаемая лишь тихим шорохом шагов и приглушенными голосами. Маринетт спешила к палате Адриана, руки ее были заняты пакетами, которые так любезно передала ей Алья. От них так и веяло свежей выпечкой и любовью. Маринетт ухмыльнулась, мысленно представляя детскую радость Адриана, когда тот увидит рулет в виде кота. А этот милейший букет васильков? Дюпен-Чен бережно переложила его в другую руку, попутно вдыхая цветочный аромат. Когда-то Агрест упомянул, что с недавних пор васильки стали его любимыми цветами. Что ж, она подумала, что такая красота точно пойдет ему на пользу. Внезапно она увидела его. Из палаты Адриана выходил мужчина. Его взгляд был виноватым, а движения – неуверенными. Маринетт сразу поняла, кто это. Тот, кто отдал приказ напасть. Тот, кто виновен в страданиях Адриана. — Дюпен-Чен, — произнес он, слегка запинаясь, — Я... Прошу, примите мои извинения за нечестный поступок моего человека, — начал Дежарден, — Он действовал самостоятельно, я приказа не давал. Маринетт молчала, не выражая никаких эмоций. — Очень надеюсь на понимание, — продолжал он, — Наши разногласия остались в прошлом, мы проиграли. Я признаю свое поражение. Маринетт сжала васильки в руках, чувствуя, как костяшки ее пальцев белеют, а один из листков с хрустом отламывается и падает на пол. Она не могла простить его. Не сейчас, когда Адриан страдает из-за него. — Понимание? — усмехнулась она, и в ее голосе зазвучал лед. — Вы просите у меня понимания? Когда Адриан лежит в палате из-за вас и наших "разногласий"? Она сделала шаг к нему, и ее улыбка стала ещё шире, не суля ни капли веселья. — Вы признаете поражение? А что это меняет? Это вернет ему здоровье? Это заставит его забыть о том, что произошло? В ее голосе зазвучала ярость, которую она с трудом сдерживала только ради бедных цветков. Маринетт обязана была донести этот несчастный букет до Агреста. — Ваши извинения ничего не значат, — продолжала она, — Адриан чуть не погиб, заслонив меня собой. Если бы с ним что-нибудь случилось… Маринетт запнулась, не в силах произнести эти слова. — Если бы с ним что-нибудь случилось, — повторила она, понизив голос, — Я бы не смогла такое забыть. Никогда. Мужчина побледнел и отвел взгляд. Маринетт презрительно посмотрела на него и, не сказав больше ни слова, прошла мимо него, задевая своим плечом. Ей было необходимо успокоиться, но сейчас в ее сердце было лишь место для злости и боли. Не рассчитав силы, она чуть не сорвала дверь палаты с петель, вызвав тем самым реакцию у Адриана. При виде его напуганного и недоуменного взгляда, Маринетт резко остепенилась и выдохнула. — Простите, что так долго, — сказала Маринетт, подходя к нему, — Я видела, как этот черт выходил из вашей палаты. С вами всё хорошо? Агрест смог только беспомощно кивнуть, наблюдая, как та облегчённо выдыхает и отходит, чтобы поставить пакеты на тумбочку и наклониться за вазой для букета. Комната наполнилась легким ароматом васильков. — Я подумала, что вам нужно что-нибудь красивое, чтобы поднять настроение — сказала Маринетт, разбирая пакеты. Адриан смотрел на нее, не в силах произнести ни слова. Он чувствовал себя полным идиотом за то, что надумал себе всякого. — Что-то всё-таки случилось между вами? — спросила Маринетт, заметив его пристальный взгляд. Адриан покачал головой, чувствуя, как щипает глаза. Он настолько тронут, что был способен разреветься прям в ту же секунду, как Маринетт вошла в его палату. — Ты не ушла домой? — прошептал он. — Да за кого вы меня принимаете? Я же обещала, что останусь с вами. — произнесла она, как что-то кристальное и очевидное, не сдерживаясь в подколе. — В отличие от вас я всегда держу свое слово! И Маринетт, распаковывая еду, засмеялась искренне и задорно. И этот момент Адриан хотел бы запечатлеть навечно, чтобы только ее смех, как звон колокольчиков звучал в голове, и никакие грядущие проблемы не сводили его с ума. Он считает, что не заслуживает ее, но был благодарен за каждый миг, проведенный с ней. И он сделает все, чтобы быть достойным ее любви.